И солнце воссияет вновь

      Без шансов. Это просто невозможно, и пора бы уже это признать.       Питер работает над своей паутинной формулой вот уже почти что две недели, и с каждым днем становится всё очевидней, что нет ни единого способа заставить её работать, как надо.       Часть Питера хотела бы просить о помощи отца, это да.       Но он не станет делать этого и под дулом пистолета. Тайна, что он себе нажил, слишком велика. Едва только Питер расскажет Тони о своей планируемой «внеучебной деятельности», как отец тут же заведёт пространнейший и нуднейший разговор о последствиях, о риске, на который идёт Питер, и прочих радостях жизни. Иметь дело с чем-то подобным — одно сплошное гадство.       Последний образец паутины рвётся сам по себе, и Питер со стоном роняет голову на стол. Формула, которую он создал, почти правильная: жидкость прилипает примерно на полсекунды, а после распадается, ведь содержит излишнее количество воды в своём составе. Вылив образец в урну для токсичных отходов, предусмотрительно установленную Брюсом, Питер вновь усаживается за свой лабораторный стол.       Потерявшись в мыслях, он неосознанно хватает себя за волосы и довольно ощутимо тянет.       Ты ничтожество.       И как так вышло, что Питер ещё этого не осознал? Есть ведь на свете голые факты. Отец и в десять лет, не говоря уж о четырнадцати, был в состоянии изготовить нечто мало того, что работающее, так еще и абсолютно совершенное. Питер никак не может взять в толк, почему же ему не под силу сделать то же самое.       Да потому что он не твой настоящий отец. Ты не являешься его частью, и тебе никогда не достичь уровня его величия.       Вздохнув, Питер чуть сильнее дергает себя за кудряшки. О чём вообще идет речь? Крохотная его часть всегда знала, что перспектива стать истинным сыном Тони определенно минует его стороной. Питер прекрасно понимает, кто он и откуда свалился на голову своего приемного отца.       Иногда Питер задается вопросом, любил ли его биологический родитель в принципе. Существует вероятность, что, создав эту чёртову паучью сыворотку, Ричард, как и Гидра, лишь хотел улучшить Питера. Сделать его, никчемного и бесполезного, хоть чуточку, но совершеннее. Однажды, высказав эти мысли Тони вслух, Питер нарвался на весьма длительную беседу, в ходе которой его отец долгое время объяснял, что, хотя Питер и не помнит Ричарда, тот любил его больше всего на свете.       Ричард Паркер пытался облегчить существование людям с генетическими нарушениями, сказал ему тогда Тони. Ричард смешал ДНК паука со своей собственной, потому как того требовала суть эксперимента, а ставить опыты на посторонних — преступление против этики.       Ричард вовсе не являлся плохим человеком. Гидра ни во что не ставила жизни других и вполне могла использовать их в качестве подопытных, но Ричард и не рассматривал подобный вариант. Он был человеком чести.       Хороший отец, Ричард не желал Питеру подобной судьбы.       Трудно поверить, что те крохи воспоминаний об отце — настоящем, человеке, что подарил Питеру жизнь — это жалкая кучка фотографий и периодические истории в исполнении тёти с дядей.       Конечно, есть еще и нечто более весомое — домашнее видео, коих у нормальных семей возможно насчитать и сотни. На видео Питер запечатлен с отцом. Бен и Мэй обнаружили пленку на складе Ричарда через несколько лет после той самой авиакатастрофы.       Лента содержит от силы несколько минут ценного материала.       Питер — маленький, но пухлощекий двухлетний мальчик — на дрожащих ногах бежит к отцу, вытянув руки и улыбаясь во весь рот, полный молочных зубов.       — Папа! — вопит он, подпрыгивая на месте и хватая его за штанину.       Призрак его отца наклоняется и гладит мальчика по голове.       — Привет, дружище.       — Идём, папочка!       — Я сейчас немного занят, малыш. Папе нужно поработать, — отвечает мужчина, снова переводя взгляд на бумаги, раскиданные по столу.       Где-то за кадром слышится голос — скорее всего, принадлежащий матери Питера.       — Давай, Рич, поиграй со своим ребенком. У меня тут кончается пленка.       Ричард глядит в камеру широко раскрытыми глазами.       — Если я хоть на мгновение прервусь и забуду эту формулу, мне придется начинать всё сначала!       — Так запиши её!       Питер, не обращая внимания, что отцу явно дискомфортно быть прерванным посреди важного исследования, продолжает подпрыгивать на месте, всё более истерично хныкая по мере того, как Ричард отказывается брать его на руки.       Быстро сделав несколько заметок на бумаге, он наконец-таки сажает мальчика себе на колени.       — Чем сегодня занимается мой маленький шалун, а? Тебе было весело в парке с мамой?       Питер возбужденно кивает.       — Было плохо без тебя.       — Плохо без меня? — улыбается Ричард, ероша Питеру кудряшки, — мне тоже было без тебя плохо, приятель. Дом непривычно тих, когда ты не играешь где-то неподалёку.       Они обнимаются ещё с минуту, в ходе которой Ричард бегло, тайком от Питера, просматривает свои бумаги. Затем он с улыбкой откидывается назад и предлагает:       — Как насчет шоколадного мороженого?       Мальчик пронзительно визжит, и видеозапись обрывается.       Они показали Питеру видео вскоре после того, как он спросил о своем отце впервые. С тех пор мальчик видел запись сотни раз, будто пытался разгадать в этом четырехминутном клипе, каким именно человеком являлся его настоящий отец. Мнение Питера разнится с каждым новым просмотром, в зависимости от настроения.       Он совсем тебя не любил, думает Питер в эту самую минуту. Он хотел работать, а ты лишь мешал. Вечно путаешься под ногами. Ты встал на пути своего настоящего отца, заставил его тебя возненавидеть, а теперь слишком туп и для приемного. Он тоже рано или поздно тебя оставит.       — Я не помешаю?       От неожиданности Питер вздрагивает так сильно, что чуть не валится со стула мешком. Его хватка была столь грубой, что, отдернув руку, Питер обнаруживает в кулаке клок собственных волос.       Быстро стряхнув волосы на пол и тщетно пытаясь придать лицу нейтральное выражение, Питер поворачивает голову к двери лаборатории.       О боже. Тяжело дыша, Питер вскакивает со стула и бежит к вошедшему. Не говоря ни слова, он бросается в объятия мужчины, будто всё ещё ребенок, и крепко обнимает его за шею.       Тор зычно хохочет, и настроение Питера против воли, да поднимается.       — Я скучал по тебе, — бормочет он в шею своему лучшему другу.       И неважно, что Питеру уже давно не шесть. (И да, он уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что иметь тысячелетнего лучшего друга, как минимум, странно). Ему на это попросту наплевать.       — Давно не виделись, друг мой, — произносит Тор, не выпуская Питера из своей медвежьей хватки.       — Ты больше меня не навещаешь, — обвиняет он в ответ.       — Будь моя воля, Питер, я провел бы подле тебя каждую минуту своей жизни, — вздыхает Тор, — ничто не приносит мне большей радости, чем беседы с тобой, мой юный друг.       Питер высвобождает свои руки из объятий асгардца и отходит в сторону.       — Это не имеет значения. Я знаю, что дел у тебя невпроворот.       — Уже довольно давно я тщетно силился сыскать время, чтобы проведать тебя, — признается Тор, — ожидание встречи помогло мне скоротать последние дни и недели.       — А чем это ты занимался? — интересуется Питер, — ну, кроме того, что, вроде как, правил целым королевством.       — Порой битвам не видно и конца, — улыбается ему Тор сверху вниз, — а что же насчёт тебя?       — О, ты же знаешь, чем я занят в школе — всё та же скучная чепуха, — отмахивается Питер.       Тор протягивает руку, чтобы осторожно коснуться небольшого пятнышка засохшей крови на месте отсутствующих волос на голове Питера.       — Твой разум снова грызёт тебя тревогами?       Питер от этого прикосновения шарахается в сторону.       — Пустяки, — говорит он, прикрывая рану от пристального взгляда Тора своей собственной рукой, — отрастут через пару-тройку дней…       — Я действительно желаю, чтобы ты побеседовал об этом со Старком, Питер, — заявляет Тор.       — Все в порядке, — решительно отрезает Питер.       Тор озадаченно хмурит брови, пристально разглядывая Питера, и тот отвечает ему тем же.       Несколько мгновений спустя Тор вздыхает и бросает взгляд на стол Питера.       — Над чем же ты нынче трудишься, мой друг?       Питер колеблется. Часть его осознаёт, что он спокойно может доверить Тору свой секрет, но… какова вероятность, что едва он это сделает, Тор тут же побежит докладывать его отцу?       — Я просто… пытаюсь узнать больше о природе своих способностей, понимаешь? Посмотреть, как далеко они простираются и поддаются ли модификациям, — медленно произносит Питер, стараясь сделать вид, что всё это не имеет особого значения.       — Ах, — улыбается Тор, — любопытство — ключ к могуществу ума, — он в замешательстве вчитывается в записи Питера, скорее всего, не понимая ни единого элемента формулы, — ты уже просил о помощи старину Брюса? Если память мне не изменяет, таинственной "генетике" он посвятил добрую часть своей жизни.       — Ну, наверно, — пожимает плечами Питер, — но тогда он скажет моему отцу, и тот, помявшись пару дней, наконец, спросит, чем я занят, а после заставит меня остановиться. Лучше ему не знать.       — Лицо твоё выдаёт тревожные сомнения, — замечает Тор, — помощь никогда не бывает излишней.       — Но я справлюсь и сам, — возражает Питер.       — Верно, — кивает Тор, — я бы никогда не посмел поставить под сомнение твои разум и силу, — он делает паузу на мгновение, убеждаясь, что они оба остаются в глубоком зрительном контакте, — но ты не одинок, мой юный друг. Вокруг тебя сосредоточено немало хороших мужчин и женщин.       Питер слабо улыбается. Как же он устал…       — Спасибо, Тор, — на мгновение Питер задумывается, а не совершить ли ему огромнейшую глупость и не рассказать ли Тору вообще всё. Будь прокляты последствия, если тот поставит в известность Тони, но молчать и дальше о странных снах и навязчивых мыслях уже становится выше его сил.       Питер со вздохом опускает глаза. Он обойдётся и без помощи и справится со всем в одиночку, как и его отец после Афганистана.       — Всё в порядке, Тор. Но я тебя услышал.       Асгардец широко улыбается.       — Если ты уверен, не стану спорить. Но не робей, коль пожелаешь обратиться ко мне за помощью, Питер. Я, как и твой отец, с радостью её тебе окажу.       Питер не отвечает. Как знать. Тони вообще не имеет привычки злиться на него в обычном для родителей понимании. Но даже случись что, он, по своему обыкновению, не повышает голос, чтобы избежать вызова у Питера глубинных воспоминаний о Гидре и любых возможных ассоциаций с его прошлой жизнью.       В последний раз, когда отец крупно разозлился, Питеру достался лишь тяжелый взгляд и эта жуткая фраза — «Я в тебе разочарован». Питер думает, что предпочел бы, чтобы на него кричали, потому что тогда ему не пришлось бы иметь дело с чувством вины, вызванным разочарованием Тони.       Как бы отвратительно ни было это признавать, у Питера есть глубокая, почти что природная жажда угодить окружающим его людям. Он не знает, досталось ли это ему в наследство от Гидры, его тамошнего куратора или Буббы, или же это было базовой функцией, встроенной в него при рождении.       В любом случае, когда Тони выказывает подобное разочарование, единственное, что заботит Питера — это необходимость в кратчайшие сроки исправить свою ошибку. В чем бы она ни заключалась.       Вот почему Питер не может рассказать обо всём отцу. Тони думает, или, по крайней мере, ему нравится думать, что Питер полностью исцелился от травмы своего прошлого. Расскажи ему Питер, что рецидив нагрянул вновь, Тони вмиг выбросит за пределы дивного мирка этой его приятной фантазии, и Питер не может этого допустить.       Его отец и так уже посвятил ему восемь лет жизни. Жизни, полной беспокойств и постоянных тревог, так что меньшее, что Питер может сделать для него в ответ — это умело отыграть роль счастливого сыночка, коим Тони так желает его видеть.       — Питер?       Он вырывается из пелены своих мыслей и видит перед своим лицом нерешительную руку.       — Прости, — бормочет Питер, быстро моргая, чтобы прийти в себя, — ты что-то говорил?       — Я сказал, что должен поприветствовать всех остальных в этой башне, — произносит Тор, — если только ты не желаешь, чтобы я остался.       Да, останься. Не оставляй меня одного.       — Без проблем.       — Ты в порядке?       — Разумеется, — улыбается Питер, — в любом случае, я должен вернуться к работе, — он поворачивается к своему блокноту, не глядя на асгардца, а затем его озаряет, — Тор?       Он оборачивается и глядит на Питера с немым вопросом.       — Так ты еще не встречался ни с кем в башне? Ты сперва спустился сюда?       — Ты, Питер, что называется, мой главный приоритет, — произносит Тор, будто это совершенно очевидно.       Питер чувствует, как на глаза наворачиваются слезы, и быстро их смаргивает.       — Я люблю тебя, Тор.       — А я тебя, мой маленький воин, — улыбается Тор, задержав на мальчике долгий взгляд, а затем поворачивается, чтобы оставить его в одиночестве.       Визит Тора, хоть и малость успокаивает Питера, придает ему достаточного возбуждения, чтобы вновь вернуться к работе. Он уже почти у цели.       Бормоча себе под нос, Питер составляет список всего, что может, в теории, поглотить то количество воды, что в настоящее время содержится в его формуле и мешает осуществлению его плана.       — Проблема не в самой воде, — бормочет он, приходя в себя, — наш обвиняемый — газ!       Он уже пытался работать с молекулами воды, пока те пребывали в состоянии жидкости, но всё это время он должен был сосредоточиться на, непосредственно, водяном паре. Газовом состоянии H2O.       — Это всё меняет, — шепчет Питер себе под нос, быстро строча в блокноте, — молекулы, в таком случае, ощутимо бы замедлились. Вот почему в прошлый раз это не сработало. Мне нужно найти способ впитать пар, а не избавляться от жидкости в целом.       — Питер, — встревает Джарвис, — могу я натолкнуть вас на мысль касательно предмета домашнего обихода, который используется для поглощения водяного пара?       — Вот дерьмо, — понимает Питер.       То, что происходит дальше, случается крайне быстро. Питер вскакивает на ноги, вихрем бежит в свою комнату, хватая всё, что ему нужно, а затем случается оно — идеальная паутина, что протянулась от его стола к стулу впереди. Дернув рукой, Питер направляет стул в свою сторону.       — Срань господня, — шепчет он.       Питер тычет пальцем в паутину, наблюдая, как она возвращается в исходное положение. Он не знает, как долго любуется творением своих рук или в какой именно момент из глаз закапали эти предательские слезы, но в то мгновение, когда горло сдавливает рыдание, Питер понимает, насколько он, в действительности, счастлив.       Он это сделал.       То, что Гидре вечно было не по силам, Питер сумел воссоздать в одиночку — формула паутинной жидкости. Он уже не Паук и больше им не принадлежит. Он — нечто большее, и он куда лучше, чем планировалось Гидрой изначально.       Питер создал себя сам, и Гидра никоим образом не приложила к этому свою грязную руку. Возможно, они и наделили его способностями, но Питер создал то, что действительно имеет значение. Он сотворил паутину и будет использовать ее во благо. Совсем как Железный Человек.       Он вовсе не Паук. Он…       — Человек-Паук, — шепчет Питер сквозь рыдания. Слезы, более не сдерживаемые ничем, свободно текут по щекам, и Питер им это позволяет.       Неожиданно дверь в лабораторию распахивается, и Питер впопыхах пытается скрыть свою работу.       — Я был бы рад ошарашить тебя потрясающей новостью о возвращении Тора, но это бессмысленно, ведь все мы в курсе, что по прибытии он тут же мчится к тебе, и… Пит?       Его отец.       Питер поворачивает голову.       — Привет, пап.       — Что случилось? — спрашивает Тони, озабоченно нахмурив брови.       — Ничего, — улыбается Питер, — я просто рад, что Тор вернулся, понимаешь? Я по нему скучал.       — Ты плачешь, — замечает Тони, — он обычно не вызывал у тебя подобных эмоциональных всплесков.       — Это была долгая неделя, — качает головой Питер, — так что его возвращение стало приятным сюрпризом.       — Для тебя — возможно. А я вот определенно не рад, что за час он уже опустошил добрую половину холодильника, — шутит Тони.       Питер смеется.       — У тебя на этаже есть собственный холодильник, помнишь?       — Это ничуть не лучше! А что, ты успел наложить лапы на все стратегические запасы черники?       Питер не отвечает, наслаждаясь моментом со своим отцом. Последние несколько недель он был настолько в себе, что частенько намеренно избегал с ним встреч. Сейчас всё иначе. Питер одолел эту чертову формулу. Он победил.       — Уверен, что все в порядке? — уточняет Тони.       — Да, всё хорошо, — кивает Питер, — правда.       И так оно и есть, на данный момент.       — Что ж, я рад.