Kissing Regina Mills / Целуя Реджину Миллс

Сначала они все собираются в гостиной. Как оказалось, Эмма действительно слишком разоделась, судя по джинсам Дэвида и безразмерному свитеру Снежки, на котором была вышита индюшка, надевающая Рождественскую шляпу. В конкурсе на самый ужасный праздничный свитер, этот точно взял бы первое место. Но Эмма не собирается расстраиваться из-за этого, даже несмотря на то, что ее ступни уже не просто ноют, а вопят от боли в тесных туфлях, а задача не испачкать белую рубашку — слишком напряжная и отвлекающая. И все же, она не может жаловаться. Потому что уже выпила немного вина и наконец начала расслабляться… — Есть ли причина, по которой моя сестра смотрит на тебя так, словно хочет… ну… Я не знаю, — растягивает слова Зелена. — Затрахать тебя до потери сознания? Эмма захлебывается вином и выплевывает его обратно. Бордово-красные капли быстро расползаются у нее на груди, впитываясь в рубашку. Да какого вообще… — Прости. Что? Но это правда. Как бы Эмма ни старалась расслабиться в течение последнего часа, никакое количество закусок или вина не может отменить тот факт, что ее глаза все время находят глаза Реджины. Неважно — стоят ли они в разных концах комнаты, или когда Эмма изо всех сил старается вести себя обыденно, когда Реджина подходит, чтобы пообщаться. Как бы далеко или близко друг от друга они ни находились — Эмма неосознанно искала ее взглядом, только чтобы обнаружить, что взгляд брюнетки уже прикован к ней. Это одновременно нервирует и возбуждает. Но уже не так, когда на этом делает акцент Зелена. — Нет, ну серьезно. Если бы ты была чертовым деревом, тебе стоило бы опасаться, что она залезет на него быстрее, чем… — Зелена, — стонет Эмма. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь. — Ты тупая что ли? — Нет… — Тогда сама посмотри. Ей действительно не стоит этого делать. И на мгновение Эмма почти убеждает себя, что может просто проигнорировать Зелену и свалить подальше от нее. Под моментом она подразумевает 2,5 секунды. Эмма, собрав все свое достоинство, бросает взгляд на кухню, где Реджина, похоже, в процессе очередного горячего спора со Снежкой. Как бы то ни было, суть в том, что Реджина не смотрит на нее, и Эмма собирается обоснованно заткнуть Зелену с ее обвинениями. Но в следующую секунду Реджина встречается с ней взглядом, и уголок губ брюнетки приподнимается в ухмылке. Она смотрит на Эмму поверх своего бокала с таким выражением, которое шериф даже не может описать. — Фу. У меня блин аппетит пропал. — А? — У тебя слюни текут. Эмма моргает и вытирает рот тыльной стороной ладони, понимая, что… да. Может быть, она распустила слюни. Чуть-чуть. — Ты закончила? — невозмутимо продолжает Зелена. Эмма поджимает губы. — Знаешь, если ты предложила мне бокал вина только для того, чтобы был повод подойти постебаться, то я, пожалуй, откажусь. — Постебаться, — эхом отзывается Зелена, закатывая глаза, и салютует собственным бокалом. — Да ради бога. Как будто мне есть дело до того, чем вы, две идиотки, занимаетесь в свободное время. Хочешь знать, что я думаю? — Не особо-то, нет. — Как бы… тошнотворно все это ни было, — продолжает Зелена, делая драматический вздох, и полностью игнорируя реплику Эммы. — Я нахожу мысль о том, что вы двое шпилитесь, весьма неплохой. Эмма, которая решила, что этот разговор требует еще одного глотка вина, выплевывает его обратно в бокал. Еще немного и ее рубашка полностью перестанет быть белой. — Чего? — пищит блондинка. — То, что вы с Реджиной шпилитесь… — Зелена, — ошеломленно перебивает Эмма. — Ты хоть знаешь, что значит это слово? — Конечно, — Зелена машет рукой, выпивая больше вина, чем нужно. — Ухаживание. Дружеское общение. Как бы там ни называли его современные придурки в этом мире. — Ясно. — Я даже чувствую облегчение, правда. Я имею в виду, что у нас с Реджиной могут быть свои разногласия, но хочешь верь, хочешь — нет, а мне будет не все равно, если она подцепит какого-нибудь очередного бесхребетного шута на улице. Честно говоря, у нее просто отвратительный вкус на мужчин. Меня тошнит от одной только мысли об этом. Эмма молча смотрит на нее, на удивление невозмутимо. — Я всего лишь хочу сказать, — продолжает Зелена, явно уже не такая трезвая, по заключению Эммы. — Ты не такая слабоумная дура, как я о тебе думала сначала, Эмма Свон. Эмма натянуто улыбается. — Спасибо? — И за это я хочу поднять тост! — восклицает Зелена, поднимая бокал. — Несмотря на то, что ты несколько раз пыталась убить меня, я одобряю то, что ты шпилишь мою сестру. Она чокается своим бокалом о пустой бокал Эммы. — Твое здоровье! * * * Эмма не знает, что заставляет ее сомневаться в своей вменяемости — опьянение Зелены или Снежки. Скорей всего — второе, поскольку через несколько секунд из кухни, спотыкаясь, выходит ее мать, полная энтузиазма, с раскрасневшимися щеками и явно пьяная в драбадан. — Кто хочет поиграть в «приколи хвост индюшке»?! * * * Все не так уж и плохо, убеждает себя Эмма. Не так уж. Во-первых, в этом году большую часть еды готовила Реджина, так что на столе нет ни одного блюда, которое не выглядело бы аппетитно. Во-вторых, она занимает место рядом с Реджиной, когда приходит время садиться за стол. Все не так уж и плохо. — Кто хочет первым произнести благодарность? — начинает Дэвид. — Эмма? Эмма напрягается от этой просьбы, мгновенно переходя в режим паники. А еще, она смутно осознает, что ладонь Реджины поднимается вверх по ее ноге, чтобы ободряюще сжать ее бедро. По крайней мере, до тех пор, пока Зелена не вставляет: — Лично я считаю весь этот праздник довольно странным, вы не находите? Правда, я стала героем совсем недавно… — Оу? — Реджина подпирает подбородок ладонью. — Я пропустила ту часть, где ты стала героем? Зелена бросает на нее сердитый взгляд. — В общем. Разве хорошие люди не должны делать все эти благодарственные штуки, скажем… каждый день? — Хоть ты и права, Зелена, но это традиция, — торжественно заявляет Снежка. — А традиции сближают семьи. — Ой, да ладно. Как можно быть настолько наивной? Улыбка на лице Снежки немного увядает. — Прошу прощения? — Знаешь, я тут провела свое исследование. По одному из древних манускриптов Генри. — По моей… книге сказок? — медленно уточняет Генри. — Да не важно, — усмехается Зелена. — Дело в том, что эти ваши «традиции» — это то, что ограничивает изменения в этом чертовом мире. Они препятствуют любому прогрессу. Неудивительно, что он полон ненависти и абсолютного поклонения лидеру. Вы видели этого рыжего мужика в телевизоре? Он — самое отвратительное существо, которое я когда-либо видела! И американцы выбрали его. Брак — это только брак между мужчиной и женщиной? Гордость Конфедерации? Что это говорит о ваших гребаных традициях? Реджина в смятении проводит рукой по щеке. — Зелена. — Я не согласна, — отвечает Снежка с натянутой улыбкой. — Некоторые традиции очень хорошие. Вот как сегодняшняя, например. — О да. Возможно, в следующем году я буду праздновать по старинке, — говорит Зелена преувеличенно радостно. — Приглашу всех соседей в свой дом, устрою грандиозный пир, а потом убью их и заберу их земли. Снежка задыхается от возмущения. — День Благодарения совсем не об этом! — Вообще-то бабушка, — подхватывает Генри. — В чем-то она права. — Так, все, довольно! — объявляет Снежка и хлопает ладонями по столу. — Это семейный ужин, черт побери, и я не позволю никому испортить его сегодня. Сейчас мы сядем, насладимся едой и будем вести себя как счастливая, не проблемная семья. Понятно? Тишина, повисшая над столом, удушает. Если не считать редкого бульканья Робин и равномерного постукивания ботинка Нила, Эмма почти уверена, что она могла бы уронить зубочистку, и та упала бы на пол с грохотом на всю комнату. Эмма прочищает горло. — Я благодарна за вас, ребята, — говорит она через мгновение. Она не поднимает взгляд, чтобы оценить их реакцию, поэтому нерешительно продолжает: — Всю свою жизнь я была одна. По крайней мере, до тех пор, пока Генри не нашел меня и не привез сюда, в Сторибрук. За вас, ребята — мама, папа и… — она бросает взгляд на Реджину, прежде чем продолжить. — Я прошла путь от ничего до… до семьи, о которой всегда мечтала, с тех пор, как была одиноким детдомовским ребенком. И это изменило меня больше, чем я могла себе представить. Быть здесь — со всеми вами. Вместе. Я просто… я не могу даже представить другое место, где бы мне еще хотелось быть. Тишина. И затем… — Это было отвратительно сентиментально, — протягивает Зелена. — А мне кажется, что это красиво, — восклицает Снежка и со слезами на глазах смотрит на Эмму. — Я тоже благодарна за тебя, милая. — Я тоже, мам, — радостно добавляет Генри, почти хором с Дэвидом, после чего Снежка объявляет: — А теперь, время ужинать! Эмма чувствует твердое давление ноги Реджины на свою лодыжку, что, видимо, сделано для привлечения ее внимания. Мягкая улыбка, которую брюнетка посылает ей, заставляет сердце Эммы трепетать. Реджина протягивает руку под столом, чтобы коснуться ладони шерифа — легкий жест утешения — и переплетает их пальцы, прикрывая это действие скатертью. Эмма понимает, что все это время сидела, задержав дыхание, но сейчас она медленно выдыхает и улыбается. Все хорошо. * * * По крайней мере, в ближайшие десять минут. — Еда просто потрясающая, Реджина, — хвалит Дэвид, поднося вилку с кусочком мяса ко рту, озадаченно наморщив лоб. — Я не могу понять, что это такое. По вкусу похоже на рыбу. — Это готовила Зелена, — отвечает Реджина. — Да? Зелена изящно промокает уголок рта салфеткой, прежде чем положить ее на стол. После чего мило улыбается. — Это лебедь. Эмма чуть не давится куском индейки, который как раз хотела проглотить. Рядом с ней, Реджина перестает жевать и замирает. — Что такое, Реджина? — самым невинным тоном спрашивает Зелена. — Я думала, что из всех присутствующих, ты больше всех захочешь насладиться лебедятинкой на своем языке. На этот раз вода попадает Эмме в горло прежде, чем она успевает выплюнуть ее. — Эмма! — ворчит Снежка. — Простите, простите, — бормочет Эмма, пытаясь прокашляться, одновременно вскакивая на ноги. — Пойду приведу себя в порядок. — Я помогу, — торопливо предлагает Реджина. И Эмма знает, что это просто предлог, чтобы сбежать от надвигающейся неловкости за столом, но она не думает, что в состоянии сейчас остаться наедине с Реджиной. — Нет. Нет. Ты… оставайся здесь. Эмма не ждет ответа. Она пулей вылетает за дверь, мысленно проклиная мудака, который придумал ужин в честь Дня Благодарения. * * * На первом этаже расположена крошечная ванная комната, которой Эмма редко пользуется, предпочитая обычно ту, которая находится наверху. Сейчас она не особо заморачивается об этом и заходит в ту, которая ближе. Оказавшись в маленьком помещении, она дает себе несколько секунд, чтобы успокоить сердцебиение и очистить разум. Еще совсем не поздно, и уж точно слишком рано, чтобы уезжать, не придумав приличного предлога. Хотя Эмма уже готова просто пуфнуться отсюда, чем быстрее, тем лучше, наплевав на все приличия. Или, по крайней мере, воспользоваться наконец-то бутыльком с жидкой храбростью, который в настоящее время находится в кармане ее пальто. И проверить, что из этого выйдет. Вместо этого она отрывает несколько листов туалетной бумаги и пытается оттереть пятна от вина со своей рубашки. Она официально испорчена, это уж наверняка. Эмма так увлечена оттиранием пятен, что не слышит стука в дверь и не замечает, как Реджина проскальзывает внутрь, пока их глаза не встречаются в зеркале. Блондинка замирает, прижимая к груди туалетную бумагу. Она понимает, что выглядит сейчас как жалкое подобие человека. — Что ты здесь делаешь? — Подумала, что тебе, возможно, нужна небольшая помощь, — отвечает Реджина. — Смотря в чем. Знаешь какое-нибудь заклинание, которое сможет исправить это безобразие? Эмма больше не задает вопросов, когда брюнетка медленно приближается к ней. Реджина отодвигает в сторону бумагу и одним движением руки волшебным образом удаляет все пятна. — Да ладно, — удивленно улыбается Эмма. — Ты должна научить меня этому. — Возможно, когда-нибудь. Эмма не пропускает нежность в ее голосе. Как и близость, когда она понимает, что ладонь Реджины все еще прижата к ней, прямо над грудью. Это на мгновенье выбивает шерифа из колеи — так сильно, что ее голос дрожит, когда она заговаривает. — Реджина? Когда Реджина смотрит на нее из-под густых ресниц, Эмма снова поражается тому, насколько же чертовски красива эта женщина. Это… это плохо. — Мне жаль, если то, что сказала Зелена, смутило тебя, — наконец произносит брюнетка. — Точнее, я хотела извиниться за ее поведение. Я уверена, что она клинически безумна. — Да. Это уж точно, — Эмма пытается рассмеяться, но смех выходит нервным и немного хриплым. Побочный эффект близости Реджины. — Если тебя это хоть как-то утешит, то ты не единственная, у кого самая, что ни на есть, сумасшедшая семейка. Моя мама ведет себя так же неадекватно, как и вчера, когда я рассказала ей о… Эмма замолкает. Реджина понимающе приподнимает бровь. — О нас? А есть «мы»? — Ага. — Это определенно объясняет, почему она весь вечер смотрит на меня так, будто я сожгла ее пяльцы с вышивкой. Эмма издает нервный смешок. — Возможно. Ладонь Реджины остается прижатой к груди Эммы, чуть сдвинувшись влево. Шериф остро осознает значение этого перемещения. — Твое сердце так быстро бьется, — тихо замечает Реджина, что только подстегивает и без того бешеный пульс Эммы. — Потому что я… Что-то промелькивает во взгляде Реджины, слишком быстро, чтобы успеть понять, что именно. Эмма проглатывает слова, пытаясь восстановить хоть какое-то подобие контроля над эмоциями, скачущими внутри нее. — Потому что ты потрясающая. Она чувствует на себе пристальный взгляд Реджины, словно брюнетка может читать ее мысли, как будто она может заглянуть в самые глубины души Эммы, а Эмма — идиотка, которая не может ничего от нее скрыть. — Реджина…? — осторожно произносит Эмма, но брюнетка вдруг отстраняется и делает шаг назад, а ее рука безвольно падает между ними. Затем Реджина разворачивается к двери. А Эмма хочет похоронить себя в какой-нибудь гребаной канаве и никогда оттуда не вылазить. Она все испортила. Ей обязательно надо было открыть свой большой глупый рот, и как всегда все испортить… Но, вопреки ожиданиям Эммы, Реджина не выходит. Вместо этого, она тянется к двери и закрывает ее. И щелкает замком. Ждет. — Ладно, — очень осторожно говорит Эмма. — Это та часть, где ты убиваешь меня? Поэтому ты закрыла дверь? Я уточняю, потому что я еще не пробовала яблочный пирог и это… Реджина закатывает глаза — одновременно раздраженно и с нежностью глядя на блондинку. — Эмма. — Да? — Заткнись. Реджина хватает Эмму за подбородок, останавливая любую чушь, которая могла бы еще вылететь изо рта блондинки. Она тянется вперед, сокращая расстояние между ними, но останавливается в сантиметре от того, чтобы их губы соприкоснулись. От ощущения мягкого дыхания Реджины у Эммы перехватывает горло. Еще чуть ближе. — Ты тоже, — говорит Реджина низким ровным голосом. Эмма слишком ошеломлена, чтобы вникать в смысл. — Что? — Ты тоже потрясающая. Реджина тянет ее за галстук, окончательно уничтожая пространство между ними и захватывая губы Эммы. И блондинка слишком глубоко проваливается в этот поцелуй, чтобы задуматься, что все это может означать. Даже немного неловко то, насколько быстро Эмма срывается на стон. Она успевает только сделать короткий резкий вдох, прежде чем ее губы раздвигаются под напором языка брюнетки. Эмма дрожит — все, что она может сделать, это обхватить шею Реджины. Погрузиться в тепло тела Реджины. Боже. Прошло всего несколько часов с тех пор, как они в последний раз целовались, а Эмма уже испытывает серьезный голод и нехватку этого. Нежные руки сжимают ткань рубашки Эммы, проскальзывая под подол. Блондинка прерывисто выдыхает у рта Реджины, как только прохладные пальцы касаются ее кожи. Черт. Они действительно собираются сделать это здесь. — Может нам стоит подождать… — Эмма замолкает, когда Реджина захватывает ее нижнюю губу своими губами, затем легко прикусывает ее и отпускает. Эмма не может думать. Что за фигню она там хотела сказать? Реджина просто вопросительно мычит, что отдается приятной вибрацией на влажной дорожке, которую она оставляет языком на шее блондинки. Голова Эммы с глухим стуком откидывается назад, когда она обнаруживает, что ее толкают — прижимают — еще сильнее к стене. Ну… что ж. — Подождать? — провоцирует продолжить Реджина, снова впиваясь в ее губы требовательным, жадным поцелуем. От прикосновения рук брюнетки к груди Эммы, шериф стонет. Она врывается языком в горячий рот Реджины, жадно исследуя пространство. — Пока все не уйдут, — умудряется закончить Эмма, задыхаясь, но она, кажется, не может оторваться от губ Реджины, как бы сильно ни старалась. — Это то, чего ты хочешь? Так ли это? Эмма остро ощущает жар, разливающийся по всему ее телу, исходящий от раскрасневшегося лица Реджины и ее припухших от поцелуев губ. Она чувствует пульсирующую боль между бедер, которая заставляет ее верить в то, что она действительно может умереть, если они сейчас остановятся. — Нет, — решает Эмма и запускает пальцы в волосы Реджины. Следующий поцелуй намного медленнее. Глубже. Может быть, даже грязнее. Эмме трудно сосредоточиться на чем-либо, когда Реджина продолжает удерживать ее грудь ладонями, отделяемыми от ее горящей кожи только тканью лифчика. Но в следующую секунду, ее пальцы скользят под край белья, и Реджина уже сжимает соски Эммы. Блондинка выгибается, прерывисто дыша, и горячо стонет в рот Реджины. Слишком громко. Тем самым недвусмысленным стоном, который сдаст их с потрохами, если кто-нибудь за пределами этой несчастной ванной его услышит. Мысль об этом посылает еще одну обжигающую волну возбуждения прямо между ног Эммы. Черт, она такая мокрая, что могла бы… — Нет, нет, — тихо неодобрительно произносит Реджина и отводит руки Эммы от своих ягодиц, где они уже успели обосноваться. Она наклоняется и невесомо касается губами губ Эммы. — Никаких прикосновений. О, нет. — Но… — у Эммы уже кружиться голова от желания, но даже в таком состоянии она понимает, какая это катастрофическая несправедливость. — Почему? Эмма даже не замечает, как ее руки по собственной воле возвращаются к бедрам Реджины, пока брюнетка не смеется в поцелуе — хриплый звук, который спиралью проносится через тело Эммы. Реджина сжимает руки Эммы, словно предупреждая, чтобы они оставались на месте. — Потому что, Эмма, — растягивает она, снова, открывая рот для Эммы, позволяя своему языку скользнуть по ее губам на короткую секунду. У блондинки подгибаются колени. — Теперь моя очередь трахать тебя. — О боже мой, — хрипит Эмма. Грязные разговоры Реджины реально способны убить ее. — Скажи это еще раз. Реджина смотрит на нее, пока их взгляды не встречаются, и снова переводит внимание на вздымающуюся грудь Эммы. И каждая секунда, что Реджина не целует ее, сводит блондинку с ума. — Это то, чего ты хочешь, Эмма? — шепчет брюнетка на ухо Эмме, которая находится словно в прострации и не замечает руку, проскальзывающую между ними, пока она не проникает под пояс брюк блондинки, а затем и под резинку ее нижнего белья. — Ты хочешь, чтобы я трахнула тебя? При первом прикосновении пальцев к влажной промежности Эммы, женщина задыхается, выгибая бедра навстречу. — Да. Прижатая к стене, Эмма полностью находится во власти Реджины. Не то чтобы она возражала. Совсем. Реджина, наконец, сжаливается и, наклонившись, берет один сосок в рот, в то время как основание ее ладони прижимается к набухшему клитору Эммы. Это вызывает еще один отчаянный вскрик блондинки. Теперь она тяжело дышит, толкаясь бедрами в руку Реджины, в то время как брюнетка, кажется, наслаждается ее мучениями. Она ласкает затвердевший кончик соска Эммы, ни на секунду не прерывая зрительного контакта. А это самое горячее, что было в жизни Эммы, и она не может отвести взгляд. — Реджина, — скулит Эмма, когда брюнетка отпускает ее сосок с влажным хлопком и переключается на второй, продолжая прижимать ладонь к ее клитору. — Реджина, пожалуйста. Эмма не замечает, когда Реджина успевает приподняться, чтобы поцеловать ее. Все, что она знает, это то, что губы Реджины горячо прижимаются к ее губам. Влажное, тягучее скольжение ее языка заставляет Эмму испытывать такие ощущения, на которые она даже не представляла, что вообще способна. Дыхание Эммы превращается в рваные, судорожные вдохи. Медленные толчки ее бедер останавливаются, когда Реджина направляет свои пальцы к входу Эммы, их взгляды встречаются на один электризующий момент. И Эмма сама опускается на них. Два пальца скользят внутрь одним быстрым движением. Это вызывает напряжение в основании позвоночника Эммы, задерживает воздух в ее легких, и… черт… губы Реджины, посасывающие кожу на точке ее пульса, духи Реджины, заполняющие ее легкие и обостряющие все чувства Эммы, все это вместе — это слишком… Это… Эмма почти не слышит стука в дверь. Как и приглушенного голоса Снежки с другой стороны. — Эмма? — Блять, — в исступлении шепчет Эмма, ее бедра отрываются от стены. — Черт. Реджина, не останавливайся. Не… Реджина прижимается к губам Эммы жадным поцелуем. — Даже мысли не было. Эмма снова начинает насаживаться на пальцы Реджины, в то время, как брюнетка добавляет третий, сгибая их и затрагивая особо чувствительные точки, отчего голова Эммы откидывается назад. Она двигает бедрами с новой силой. Следует за движением Реджины, раскачиваясь жестко и быстро. Почти у финиша… — Эмма? Ты здесь? — снова раздается голос Снежки. Дергается дверная ручка. — Ответь мне хотя бы. — Заканчиваю! — кричит Эмма. Буквально. Бедра Эммы начинают дрожать, когда Реджина усиливает давление на ее клитор, потирая его с большей точностью и интенсивностью. — Черт, Реджина, — выдыхает Эмма и содрогается от еще нескольких сильных толчков, пока… — О боже. Я… я… Реджина нежно прикрывает ладонью рот Эммы, чтобы заглушить несвязные звуки, которые вырываются из горла блондинки. И в следующую секунду Эмма начинает пульсировать, сжимая пальцы Реджины. Спина шерифа резко выгибается, отрываясь от стены, и они обе чуть не падают назад. Реджина мягко ласкает ее, помогая пройти через это. Она нежно целует Эмму в шею, лоб, пока блондинка отчаянно цепляется за ее плечи. Эмма прижимается к ней, утыкается лицом в изгиб шеи Реджины, но женщина осторожно отстраняется. Второй рукой она откидывает в сторону влажные от пота волосы Эммы. Этот жест такой нежный, что сердце Эммы переполняется эмоциями. В состоянии полной прострации после оргазма, она почти забывает, что за дверью стоит ее мать. И снова стук. — Эмма. Открой дверь. Сейчас же! С дрожащим вздохом Эмма поправляет рубашку и выпрямляется. И ей чертовски стыдно, что все, что она хочет сейчас сделать, это прижать Реджину к стене и вернуть ей услугу. Реджина бросает на нее озорной взгляд. — Как ты думаешь, ты сможешь выглядеть хотя бы немного презентабельно? — Как будто минуту назад твои пальцы не были внутри меня? Ответный смешок, который получает Эмма, граничит с непристойным. Не говоря уже о том, что он проносится по ее телу и бьет прямо между ног. Реджина же, выглядя такой же безупречной, как всегда, быстро поправляет помаду, прежде чем открыть дверь. Снежка замирает с другой стороны. — Реджина! — пищит Снежка. Ее испуганный взгляд мечется между ней и Эммой. — Я… что ты…? Реджина невозмутимо проходит мимо нее. — Закрой рот, Снежка. Ты похожа на радужную форель. Снежка ошарашенно пялится ей вслед. После чего поворачивается к Эмме с самым оскорбленным выражением лица. — Эмма, — возмущенно выдыхает она. Эмма крепко зажмуривается. Ну, началось. — О чем ты только думала? В День Благодарения? Да еще и перед лицом младенца Иисуса! Серьезно?! Растерянная, Эмма прослеживает за взглядом Снежки, устремленным на статуэтку младенца Иисуса, каким-то мистическим образом оказавшуюся на бачке унитаза позади нее. Она трясет головой, зажмуривается и снова смотрит на него. Какого хрена. Снова? Откуда он тут вообще взялся? — Десерт подан, — бурчит Снежка, хватая статуэтки с бачка. — Возможно, ты сначала захочешь привести себя в порядок. Пауза. Она одаривает Эмму свирепым взглядом. — А это я забираю, — ровным шепотом: — Стыдно должно быть. Прижимая статуэтку к груди, Снежка, гневно топая, удаляется. Эмма остается одна, все еще дезориентированная от посторгазмического блаженства, и сейчас она уверена только в одном. Это? Оно того стоило. Каждого последующего момента. Долбаной истерики Снежки и всего остального.