И солнце воссияет вновь

      — И даже буда… бу-ду-чи?.. — читает Питер и спотыкается.       — Будучи, — подтверждает Тони, кивая головой. Питер всё еще испытывает трудности с произношением сложных слов и конструкций.       Питер поджимает губы, сосредоточенно нахмурив брови, и продолжает своё чтение.       — И даже… будучи маленьким… я очень сийный… мой голос важен… — он колеблется на секунду, произнося губами звуки, — плавильно?       — Хорошая работа, — бормочет Тони, похлопав мальчика по руке.       — И когда я говолю «нет», это значит «нет», — Питер читает последнее предложение и аккуратно закрывает книгу, поднимая на Тони голову.       — Отлично, приятель, — улыбается он, взъерошивая малышу волосы.       Это стало у них доброй вечерней традицией. Вместе они валяются на диване, и Питер изо всех сил пытается прочесть Тони очередную книгу. С его точки зрения, это лучшая часть дня. Доверие, которое Питер возлагает на Тони, когда ослабляет свою неизменную бдительность, зная, что никто не посмеет поднять на него руку или накричать, бесценно.       Книгу, которую они только что закончили, вручила им Грейс. По мнению Тони, это было забавно: повторять одно и то же предложение в разных формулировках снова и снова. Это казалось ему таковым ровно до того момента, как Грейс смерила Тони этим своим строгим взглядом и объяснила, что, каким бы скучным и нелепым действо сие ни было для взрослого человека, Питеру оно показывало, что, независимо от ситуации, он всегда может свободно выразить свой дискомфорт и сказать «нет».       Питер, к слову, прожил в башне уже немало месяцев и все же до сих пор испытывает с этим весомые трудности.       Пару дней назад Тони побеседовал об этом с Клинтом и выяснил, что большинство родителей душу бы продали за такого послушного ребенка, как Питер. Ребенка, который делает всё без особых вопросов и ест всё, что ему положат на тарелку, независимо от того, насколько ему блюдо по душе. Что же касается Тони и команды, они испытывают небывалое облегчение, когда Питер прямо озвучивает свой протест (опытным путем и совершенно неожиданно они выяснили, что Питер питает большое отвращение к кукурузе). Это мелочь, да. Но это демонстрирует, что Питер идет на поправку.       Так что если Тони придется днями напролет выслушивать в исполнении Питера эти элементарнейшие истины, он будет это делать до тех пор, пока Питер по-настоящему не осознает концепцию личного желания.       Однако сегодня вечером на повестке есть еще один пункт, который Тони должен обсудить с Питером, прежде чем мальчик ляжет в постель.       — Малыш, — зовёт он, проводя рукой по кудряшкам Питера.       Щурясь от сонливости, тот поднимает к нему свои карие глаза и ожидает продолжения.       — Когда тебя в последний раз навещали Мэй с Беном, они показали мне кое-что, что, я думаю, тебе действительно понравится, — объясняет Тони, доставая из кармана ту самую фотографию.       Когда он протягивает снимок Питеру, глаза мальчика сощуриваются, сосредоточившись на изображении. Питер явно сбит с толку. Он пару раз открывает и закрывает рот, по-видимому, не в состоянии ничего сказать об этом фото. Питер проводит пальцем по женщине на фотографии.       — Ты знаешь, кто это, Пит? — интересуется Тони.       — Это… — Питер замолкает, не сводя широко раскрытых, уже вовсе не сонных глаз с фотографии и продолжая водить по ней пальцами, — мама?..       — Да, малыш, — осторожно подтверждает Тони, — это твоя мама.       — Но… — начинает Питер, смущенно сдвинув брови, — но ведь мамы нет?       Тони чувствует, как у него сжимается сердце.       — Да, это так, дружок, — мягко подтверждает он, — это фото было сделано очень давно. Еще до твоего рождения, — Тони показывает на выпуклость, отчетливо виднеющуюся под футболкой Мэри, — видишь ее животик? Она была беременна тобой.       Питер сжимает губы, будто глубоко задумался.       — Длугая.       — Она выглядит по-другому? — уточняет Тони.       — Мама… — палец Питера скользит по лицу Мэри, — ей холошо, — Питер делает глубокий вдох и смотрит на Тони, — маме не было холошо с Пителом.       — Это не так, малыш, — качает головой Тони, кладя руку под подбородок мальчика и поднимая его голову повыше, чтобы заглянуть в глаза, — твоя мама любила тебя больше всего на свете. Всё, о чем она мечтала — это чтобы ты был в безопасности. Она не хотела, чтобы ты жил с плохими парнями, и это очень ее огорчало. Но только не ты.       Питер качает головой.       — Все глустят из-за Питела! Пител не спас маму! Она плакала и думала, что Пител не слышит! Она давала Пителу свою еду, даже если я хотел, чтобы мама поела! Она стала худой и больной, Ни!       — Нет, Питер, — говорит Тони, — она делала это потому, что долг любого родителя — убедиться, что его ребенок в безопасности и здоров, — Тони делает глубокий вдох и ожидает, пока Питер посмотрит ему в глаза, — она заботилась о тебе, несмотря ни на что. Единственное, что удерживало ее в той камере — это осознание того, что ты в ней нуждаешься.       Питер слегка шмыгает носом, а затем обхватывает Тони руками, поскольку невольно отодвинулся от него несколько мгновений назад.       — Я скучаю по маме, — бормочет мальчик.       — Я знаю, малыш. Я знаю, — произносит Тони, проводя рукой по волосам Питера, — если бы она могла видеть тебя прямо сейчас, то была бы счастлива знать, как хорошо ты справляешься.       Они довольно долго сидят в относительной тишине: Питер изредка приглушенно всхлипывает и хлюпает носом, а Тони — его обнимает.       Чувствуя маленькие ручки Питера, крепко обхватившие его талию, Тони думает о том, какой была бы его жизнь, не наткнись они тогда на базу ГИДРЫ. Разумеется, история не терпит сослагательного наклонения, но каким путем развились бы события, если бы самолет Паркеров достиг места назначения? Не говоря уже о том, если бы мальчика забрали тетя с дядей. Вряд ли Тони когда-нибудь повстречал бы этого ребенка.       Если бы Питер остался в Гидре, кто знает, в кого бы он вырос. Светила ли ему «карьера» и слава международного террориста — ручного пса и палача, безжалостно истребляющего неугодных? Мог ли Питер стать очередным Зимним Солдатом с этой его промывкой мозгов и криозаморозкой на время простоя? Неужели однажды Питера послали бы прикончить самого Тони?       Останься Питер с тетей и дядей, то он вырос бы нормальным ребенком, ходил в нормальную школу, жил обычной жизнью и тусовался с друзьями, и не возникло бы на его пути ни супергероев, ни Гидры, ни экспериментов. Если бы Питер никогда не повстречал Тони, то, возможно, он пополнил бы ряды его юных поклонников — ребятишек, что ежедневно пишут ему письма и посылают свои корявые рисунки.       Самоотверженная часть Тони искренне желала бы Питеру подобной судьбы. Она правда хотела бы, чтобы мальчик отправился в школу, невинный и не переживший все эти ужасы, выпавшие на его долю. Питер жил бы с Мэй и Беном, обнимался бы с ними по вечерам, взахлеб рассказывая о своих школьных приключениях, и они втроем смотрели на экране старенького телевизора «Звездные войны», пока Питер не засыпал бы на диване, уронив голову Бену на плечо.       — Ни?       Размышления Тони резко прерываются.       — В чем дело, приятель?       — А кто этот длугой человек на фо-та-гла-фии?       Тони медлит.       — Это… это твой папа, приятель.       — Мой папа? — переспрашивает Питер, сияя в полутьме комнаты своими еще не просохшими от слез глазами.       — Да, — кивает Тони, — ты, наверно, его не помнишь, дружок. Его не стало много лет назад — в то же самое время, когда вы с мамой были у плохих людей.       — Но мой папа — Ни! — вдруг перебивает его Питер.       — Чт… Что? — медленно выдыхает Тони.       Брови Питера снова сходятся на переносице, словно он пытается разгадать причину замешательства Тони по поводу столь очевидной вещи.       — Клинт говолил с Толом и Стивом и сказал, что ты мой папа, и поэтому ты не лазлешаешь Пителу лазать по потолку.       — Дружок, — начинает Тони, чуть улыбаясь, — они просто пошутили. Они все время дразнят меня по этому поводу. Я не твой настоящий отец.       — Но почему?       — Потому что… потому что твоя мама была замужем за твоим настоящим отцом, Ричардом, — пытается объяснить он. В этом возрасте еще слишком рано объяснять ребенку, что такое пестики и тычинки, верно? Или для детей, подвергшихся насилию и которые не помнят своих собственных родителей, можно сделать исключение? А вдруг это вызовет нежелательные воспоминания о Буббе?       — Тол сказал, что это неважно, Ни! У блата Тола, Локи, есть длугие папа и мама, котолых он не помнит! — пытается втолковать ему Питер, — но Тол — его блат, а мама и папа Тола — мама и папа Локи!       — Ну да, дружище, я тебя усыновил, как и родители Тора усыновили Локи, но это было потому, что… — Тони замолкает, пытаясь найти хорошее объяснение, почему он взял мальчика к себе, и не заявлять, что альтернатив-то не было.       Но это ведь ложь, думает он про себя. Не будь Тони гарантом безопасности Питера, его непременно забрали бы к себе Паркеры. Они бы не колеблясь позволили мальчику жить с ними.       — …ты не хочешь Питела? — шепчет малыш, резко вырываясь из объятий Тони и зарываясь в простыни.       — Нет! — едва не кричит Тони, перепугав Питера настолько, что мальчик отползает в сторону, — малыш, — снова пытается заговорить Тони, на этот раз гораздо спокойнее и тише, — больше всего на свете я рад, что ты сейчас со мной. Я боролся за это право с нехорошими людьми и буду продолжать бороться за тебя до конца.       Питер по-прежнему молчит, обдумывая слова Тони и не вынимая рук из простыней. Через минуту или две (по ощущениям, целую вечность), Питер снова глядит на своего опекуна.       — Я не хочу облатно к плохим людям, Ни, — шепчет он, наклоняя голову и скрывая лицо за рассыпавшимися по лбу кудряшками, — даже если ты не хочешь быть моим папой.       — Питер, — твёрдо произносит Тони. Он ждет, пока глаза мальчика взглянут на него сквозь ресницы, и продолжает, — я твой законный опекун и, по сути, твой отец. Единственная проблема в том, что этот человек, — Тони легонько постукивает по фотографии, — был твоим первым папой. Он был младшим братом Бена и безумно тебя любил. Я знаю, ты его не помнишь, и это нормально, но он всегда будет твоим отцом. Я не хочу отнимать у вас обоих эту любовь, приятель.       — Но… но его здесь больше нет. Значит, у Питела нет папы?       — То, что его здесь нет, еще не значит, что он не твой отец. Если он любил тебя и заботился, он всегда будет твоим отцом, — пытается объяснить Тони.       Этот разговор сам по себе является той самой областью, где эгоцентричная, властная часть души Тони гаденько потирает ручки и радуется, что именно в такой ситуации оказался Питер. Сколько бы Тони ни отнекивался перед друзьями, Питер теперь — его законный ребенок. Если уж на то пошло, мальчик мог бы провести всю свою невеселую жизнь на базе Гидры, не получая никакой любви и заботы в принципе. Конечно, есть еще вариант, что он прожил бы детство и юность в семье своих биологических родственников, но тут есть одно но: общим знаменателем в обоих этих сценариях является то обстоятельство, что Тони там место не отведено от слова совсем. Если кто-то еще не понял, Тони — собственник крайней степени. Он хочет, чтобы Питер был частью его семьи.       Сейчас они вместе, и Тони не имеет права подвести этого малыша. Разумеется, нет сомнений в том, что Тони поступил правильно, вырвав Питера из лап злодеев, но, в то же время, отнял он мальчика и у бесконечно любящей его биологической семьи. И да, Тони твердо решил доказать себе и окружающим, что решение это было верным. Если подобное намерение требует признания себя отцом, бога ради.       — Но у тебя же всегда может быть больше одного папы, верно? — улыбается Тони своему ребенку.       И наблюдая, как радостно вспыхивают карие глаза Питера, а его широченная улыбка освещает комнату поярче дугового реактора, Тони понимает, что сделал правильный выбор.