***
Войти в башню всё равно, что попасть прямиком в зону боевых действий. Тони не хочет наступить ненароком на мину, сказать или сделать что-нибудь неправильно. У него должен быть план, которого у него нет, и… Тони утыкается взглядом прямо в Питера. Мальчик сидит на диване рядом с Брюсом, но, несмотря на свои обостренные чувства, не подает никаких признаков того, что заметил его прибытие. Брюс держит ленивца Мэри, периодически сжимая игрушку, чтобы та пропищала (он, видимо, вставил туда новые батарейки), но Питер не обращает на это ни малейшего внимания. Слишком поздно. Непоправимый ущерб уже нанесен. Мэри умерла. — Привет, малыш, — тихо здоровается Тони, медленно подходя к дивану и опускаясь перед мальчиком на колени. Взглянув на Брюса, он осторожно протягивает руку и легонько берет Питера за локоть. Для себя Тони это делает или для ребёнка, он не уверен, однако это хоть докажет им обоим реальность друг друга. Питер глядит на их руки пустыми глазами, словно и не замечая своего опекуна. — Мы ведь позвали Грейс, верно, Питер? Она сказала, что скоро приедет, — встревает Брюс, и Тони переводит на него взгляд. Очевидно, Грейс уже дала ему пару дельных советов о том, как поддержать ребенка, прежде чем она доберется до башни. Тони быстро схватывает и делает то же самое. — Звучит здорово, приятель. С Грейс всегда весело играть, — говорит он, надеясь получить какую-то реакцию от ребенка. Брюс отрицательно качает головой. Питер не сказал ему ни слова с момента телефонного звонка, и Тони принимает это как должное. Из положительных моментов — Питер хоть успокоился и перестал плакать. — Брюс кормил тебя, малыш? Может, ты голоден? — делает слабую попытку Тони. Брюс печально качает головой. — Мы решили попробовать позже, правда, Питер? А до тех пор мы решили отдохнуть. — Ну, ничего. Мы посидим здесь в тишине и дождёмся Грейс. Как же мы можем играть и веселиться без нее? Это было бы невероятно грубо, — неловко улыбается Тони, решив просто переждать. Ждать приходится недолго, к слову. Грейс прибывает в течение последующих пятнадцати минут и тут же спроваживает Брюса и Тони на кухню, чтобы не путались под ногами. Сидя там, вдали от любопытствующих ушей Питера, если он вообще в состоянии сейчас их слушать, Тони начинает терзать Брюса расспросами. — Какого черта? — Тони, это не твоя вина, — качает головой Брюс, игнорируя вопрос Тони, — ты не мог знать, что игрушка сломается вскоре после твоего ухода. — Брюс, похоже, что меня это сейчас волнует? — Ещё как похоже, Тони. — Ладно, но это не самое главное. Что у меня на уме, так это почему он выглядел так, будто не замечал никого вокруг? — Я не по этой части доктор, Тони, ты же знаешь, — пытается объяснить Брюс, — я бы предположил диссоциацию, но не знаю, работает ли она одинаково у детей и у взрослых. После того, как ты повесил трубку, Питер был в ужасном состоянии, Тони. Он совершенно на меня не реагировал и не позволял к себе прикасаться, поэтому я держался на расстоянии, надеясь, что он успокоится. А он просто продолжал плакать, пока… не прекратил. Это было довольно неожиданно, и я отвел его в лабораторию, чтобы починить ленивца, но к тому времени Питер уже утратил к нему всякий интерес. — Дерьмо. Брюс решает ничего больше не говорить и вместо этого направляется к кофеварке, чтобы сделать Тони чашку кофе. Тони явно более суток на ногах и критически нуждается в заряде бодрости. Примерно три чашки кофе спустя Грейс наконец зовет Тони в гостиную. Брюс, приветственно ей кивнув, прощается с Тони и уходит, чтобы хорошенько вздремнуть, и Тони понимает, что Брюс выжидал так долго лишь для того, чтобы он не оставался в одиночестве. Тяжесть в его сердце немного, но облегчается. Тони делает себе мысленную пометку непременно накупить старине Брюсу ещё техники в лабораторию. — Тони, — начинает Грейс, жестом приглашая его присесть. Сама она неторопливо попивает чай, который ей заварили по приезде, а Питер, о чудо, тихонько посапывает на диване напротив. — Как вы… — изумленно начинает Тони, указывая на спящего перед ним ребенка. Насколько ему известно, Питер не смыкал глаз уже более суток, а может, и больше. И все же не прошло и тридцати минут с Грейс, как он отключился. Вот и что бы они без нее делали? — Это моя работа. Ему хотелось спать, но он не чувствовал себя в достаточной безопасности, — Грейс делает паузу, бросая на Тони пронзительный, но полный какой-то непривычной нежности взгляд, — вы даёте ему ощущение безопасности, и теперь вы вернулись. — Мы нашли записи, — говорит Тони, меняя тему разговора. Заметив, как Грейс приподнимает бровь, он продолжает, — целые часы видеофайлов об ужасах, через которые прошел Питер со… со своей матерью. Грейс задумчиво кивает. — И вы просмотрели эти записи? Вы сделали это, как опекун Питера, или как Железный Человек? — Что? — это определённо не тот вопрос, который Тони ожидал услышать. — Эти записи. Вы смотрели их как человек, желающий Питеру самого лучшего, или как гениальный супергерой, в приоритете которого информация? — Я смотрел их, потому что мне нужно было увидеть, что конкретно они с ним сделали. Я знал, что Питеру нелегко пришлось, но мне нужны были подробности, — отчего-то пытается оправдаться Тони. — Я здесь не для того, чтобы осуждать ваши решения, Тони, — качает головой Грейс, — я лишь хочу сказать, что, возможно, Питер не хотел бы, чтобы вы об этом знали, и что со временем он будет чувствовать себя достаточно уверенно, чтобы поведать вам о том, что с ним случилось. А вы отняли у него эту возможность. — Вы хотите сказать, что это я во всем виноват?! — неверяще таращится на неё Тони. Грейс раздражённо потирает глаза. — Я что, обвиняю вас в преступлениях, совершенных Гидрой? — она замолкает и смотрит на Питера, все еще погруженного в глубокий сон, — они все у него отняли. Он упустил невероятно много из того, что необходимо каждому ребенку для здорового развития психики. Вы пытаетесь восполнить ему эти четыре пропущенных года и вы хороший опекун, Тони. Я просто не уверена, что вам лично стоило смотреть эти записи. — Я в порядке, — быстро отзывается Тони, — мне-то что с этого будет? — Вы здорово привязались к этому мальчику, и записи явно причинили вам боль, — спокойно объясняет Грейс. Она протягивает руку и мягко кладет ее Тони на плечо, — всякий раз, когда вы будете делать что-то с Питером, что хотя бы немного напомнит вам о том, что произошло на тех файлах, вы будете колебаться. Вы будете пугаться, если напоминание о травме Питера застигнет вас врасплох. Это не тот тип мышления, который требуется от опекуна жертвы насилия. Нам нужно, чтобы Питер сам принимал решения. — Я сделаю всё, что в моих силах, обещаю, — Тони делает глубокий вдох и бросает взгляд на своего ребенка, на мелкие черты его лица, даже во сне застывшие в хмурой гримасе, которая не должна присутствовать на мордашке шестилетнего ребенка. — Он видел, как погибла его мать, — признается Тони. — Мы так и предполагали, — кивает Грейс. — Этот момент попал на видео, — говорит Тони, качая головой, — она испортила им какой-то… эксперимент, — выплевывает он это слово, — они вскрывали ему вены. Не знаю, зачем, может, чтобы поглядеть на процесс его ускоренной регенерации. Мэри попыталась перевязать рану какой-то тряпицей, и они решили, что ее жизнь больше не важна, — Тони открывает глаза, понимая, что в какой-то момент разговора он их закрыл. Его руки уже дрожат. Вонзив ногти в ладони, Тони переводит взгляд на Грейс, чтобы закончить, — ему было четыре, может, пять. Они застрелили Мэри у него на глазах, и Питер смотрел, как она истекает кровью, прижимая ту же самую треклятую тряпку к ее ране, — Тони глубоко вздыхает, — Грейс… они оставили его там с телом матери на три чёртовых дня. Он даже не пошевелился и всё пытался зажать рану. Грейс, впитывая это знание, закрывает глаза и глубоко вдыхает. С минуту она не произносит ни слова, собираясь с мыслями, а затем снова распахивает глаза. — Тони, Питер стал свидетелем трагического события, — начинает она. — Ни хрена себе дедукция! — Нет, — резко она его обрывает, — он получил травму, величину которой и представить трудно. Вы тоже видели это на записи, да, но вас в тот момент не было, да и вы не ребенок. Дети воспринимают всё иначе, нежели взрослые. Питер может и не помнить это событие само по себе, но оно всё ещё с ним. Однако, — продолжает Грейс, — ещё совсем недавно Питер ничего из этого не помнил. Возможно, это был первый раз, когда он диссоциировал, и он не знает, что в тот момент прошло три дня. Он подавил самое худшее воспоминание о матери, но забыть её не смог. — Он знал её имя, — говорит Тони. — Точно, — подтверждает Грейс, — Питер не забыл свою мать, он спрятал воспоминания, обработать которые его сознанию было слишком больно. Он потерял единственного человека, который присматривал за ним в этом страшном месте, так что обсудить случившееся ему было не с кем. Блокировка воспоминаний — его способ справиться со стрессом. Игрушка, которую вы ему купили, стала первой принадлежащий только ему вещью с тех пор, как он себя помнит. Первой вещью, которую он мог обнять без страха, и потому он поместил в ленивца память о единственном человеке, с которым связывал чувства комфорта и любви — о матери. Тони вздыхает. — Вы хотите сказать, что привязавшись к ленивцу… он почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы вернуть хорошие воспоминания о Мэри? — В некотором смысле, да, — кивает Грейс, — я не верю, что Питер действительно лишился воспоминаний о ней. Он просто делал вид, что их нет, потому что даже ребенку легче забыть, чем помнить травмирующие события. Возможно, хорошие воспоминания вызывали вопросы, например, где она сейчас и почему она его оставила. Тони кивает. Это слишком знакомо. — Значит, когда у ленивца сломался звуковой аппарат, он вдруг вспомнил, что она умерла? — уточняет он. Грейс кивает. — Это только предположение, Тони. Я не могу быть уверена, пока не побеседую с Питером более основательно. Сейчас он просто не в состоянии, как видите. Вот уж чего у Грейс не занимать, так это такта. В присутствии Питера она никогда не упоминает Гидру или пытки. По её терминологии Питеру «причинили боль», а годы, проведенные на базе — «время, когда ты еще не был здесь». — Это может занять некоторое время, прежде чем он заговорит с вами об этом, — замечает Тони. — У Питера на это есть столько времени, сколько ему потребуется. Он знает, что я всегда готова его выслушать, — улыбается Грейс. Тони отвечает на это легкой улыбкой. Он уже не знает, что бы делал без Грейс. Она — спасение, как для Питера, так и для него самого. Грейс с ходу хватается за самое страшное и быстро придумывает решение. Она в общении с Питером так терпелива, что даже Тони до неё как до Луны. Он и представить себе не может, каково было бы Питеру, будь Тони его единственным собеседником. Это была бы настоящая катастрофа. Понимая, что Питер в ближайшее время не проснется, Грейс откланивается, и Тони провожает ее до лифта. Однако, прежде чем уйти, она к нему поворачивается. — Вспомните, что сказал вам Чарльз Ксавье, Тони, — тепло улыбается она, — в процессе восстановления Питеру придётся несладко, но вы должны помнить, что кульминация, в нашем случае — это состояние, которое является важнейшим шагом к исцелению. Питер поправится, Тони, и вы ему в этом поможете. Прежде чем он успевает ответить, двери лифта открываются, и Грейс быстро исчезает внутри. Тони направляется обратно в гостиную, обдумывая по пути, стоит ли ему рискнуть и разбудить ребенка, чтобы перенести его в спальню, или просто разбить лагерь неподалёку, и останавливается как вкопанный при виде уставившихся на него широко раскрытых карих глаз. — Эй, приятель, — шепчет Тони, замечая в глазах Питера усталость. Вместо ответа мальчик сонно поднимает маленький кулачок и потирает им покрасневшие глаза, тихонько всхлипывая. Зрелище, что разбивает Тони сердце. — Ты хочешь остаться здесь на ночь или вернуться в комнату? — спрашивает он. И снова, вместо того чтобы дать какой-либо устный ответ, Питер тянет к нему из-под одеяла свои маленькие ручки. Ладно, значит, мы не разговариваем, думает Тони про себя. Есть с чем работать. По крайней мере, мы реагируем. Он подходит к мальчику и сажает его себе на руки, но по мере приближения к спальне Питер издает тихий протяжный стон. — Я знаю, малыш, но я не оставлю тебя здесь одного. Нам просто нужно надеть пижаму, чтобы как следует выспаться, да? — улыбается Тони. Переодевая мальчика, он замечает на полу комнаты Питера новую коробку, которой раньше там не было. Подгузники. Тони определённо придется поговорить с Брюсом о том, сколько «инцидентов» ему пришлось ликвидировать в его отсутствие. Может, за свои труды Брюс даже заслужил полноценную новую лабораторию. Джарвис, должно быть, заказал подгузники, когда стало очевидно, что Питер просто не в состоянии контролировать свой мочевой пузырь в его нынешнем настроении. После короткого спора с самим собой Тони решает надеть их на Питера на ночь, не желая рисковать любыми ночными происшествиями, которые случались в прошлом, и, скорее всего, будут иметь место быть в ближайшее время. Тони несет Питера — чистого и в свежей пижамке — в свою спальню. — Ты хочешь спать на кровати или на диване, дружок? Получив указание Питера на кровать, он подходит и осторожно кладёт туда мальчика. Затем Тони быстро переодевается и подходит к Питеру, чтобы мягко погладить его по голове. — Я знаю, что тебе сейчас грустно, малыш, но надеюсь, что однажды смогу вернуть на эту симпатичную мордашку улыбку. Тони наблюдает, как веки Питера трепещут, закрываясь, и делает шаг к дивану, смиряясь на ходу с потерей сна. Но прежде чем он успевает пошевелиться Питер тихонько стонет и хватает Тони за запястье. — Что случилось, приятель? Питер снова дергает его за руку, чуть отодвигаясь в сторону, чтобы Тони мог лечь. — Ты хочешь, чтобы я тоже спал на кровати? — недоумевает Тони. Ему дается небольшой, едва заметный кивок. Тони, не желая слишком сильно толкать Питера, забирается в постель и лежит как можно тише. После почти десяти минут молчания, в течение которых Тони уже начинает верить, что Питер заснул, мальчик, голубоватый в свете сияния реактора, поворачивает к Тони голову. — Маме больно, Ни, — бормочет Питер, и это первые слова, которые он говорит ему с момента того телефонного звонка. Больно. Это один из способов выразить терзающие мальчика эмоции. И что Тони должен на это ответить? Утешить малыша? Согласиться или отрицать правду? Неужели Питер думает, что Мэри всё ещё страдает, где бы она ни была? Прежде чем Тони успевает ответить, крошечная ручка взлетает вверх и прижимается к реактору на его груди, обхватывая устройство. — Ей… всегда будет больно? Тони поднимает руку, чтобы пригладить его кудри, и вздыхает, глядя в тень сияющих карих глаз. — Твоя мама больше не страдает, Питер. Ей не больно. Она любила тебя больше всего на свете и всё, чего она хотела, это чтобы ты был в безопасности. И никто тебя больше не обидит, малыш. Со мной ты будешь дома и невредим, — тихо и медленно произносит Тони, молясь, чтобы мальчик понял. Мягкое поглаживание по голове плавно убаюкивает Питера, и прямо перед тем, как заснуть, он сонно бормочет: — Дома с Ни… Не желая будить мальчика, Тони остается всё в той же позе, поглаживая его по голове. Больше всего на свете он желает, чтобы Питер и правда понял. Лежа там, Тони думает о Мэри Паркер. Какой она могла бы быть, если бы ее не похитили. Неужели она состарилась бы, наблюдая, как счастливо растёт её сын? Неужели каждое воскресенье она ездила бы к Бену и Мэй, чтобы похвастаться очередным достижением Питера? Она была так молода, когда её похитили… и потратила последние годы своей жизни, отчаянно заботясь о сыне, чтобы умереть настоящей героиней. «Покойся с миром, Мэри Паркер», — думает Тони про себя, обращаясь к духу женщины, которую он никогда не сможет узнать. Питер теперь в безопасности. Мэри наконец-то может отдохнуть.17. Снова дома
1 августа 2020 г. в 13:13
После ускоренного просмотра почти четырех часов записей камер Тони наконец набирается смелости покинуть комнату наблюдения. Напоследок он велит Джарвису сохранить все файлы и отправляется на поиски остальных членов своей команды.
В конце коридора его ожидают Стив и Наташа, и заметив его покрасневшие глаза, они даже милостиво перестают кричать на него за столь внезапное исчезновение. Тони рассказывает им обо всем, что случилось.
— Эти кадры помогут нам захватить оставшихся, Старк, — говорит Наташа, явно намекая, что ей не помешал бы доступ к файлам.
— ЩИТ не должен всем этим завладеть, — качает головой Тони, — там часы исследований и экспериментов, проведенных на ребёнке, и всё, что Фьюри там увидит — это очередного подопытного суперсолдата.
Наташа, поколебавшись, кивает.
— Ты должен уехать, Тони, — встревает Стив.
— Уехать? Да ни за что! Я устрою каждому из этих ублюдков персональный ад за то, что они сотворили с моим ребенком, — недобро усмехается Тони, — они видели, что происходит, и даже не попытались это предотвратить.
— Никто и не снимает с них ответственности за то, что они сделали, Старк, но твое присутствие здесь только усложнит нашу работу. Неважно, как сильно мы желаем им смерти. Ты не можешь ликвидировать их всех, — отрезает Наташа.
— Он просидел три дня у тела своей мёртвой матери, — шепчет Тони.
— Что?.. — выдыхает Стив.
— На записи. Мэри вмешалась в один из их варварских экспериментов, и они решили, что она больше не стоит хлопот. Они выстрелили ей в живот и оставили истекать кровью в камере, — объясняет Тони, делая глубокий вдох, чтобы пальцы перестали так отчаянно дрожать, — Питер был там. Он просидел три дня, прижимая к ране Мэри окровавленную тряпку, пока они, наконец, не открыли дверь, чтобы дать ребенку немного гребаной воды.
— Ублюдок, которого мы допросили, упоминал, что с тех пор Питер почти перестал разговаривать, — кивает Наташа уже менее сурово, — должно быть, это нанесло ему невероятную психологическую травму. Произошедшее сейчас с игрушкой тому подтверждение.
— Она права, Тони, — говорит Стив, оперевшись кулаком о выступ перед собой, чтобы сохранять спокойствие, — она права, и ты не поможешь Питеру здесь. Он нуждается в тебе сейчас больше, чем когда-либо. Ему нужно, чтобы ты был рядом.
— Он с Брюсом, — качает головой Тони.
— Он с Брюсом, но ему нужен его отец, — возражает Стив.
— Я не его отец. Его отец — единственная причина, по которой на долю Питера выпали все эти ужасы.
— Не вини в этом Ричарда Паркера, Тони. Он лишь работал над межвидовой генетикой и уж точно не хотел, чтобы Гидра получила доступ к его исследованиям, — сурово отвечает Стив, — да, возможно, он совершил ошибки и доверился не тем людям, но кто из нас без этого греха? — он делает паузу, явно размышляя о своих собственных провалах и давая Тони время подумать о своих.
Когда я делал заказ на тебя, то переживал, что убиваю курицу, несущую золотые яйца.
Тони вздыхает:
— Да, я понимаю.
— Я в этом не уверен, — качает головой Стив, — ты можешь сколько угодно отрицать свое отцовство, можешь обвинять Ричарда во всех смертных грехах, но ты же знаешь, что он старался изо всех сил. В конце концов, он пытался передать Питера тете и дяде, чтобы те его уберегли.
— Окей, да, я понял, во всем виноваты плохие ребята из Гидры.
— И последнее, — Стив убирает руку с выступа перед собой и тычет пальцем Тони в грудь, — возможно, ты не хочешь верить, что ты родитель Питера, что ты усыновляешь его ради защиты и прочее, но… факты на лицо. Ты — самый важный человек в жизни этого ребенка, и он в тебе сейчас нуждается как никогда. Его мать погибла, а Ричарда он не помнит, Тони.