Стану твоим дыханием-3: У твоих ног

— Пиздец, пиздец, пиздец, — монотонно повторяет Андрей, не в силах подняться с пола прихожей, откидывая голову назад и ударяясь о стену затылком. Прошло уже полчаса, как Харон выскочил за дверь, оставив его в полной дезориентации собственных мыслей. Стоило выбежать следом, догнать, остановить… выплюнув в лицо своё право уйти на все четыре стороны сразу. Но нет, ошарашенный резкой сменой декораций, Андрей неожиданно для себя не то, что не побежал следом, но даже попытки не сделал вернуть Харона обратно. Сил внезапно не осталось даже на то, чтобы просто стоять на ногах. Поэтому Андрей вот уже полчаса сидит возле самой двери и монотонно повторяет одно и то же слово: — Пиздец, пиздец, пиздец. Как же так вышло, что долгожданная эйфория сменилась яростью отторжения? Как же так вышло, что всё опять покатилось по уже проезженному пути? Почему то, на что они натыкались уже не в первый раз, снова треснуло по тому же месту? Андрея снова и снова накрывает чувством обиды, когда вспоминаются слова Харона, идущие вразрез с теми чувствами, которые он всегда показывал. Нормального объяснения, почему Харон повёл себя так, Андрей найти не может. Да, Андрей помнит, что Харон упоминал, что может говорить какие-то слова, которые, по сути, ничего не значат, а сказаны они в процессе просто под воздействием эндорфинов. Но в данном случае слова, приправленные действием, оказали тот эффект, который оказали. Андрей снова оказался не готовым к тому унижению, которое испытал. А испытал он гамму непередаваемых эмоций, потому что буквально почувствовал себя тем, кем его назвал любимый человек. И от того, что это был человек любимый, обида была на порядок острее. В том, что Харон любит его, Андрей не сомневается ни на минуту. Но кого именно в Андрее хочет любить Харон? Ответы, которые приходят в голову, облегчения не приносят. Равноправием тут и не пахнет, а Андрея просто корёжит от мысли, что Харон при всей своей любви к нему, хочет вот такого беспрекословного принятия любой своей прихоти в сексе, когда Андрей и без того чувствует себя всё ещё уязвимым и зависимым. «А, может, именно к этому всё и идет?» Андрей смотрит вперёд остановившимся взглядом, формируя в голове пришедшую на ум мысль. Вполне может быть, что постепенно показывая ему все грани своих наклонностей, Харон приучает его вот к такому сексу, где собственные желания и потребности ничего не значат. А так как Андрей в такого рода взаимодействиях по степени опыта практически на нулевой ступени, то задать ему нужное направление проще простого. «Сначала стыдно, а потом понравится?» Андрей снова бьётся затылком о стену с такой силой, что в голове отдаётся тупой болью, а уши закладывает. Как известно, человек может привыкнуть ко всему. Если принять за данность такие выверты от Харона, то с течением времени это станет казаться нормой. «И кем ты тогда станешь?» Андрей морщится, с трудом встаёт с пола, идёт на кухню налить стакан воды. Бросает в рот пару таблеток от головной боли. Меряет шагами квартиру, ходит по кругу, не в силах остановиться и расслабиться. Беда в том, что он, что тогда — в самом начале, что сейчас — уже в отношениях, ничего не понимает. Что это за отношения, и как в них жить. И неважно, что Харон ему многое объяснил, многое показал. Андрей по-прежнему чувствует себя щенком, выброшенным в воду. Что, если Харону нужно, чтобы Андрей стал для него тем, как тот назвал его. Именно назвал, а не сравнил, что было бы хоть в какой-то степени сглаживающим обстоятельством. Когда человеку говорят «ты как дурак» и «ты дурак» — в этих фразах совершенно противоположный смысл. Если первая фраза предполагает нормальность, но в каких-то обстоятельствах человек отклоняется от нормы, то во втором случае нормой и не пахнет, так как это уже констатация установленного кем-то факта. То, что произошло между ними сегодня, это для Андрея и была та самая констатация. Он прочувствовал все смыслы, вложенные в слово «сука». Можно ли это было списать на то, что Харон в состоянии крайнего возбуждения отпустил тормоза и неосознанно, под адреналином, говорил то, что подхлёстывалось его возбуждением? При определённом размышлении Андрей готов с этим согласиться. Но разум отказывается принимать даже не слова, а последующее за этим действие. Когда Харон, закончив и придя к финишу первым, вдруг заявил, что ему-то, Андрею, заканчивать и вовсе не требуется. Потому что, видимо, его роль тут в другом… в чём? Быть только инструментом чужого удовлетворения? И всё то ожидание, в котором он томился несколько дней, оказалось огромным мыльным пузырём, который лопнул, оставив боль и разочарование. Головная боль всё не проходит, и Андрей, машинально проглотив ещё пару таблеток, устало опускается в кресло перед монитором. Щёлкает мышкой, бездумно глядя на экран. Хмурится и вбивает в поисковую строку размытый запрос о доминировании в сексе. Первая же ссылка приводит его на сайт, где в дневнике одного автора он читает такое, что приводит его в состояние близкое к отвращению, стоит ему подумать, что их отношения с Хароном плавно идут именно к этому. Автор очень уверенно размышляет о том, что настоящие неигровые отношения Д/с должны существовать в режиме лайфстайл, то есть проявляться не только в сексе, но и вне его. То есть, принимающий партнёр — в случае автора это партнёрша, что смысла особо и не меняет — должен в буквальном смысле отдать свою жизнь и контроль над ней в руки своего Доминанта. И любые унижения принимать с радостью и благодарностью, ни на минуту не сомневаясь, что так и надо. Андрей читает эти откровения и так и видит себя, чуть ли не на коленях несущего тапки в зубах для Харона. И плевать на то, что никаких тапок у Харона нет… это всё нюансы. Но сейчас это кажется таким реальным, что зубы сводит от вновь нахлынувшей обиды. «Какого хрена?» — хочется вдарить в ни в чём неповинный монитор и расхуярить его к чертям, разбить руки в кровь, чтобы боль физическая заглушила душевную. Как жить дальше с мыслью, что человек, которого ты любишь до такой степени, что в груди давит, когда ты думаешь о нём… что этот человек видит в тебе… суку… очень любимую, но суку… которая по щелчку пальцев должна с готовностью подставлять зад и обслуживать своего… кого? Хозяина? Стоит ли дальше продолжать отношения, которые топчут твоё человеческое достоинство, прикрывая это любовью? И почему вся правда выходит именно сейчас, когда Андрей увяз в чувствах по самые уши? Он снова перечитывает статью, осознавая, что человек, написавший подобное, живёт именно такой жизнью и отношения видит только так, что такому человеку нужен партнёр, которому такое отношение в кайф. Андрей закрывает вкладку, щёлкает на другие результаты поиска… тематические сайты, форумы… И то ли это стечение обстоятельств, то ли взгляд цепляется сейчас только за негативную информацию, но Андрей раз за разом находит подтверждение, что если ты ввязался в чувства с доминантом, то это приговор. Он читает на форумах самоуверенные высказывания тех самых доминантов, что они цари и боги, которым их сабы должны пятки целовать и благодарить за каждый пинок… высказывания тех самых сабов, которые, захлебываясь восторгом, вещают, как им повезло лизать те самые пятки. Андрей читает, читает, пока строчки перед глазами ни сливаются в одну. Боль уже не просто давит изнутри, она грозит взорваться в голове ядерным апокалипсисом. Андрей сжимает виски ладонями… будь он девчонкой, расплакался бы от бессилия. Что было бы, если бы он не психанул, и принял бы правила игры. Они бы так и закончили на этом? Что было бы дальше? Андрей даже представлять дальше не хочет, настолько это вызывает неприятие. Теперь, надо признаться самому себе, Андрей понимает, что для него все откровения Харона, все разговоры о его особенностях казались игрой. Новой, интересной, захватывающей игрой. Это как в фильмах, когда героям предлагают поиграть, и те с радостью начинают проходить этапы и решать разные головоломки, но потом выясняется, что в случае ошибки умирать придётся по-настоящему. Так и тут… выяснилось, что никакая это не игра, а вот такая стрёмная реальность выходит. Андрей тонет в своих мыслях, уже не обращая внимания на головную боль и давящую тяжесть в носу, пока крупная капля крови не разбивается о поверхность стола, размазываясь по нему некрасивой кляксой. Он непонимающе смотрит вниз… к первой добавляется вторая… третья… и только тут включается понимание… — Да блядь, — он запрокидывает голову, хватаясь за нос, спотыкаясь идёт в ванную, мочит полотенце холодной водой и прижимает к переносице. — Этого ещё не хватало. Звук надрывающегося телефона зовёт его вернуться обратно — на экране весёлая морда Соболева. Андрей хмурится, но принимает вызов. — Привет, — в голосе Макса слышится беспокойство. — Ты в порядке? — В смысле? — говорить с прижатой к носу тряпкой неудобно, и вопрос Соболева тоже непонятен. — Ты где вообще? — снова спрашивает Макс. — Дома. — Ну слава богу, а то нам показалось… — тут Соболев замолкает на пару секунд, и снова спрашивает. — А этот… Чернов тоже с тобой дома? — Что? — ситуация становится ещё более странной, тем более Андрей понимает, что Макс так просто звонить не будет. — Нет, его нет дома. — Ты ничего не знаешь? — Да что, блядь, происходит? Ты можешь нормально сказать? — Новости посмотри по сводкам в интернете, — быстро говорит Макс и отключается. Внутри начинает шевелиться беспокойство, оформляясь в ощущение, что произошло что-то ужасное и непоправимое, но мозг ещё пытается включить защиту, потому что ничего плохого с хорошими людьми не происходит… и несчастье — это всегда с кем-то другим, а не с нами… и смерти нет, это всё выдумки… Городские новости… Сводки по городу… Фото, видео, комментарии, очевидцы… «Он летел как сумасшедший…» «Да там вариантов не было, скорость большая, на встречку друг другу вылетели…» «Развелось камикадзе на дорогах, что творится…» «Он через лобовое вылетел, значит, не пристегнут был…» «Один-то испугом отделался, а второй не жилец…» «Да тут после ремонта, как водится, недоделки остались, он, как вылетел, так и на арматуру, насквозь пропоролся». «Скорая забрала, а что толку, в морг, наверное, сразу…» «Вот оно, лихачество, до чего доводит…» И перевёрнутый икс Харона рядом, такой ни с каким другим не перепутаешь — приметные номера. Поэтому, видно, Макс и узнал сразу тачку — держит руку на пульсе всего города, все первые новости через него проходят. Андрея окатывает ознобом при мысли, что Харон… нет-нет-нет… «Не сметь думать!» Андрей давит внутри себя надвигающуюся панику, чуть ли не бежит к двери, путаясь в рукавах, надевает куртку, кроссовки и выскакивает за дверь. Пока несётся вниз, выскакивает на улицу и прыгает в машину… мыслей нет. Но вдавливая кнопку старта, вдруг понимает, что куда ехать, он не знает. Больниц в городе много, если обзванивать, то никто ему такую информацию не даст. Набирает номер: — Макс, куда его увезли? — Этого я не знаю, быстро всё произошло, скорая, видно, рядом была, сразу приехала. — Что ещё знаешь? Он жив? — Очевидцы говорят, что всё плохо. Андрей обрубает связь, пальцы мелко дрожат. «Соберись, блядь, не время!» Набирает номер: — Лариса, это срочно. Помоги мне. Харон попал в аварию, я не знаю, где он и что с ним. Пиши адрес, где всё произошло… увезли на скорой. Найди его. Чернов Харитон. Если по фамилии ничего, то вряд ли много кого привезли с того адреса по аварии. — Жди. Лариса Олеговна всегда умела понять серьёзность ситуации и, не задавая лишних вопросов, сделать всё, что от неё зависело. А работая столько лет в сфере медицины, преподавая студентам, ведя практику в хирургии, она имела довольно обширные связи в городе и могла добыть информацию, недоступную простому смертному. Двадцать минут ожидания растягиваются для Андрея девятью кругами ада. «Как ты мог думать только о себе. Тебе было плохо? А о нём ты подумал? Его ты спросил, каково ему? В каком состоянии ты его отпустил? Как ты мог допустить, чтобы он сел за руль. И ты знаешь, что он не пристёгивается, сын самурая, блядь. Как ты жить будешь, если с ним…» — Да, Лариса. Узнала? — Вторая городская. Поезжай туда, я тоже подъеду, а то ты ничего там не добьёшься, ты не родственник, тебе ничего не скажут. — Тебе сказали, как он? — Никой информации пока нет. Всё выясним на месте. Успокойся и осторожнее на дороге. Слышишь? Андрей бросает телефон рядом и трогается с места, вжимая до упора педаль газа. Единственная мысль подгоняет его вперёд: «Ты только живи, только живи, пожалуйста».