Андрей
25 июля 2021 г. в 05:44
Андрей едет в клуб, понимая, что он банально сбежал от Харона и разговора с ним. Почему так невыносимо трудно признаться любимому человеку в своих эмоциях и истинном отношении к каким-то вещам? Почему люди так любят всё усложнять? Как бы он хотел, чтобы его самолюбие не давила надуманная гордость, и он мог бы объяснить Харону, что чувствует.
«Да, меня взволновало увиденное, взволновало и возбудило. Не могу понять почему. Но вместе с тем, мне кажется, что это своего рода унижение. Поэтому мне трудно совместить две своих реакции — возбуждение и неприемлемость унижения. Мне очень стыдно за свою реакцию, и я не знаю, что мне теперь с этим делать».
Казалось бы, так легко говорить правду. Скажи правду, и половины проблем нет. Скажи правду, и всё становится на свои места. Скажи правду, и нет недомолвок и недопониманий. Правду говорить легко, но так трудно решиться на это.
Андрей вздыхает. Хотел бы он расплакаться от бессилия, но мужчины не плачут, тем более по таким надуманным глупостям.
Андрей уверен, что Харон не отвернулся бы от него, уверен полностью и бесповоротно. Но как ему самому быть со своими эмоциями по этому поводу.
Представить до отвращения легко, чем это может закончиться. Чего стоит его реакция на предложение Харона о наказании. Стоило Андрею представить, как Харон действительно стягивает с него штаны и перегибает через стол, а затем опускает на его голую задницу с размаха ладонь — видение настолько отчётливое, что Андрей слышит звонкий шлепок — как возбуждение вперемешку с возмущением окатывает внутренности кипятком.
«Нет! Не сметь! Я не позволю!»
И следом ответная реакция кулаком в лицо. Рефлекторно, не отдавая отчёта в собственных действиях.
Единственный человек в его жизни, кто мог воздействовать на него физически, и то до определённого времени — это отец. Отец наказывал жёстко, без разговоров, по делу, но не знал меры и часто вредил сыну больше, чем собирался изначально. И пока Андрей был маленьким, он каждый раз думал только об одном, что как только сможет, он даст отцу отпор, не позволит больше самоутверждаться за свой счёт.
Он смог сделать это раньше, чем отец предполагал, не зря он столько сил отдал спорту. Одна из причин, почему он выбрал именно бокс — не позволять унижать себя в физическом плане. Андрей имел успех, его ставили в пример, он с таким самозабвением проводил всё свободное время на ринге, что его трудно было не заметить. Несколько выигранных соревнований, и вот он уже гордость клуба, впереди маячили заманчивые перспективы.
Надо было видеть глаза отца, когда Андрей в шестнадцать лет, приняв боевую стойку с отчаянной решимостью во взгляде, чётко чеканя фразы, прошипел ему в лицо: «Только попробуй меня тронуть, я отвечу. Уверен, что справишься со мной?»
Больше отец не поднимал на сына руку, воздействуя в дальнейшем морально, давя собственным авторитетом.
Чем старше становился Андрей, тем большее удовольствие получал от проведённых боёв. Молчаливо — оценивающие взгляды противников перед самим боем, когда ты смотришь на своего соперника и процентов на семьдесят знаешь, кто кого нагнёт в этом поединке. Где-то глубоко внутри натягивается дрожащая струна зарождающегося предчувствия удовольствия. А ты смотришь в эти глаза напротив, и это почти секс, схватка двух волков, и пусть ты знаешь, что схватка не смертельна, но когда ты уже в процессе, разумность отключается и вы бьётесь, зная, что выживет только один. На первом месте только первобытные инстинкты… и запах крови дурманит сильнее всех наркотиков вместе взятых, застилает разум, требуя большего.
В момент победы ты, глядя на поверженного соперника, чувствуешь такой выброс адреналина, что это почти оргазм — зверь внутри тебя рычит и просит ещё, пока не начался откат. Сколько раз Андрей, сойдя с арены, хватал первую попавшуюся девчонку из фанаток, что сами прыгали с удовольствием на шею, не прося большего, сами под кайфом от бурлящих эмоций, и тащил свою паучью жертву в угол потемнее. Секс в эйфории адреналина всегда был чем-то за гранью понимания — за гранью боли и удовольствия.
Может, поэтому его так впечатлил просмотренный ролик — боль и удовольствие там тоже были перемешаны. Не укладывалось в понимание только одно — добровольное подчинение одного из партнёров, который ставил себя в такое зависимое и уязвимое положение.
Андрей упрямо встряхивает тяжёлой от навязчивых мыслей головой. Так хочется сбросить это напряжение, хочется, чтобы не было недомолвок и сомнений. Наверняка, когда-нибудь, всё встанет на свои места, просто для него это слишком новая жизнь, поэтому каждая мелочь выбивает из колеи.
Решение уйти из спорта пришло после одной из тяжёлых травм, полученной во время очередного боя. Усилились головные боли, которые и до этого время от времени мучали его, врачи посоветовали воздержаться от усиленных нагрузок и поберечь голову. Головные боли начались у него в подростковом возрасте, когда отец не рассчитав силу, слишком увлёкся воспитательным процессом. Андрей тогда пролежал месяц в больнице, врачи сделали, всё, что смогли. Андрей сам относился к временным недомоганиям снисходительно, списывая на то, что голова болит у всех. Но после травмы всё же решил прислушаться к советам медиков. Да и ДТП здоровья не добавило, хотя и отделался тогда Андрей, считай что, лёгким испугом.
А теперь… Снова так остро потянуло на ринг, пусть не в профессиональный спорт, но захотелось окунуться в знакомую атмосферу, вернуть себе хоть какую-то часть прежней размеренной жизни. Нет, Андрей ни на миг не жалеет, что так круто изменил свой путь. Для него Харон — самое большое счастье, которое только можно вообразить. Но путь с ним пока ещё полон неожиданностей и не всегда приятных сюрпризов.
В клубе как всегда многолюдно, у людей, объединённых общей идей, основанной на силе, именно клуб становится центром их жизни: тренировки, впечатления одни на всех, общение — это одна большая семья, где все повязаны порой крепче семейных связей. Даже после длительного перерыва Андрей чувствует знакомую атмосферу, откидывающую его в прошлое, которое он будто и не покидал.
— Какие люди, — к нему уже спешит Беркут, широко разведя руки в стороны. — Сам пришел, смотри-ка. Это стоит отметить.
Андрей пожимает протянутые руки пацанов, с которыми тренировался не один год, отмечает боковым зрением новые лица и останавливает взгляд на знакомой белобрысой макушке, чей обладатель увлечённо наблюдает за участниками спарринга на ринге.
— Ну как — пытливо прищурившись, спрашивает Беркут, — подумал насчёт предложения?
— Не думаю, что это хорошая идея, — дёрнув плечом, качает головой Андрей. — Свалюсь у тебя посреди боя в припадке, это твоему шоу рейтинга не добавит.
— Не починили тебя? — кривится Беркут. — Жаль, у меня на тебя были планы. Настаивать не буду. Может, хотя бы на разогрев на начало? Публика любит посмотреть на красивую технику перед тем, как начнётся мясо.
— Тут можно подумать, — задумывается Андрей. — Только я сейчас совсем не в форме. Да и посоветоваться надо.
— Посоветоваться? — Беркут лениво оглядывает зал. — Ты вроде большой мальчик, чтобы советы слушать. Да и я слышал, что твоя Жанна пересела на другой корабль. Видел её с Витьком.
— Совет им да любовь, — отмахивается Андрей. — Давно надо было. За Витька рад, он на неё давно слюни пускал. Слушай, а кто это там у ринга? Не Кислый?
— Он самый, — кивает Беркут. — Сегодня прилетел, сразу к нам. Вот она — настоящая преданность клубу.
— Ты меня на это не подловишь, — смеётся Андрей. — Пойду поздороваюсь, как-никак друг детства.
Кирилл Кислицын и Андрей Зорин все школьные годы были друзьями, про которых говорят — «не разлей вода». Если где-то говорили про одного, тут же вспоминали про другого. Жили в одном дворе, и хотя их дружба, как часто бывает, началась с драки, стояли друг за друга насмерть. Что они тогда в далёком-далёком детстве не поделили, никто и не помнит, зато оба знают, что они не поделили в одиннадцатом классе, когда в их, казалось бы крепкой дружбе, которая навсегда, наметилась разрушающая монолит трещина.
Андрей не сразу заметил, как Кирилл намеренно стал отдаляться, всё чаще оказывался занят или спешил по своим, непонятно откуда появившимся, делам. Зато когда понял, что именно случилось, было уже слишком поздно. Они окончили школу, и Кирилл со своими родителями уехали в Штаты, где тот поступил в один из престижных там университетов. Причина разлада была проста и банальна, и у причины было имя. Её звали Жанна.
Если бы Андрей тогда знал, что его лучшему другу понравилась девушка, которая обратила внимание не на него, то ни за что не стал бы с ней встречаться. Он никогда не пылал к Жанне особой любовью, скорее, ему льстило такое внимание той, которую хотели многие, а досталась она ему. Но почему-то Кирилл, всегда откровенный и прямолинейный, скрыл от друга своё увлечение первой красавицей класса. Андрей узнал об этом от Наташки, когда уже нельзя было что-то исправить.
— Привет, Кислый, — Андрей хлопает по плечу бывшего друга и улыбается. — Как оно?
Кирилл поворачивает голову и тоже улыбается:
— Привет. Не думал тебя тут увидеть. Наташка говорила, что ты сошёл с дистанции.
— Сошёл, — кивает Андрей, — но ты сам знаешь, что есть вещи, отношение к которым не меняется.
Кирилл согласно наклоняет голову, смотрит перед собой, хмурит брови, явно над чем-то раздумывая.
— Давно хотел спросить у тебя, — начинает Андрей, — меня мучает этот вопрос.
— Спроси, — не поворачиваясь, Кирилл наклоняет голову вбок.
— Почему ты тогда не сказал мне, что влюблён в Жанку?
— А зачем? — дёргает плечом Кислицын. — Что бы это изменило?
— Это изменило бы всё, — стараясь говорить спокойно, отвечает Андрей. — Я не стал бы с ней встречаться, если бы ты сказал.
— Я говорил… мы как-то обсуждали девчонок, и я сказал, что она мне нравится.
— Да какое, — начинает горячиться Андрей. — Я помню этот разговор. Это было даже не в одиннадцатом, а в десятом. И в этом обсуждении ты сказал, что вдул бы ей. Так мы на Жанке тогда и не остановились. Там каждая первая на тему вдул-не вдул рассматривалась.
— Мне казалось, я конкретно тогда выразился, — сухо отвечает Кирилл.
— Ну хочешь вмажь мне за то, что я слабо понимаю такие очевидные намёки. По любому ведь, гештальт не закрыт. Ну хочешь, ответишь мне по всем правилам за то, что я херовым другом оказался. Прямо сейчас, вон там, — Андрей кивает в сторону ринга.
Кирилл молчит некоторое время, жуя нижнюю губу:
— Да нет, не хочу, — наконец отвечает он и снова поворачивается к Андрею. — У тебя перерыв большой, а я тренировки не прекращал, так что силы неравные.
— Не переживай, — хмыкает Андрей. — Ещё неизвестно кто кого. Даже если ляжешь, всё равно нарыв вскроется, а если я, то удовлетворишь свою жажду мести.
— На слабо берёшь? — усмехается Кирилл. — Андрей, да перегорело давно, нет никакой жажды мести. Я сам виноватым себя чувствовал, если честно. Как тёлка себя повёл тогда. Ничего не пояснил, сам быканул, на тебя списал. Много раз хотел с тобой связаться — не знал, с чего начать. Скучал по тебе, дураку.
— И я скучал, — Андрей широко улыбается, чувствуя, как многотонный камень сваливается с души. — По башке себе настучать хотелось, что не отследил, когда ты ушиваться стал.
— Не мог смотреть на ваше счастье, — кривится Кирилл.
— Да какое там счастье, ты же видел, у меня к ней ничего не было. Так, самолюбие тешил. Тем более, что разбежались с ней не так давно.
— Я слышал, — кивает Кирилл. — Да и у меня с ней вряд ли что вышло бы. Разные приоритеты. Ты сам очень долго продержался, и я был уверен, что дожмёт она тебя насчёт свадьбы.
— Ты бы тогда вообще никогда со мной не заговорил бы?
— Вообще никогда, — соглашается Кирилл и вдруг громко хохочет. — Ну не дебил, а?
Андрей присоединяется к смеху Кислицына — как будто и не было этих лет молчания.
— Ну я тебе об этом всегда говорил. Дебил, да ещё какой. Да и я не лучше.
— Два дебила — это сила, — резюмирует Кирилл. И они снова смеются.
— Ты надолго вообще?
— Пока не знаю. Будем поглядеть. Ты сам как?
— У меня много что поменялось, — уходит от прямого ответа Андрей. — И это очень долгий разговор. Не сейчас. Если честно, вообще не уверен, что возможно понять то, что сейчас у меня происходит. Да и нужно ли?
— Глобальный пиздец? — Кирилл испытующе смотрит на Андрея. — Смотри, если что, я рядом. Если вдруг надо будет поговорить.
— Я учту, — улыбается Андрей. — Только вот может случиться так, что ты опять расхочешь со мной общаться.
— Только если ты опять уведёшь у меня бабу.
— Насчёт этого ты точно можешь быть спокоен, — хмыкает Андрей, на секунду представляя, как вытянулось бы лицо Кирилла, узнай тот правду о нём. — Ладно, мне домой надо. На связи, да?
— На связи, — Кирилл протягивает руку, крепко сжимая ладонь Андрея в своей.
Домой Андрей едет, ощущая довольное умиротворение на душе, понимая, что пусть их проблемы с Хароном никуда не исчезли, но все проблемы в итоге решаемы, если пытаться понять друг друга, если есть то, ради чего стоит продолжать.