Жизнь после

      Эстер хорошо помнила тот день, когда это началось: солнечным зимним утром, таким красивым и картинным, что не хотелось идти на работу и заниматься бесконечными бумагами и звонками - благо тогда была суббота или воскресенье, и причин ехать в главное здание "Киберлайф" не было. Дивный, приятный день, ознаменовавший собой начало… Начало конца.       Пирсон находилась в чудесном настроении и уже планировала сварить глинтвейна и поехать в центр, погулять по одному из многочисленных парков Детройта вместе с Элайджей. Если, конечно, тот не будет занят. Эстер знала, как многое значат для Камски его исследования, и не обижалась на то, что он мог проводить в своей лаборатории сутки напролет, но все же иногда чувствовала себя брошенной и ненужной. Иногда, но только не сегодня.       Она надела белую, слишком большую для нее рубашку Элайджи и спустилась вниз, в подвал, туда, где располагалась его лаборатория.       Камски, разумеется, был там - сидел перед терминалом, внимательно изучая развернутые на весь экран таблицы. Пирсон на цыпочках подкралась к нему и нежно обняла со спины:       -Доброе утро, красавчик!       -Доброе утро.       Элайджа откинул голову назад, улыбаясь, как сытый кот, и Эстер, не удержавшись, поцеловала его, медленно и тягуче, и Камски ответил. Он положил свою ладонь на ее затылок, запуская пальцы в ее густые, спутанные со сна волосы, и в этом простом жесте содержалась, кажется, вся нежность, на которую высокомерный, самовлюбленный, циничный Камски был в принципе способен, проявляя эту свою сторону только рядом с Пирсон. Это было волнительно - будто у них двоих была маленькая, но очень важная тайна, которую они бережно хранили от чужих глаз.       Эстер нехотя оторвалась от губ ученого, и, обойдя кресло, в котором сидел Элайджа, села ему на колени.       -Я тут подумала… Может, нам прогуляться? Я бы сделала горячих напитков и сэндвичей. Мы могли бы поехать в тот парк с фонтаном, помнишь? Мы так давно никуда не ходили вместе, а сегодня такой классный день - солнечно и снежно. Знаю, ты снег не любишь, но ведь красиво же.       -У меня много работы, - Камски потянулся и провел носом по шее девушки.       -Всего на час! Пожалуйста...       -Не могу. Поезжай сама, если хочешь - можешь взять “Бентли”.       -Ладно.       Настроение тут же испортилось. Эстер коротко чмокнула Элайджу в щеку и, соскочив с его коленей, быстрым шагом покинула лабораторию ученого. Ей было по-детски грустно от того, что в такой дивный день любимый человек предпочел ей свои бесконечные опыты, эксперименты и данные, но ничего поделать Пирсон не могла. Оставалось только одно - наслаждаться ярким зимним солнцем в компании кого-нибудь другого или в гордом одиночестве. Эстер предпочла первое.       Друзей у Пирсон практически не было, кроме Гэвина, с которым они, со временем, стали очень близкими людьми, и именно ему она и позвонила, надеясь, что Рид не откажется составить ей компанию.       -Я бы с радостью, Эс, - сказал он уставшим и злым голосом в ответ на предложение подруги, - Но чертов Фаулер заставил меня приехать в чертов участок и переписать чертовы отчеты! И хуй его знает, во сколько я закончу с гребанными бумажками! Надеюсь, хоть ночевать домой отпустит, если дело затянется…       -Ничего. Я понимаю. Не перетрудись там!       Гэвин буркнул что-то невнятное и повесил трубку, возвращаясь к ненавистной бюрократической рутине, и Эстер, вздохнув, отправилась на просторную, почти не используемую хозяином роскошного дома кухню. Она достала из навесного ящика бутылку белого и бутылку красного вина, смешала их в большой кастрюльке, добавила специй, немного лимонного и апельсинового сока и поставила варево на плиту. Пирсон помешала будущий глинтвейн деревянной поварешкой, думая о том, что ей снова придется пить его в гордом одиночестве - больше друзей у нее не было, только многочисленные знакомые по работе, с большей частью которых она едва ли перекинулась парой слов за все те годы, что работала на Камски.       Разве что кроме Нила Бишопа - молодого и, если верить Элайдже, крайне перспективного ученого, которого Камски совершенно случайно нашел на одном из многочисленных научных консилиумов, регулярно им посещаемых. Элайджа никогда не упускал своего, а потому сразу же предложил ученому куда более теплое и перспективное место в своей головной лаборатории в Детройте, и тот, подумав немного, согласился.       Они с Эстер поладили почти сразу, но друзьями так и не стали, по большей части, из-за самой Пирсон, которая провела невидимую, но весьма четкую черту в их взаимоотношениях, не позволяющую им стать близкими людьми. И дело было вовсе не в том, что ей не нравился Нил, а в том, что она, кажется, слишком сильно нравилась Бишопу.       Глинтвейн был готов минут через пятнадцать, и Пирсон, осторожно перелив часть напитка в термос, отправилась в гараж, где стояли многочисленные транспортные средства Камски. Здесь было все: от винтажных мотоциклов, которые, несмотря на свой возраст, все еще были на ходу, до новеньких спорткаров, выпущенных по всему миру всего в нескольких экземплярах или и вовсе сделанных на заказ. Но больше всех Эстер нравились не они, и даже не Бентли, о котором говорил Камски, а старенький, но невероятно удобный “Кашкай”, который девушка и решила взять даже несмотря на то, что на обратном пути ей явно понадобятся услуги водителя.       До парка она добралась за час с небольшим - на дорогах почти не было траффика, но Пирсон все же не решалась выжимать больше семидесяти, опасаясь, что под заснеженной дорогой может быть покрыта тонким, но все же скользким слоем льда.       А вот на дорожках в парке, обильно припорошенных снегом, был, и Эстер, которая не успела даже сделать нескольких шагов по “Эвервудс”, упала, сильно прикладываясь спиной о землю.       Пирсон и предположить не могла, что это простое, казалось бы, падение, снова разделит ее жизнь на “до” и “после”.       Первые несколько недель у нее просто чуть побаливала поясница. Потом принялось ныть бедро, да так, что Эстер начала сильно прихрамывать на правую ногу. А еще через два месяца, боль переместилась в левую, в то время, как правая попросту отказалась слушаться свою хозяйку. Элайджа поместил Эстер в лучшую клинику Детройта, где ей выделили роскошную палату, больше напоминающую апартаменты и куда прилетели лучшие врачи не только из Штатов, но и с других концов земного шара. Они осматривали ее, делали записи, брали анализы, но время шло, Пирсон становилось все хуже и хуже (ноги отказали полностью еще через месяц, и понемногу начали отниматься руки), а доктора только разводили руками и загнанно молчали, стоило только ей начать задавать вопросы.       Все то время, что она лежала в больнице, рядом с ней почти постоянно был Нил. Он привозил ей книги и мозаики, чтобы она могла тренировать мелкую моторику постепенно перестающих слушаться рук и пальцев, а когда те вовсе отказали, принялся читать ей вслух. Он же и усаживал ставшую вдруг немощной Пирсон на инвалидное кресло и вывозил на прогулки на больничный двор.       Элайджа не навестил ее ни разу.       А потом, спустя почти полгода с того момента, как она попала в клинику, один из докторов неожиданно понял, каким образом ее можно излечить. Метод был экспериментальным и непопулярным, и особой надежды у Эстер не было, однако он сработал.       Постепенно во все конечности Эстер вернулась чувствительность, и через несколько месяцев ужасно выматывающей физиотерапии, она покинула клинику, на своих ногах, разве что не плача от счастья.       Но вместо того, чтобы поехать к Камски и высказать ему все, что она о нем думает; вместо того, чтобы отправиться в их с Гэвином дом и порадовать его добрыми новостями, Эстер позвонила Нилу, и тот, приехав за ней, увез ее сначала к себе в квартиру, а чуть позже - в маленький уютный домик в Канаде, который он купил через несколько дней после выписки Пирсон.       -Вот, что между нами произошло, - тихо прошептала Эстер, закончив свой рассказ.       Алекс был так ошарашен услышанным, что пожалел о том, что с детства не мог справиться с собственным любопытством и так и не научился затыкаться вместо того, чтобы задавать ненужные вопросы.       -Я и не думал… - пробормотал он, - Не представлял себе, что мистер Камски способен на такое… Он всегда был очень добр ко мне - я не знал...       -Ты многого о нем не знаешь. Хочешь, дам тебе совет? Не верь Элайдже - ничему, что он говорит или делает. Целее будешь.       Лин расстроенно отвернулся, бездумно глядя на пыльное боковое стекло. Он не мог, не хотел верить в то, что Камски был способен на такое - отвернуться от человека, с которым он делил свою постель и, время от времени, свой дом, но и причин считать, что Эстер лжет, у него тоже не было.       -Не опускай нос, - сказала Эстер, доставая из лежащей между сидениями сумки мобильный, и, быстро набрав чей-то номер, приложила его к уху, - Просто будь начеку, и все… Эй, Вик! Привет… Можешь поискать кое-что в книге? ***       Гэвин лежал на кушетке, сложив руки на груди и глядя на идеальный, совсем недавно выбеленный потолок. Он молчал, чувствуя себя до ужаса неловко - будто снова стал ребенком, которого вызвали к директору за разбитое школьное окно.       Рид не видел, но слышал, как скрипнула, открываясь, дверь, и в кабинете раздались уверенные, ровные шаги, затихающие возле кресла, стоящего чуть поодаль от кушетки Гэвина.       -Добрый день, мистер Рид. Меня зовут доктор Аттебери, - представился вошедший приятным, спокойным баритоном.       Гэвин поерзал на софе, укладываясь поудобнее. Это был первый в его жизни визит к психологу, и Рид, честно говоря, попросту не знал, что ему следует делать.       -Привет, док, - хрипло произнес он наконец, - А я тут, кажется, свихнулся… Есть у вас чудо-пилюли от безумия?       -Вы сохранили чувство юмора? Это - замечательно, - судя по голосу, врач улыбался, - Расслабьтесь, мистер Рид. Я вам не враг и не таю в душе надежды упечь вас в психушку. Моя задача совсем в другом - я хочу разобраться в том, что именно послужило причиной ваших галлюцинаций. Насколько мне известно, вас уже осмотрели, взяли все анализы и сделали снимки, но не нашли никаких отклонений от нормы. Для вас это означает, что физически вы - совершенно здоровый человек. Для меня - что нам предстоит пройти вместе долгий и тернистый путь вместе с вами, чтобы найти причины вашего недуга. И “вместе” - ключевое слово, мистер Рид. Я не справлюсь сам, если вы мне не поможете.       -Я пришел сюда добровольно, док, - фыркнул Гэвин, - А, значит, я вовсе не против того, что вы будете старательно ковыряться в моей голове. Да и час милой беседы с вами стоит почти три сотни, так что я готов отсосать вам, если придется, лишь бы эти гребанные сеансы помогли мне избавиться от преследующих меня мертвых детей!       -Уверен, мы сможем избавить вас от иллюзий, не используя таких... кхм... радикальных методов, - кресло скрипнуло: видимо, Аттебери откинулся на его спинку, - Но начнем мы с самого начала. Расскажите о своем детстве.       -Обычное детство. Родители не били и всегда во всем поддерживали. Правда, я был тем еще сорванцом, так что на лето меня отправляли к бабушке в маленький город под Детройтом. Видимо, надеялись, что она из меня выбьет всю дурь.       -Бабушка занималась рукоприкладством?       -Да нет, я выразился не так. Хотя она и была суровой, как пиздец, но руку на меня никогда не поднимала. Мне даже нравилось к ней ездить - в Баттл Крике было спокойно и тихо… Ну, стало спокойно и тихо после того, как я наподдал местной шпане. Сначала-то они меня отметелили - будь здоров…       -Вы были конфликтным ребенком? - поинтересовался Аттебери, старательно шурша ручкой в блокноте.       -Нет, хотя дрался часто. Я не умел вовремя заткнуться и не мог стоять в стороне, если обижают слабых - гремучая смесь, особенно, если ты щуплый, мелкий пацан, который и кулаками махать-то толком не умеет.       -Вы злились на тех детей?       -Блядь, ясен хуй! - Рид сложил руки на груди, - Я и сейчас если по морде получу радовать не буду.       -А можете вспомнить что-то приятное, родом из детства? - спросил доктор, - Может, увлекательную поездку с семьей в какое-нибудь живописное место, или первую любовь?       -Приятное… - Гэвин задумался, - Когда мне было лет девять или десять, отец взял меня с собой на рыбалку на всю ночь. Помню, я разве что не ссался кипятком от радости.       -И вам понравилось?       -Да, еще бы! Это было просто охуенно: ночное небо, тихий всплеск, когда поплавок уходит под воду, запах леса и отцовских сигарет… Я до сих пор рыбалку люблю именно из-за этих воспоминаний.       -Я так понимаю, что у вас были хорошие отношения с отцом?       -Да, наверное. Мама носилась с Элайджей, а папе наоборот больше нравилось проводить время со мной. Во всяком случае, так мне казалось.       -Расскажите о своем брате.       -Два слова: Элайджа Камски. Да-да, тот самый, - хмыкнул Гэвин, краем глаза замечая, как вытянулось лицо врача, - Не ожидали, док?       -Не ожидал, - тут же согласился Аттебери, - Вы ладите с братом?       -Он - мой лучший друг, и всегда им был. Один из всего нескольких людей, кому я полностью доверяю и к кому не боюсь поворачиваться спиной. Так что да - мы вполне себе ладим.       -Вы сказали, что людей, которым вы доверяете, несколько.       -Да. Элайджа: один паренек, еще с прошлой работы - Алекс, и Хэнк. Хэнк - мой… Мой партнер.       -Вы давно вместе? - тут же заинтересовался врач.       -Не знаю… Два, может, три года.       -Это достаточно длительный срок, особенно для двух мужчин. Хотите поговорить о ваших отношениях?       Рид пожал плечами:       -Не думаю. Но вы, судя по всему, считаете, что это необходимо.       -Я бы хотел услышать, что вы о них думаете.       -Ничего я о них не думаю. Мы просто живем вместе и трахаемся, пока нам обоим это интересно.       -То есть все ваши отношения сводятся только к сексу и совместному проживанию? Вы любите своего партнера?       -Я что, похож на пятнадцатилетнюю девочку? - процедил Гэвин, - Мы спим и нам неплохо вместе - на этом все.       -Как вы познакомились?       Рид открыл было рот, чтобы рассказать доктору бесхитростную историю их с Хэнком знакомства, но так и замер с отвисшей челюстью. Сердце снова сбилось с нормального ритма, и по позвоночнику пробежала ставшая уже привычной холодная волна.       -Я не… - Гэвин поднялся и сел на кушетке, - Я не помню....       -Мне не нужны все подробности, мистер Рид - только то, что вы…       -Нет, вы не поняли… Я вообще этого не помню!       Аттебери тоже на мгновение приоткрыл рот от удивления, и Гэвин, который смотрел прямо на врача, успел заметить необычайно длинные и острые клыки доктора.       -Я помню, как мы впервые занялись сексом; помню ссоры и как было сложно поначалу, но совершенно не помню нашу встречу, - протянул Рид.       Аттебери медленно поднялся с кресла, подошел к своему столу и принялся копаться в одном из ящиков.       -Не стоит волноваться, мистер Рид, - сказал он, доставая блистер с белыми круглыми таблетками, - Сильный стресс иногда провоцирует частичную потерю памяти.       Доктор вытащил пару пилюль, налил воды из стоящего в углу кулера и протянул пластиковый стаканчик и таблетки Гэвину.       -Вот, выпейте.       -Что это?       -Витамины и успокоительное. Не волнуйтесь.       Рид принял предложенный врачом препарат, обильно запивая его водой, такой холодной, что от нее начало неприятно ломить зубы.       -Спасибо..       Аттебери кивнул в ответ, снова присаживаясь на кресло рядом с кушеткой, на которой сидел Гэвин.       Ручка доктора вновь принялась порхать над блокнотом.       -Я выпишу вам несколько препаратов, - сказал он, - Принимайте их строго по инструкции до следующей нашей встречи.       Он вырвал листок и протянул его Риду. На нем идеальным, почти каллиграфическим почерком были написаны рекомендации.       -И, прошу вас, попробуйте следовать этим простым правилам. Уверен, вы заметите улучшение уже через пару дней. Я назначу следующий сеанс на будущую среду. До встречи, мистер Рид.       Аттебери протянул Гэвину руку, и тот пожал ее, отмечая про себя противоестественно холодность ладони врача.       Рид вышел из клиники, щурясь на ярком солнце, привычно шарясь по карманам ветровки в поисках зажигалки. Удивительно, но он чувствовал себя весьма неплохо для человека, который только что выяснил, что совершенно не помнит момента знакомства с самым важным в его жизни человеком. Гэвин подозревал, что это - эффект тех таблеток, что дал ему Аттебери, но был совсем не против своего апатичного состояния.       Потому что находясь в нем, Риду было совершенно наплевать на то, что на противоположной стороне дороги стоял тот самый мертвый мальчик, глядящий прямо на Гэвина и исчезнувший без следа после того, как всего на мгновенье исчез из поля зрения Рида из-за проехавшего мимо грузовика. ***       В офисе Рида так сильно пахло перегаром, что Эстер всерьез подумала о том, что может захмелеть, если как можно скорее не проверит помещение. А судя по тому, как поморщился и пошатнулся Алекс, он вообще в любой момент мог свалиться с ног от алкогольного опьянения. Поэтому первым делом Пирсон быстро пересекла маленькую комнату и широко распахнула окна.       Ударившие в комнату лучи солнца, которые раньше останавливали плотно задвинутые жалюзи, тут же осветили валяющиеся на полу бутылки от крепкого спиртного, банки от пива, окурки, вывалившиеся из упавшей с подоконника металлической пепельницы и прочие отходы жизнедеятельности старательно пьющего Рида.       -Твою мать… - протянула Эстер, оглядывая царящий вокруг бардак.       Гэвин тоже был здесь - лежал навзничь на диване, не потрудившись ни разобрать его, ни раздеться, и, судя по всему, крепко спал.       Пирсон подошла к нему, наклоняясь над лицом полудушника.       -Гэвин, вставай. У нас проблемы! - прошептала Эстер с максимально возможной громкостью и даже потрясла его за плечо, но бестолку - у Рида даже дыхание не сбилось, - Эй! Рид!       Пирсон снова потрясла полудушника, на этот раз, куда сильнее - так, что голова Гэвина болтнулась из стороны в сторону, как у старой тряпичной куклы, но и это не возымело никакого эффекта - Рид все так же не реагировал на внешние раздражители.       У Эстер дрогнули губы. Он была уверена, что Гэвин жив, потому что знала тот единственный способ, которым его можно было убить, однако облегчения это почти не принесло. Потому что страшная догадка, озарившая ее сознание, как вспышка молнии, заставила ее в ужасе отступить на несколько шагов назад от дивана.       И судя по тому, как расширился единственный глаз Алекса, тот понял то же, что и Эстер.       -Он же не мог тоже… - жалобно протянул Лин.       -Ты врач, - глухо отозвалась Пирсон. Ее едва слышный голос дрогнул, - Ты мне скажи - мог он или не мог.       Алекс медленно, как загипнотизированный двинулся к лежащему на кушетке Риду, присаживаясь рядом с ним на колени. Он осторожно протянул руку и, подняв его запястье, принялся щупать тонкую, покрытую мелкими шрамами кожу в поисках пульса. Эстер, затаив дыхание, следила за нехитрыми манипуляциями Лина, заранее зная, к какому выводу придет медик, но всей душой надеясь на то, что она ошибается, и Гэвин просто крепко перепил.       Момент ожидания вердикта Алекса был настолько напряженным, что когда телефон в кармане полудушницы разразился трелью, она вздрогнула от неожиданности.       -Да! - прошептала Эстер, поднося к уху сотовый, на экране которого высветилось имя “Виктор”, - Нашел что-то?       -Кажется, да… - отозвался святой отец.       Он прочистил горло.       -Возможно, это - снотворец. Насколько я понимаю, они способны “влезать” в человеческие сны и питаются эмоциями спящих, по большей части - положительными, но есть и такие, которым больше по вкусу страх и смятение.       -Как разбудить жертв?       -Никак.       Эстер внезапно стало не хватать кислорода, а голова закружилась так крепко, что полудушница, качнувшись в сторону, села на столешницу рабочего стола Рида. Она не могла поверить в то, что Гэвин больше никогда не проснется. Не могла смириться с мыслью о том, что ему никак нельзя помочь.       -Снотворец - это не отдельная тварь, а что-то вроде способности, которой обладают некоторые из них, - продолжил Виктор, - Поэтому её можно убить соответствующим твари способом, вот только жертвы все равно не проснутся.       -Почему?       -Потому что жертвы сами этого не хотят. Снотворцы, в большинстве своем, выбирают целями людей, разбитых горем, находящихся на самом дне отчаяния. Люди счастливы во сне и попросту не хотят просыпаться.       Эстер вытерла тыльной стороной ладони взмокший лоб.       -Что-нибудь еще? - глухо спросила она.       -Нет, ничего - в книге о снотворцах сказано совсем немного.       -Ясно. Спасибо.       Она повесила трубку и сделала то, чего не делала уже много-много лет - потянулась к лежащей на столе полупустой пачке сигарет и, вытащив одну, закурила.       Алекс подошел к ней.       -Не могу говорить с полной уверенностью, не взяв все анализы, но, думаю, Гэвин тоже впал в летаргический сон - как все те, другие люди, - сказал он, - Во всем виновата тварь, так? Ты можешь спасти их? Можешь помочь Гэвину?       Эстер хотела было ответить отрицательно, когда в ее голову пришла отчаянная мысль.       Она достала телефон и принялась быстрыми, рваными движениями пальцев искать в записной книжке нужный номер.       -Я - нет, - ответила Эстер, - Но, надеюсь, знаю того, кто может. ***       Гэвин проснулся посреди ночи, чувствуя странную, глухую тревогу, почти физически ощутимо бьющуюся в точках пульсации его тела. В первое мгновенье, ему даже показалось, будто над ним нависла смутная тень, но стоило только проморгаться, как силуэт растаял в темноте. Рид приподнялся на локтях, бестолково вглядываясь в очертания стоявшего возле кровати комода с посеребренными ручками-крючками, а после медленно, стараясь не разбудить сопящего рядом Хэнка, поднялся с постели и направился в ванную.       Он все еще был заторможенным и апатичным, и практически не помнил, каким образом добрался до дома из клиники и что было после. То есть помнил, конечно, но смутно и отрывочно - за ним приехал Андерсон, которого Рид ждал на лавочке возле входа в клинику, потом они поужинали и ватный, как плюшевый кролик, Гэвин, отправился спать.       Видимо, успокоительное, которое дал ему Аттебери, оказалось куда более сильнодействующим, чем Риду показалось поначалу.       Где-то на половине пути к ванной комнате, Гэвин поймал себя на том, что просто до смерти хочет пить - во рту пересохло так, что даже ворочать языком было практически больно. Рид остановился на мгновенье, раздумывая, стоит ли идти на кухню за наверняка имеющейся в холодильнике колой, или спрайтом, или любой другой газировкой, так любимой Хэнком, а потому всегда наличествующей в их общем доме.       С одной стороны, Гэвину очень хотелось газировки. С другой же было до одури лениво делать крюк в пол дома, чтобы зайти на кухню. Кроме того, помимо жажды, Риду ну очень хотелось отлить, поэтому он все же решил отправиться в ванную и попить там из под крана после того, как справит малую нужду.       И именно это решение, возможно, стало фатальным.       Рид дошел до ванной, прикрыл дверь и принялся мочиться, прикрывая глаза от удовольствия - мочевой пузырь, мгновение назад готовый разорваться от переполненности, приятно расслаблялся, и это было просто невероятно приятно, и ощущение того, как постепенно расслабляются напряженные до предела мышцы, были жутко похожими на оргазм.       Закончив, Рид повернулся к умывальнику, включая прохладную воду, и принялся мыть руки, краем глаза цепляя свое отражение в зеркале, и тут же отпрянул в сторону, больно врезаясь локтем в стиральную машину.       Потому что глаза у его отражения горели ярким зеленым светом.       Но напугало Рида даже не это, а то, что отражение жило своей жизнью. Даже сейчас, когда Гэвин ошарашенно смотрел на него, из зеркала в ответ глядело уверенное, спокойное лицо. Его лицо, в этом сомнений не было, вот только выражение не принадлежало Риду, в этом он тоже был совершенно уверен, и убедился еще сильнее после того, как он поднял руку и махнул ей, но отражение этого жеста не повторило.       “Это - таблетки”, - мысленно убеждал себя Гэвин, - “Это все побочные эффекты гребанных пилюль гребанного зубастого докторишки… Этого не может быть, не может…”       Но это происходило, происходило прямо сейчас, когда отражение подняло руку, держа в ней старый охотничий нож Рида.       Гэвин с ужасом наблюдал за тем, как расплываются в улыбке губы двойника из зазеркалья; как острие ножа медленно приближается к горлу, впиваясь в кожу так, что по шее тут же заструилась кровь. И в ту же секунду Рид почувствовал, как что-то холодное и острое полоснуло по уже его глотке, и как его горячая и густая кровь тут же выступила из раны.       Отражение тем временем изменило угол наклона лезвия, утыкаясь его острием прямо под выступающий кадык.       Улыбка двойника стала шире, и Гэвин с ужасом понял, что именно тот собирается сделать.       “Нет… Не надо!” - хотел заорать Рид, но не успел.       Лезвие вошло в глотку, скрываясь в теле отражения почти на половину, и Гэвин захлебнулся на вдохе, слыша, чувствуя, как в его горле клокочет кровь. Боль была такой невыносимой, что на глазах сразу же выступили слезы; руки метнулись к глотке, пытаясь перехватить огромную, кровоточащую рану. Вдохнуть хотелось невыносимо, но как бы Рид ни старался, у него никак не выходило - мешала огромная дыра в горле. Адреналин разносился по телу с сумасшедшей скоростью, сердце билось так быстро, что это было физически больно, и из-за этого кровь, фонтаном бьющая из шеи, начинала струиться только сильнее. Гэвину было страшно - он понимал, что сейчас умрет, но не мог ни закричать, ни спастись - только судорожно сучить ногами по полу и биться в багряной, остро пахнущей металлом луже.       Дверь ванной распахнулась, жалобно скрипя плохо смазанными петлями, и на пороге возник Хэнк.       -Эй! С тобой все в порядке? Что случилось? - выкрикнул он, бросаясь к мечущемуся по полу Риду.       И стоило Хэнку коснуться плеча Гэвина, как боль и кровь исчезли без следа, а отражение в зеркале снова стало нормальным, и отражало теперь самого Рида - всклокоченного, бледного, напуганного, но совершенно здорового.       Рид жадно глотал воздух, не в силах вымолвить ни слова.       -Гэвин! - до чертиков напуганный Андерсон с силой помотал его за плечо, - Гэвин, прошу тебя, не молчи, я не…       -Здравствуйте, Гэвин, - раздался откуда-то сбоку приятный, спокойный баритон.       Рид резко повернул голову на этот новый, но кажущийся невероятно знакомым голос и разве что не утонул в почти прозрачных серых глазах красивого молодого мужчины.       Того самого, которого он видел в уезжающем автобусе. Того, которого пытался догнать после происшествия в Мерседесе. Того, что возник из ниоткуда и теперь стоял прямо за спиной Хэнка.       И сквозь статную фигуру которого просвечивала распахнутая Андерсоном белая дверь.