they.

— Питер? Тони негромко зовёт, но тот, ожидаемо, не отвечает. Тогда он, несмело постучав, приоткрывает дверь свободной рукой. Оглядывает уже привычную (к его огромному сожалению) картину. Вздыхает раздражённо. На столе за последние несколько суток выросли книжные горы, и рядом же горы немытых чашек из-под кофе, и тут же что-то, что нормальной для растущего подросткового организма едой Тони бы никогда не назвал. Питер как с ума сошёл, стоило его школе объявить дату итоговых экзаменов для старшеклассников. Сам не свой. Не вылезает из комнаты, питается чёрт пойми чем, и бесконечно бормочет что-то под нос. Листы, рефераты, бумаги, варианты. Тони уже готов был зубами скрипеть и планировать лично подать жалобу, чтобы отменить к херам это издевательство над его любимым и невероятным ребёнком. Он в нём уверен. Проблема только в том, что Питер сам в себе — нет. Он вздыхает ещё раз, на этот раз громче и совсем отчаянней, прежде чем совсем чуть-чуть оттеснить в сторону стопки книжек и листов, освобождая себе место рядом на стуле. Тони приносит ещё одну кружку с кофе, правда, для себя. Аромат терпкий, тёмный, тут же заполняет пространство крохотного кабинета, добирается до Паркера. Питер смешно морщит нос в своей полудрёме, словно собирается чихнуть. Едва мотает головой, а затем приоткрывает глаза, чтобы тут же смущённо их распахнуть. Вскакивает на месте, возится особенно оживлённо. — Мистер… Тони, — уже спокойнее поправляет сам себя, поведя плечом. — Я же сказал, что я готовлюсь. — А мне показалось, что у тебя пятнадцатиминутный перерыв на сон, — фырчит Тони. — Может, выберешься из своего бумажного замка и мы пойдём спать нормально? В кровать. Под одеяло. В обнимку. Питер фырчит в ответ. — Я не могу. Нельзя. У меня осталось три дня на подготовку, потом ещё два дня на повторение, а потом у меня… — Экзамены. Я в курсе. Ты последние несколько недель только об этом. Питеру, может, только кажется, но он слышит упрёк в голосе мужчины. Он замолкает с открытым ртом на секунду, взгляд скользит по комнате потерянно, уязвлённо. — Да. Потому что это важно, — эту мантру он твердит, кажется, каждый день по расписанию, садясь за новый параграф и задание, с новой чашкой кофе и уже совсем ватной головой. — Важнее твоего состояния? — Тони чуть наклоняет голову, смотрит внимательно и как-то совсем не к месту, как ему кажется, сочувственно. Конечно, — думает Питер, — разве могли быть такие проблемы у его кумира, гения, самого умного и невероятного человека во вселенной? Конечно он говорит об этом так, будто всё невероятно просто. Питер сглатывает шумно, сопит носом, пожимает плечами рассеянно. Молчит. Тони уже сбивается со счёта своих усталых вздохов. — Я не могу спокойно сидеть и смотреть, как ты себя изматываешь, Питер. Тебе нужно отдохнуть. — Но я отдыхаю! Мне просто нужно закончить это до завтра… Сегодня. Мужчина смотрит так, словно совершенно не понимает, в чём дело. Он и не понимает, наверное. Просто видит, задерживается взглядом тяжёлым на трогательных трещинках на сухих губах, на едва заметных запавших синих кругах под глазами, на сгорбившемся и совсем сонном, потерянном Питере. Он чувствует по отношению к нему особенную, щемящую сердце нежность, любовь, желание заботиться и оберегать. К сожалению, Тони этого совсем не умеет. К сожалению, он хочет этого слишком сильно. Хочет делать для него всё. — Знаешь, я не привык, когда меня лишают драгоценного внимания, — немного обиженно тянет мужчина, пожав плечами. — Я скучаю по твоей болтовне перед сном. По тебе скучаю, Питер. Ни один экзамен не стоит твоих нервов. А с ними и моих. Ты ведь справишься. — Я не справлюсь, — выдаёт Паркер почти стыдливо, прикусив язык сразу же после. Тони удивлённо смотрит на него. Так удивлённо, что Питеру вдруг и впрямь начинает казаться, что он сказал какую-то невероятную глупость. Старк обнимает ладонями чужое лицо, чуть ближе к себе потянув, чтобы смотреть в лицо. Смотрит серьёзно, уверенно, но эмоции так и сквозят, едва удерживаемые где-то за чёрными зрачками. — Ты гений. Маленький гений. Ты справишься с чем угодно. — Вы не можете знать. — Я самый умный человек на Земле. Верь мне, — фырчит Тони, пряча улыбку. — Веришь? — Я… — Пойдём. Аккуратно приобнимает за напряженные плечи, тянет к себе поближе, сам замирает губами у шеи, вдохнув и выдохнув медленно запах. От Питера всегда приятно пахло, даже если он никогда не мог до конца разобрать, чем именно. Мылом, потом, кажется, ещё чем-то сладким и мягким. Приятно. — Но… — Никаких но. Это твоё следующее задание. Уделить мне внимания и отдохнуть. Ясно, юноша? Твои тесты никуда не убегут. — А жаль, — выдыхает Питер, удобнее отклонив голову назад. Тони смеётся, коротко и совсем тихо. Он поглаживает парня кончиками пальцев по щеке осторожно. Паркер всё ещё взгляд прячет, но чувствует, что от него ждут контакта. Смотрит в лицо, осторожно руку уложив на чужое предплечье. У Старка невероятно глубокие, почти чёрные под светом одной только одинокой лампы на столе глаза. Терпкие. Тёмные. Как остывающий кофе в его замызганной кружке. Питер восторженно смотрит в ответ. Питеру кажется, что он тонет. И кажется, он готов снова и снова. В постели места хватило бы и на четверых, о чём Тони тактично отмалчивается, а Питер и не хочет спрашивать. Уютно, главное. Одеяло где-то на плечах, под головой чужая рука. Питер ещё периодически вздрагивает, словно порываясь вскочить и вернуться к своим дурацким книгам и распечаткам. — Тише, тише, — успокаивающе твердит Старк. И Питер успокаивается. Теплая ладонь совсем нежно поглаживает между лопаток. Он прижимается щекой к чужой груди. Слушает, как бьётся сердце. Приоткрывает глаза, мутным взглядом упираясь в голубоватое, мягкое свечение реактора. — Мешает? — Нет. Красиво. В тебе всё красиво, Тони. Старк улыбается совсем влюблённо, так опьянённо, без капли алкоголя-то. Пальцами скользит в путанные волосы, гладит и массирует голову. В этой маленькой кудрявой очаровательной голове столько тревожных мыслей, столько страхов по поводу ещё мутного, неясного будущего, столько неопределённости, столько сомнений. Тони хотелось бы физически взять, забрать их все, выбросить к чертям, лишь бы его маленькому ангелу никогда и ни за что не пришлось больше об этом волноваться. — Всё будет хорошо. Веришь мне? — Всегда.