Жизнь после

      Фонарик в руках Криса Миллера заметно дрожал.        — Давно его нашли? — спросил Рид, двигаясь за бывшим коллегой по темному ответвлению одной из линий детройтского метрополитена.       Миллер внимательно смотрел под ноги, переступая через тянущиеся повсюду провода и прогнившие деревянные шпалы, которые то и дело выхватывал из кромешной тьмы яркий луч фонарика.        — Почти час назад, — ответил он, — Машинист ехал по своему обычному маршруту и заметил стоящий впереди состав. Еле успел затормозить…        — Пострадавшие?        — Ссадины и ушибы, ничего серьезного, — отмахнулся Крис, — Пассажиров уже эвакуировали, движение по линии остановили. Сюда!       Миллер резко забрал вправо и направился к старой, висящей на проржавевших петлях двери. Гэвин последовал за ним, Ричард послушно и тихо шел рядом. Он вообще молчал всю дорогу — даже пока они ехали на стареньком «Форде» Рида, парень не проронил ни слова и вообще изображал из себя предмет мебели. Гэвина это вполне устраивало. Он привык быть один, искренне любил и старательно оберегал свое одиночество. И если бы на кону не стояли жизни ни в чем не повинных людей, он так и продолжал бы охотиться на межевых тварей в одиночку.       Вот только чтобы отыскать этих самых тварей приходилось тратить уйму времени. Иной раз доходило до того, что Гэвин по нескольку дней не вылезал из сети, покрасневшими от недосыпа глазами глядя в монитор, пока где-то там, за окном, гибли люди, которым он чисто физически не успевал помочь. И в один из таких дней, когда покачивающийся от недосыпа Рид гнался за очередным упырем, он понял, что без помощи тупо не вывезет и отбросит копыта еще до Рождества. Вариантов тут было несколько: он мог запросить помощи у полиции (в частности у центрального отделения, к которому был приписан), лично у Фаулера, мог объединить усилия с еще одним полудушником или найти себе гражданскую компьютерную крысу.       Первый вариант отпал сразу же. После того, как Рид стал тем, кем он стал, все его бывшие коллеги относились к нему как к чему-то среднему между гремучей змеей и сыпным тифом; общаться с ними было, мягко говоря, некомфортно, и дискомфорт этот был, судя по всему, взаимным. Даже Крис Миллер, пока вел его к опустевшему составу, старался смотреть куда угодно, только не на Гэвина.       С другими полудушниками у Рида тоже не складывались отношения. Все они были надменными и самоуверенными ублюдками, и больше всего на свете при встрече с ними Гэвину хотелось перегрызть им горло, так что и тут — мимо.       И вот теперь последний оставшийся вариант вышагивал рядом с ним по темному тоннелю метро. Как только Миллер повернул за угол, и Рида с Ричардом обволокла собой кромешная темнота, Гэвин, скривив губы, схватил Найнса за плечо. Сам Рид прекрасно обходился и без света, различая каждую трещину на прогнивших шпалах, но знал, что обычные люди запросто могут покалечиться, споткнувшись о какое-нибудь утонувшее в окружающем мраке препятствие, и не хотел, чтобы его помощник отправился в больницу по результатам первого же рабочего дня.        — Осторожно, здесь ступенька, — буркнул Рид, — Миллер, мать твою! — рявкнул он в темноту, — Куда ты уперся с фонариком-то?        — Что? Ох, простите… — Крис развернулся и направил фонарик под ноги Гэвина и Ричарда, — Я подумал, что ваш спутник тоже…       Он закашлялся, и неловко переступил с ноги на ногу.       Рид ничего не ответил — только отпустил Ричарда, за здоровье которого больше не приходилось переживать, и продолжил свой путь по темным кишкам Детройтского метрополитена.       На место они пришли спустя минут десять.        — Привет, Гэвин, — тут же поздоровался невысокий молодой человек азиатской наружности. Его левый глаз закрывала черная повязка.        — Привет, Алекс, — улыбнулся в ответ Рид, — Ну? Что скажешь?        — Что если люди не научились левитировать за последние сутки, то это дело по твоей части.       Гэвин посмотрел на стоящий позади Алекса поезд:        — Это он?       Лин кивнул:        — Да. Сходи, посмотри. Правда, смотреть там особенно не на что — следов нет ни внутри, ни снаружи.       Гэвин кивнул и направился в сторону состава. Вонь Межи он учуял сразу — приторно сладкий, веющий могильным холодом запах тяжелым амбре висел в воздухе, и чем ближе Рид подходил к вагонам, тем запах становился сильнее.        — Свет внутри вы зажгли? — спросил он.        — Нет, он уже горел, когда мы приехали. Двигатель тоже работал. На холостом ходу. Его мы отключили, — поведал идущий следом Алекс.       Гэвин снова кивнул и поднялся в кабину машиниста. Честно говоря, здесь все было совсем не так, как ему думалось — он-то был уверен, что весь состав будет густо покрыт кровью и остатками внутренностей. Обычно межевые твари питались именно таким методом, оставляя после себя жуткий во всех смыслах слова бардак. Здесь же было невероятно чисто, почти стерильно по сравнению с другими «местами преступлений», на которых привык бывать Рид. А вот следы присутствия в кабине людей все же были: грязь с обуви на полу, обертка от жвачки, лежавшая на приборной панели, и прочая мелочевка, оставленная исчезнувшим машинистом. Между сидений лежала черная кожаная мужская сумка. Гэвин поднял ее, открыл и перевернул, вытряхивая на кресло ее содержимое.       На обивку полетели упаковка мятных конфеток, банка с обезболивающими таблетками, ключи со смешным, явно сделанным ребенком брелком в виде косоглазого кролика и ID карта.       Рид поднял карточку и внимательно изучил представленную на ней информацию. Она принадлежала человеку, по-имени Мэттью Уильямс, сорока двух лет, проживавшего по адресу Лейн-стрит, 4311. С фотографии на Гэвина смотрело худое, неприятное лицо с болотного цвета глазами и жидкими засаленными волосами.       Рид сделал снимок документа на свой телефон, а потом покинул кабину, направляясь в первый вагон. Здесь все было точно так же — мусор, который пассажиры оставили на и под сиденьями, как и несколько рюкзаков и сумок, так и оставшихся валяться, а вот люди бесследно исчезли. В другом вагоне картина повторилась, как и в следующем, и еще в одном, и так до самого хвоста. Гэвин вытряхивал каждую сумку и фотографировал все найденные таким образом документы, пластиковые платежные карты, водительские права и прочие удостоверения личностей. Все они могли пригодиться в будущем и помочь отыскать то, что похитило (а похитило ли?) всех этих людей.       Мерзостная вонь внутри поезда была почти невыносимой, но никаких признаков присутствия твари, кроме этой самой вони, Рид так и не нашел. Казалось, будто все пассажиры просто вознеслись на небеса, напевая «Аллилуйя!» в столпе божественного света. Только это, разумеется, было не так — если рай и существовал, вряд ли из него так смрадно несло.       Ричард все это время тенью ходил за Ридом, не произнося ни слова, внимательно оглядываясь вокруг.        — Ну что? — спросил Гэвин, подпирая плечом открытые двери вагона, — Увидел что-нибудь? Давай, прояви свои чудеса наблюдательности.       Он закурил, глядя на помощника насмешливым взглядом.        — Да, я кое-что заметил, — невозмутимо отозвался Ричард, — В кабине машиниста. Вы не почувствовали?        — О чем ты? — нахмурился Рид.        — О стойком запахе алкоголя. Вернее, перегара.       Гэвин гневно выдохнул дым и, намеренно задев Найнса плечом, быстрым шагом проследовал к головному вагону. Он был уверен, что Ричарду просто показалось. Ну не мог же Рид упустить вонь дешевой выпивки? Однако, как оказалось, мог и упустил. Чёртов смрад межевика перебил собой все другие запахи, но стоило принюхаться хорошенько, как Гэвин тут же уловил не менее мерзкие ноты продуктов распада алкоголя, тяжелым амбре висящие в кабине.        — Эй, Алекс! — позвал Рид, и Лин тут же материализовался рядом, — Перегар чувствуешь?        — От тебя? — на всякий случай уточнил Алекс.        — Нет. В кабине!       Алекс принюхался.        — Нет… Но тебе виднее. Ты же у нас сверхъестественное существо, а не я. Я простой криминалист, если бы было тело, или хотя бы кровь — можно было бы сделать анализы… Не мне полагаться на нюх.        — Ладно, я понял, — недовольно проворчал Рид, и тут же снова свесился из кабины, — Крис! Миллер, мать твою! Подойди!       Гэвин по-очереди вызвал в головной вагон каждого присутствующего на месте преступления, но ни один из них так и не смог учуять запаха, о котором поведал Ричард, и который почуял сам Рид. Никто из полицейских и работников участка так и не сумел унюхать ничего необычного, и с каждым новым человеком, покидающим кабину, Риду становилось все тревожнее и тревожнее. Он все чаще косился на Ричарда, который с выражением спокойной вежливости на лице стоял возле поезда и скучающим взглядом смотрел вокруг себя. Риду это не понравилось. Совсем, абсолютно не понравилось.        — Алекс, я закончил здесь, — сказал он, спрыгивая с подмостка на пол, — Можете сворачиваться, и уберите поезд — не думаю, что дело в нем. Хотя пускать остальные составы по этой ветке я бы не рекомендовал.        — Хорошо, я передам Фаулеру, — кивнул Алекс.        — Славно, славно… — пробормотал Рид, задумчиво глядя на идеальный профиль Ричарда, — Буду держать в курсе, если что накопаю, потому что пока что мыслей никаких.        — Если что — звони. Хотя не уверен, что смогу быть полезен.        — Буду иметь в виду, — Гэвин попытался изобразить на своем лице подобие улыбки, — А ты, — обратился он к Ричарду, — Вали домой и попытайся нарыть что-нибудь полезное. И дай мне свой номер — я брошу тебе снимки документов машиниста и пассажиров, проверь их тоже. Утром жду тебя в офисе. В восемь. Припрешься раньше — будешь ждать у порога! А опоздаешь — можешь искать себе новую работу. Все понял?       Ричард только коротко кивнул и протянул Гэвину клочок бумаги с нацарапанным на нем идеальным, как у стенографистки, почерком, номер.

***

      Гэвин сидел в баре «У Питти», за своим любимым столиком в углу, который рослый, добродушный бармен Питти (в миру Питер Солсберри) всегда оставлял свободным специально для Рида, и даже заказал красивую табличку «зарезервировано» исключительно для его скромной персоны.       Пару лет назад Гэвин помог Питти избавиться от поддомыша. Вообще, поддомыши не были чем-то исключительно опасным, но нервы бармену гаденыш успел знатно так истрепать прежде чем тот решился таки попросить помощи у полудушника и пришел в «офис» к Риду. Рид проблему решил быстро и качественно, и Питер был настолько признателен, что готов был буквально на все. Гэвин попросил скидку в баре, а в придачу получил и личный столик.        — Здравствуйте, мистер Рид, — раздался прямо над Гэвином холодный, хорошо поставленный голос, — Могу я присесть?        — Мать твою… ты как меня нашел?! — рявкнул Гэвин, недовольно глядя на Ричарда.        — Вас не было в офисе, и я спросил у мистера Скалия, живущего по соседству, где я могу вас найти. Он дал мне этот адрес.        — Чего тебе надо, а? — устало спросил Рид, — Чего приперся? Мог же позвонить!        — Я звонил. Вы не брали трубку.        — И это тебе ни на что не намекнуло?       На самом деле, никакого намека в этом не было — Гэвин просто забыл телефон в офисе, но осознал это только в тот самый момент, когда Найнс упомянул про неотвеченные звонки.        — Намекнуло, — согласно кивнул Ричард, — Что вы оставили сотовый на своем рабочем месте. В последний раз я позвонил вам стоя прямо под вашей дверью и слышал, как надрывался аппарат за дверью офиса. Могу я присесть?        — А если я скажу «нет», ты отъебешься?       Ричард не сказал ни слова, но ответ можно было с легкостью прочитать на его лице.        — Надеюсь у тебя что-то пиздец важное, — проворчал Рид, выдвигая ногой противоположный стул.        — Я кое-что узнал о Мэттью Уильямсе.        — О машинисте?        — Именно.        — Ну? Выкладывай, что ты там накопал, — сказал Рид, допивая остатки пива, жестом прося Питти принести еще пару.        — У мистера Уильямса были проблемы с законом, — поведал Ричард, — Соседи дважды вызывали полицию в связи с громкими криками супруги пропавшего, но оба раза дальше нескольких суток в вытрезвителе дело не заходило. Миссис Уильямс всегда отзывала все претензии и следствия не велось.        — Он бил жену по пьяни?        — Да, — кивнул Найнс, — Полагаю, что так. Кроме того, он посещал встречи анонимных алкоголиков. Двенадцать шагов. Ни разу не заходил дальше второго.        — Это объясняет запах перегара в кабине, — Рид отхлебнул свежепринесенного пива, — Кстати, насчет запаха. Как ты его унюхал? Остальные вот даже не заметили.       Ричард склонил голову к плечу.        — Вам должно быть известно, что у каждого человека один из органов чувств развит больше остальных.        — И ты, типа, дохрена нюхач?        — Именно. У меня с детства очень сильно развито обоняние. Так, например, я мог с завязанными глазами сказать, кто из друзей или родственников стоит передо мной. У каждого человека есть свой, уникальный запах, я его чувствовал и запоминал.       Гэвин хмыкнул:        — Какой бесполезный навык.        — Сегодня он не был таким уж бесполезным, — пожал плечами Ричард, сдувая пену в услужливо принесенную барменом миску.       Гэвин хмыкнул еще раз:        — Ну выяснили мы, что машинист по синьке прикалывался, а толку? На тварь-то мы не вышли.        — Я хотя бы что-то делаю, — сверкнул своими серыми глазами-льдинами Найнс.        — Я тоже кое-что предпринял, — спокойно ответил Гэвин, пропустив мимо ушей колкость помощника, — А теперь, если ты меня извинишь, у меня планы на ночь.        — Но…        — Допьешь пиво и вали отсюда. Завтра жду к восьми. Чао!       С этими словами Рид поднялся из-за стола, и, подхватив свою кружку, отправился к барной стойке. Она располагалась за спиной Ричарда, но он все равно прекрасно видел происходящее там, вглядываясь в отражение на стекле своего стакана. Видел, как Гэвин завязал разговор с симпатичным, подтянутым парнем у стойки, видел, как они улыбались друг другу и как многозначительно Рид косился на пухлые губы юноши. Минут через двадцать они удалились в туалет. По очереди: первым ушел Гэвин, а чуть позже, воровато оглядываясь, следом отправился и паренек. Рентгеновским зрением Ричард не обладал, но оно и не требовалось, чтобы понять, чем именно эти двое собирались заняться в закрытой кабинке замызганного сортира в забытом всеми богами баре на окраине Детройта.       Найнс не стал дожидаться их возвращения. Он встал из-за столика и, бросив на грязную столешницу пару купюр, вышел на улицу, подставляя лицо прохладному августовскому ветру.       Свое пиво он так и не допил.