И солнце воссияет вновь

      Первое, что приходит в голову Тони, когда он входит в многоквартирный дом Паркеров — это вопиющее отсутствие безопасности. Живи здесь Питер, Гидра запросто могла бы войти и выйти, совершенно незамеченная никем.       Прекрати это, Старк, думает Тони про себя. Как только они подготовят документы, официально подтверждающие, что Питер жив, Паркеры получат все права на опеку над мальчиком. Может, они даже примут предложение о лучшем жилище или круглосуточной охране… Тони качает головой, отгоняя навязчивые мысли.       Поднимаясь по четырем лестничным пролётам (тут ещё и лифт сломан, ха!), Тони несколько раз напоминает себе, что не стоит поворачивать назад и бежать без оглядки. А это было бы до смешного просто провернуть. В этом домишке камер наблюдения отродясь не бывало. Никто не узнает, что сюда заглядывал сам Тони Старк.       И вот он стоит перед грязной квартирной дверью с простым замком, который сможет открыть любой взломщик с пятидолларовой отмычкой. Тони медлит, делает пару глубоких вдохов, собираясь с мыслями, будто он не проговаривал свои реплики на протяжении последних нескольких дней, и стучит в дверь.       Следующие несколько мгновений — самые долгие и пугающие в его жизни. У Тони как раз хватило времени подумать, что, возможно, хозяев нет дома, когда дверь со скрипом отворяется, представляя его взору высокого брюнета. Тони пристально его разглядывает, пытаясь отыскать хоть какое-то сходство с Питером, но человек, за исключением, может, глаз, совершенно на мальчика не похож.       — Чего вы хотите? — спрашивает Бен Паркер, прищурившись и глядя на своего незванного гостя.       Тони чуть кашляет, чтобы прочистить горло.       — Бен Паркер?       — Да. Что вам нужно? — повторяет он, — мы уже всё им сказали. У нас нет никакой информации или соображений об исследованиях моего брата.       — Мистер Паркер, уверяю вас, это не причина моего визита, — пытается спокойно объяснить Тони.       Бен хмыкает:       — О, значит, есть еще одна причина, по которой Тони Старк, известный сотрудник ЩИТа, стучится в мою дверь, кроме того, чтобы обвинить еще раз во лжи о работе Ричарда?       — Есть еще одна причина, мистер Паркер, так что, если вы не возражаете… Позволите мне войти, чтобы мы смогли поговорить в спокойной обстановке? — предлагает Тони. Услышав это, Бен Паркер подозрительно прищуривается.       — Это ведь не закончится очередным обыском моей квартиры, верно?       — Ни в коем случае. Я ничего не буду трогать и уйду прямо сейчас, если вы так захотите, — говорит Тони.       Бен колеблется, оглядывается на что-то или кого-то, невидимого Тони. Затем он решается и отступает назад, впуская Тони внутрь.       Оглядываясь вокруг, Тони видит, что Паркеры сделали все возможное, чтобы привнести в эту дерьмовую квартирку некое подобие домашнего уюта. По стенам развешаны дешевые, но симпатичные репродукции известных полотен, а в углах прибиты книжные полки, заставленные какой-то литературой. Окно, выходящее на пожарную лестницу — очередной доступный для недоброжелателей вход.       — Ваша жена дома? — интересуется между делом Тони, — ей тоже стоит послушать.       — Я не хочу втягивать ее в дело ЩИТа, мистер Старк. Она уже достаточно натерпелась, — отрезает Бен, не двигаясь со своего места у двери, которую он с тех пор закрыл.       — Как я уже говорил раньше, это не касается ЩИТа, скорей напротив, дело сугубо конфиденциальное, — объясняет Тони.       — Это противозаконно? Вы втягиваете меня в то, что мне придется скрывать от правительства? Потому что если это так, вам лучше уйти прямо сейчас, — заводится Бен.       — Успокойтесь, мистер Паркер. ЩИТ в курсе происходящего, хотя это их и не касается, — объясняет Тони, разглядывая расписную деревянную полочку, — однако это касается вас, и вот я здесь.       — Бен? Что происходит? — в гостиную входит женщина, чьи синяки под глазами выглядят так, будто росли в течение уже многих лет. Увидев Тони, она резко останавливается и переводит взгляд на мужа, — что здесь происходит?       — Миссис Паркер, я полагаю? — приподнимается Тони, протягивая ей руку, — Тони Старк.       — Я знаю, кто вы, мистер Старк. Я думала, они поняли, что мы не были вовлечены в работу Ричарда, — говорит Мэй, глядя на своего мужа.       — Мистер Старк утверждает, что дело не в этом, — сообщает ей Бен, наконец-то отойдя от своего места, чтобы встать рядом с супругой.       Мэй колеблется, нахмурив брови и будто задаваясь вопросом, что они, Паркеры, могут предложить Тони Старку.       — Если бы вы присели, я бы объяснил вам цель моего прихода, — говорит Тони, указывая на один из диванов.       Пока все трое усаживаются — Паркеры на диван, Тони — на соседний стул, он быстро пытается сообразить, с чего же будет лучше начать этот непростой разговор.       — Около двух месяцев назад, во время обычной проверки базы Гидры, которую ранее обнаружил ЩИТ, мы на кое-кого наткнулись… — нерешительно начинает Тони. Как можно сказать горюющей, несомненно, семье, что их племянник выжил?       — Нет, — качает головой Бен, слыша замешательство в голосе Тони, — Ричард никогда не согласился бы добровольно сотрудничать с Гидрой, — он смотрит на Мэй, которая выглядит такой же разочарованной, как и ее муж, — ни в коем случае. Я знаю своего брата. Если они и сделали что-то с ним или с его исследованиями, то не по его собственной воле.       — Мистер Паркер, — говорит Тони, — уверяю вас, никто и не утверждает, что ваш брат когда-либо работал на Гидру. Мы полагаем, что они пытались связаться с ним до авиакатастрофы, — упоминание о катастрофе заставляет обоих его собеседников вздрогнуть, — однако Ричард совершенно точно не испытывал искушения им помогать. Именно поэтому, скорее всего, и была устроена авария.       Мэй глубоко вздыхает:       — Они сказали нам, что авария, скорее всего, была подстроена, но… зачем все это было нужно, если они и так собирались его забрать?       Тони понимает, что разговор идет не так, как он надеялся. Он каким-то образом навел их на мысль, что Ричард был тем, кого они обнаружили на базе, и теперь Тони должен вернуть разговор к Питеру.       — Миссис Паркер, мистер Паркер… на базе Гидры мы обнаружили не Ричарда, — объясняет Тони, — как только они поняли, что от самого Ричарда им не получить желаемого, они решили, что лучший способ продолжить его исследования — это… избавиться от него.       Бен гневно фыркает:       — Вы пришли сюда, чтобы подтвердить теорию, о которой нам уже известно? Чтобы напомнить мне, что мой брат и его семья были жестоко убиты? Ричард, Мэри, — Бен делает глубокий вдох и закрывает глаза, прежде чем тихо прошептать, — Питер.       — Это не твоя вина, Бен. Никто не виноват, кроме них, — успокаивает его Мэй.       — Он не должен был быть там! Если бы только я… — Бен замолкает, обхватив голову руками. Мэй кладет руку на спину мужу, успокаивающе поглаживая.       — Простите, я что-то пропустил? — интересуется Тони.       Мэй бросает на Тони резкий взгляд, молча приказывая ему заткнуться, и снова переводит взгляд на мужа.       — Нет, нет, все в порядке, — говорит Бен слегка надтреснуто.       — Бен… — начинает Мэй.       — Питер… наш племянник, сын Ричарда, — объясняет Бен, — он должен был остаться с нами на время поездки родителей, — он делает паузу, сжимая руку Мэй, прежде чем продолжить, — в то время у нас было весьма туго с финансами, и Мэй только получила огромное повышение по службе, так что она не могла взять отпуск…       — Это была не твоя вина, Бенджамин, — сурово отрезает Мэй, — ты никак не мог знать, что произойдет.       Мэй очень напоминает Тони Пеппер, которая бесчисленное количество раз утешала Тони именно этим вот строгим тоном. Он решает, что ему определенно нравится эта женщина. Она явно любит своего мужа, и они вдвоем, должно быть, очень любили Питера и его родителей.       — Я сказал Мэй, что Ричард и Мэри решили взять Питера с собой в поездку, дать ему мир посмотреть, — продолжает Бен, все еще глядя в пол, — на самом деле у них не было выбора, — он издает невеселый смешок, — у меня была возможность взять крупный заказ на строительство и заработать кучу денег. Я сказал им, что мы не можем присмотреть за мальчиком, — в комнате повисает тишина, которую Тони боится нарушить, и, кажется, Мэй тоже, прежде чем Бен заканчивает, — я — причина смерти Питера.       — Не смей, — приказывает Мэй, — не смей этого говорить, Бен. Питер погиб по одной причине — из-за действий Гидры. Ты думал, он будет в безопасности со своими родителями, это же логично. Если бы ты хоть на секунду узнал, что происходит в карьере Ричарда, ты бы сразу же забрал Питера.       В комнате снова воцаряется тишина, пока эти двое утешают друг друга. Тони начинает лихорадочно соображать, как бы ему снова повернуть разговор в нужное русло. Сначала он заставил их думать, что Ричард жив, а теперь они обсуждают, кто виноват в смерти ребенка, который на деле и не умер. Пора действовать.       — Именно поэтому я здесь, собственно говоря, — говорит он, наблюдая, как обе головы резко к нему поворачиваются, будто они на какое-то время и вовсе забыли, что Тони Старк расселся в их гостиной, — человек, которого мы обнаружили на базе Гидры — Питер Паркер.       Тишина.       Тишина.       Снова тишина.       Сопение.       Тишина.       Еще немного тишины.       Тони неловко кашляет в кулак.       Неуверенно, будто боясь пробудиться ото сна, который она, должно быть, видела бесчисленное множество раз за последние четыре года, Мэй нарушает тишину:       — Питер… жив?       — Да.       Единовременно, как по команде, Бен и Мэй испускают стоны боли. Они оба плачут, отчего Тони ощущает себя еще более неловко.       — Постойте, — говорит Бен хриплым от слез голосом, — это какая-то бессмыслица. Что же он там делал? Прошло четыре года. Не могли же они пощадить его из-за возраста…       — Вот тут-то все и становится… сложнее, — произносит Тони.       — Сложнее? — восклицает Мэй, — вы заявляетесь в наш дом и утверждаете, что наш погибший четыре года назад племянник воскрес! Конечно, это сложнее!       — Мэй, — тихо окликает ее Бен, проводя рукой по волосам.       — Ваш брат, мистер Паркер, был блестящим ученым. Я уверен, что вы это знаете, — начинает Тони, хваля себя за хорошее начало, — сфера его деятельности была вам известна?       — Что-то насчет… генетики? Он всегда говорил, что это конфиденциально, — отвечает Бен.       — Да, межвидовая генетика, если быть точным, — объясняет Тони, — точнее, скрещивание ДНК одного вида с другим. Ваш брат отчего-то решил смешать человеческую ДНК с паучьей. Было бы разумнее использовать более близкий вид, но кто я такой, чтобы судить…       — Старк, — предупреждает Бен.       — Прошу прощения, — говорит Тони, — я немного отклонился от темы. Мы не знаем, для каких целей Гидре потребовались его исследования, но ваш брат явно им отказал. Потому они и захватили самолёт.       — А какое это имеет отношение к Питеру? — спрашивает Мэй.       — Работа с ДНК всегда непростая, потому как она у всех своя. Ученые Гидры не самые прошаренные ребята, но и они должны были знать, с чем имеют дело, — Тони делает паузу, — Ричард в своих ранних экспериментах использовал при скрещивании свою собственную ДНК. Таким образом, все исследования, которые похитила Гидра, были формулами и результатами, которые соответствуют ДНК Ричарда Паркера. Чтобы использовать его результаты, очевидно, что им понадобилась бы ДНК, которая бы отчасти или полностью соответствовала его собственной.       — Питера, — шепчет Мэй, в ужасе прикрывая рот рукой.       — Тогда почему они просто не забрали Ричарда? — недоумевает Бен.       — Этого мы точно не знаем. У нас есть лишь теории.       — Какие именно? — требует Бен.       — Ричард сделал бы все, что в его силах, чтобы спутать их планы. Ему был тридцать один год, так что они, возможно, хотели заполучить более молодого… испытуемого, — произносит Тони, внутренне содрогаясь на этом слове.       — Они проводили на нем эксперименты? — спрашивает Мэй, все еще прикрывая рот рукой.       Тони вздыхает.       — Когда я ехал к вам, то обещал себе, что не буду вам лгать, — говорит он в основном самому себе.       — И не надо, — заявляет Бен.       — Они соединили ДНК паука с ДНК Питера, чтобы создать мутацию, которую, как мы полагаем, они могли бы использовать как оружие, подобное Зимнему Солдату.       — И это… сработало? — задыхается Мэй, и ее глаза расширяются.       — Сработало. ДНК Питера теперь видоизменена, — произносит Тони, представляя себе муки, которые, скорее всего, испытал ребёнок в процессе.       — Что с ним случилось? Он теперь наполовину паук? — спрашивает Бен, недоумевая, как это вообще возможно.       — Когда мы проверили его клетки, чтобы попытаться идентифицировать личность, она все еще была в основном человеческой. ДНК паука просто слилась с его собственными клетками. Он все еще выглядит и говорит как человек, — утешает он их.       — Значит, у него есть ДНК человека и паука? — произносит Мэй, — и это никак на него не влияет?       — Не совсем. Мальчик чрезвычайно силен. Кроме того, все его органы чувств работают на максимуме, метаболизм безумно быстр, а ещё он и может лазить по стенам, и…       — Лазить по стенам? — восклицает Бен, вне всяких сомнений, представляя себе двухлетнего племянника, которого он помнит.       — Да, как паук. Все еще не до конца уверен, как это работает, — говорит Тони.       — У вас есть фотография? — вдруг спрашивает Мэй, — сейчас ему шесть, он должен был подрасти.       — М-м-м… — произносит Тони, уже собираясь сказать «нет», однако их полные надежды лица убеждают его найти чертову фотографию мальчика. — Джарвис, — говорит Тони в свой телефон, куда встроен искусственный интеллект, — покажи мне изображение Питера с камер наблюдения в башне.       Фотография, которую показывает Джарвис — это одно из изображений предыдущей ночи, когда Тони в своей комнате читал Питеру на ночь книгу. Мальчик одет в розовую клетчатую пижаму, ведь розовый — его новый любимый цвет.       Глядя на фотографию, оба Паркера, кажется, снова доходят до грани. Мэй вцепляется в телефон так крепко, что будь она Стивом, трубка разломилась бы пополам.       — Мой мальчик, — всхлипывает она, проводя пальцем по экрану, — он теперь намного больше, но… все ещё слишком маленький, — шепчет она, — слишком маленький для шестилетнего ребенка.       — Мы над этим работаем, — оправдывается Тони, — когда мы его обнаружили, ему было гораздо хуже.       Похоже, это не та новость, которую стоило сообщать женщине. Слезы застилают ей глаза, и она снова принимается рассматривать фотографию.       — Что они с ним сделали? — шепчет Бен, с трудом отрываясь от фотографии и глядя на Тони, — это было не только скрещивание ДНК, не так ли?       — Нет, — заявляет Тони, — буду честен, мы не знаем, как далеко они зашли, но ни о какой исследовательской этике речь тут не шла. Они хотели сделать из Питера оружие, хотели исчерпать все мыслимые границы его мутации. На всем теле Питера оставлены глубокие шрамы, особенно на запястьях, потому как они пытались найти способ заставить его производить паучью паутину, — Тони делает паузу, на случай, если зашел слишком далеко.       Видя, что он не продолжает, Мэй поощряет его говорить.       — Я не думаю, что это было бы разумно.       — Мне нужно знать, что они сотворили с моим ребенком, мистер Старк, — отрезает она, а Бен кивает.       Тони вздыхает, прежде чем продолжить.       — Его явно морили голодом и избивали за плохое поведение, или за то, что они считали плохим поведением. Это включало в себя плач, разговоры и я не знаю, что еще.       — Ему не разрешили говорить? — тихо всхлипывает Мэй, — он всегда был смышленным ребёнком и постоянно что-то бормотал…       — Это оказало ему большую услугу, на самом деле. Мы работаем с ним над разговорной речью — его лингвистические способности и близко не доходят до уровня шестилетнего ребёнка — но прогресс колоссален, — сообщает им Тони.       — А что еще они делали? — спрашивает Бен.       Тони колеблется.       — Как я уже сказал, мы не можем знать наверняка.       — Ерунда. Вы что-то от нас скрываете. Что они сделали такого, что вы не хотите, чтобы мы это знали? Что может быть хуже, чем мучить ребенка подобным образом? — восклицает Бен.       — На базе работал один человек. Он не был врачом, может, охранником, не знаю. Этот человек… использовал Питера в своих интересах, — говорит Тони как можно мягче.       — Что вы имеете в виду? — спрашивает Бен таким тоном, будто прекрасно понимает, что имеет в виду Тони.       — Там никто не относился к этому ребенку с какой-либо добротой. Они любой ценой пытались вытравить у него воспоминания о семье, если он вообще их помнил, — объясняет Тони, ища в их лицах хоть какой-то проблеск понимания, чтобы остановиться. Не увидев его, он продолжает, — этот человек знал, что о Питере некому было позаботиться, и потому он относился к нему с добротой, может быть, проявлял внешне признаки заботы, а потом… он принудил его к интимной связи.       Мэй громко всхлипывает:       — Он изнасиловал ребенка?       Бен с каменным лицом кладет руку ей на плечо.       — Насколько мы можем судить, он никогда… не проникал в него, — Тони не упоминает, что Бубба рассказал ему о своих планах касательно ребёнка, будь у него чуть больше времени, — но да, он сексуально надругался над Питером.       Холодный взгляд Бена встречается с аналогичным взглядом Тони — похоже, этот человек готов кого-то убить.       — Где сейчас этот ублюдок? — спрашивает он Тони.       — Мертв.       — Вы уверены?       — Абсолютно.       — Хорошо, — Бен прикрывает глаза и делает глубокий вдох.       — Как можно так поступать с ребёнком? — восклицает Мэй сквозь слезы, — как можно… спать по ночам, зная, что ребенок страдает?       — Они отвратительные люди, миссис Паркер, — пытается утешить ее Тони.       — Мэй, — говорит она, глядя на него снизу вверх, — пожалуйста, зовите меня Мэй.       — Мэй, — кивает он, — я Тони.       — Он в безопасности там, в вашей башне? — спрашивает Мэй.       — Он сейчас в самом безопасном месте на планете Земля.       — Хорошо, — отвечает она, и ее слезящиеся карие глаза встречаются с глазами Тони, — а он вам небезразличен, — неожиданно замечает она.       — Да, — кивает Тони, не утруждая себя отрицанием своих чувств к ребенку.       — И он вам доверяет? — спрашивает его Мэй.       — Насколько он может доверять кому-либо после того, что ему пришлось пережить.       — Это хорошо, — говорит она, оглядываясь на фотографию, которая все еще открыта перед ней, — он когда-нибудь улыбается?       — Не так уж часто. Он очень сильно пугается шумов или резких движений. Теперь он смеется чаще, и это хорошо. Нам потребовалось немало времени, чтобы заставить его даже говорить, — Тони на мгновение замолкает. Видя ободряющий взгляд Мэй, он продолжает, — у Питера на базе не было кровати. Я думаю, что он спал на потолке — это вполне для него реально. Он не любит спать в постели, так что я сделал ему маленькую кроватку в углу, почти на уровне потолка. Ему там нравится.       — А наверху безопасно?       — Я предусмотрел защитные перила. Он может входить и выходить, но не выпадет, — честно отвечает Тони, — мы недавно нашли ему психотерапевта, ее зовут Грейс… или доктор Сэндвелл… Питер её полюбил.       — Психотерапевт? — произносит Бен, — она достаточно квалифицирована, чтобы справиться с тем, через что он прошел?       — Она самый лучший человек, которого мы могли бы нанять. Работала с детьми-мутантами, которых пытали в какой-то школе. К слову, это она убедила меня встретиться с вами.       — Ну, тогда она мне нравится, — улыбается Мэй.       Тони наблюдает за ними обоими и видит боль от осознания того, что случилось с Питером, но также нечто иное. Почти облегчение, будто смерть Питера давила на их плечи тяжким грузом в течение последних четырех лет. Внезапно Тони чувствует, что приезд сюда оказался неплохой идеей.       — Есть серьёзная причина, по которой мы решили, что пришло время вам рассказать, — начинает он, игнорируя их оскорбленные взгляды в связи с тем, что им, оказывается, вообще могли не сообщать, — доктор Сэндвелл обратила мое внимание на то, что для полного выздоровления Питеру необходимо документально стать живым. Правительство все еще считает его погибшим, и нам нужно это исправить.       — А какое это имеет отношение к нам? — спрашивает Бен, — у нас нет его свидетельства о рождении или чего-то подобного.       — Дело не в этом, — уточняет Тони, — а в том, что, как только государственные органы узнают, что Питер жив, возникнет проблема иного рода, — он делает паузу, чтобы перевести дыхание, — в завещании Ричарда и Мэри Паркер сказано, что в случае их гибели Питер будет передан на ваше попечение.       — Да… — Бен замолкает, прекрасно зная, что именно так и говорится в завещании, — но это было до того, как его схватили и пытали в течение четырех лет.       — Бен! — восклицает Мэй, заметно отстраняясь от мужа.       — Я не говорю, что он мне не нужен! Я бы никогда не поступил так с Питером! Особенно после того, что я натворил… — прежде чем Мэй успевает что-то возразить, Бен продолжает, — ты не думаешь, что ему будет безопаснее и удобнее в знакомом месте? Мы ему чужие, Мэй.       Мэй вздыхает.       — Я знаю. Знаю, что для него будет лучше остаться в башне, — она переводит взгляд на Тони, — может, вы позволите ему остаться с вами?       Тони моргает. Не этого он ожидал от Паркеров, если честно.       — Конечно. Единственное, социальные службы могут заупрямиться.       — Вы хотите его усыновить, — резко произносит Бен.       — Я знаю, что Питер — ваша семья, мистер Паркер, и что он по закону принадлежит вам, — говорит Тони, — однако он должен жить с официальным опекуном.       — Усыновите его, — говорит Мэй. Когда Тони на пару с Беном переводят на неё взгляд, она вздыхает, — я люблю Питера. Я не видела его более четырех лет, но никогда не переставала его любить. Конечно, в идеальном мире, где его не схватили и не пытали, я бы не задумываясь его забрала. Однако мы не можем обманывать себя, думая, что он тот же самый мальчик, который покинул наш дом, смеясь вместе со своей мамой.       — Мэй, — начинает Бен, протягивая руку, чтобы обнять жену, и снова слезы наполняют ее глаза.       — Усыновите его, Тони. Позаботьтесь о нем. Я хочу попросить лишь об одном, — говорит она.       — Все, что угодно, — отвечает Тони.       — Позвольте нам присутствовать в его жизни. Пусть он знает, что у него всё еще есть любящие тетя и дядя. Пусть он научится доверять нам так же, как и вам, — просит Мэй, обнимая мужа.       — Конечно, — кивает Тони, — мне никогда и не приходило в голову выкинуть вас двоих из его жизни. Вы — единственная семья, которая у него осталась.       — Я бы не была в этом так уверена, — улыбается Мэй, бросая на Тони многозначительный взгляд, — вы любите его, и он явно это знает. Я это вижу.       Тони не отвечает. Всё куда сложнее, нежели Паркеры могут себе представить. Единственный человек, которого Питер связывает с понятием любви — это Бубба. Они все еще не уверены, как много мальчик помнит о своей матери, так что её тоже авансом можно включить в этот список. Однако едва только прибыв в башню, Питер, в своей одержимости быть послушным, молча пытался предложить сексуальные услуги тем, кто проявлял к нему малейшую доброту. Конечно, с тех пор он это прекратил, но проблема Буббы никуда, в сущности, не делась.       Всякий раз, когда они пытаются заговорить об этом с Питером, он начинает взволнованно подпрыгивать на месте. Питер утверждает, что этот человек его любит, и Тони боится, что Питер так и не поймёт, что значит само понятие истинной любви. Меньше всего в свете Тони хотел бы встать на одну доску с этим жестоким, отвратительным человеком.       Это будет нелегко, сказала ему доктор Сэндвелл, каждый день будет приносить им новую борьбу, но однажды Питер поймет, что к чему.       Каждый раз, когда Питер улыбается Тони, Тору, своему ленивцу, Тони видит еще один шаг к улучшению. Скоро Питер встретится со своими тетей и дядей, а это ещё два человека, способных показать мальчику любовь. И однажды — Тони в этом не сомневается — Питер сумеет и исцелиться.       Но пока что Тони будет сидеть здесь с Мэй и Беном, обсуждать мальчика и их приезд в башню.       У Питера есть семья, и она будет рядом с ним в течение всего его выздоровления. Однажды Гидра канет в лету, не так ли?