Kissing Regina Mills / Целуя Реджину Миллс

Эмма не хочет уезжать. Она осознает это, когда уходят Снежка и Дэвид с Нилом, а Зелена застревает в особняке, достаточно долго пытаясь успокоить плачущую Робин, чтобы понять, что она могла бы делать это в комфорте своего собственного дома. Если совершенно недвусмысленный взгляд, который Реджина периодически бросает на сестру, является каким-то признаком — то Реджина тоже прекрасно это понимает. — Ой, все. Помощнички из вас те еще, — фыркает Зелена и направляется к двери. Она ласково улыбается, заглядывая в розовый сверток в своих руках. — Пойдем, пупсик. Мама запрет тебя в твоей кроватке и заткнет тебе рот. — Зелена, — вздыхает Реджина. — Ты не можешь разбрасываться такими фразами в этом мире. — В каком смысле? Я всего лишь собираюсь дать ей ее бутылочку. — Ага. Скажи это социальным службам, — невозмутимо парирует Реджина и жестом подзывает к себе Генри, который стоит у лестницы с каким-то хитрым взглядом. — Милый, ты останешься здесь или поедешь домой с Эммой? — Вообще-то, я собирался переночевать у тети Зелены, — отвечает Генри, слегка пожимая плечами. — Что? — хором переспрашивают Реджина с Зеленой. Хотя Зелена выглядит очень даже радостной. Эмма снова повторяет свою мысль. Хитрющий маленький говнюк. — Ага. Ну, ты ведь обещала, что мы вместе посмотрим Рождественскую сказку, помнишь? — говорит Генри Зелене, которая не сможет уловить намек, даже если он укусит ее за задницу. — Серьезно? — удивляется женщина, но когда Генри обреченно поднимает глаза к потолку, Зелена быстро поправляется: — Ох, точно. Да. Что-то я торможу. У меня же есть видеокассета с ним и мы сможем его посмотреть, когда приедем ко мне. — Или… я могу скачать его с торрента, — парирует парень, скептически сморщив нос. Затем он обнимает Реджину. — Увидимся завтра, мам. — Доброй ночи, милый. В ответ на бормотание «доброй ночи, мам», когда Генри подходит к Эмме, чтобы обнять ее, она хочет лишь стереть эту самодовольную ухмылку с его предательской мордашки. — Ты по уши в дерьме, — шепчет она на ухо сыну. — Ты еще поблагодаришь меня потом, — шепчет он в ответ. Зависнув на этих словах, Эмма почти не слышит восклицания Зелены «та-даааам, дорогие!», когда они исчезают в облаке зеленого дыма. Потому что она снова остается наедине с Реджиной, и понятия не имеет, что делать дальше. — Думаю, мне тоже пора отчаливать, — нерешительно говорит Эмма, морально готовясь к неизбежному прощанию. — Или… — Реджина делает шаг вперед. Все внутри Эммы трепещет в предвкушении. — Ты можешь остаться. Как насчет бокала лучшего яблочного сидра, который ты когда-либо пробовала? И Эмма… Эмма расплывается в глупой улыбке. — Есть что-нибудь покрепче? * * * Именно так все и началось. Реджина поднимается наверх, чтобы принять душ и переодеться, а Эмма остается на кухне, чтобы сделать пока что-нибудь полезное. Выбор оказывается нелегким. Переводя взгляд между огромной кучей тарелок в раковине и не меньшим количеством остатков еды, которые нужно убрать, Эмма мечтает о том, чтобы появился третий вариант, вроде магического переноса всего этого бардака в параллельную Вселенную. Она начинает с остатков еды. На улице уже темнеет, в окне видна едва заметная полоска солнечного света. Единственные звуки — жужжание холодильника, и редкое поскрипывание половиц наверху, пока Эмма расхаживает по кухне. Именно тишина в конце концов сводит блондинку с ума. Она включает плейлист с песнями Пандоры и тихонько напевает под музыку. Через двадцать минут она уже успевает убрать всю еду в холодильник и загрузить половину тарелок в посудомойку. — Я не хочу никогда оставлять тебя, — тихо поет Эмма, и в ее голосе чувствуется легкая хрипотца, от всех этих упражнений с выплевываниемем и захлёбыванием вином сегодня вечером. — Я не хочу никогда покидать этот город. Потому что, как бы то ни было, этот город никогда не спит… Она делает поворот на месте, и вдруг замечает Реджину, прислонившуюся к барной стойке и пристально наблюдающую за ней. Эмма вздрагивает от неожиданности и роняет тарелку, которую держит в руках. Блондинка прослеживает взглядом за тем, как она зависает в процессе падения и парит в воздухе вверх, приземляясь обратно в руку Эммы. — Знаешь, — говорит Эмма и опускает мыльную тарелку обратно в раковину. — Невежливо вот так подкрадываться к людям. — Возможно, если бы ты не была так увлечена исковеркиванием этой песни, то услышала бы как я пришла. — Я не… — Эмма замолкает и прищуривается. — Я думала, ты пошла наверх переодеться. — Я переоделась. Это вопиющее преувеличение. То, что сейчас надето на Реджине, едва ли можно считать «надеванием» одежды, потому что на ней практически ничего нет. И черт возьми, Эмма не в том состоянии, чтобы спокойно реагировать на то, что Реджина стоит босиком, в синей рубашке на пуговицах, подол которой едва прикрывает ее обнаженные бедра, а рукава закатаны до локтей. Это выглядит так непринужденно и по-домашнему. И, если честно, это самый сексуальный образ, который Эмма видела на сегодняшний день. У нее тут же пересыхает во рту. Реджина понимающе улыбается. — Что ты слушаешь? — спрашивает Реджина, неторопливо отталкиваясь от стойки. — Просто радио, — отвечает Эмма и изо всех сил старается удерживать свой взгляд на лице Реджины. Но боже, ее ноги… — Тебе повезло, что ты не застала, как я танцую. Когда мне было четырнадцать, я не смогла сделать ни одного самого корявого движения во время танцев в школе. Реджина хмыкает в ответ. — Хочешь верь, хочешь — нет, но меня научили танцевать твои родители. — Да ладно. — В Камелоте, — кивает Реджина с легким смешком. — До этого некому было научить меня. Поэтому твой отец взял на себя смелость предложить свои ноги, рискуя, что ему их полностью отдавят. — Ой, да брось. Все не могло быть так плохо, — усмехается Эмма. — Нет, было еще хуже. Твои родители просто невыносимы. Улыбка на лице Эммы превращается в медленное, задумчивое выражение, когда она смотрит на Реджину, и слегка хмурится, оценивая небольшое пространство между ними. Эмма понятия не имеет, что делает, когда протягивает руку. — Иди сюда. Давай я тебе лучше покажу. Реджина смотрит на протянутую руку с легким недоверием. — Ты же не всерьез? Ты ведь не умеешь танцевать? — Шаг вперед, шаг назад. Это не должно быть так уж сложно, верно? Абсолютно не впечатленная этим заявлением Реджина скептически поднимает бровь, и Эмма закатывает глаза, а затем слегка кланяется для пущей убедительности. — Сначала, проводи своего партнера на танцпол. Уголки губ Реджины едва заметно приподнимаются, но в следующее мгновение она все же берет Эмму за руку. Блондинка считает это маленькой, но победой. — Что дальше, Спасительница? — спрашивает Реджина, и то, как она это произносит — произносит Спасительница — отвлекает Эмму достаточно, чтобы на секунду затуманить ее мысли. — Дальше мы… хм… размещаем наши руки. Вот так. Эмма кладет руки Реджины себе на плечи, позволяя своим ладоням опуститься на талию брюнетки. Эта новая позиция сокращает небольшое расстояние, которое еще оставалось между ними, и Эмма теперь очень хорошо осознает, насколько теплая Реджина под ее ладонями. Как близко сейчас женщина находится от нее, чтобы Эмма наклонилась и продолжила то, на чем они остановились в ванной. Может быть, это была не такая уж хорошая идея. — А теперь… — язык Эммы заплетается в пересохшем рту. Ее голос слегка дрожит. — Мы… раскачиваемся. — Прямо как подростки, — криво усмехается Реджина. — Это срабатывало у меня в средней школе. Реджина не отпускает саркастического замечания на это, и Эмме требуется мгновение, чтобы понять, почему. Песня сменилась. Вместо обычной, медленной мелодии, играющей на заднем плане, теперь пел Эд Ширан. И Эмма немного в курсе современной музыки, чтобы знать, что в творчестве Эда Ширана нет ничего платонического. Каким-то образом медленный танец с Реджиной под песню со словами: «Я никогда не знала, что ты та, кто ждет меня, потому что мы были просто детьми, когда влюбились», определенно не была тем, что планировала Эмма. — Так хорошо, — тихо говорит Реджина. Ее пальцы свободно погружаются в волосы Эммы, и теперь женщины покачиваются достаточно близко, чтобы дышать одним воздухом. Чтобы чувствовать тепло, исходящее от их тел. Все это так интимно, так романтично, что горло Эммы сжимается сильнее с каждым вдохом. Реджина расслабляется в ее руках и слегка наклоняет голову, пока их лбы не соприкасаются. — Что это за песня? — Эд Ширан, — Эмма крепче сжимает талию Реджины. — Она идеальна. — Угу. Небольшое расстояние между ними кажется заряженным. Эмма чувствует это, потому что, хотя она полностью осознает, что каждая клеточка ее тела искрит от близости Реджины, брюнетка кажется также неосознанно подходит ближе. Сокращая пространство между ними до тех пор, пока их тела не сливаются в одну линию. До тех пор, пока свежий после душа запах Реджины не вызывает у Эммы головокружение от желания. Эмма позволяет своим рукам скользнуть вниз по бедрам Реджины и вернуться назад. Она слышит быстрый прерывистый вздох брюнетки, чувствует, как она глубже погружает свою руку в светлые локоны Эммы. — Эмма, — выдыхает Реджина. Когда Реджина отстраняется, ее потемневшие глаза томно прикрыты. Эмма не может оторвать взгляд от изгиба нижней губы женщины. Не в состоянии больше контролировать себя, Эмма резко подается вперед и впивается поцелуем в губы Реджины. Удовлетворенный вздох, который Реджина испускает в ответ на поцелуй, заставляет сердце Эммы бешено колотиться. Руки Эммы двигаются по собственной воле, когда она сосредотачивается на поцелуе, на ощущении губ Реджины, скользящих по ее губам, открывающихся под напором языка Эммы, пока не захватывают ее нижнюю губу, нежно посасывая. Эмма стонет. Поцелуй быстро становится горячим. Он превращается в беспорядочную смесь тяжелых, рваных вдохов и выдохов и… боже, это слишком сильно. Эмма так увлечена тихими стонами, которые Реджина издает прямо ей в рот, не в силах оторваться от нее, что не замечает, как они перемещаются на другую сторону кухни, пока задница Реджины не ударяется о стол. Реджина отстраняется, ее взгляд из-под опущенных ресниц, устремляется на губы блондинки. Эмма почти не узнает звук собственного голоса, когда спрашивает: — Чего ты хочешь? Она встречается взглядом с Реджиной, и неприкрытое желание, которое Эмма видит в ее глазах, отдает в ее теле горячей пульсирующей волной возбуждения. Реджина не задумывается над ответом. — Тебя, — произносит она. Все внутри Эммы переворачивается. — Только тебя. — Раздвинь ноги для меня. Эмма не ждет, пока Реджина подчинится. Ее руки уже блуждают под подолом рубашки брюнетки, перемещаются вниз и сдергивают красные атласные трусики, пока они не скручиваются в тонкую полоску, повиснув на лодыжке Реджины. Блондинка падает на колени. Она поднимает глаза и видит, что Реджина наблюдает за ней, грудь женщины поднимается и опускается в неглубоких прерывистых вздохах. Ее руки обхватывают бедра Реджины, чтобы раздвинуть их, достаточно широко, чтобы Эмма нырнула между ними. У нее перехватывает дыхание. Реджина такая мокрая. Удивительно, насколько сильно, но именно это делает все еще более прекрасным, как и то, с каким нетерпеливым негодованием стонет Реджина. — Эмма. Эмма наклоняется, не тратя больше времени на лишние слова, и ее губы опускаются на Реджину. И это первое прикосновение сводит с ума их обеих. Реджина задыхается в ее руках, бедра брюнетки приподнимаются навстречу движению языка Эммы. Реджина отрывает мертвую хватку от края стола и вцепляется рукой в светлые волосы, ободряюще притягивая Эмму ближе к себе. Эмма с энтузиазмом принимает этот жест, с наслаждением проводя языком по всей длине брюнетки, затем кружит вокруг набухшего клитора. Тело Реджины дрожит, бедра сильнее прижимаются ко рту Эммы, когда она проникает в нее кончиком языка. Реджина издает долгий протяжный стон. Она скользит ближе к краю стола, чтобы раздвинуть бедра шире, принимая Эмму глубже, и двигает бедрами, подстраиваясь под медленный, ленивый ритм толчков языка Эммы. Их взгляды не отрываются друг от друга, и именно эта связь, эта темная жажда в глазах Реджины толкает Эмму за грань ее желания. В конце концов челюсть Эммы практически сводит от боли и напряжения, и она заменяет язык двумя пальцами. От этого ощущения — плотного, влажного ощущения Реджины, сжимающей ее пальцы — у Эммы захватывает дух. Реджина опускает бедра, с хриплым стоном принимает пальцы Эммы глубже в себя, выгибая спину над стойкой. — Эмма. Боже, я… Она берет Реджину медленно и глубоко, остальные слова брюнетки прерываются еще одним отчаянным произнесением имени Эммы. Эмма упоминала, что она обожает слышать, как Реджина произносит ее имя? Она прижимается губами к лобку Реджины, наслаждаясь влагой, которая струится по ее складкам, прежде чем снова вернуть внимание на клитор брюнетки. Как только Эмма нежно берет его в рот, Реджина резко дергается ей навстречу. Ее бедра набирают темп, подстраиваясь под размеренный ритм пальцев Эммы. Блондинка чувствует, как тело Реджины начинает пробивать дрожь. Эмма не замедляется. Она обводит языком клитор Реджины, щелкает по нему кончиком, всасывает его в рот. Теперь брюнетка уже отчаянно толкается бедрами, прижимаясь к лицу Эммы. Ее рука почти болезненно сжимает волосы шерифа. Оргазм Реджины накатывает почти сразу после этого. Эмма с благоговением наблюдает, как напрягаются мышцы на теле женщины, а глаза Реджины медленно закрываются. Все, что представляет собой Реджина в агонии оргазма — за гранью прекрасного. То, как она запрокидывает голову. Румянец, покрывающий ее шею. Выражение всепоглощающего удовольствия, которое искажает ее лицо, когда она кончает с хриплым криком. Эмма готова сталкиваться с этой щемящей сокрушительной болью, чтобы заставить ее кончить снова. Реджина, задыхаясь, сползает со стола прямо в объятия Эммы. Она обвивает руками плечи Эммы, ее глаза влажные от слез и наполнены… Эмма не может точно определить, какие эмоции видит в них, но это заставляет пространство под ее ребрами сжаться. На этот раз Реджина первая тянется к Эмме, чтобы соединить их губы. Поцелуй медленный, томный и нежный, он растягивается на несколько минут, пока Реджина пробует себя в нем. Даже когда он прекращается, брюнетка продолжает осыпать короткими поцелуями губы Эммы, словно не хочет полностью отстраняться. Эмма не смогла бы сдержать улыбку, даже если бы захотела. Чувство, которое нарастает внутри нее — эти слова, которые весь день бурлили в ее груди — Эмма должна подавить желание сказать их. — Давай закончим это в моей постели, — шепчет Реджина. Она проводит губами по уху Эммы. — Я хочу оставить отметки по всему твоему телу. По спине Эммы пробегает дрожь. — Хорошо, — хрипит Эмма. Она прочищает горло. — Дай мне минутку. Мне нужно кое-что достать из машины. Ощущение зубов Реджины, захвативших мочку ее уха, вызывает еще одну волну дрожи. — Я буду ждать тебя. * * * Эмма размышляет, как много хорошего может произойти, прежде чем ее удача в конечном итоге иссякнет. Она думает об этом, пытаясь открыть дверцу своей машины, вспоминая, что заперла ее перед тем, как выйти. Ключи она оставила в кармане пальто, которое сейчас висит в шкафу. Розам придется подождать. На улице почти тридцать градусов, и она уже отмораживает задницу к тому времени, когда возвращается на крыльцо и входит в холл особняка. — Эй, Реджина, ты не могла бы достать мои… — Эмма замирает на полуслове. Реджина уже стоит возле шкафа, в одной ее руке пальто Эммы, в то время, как в другой она держит жидкое зелье храбрости. На лице брюнетки выражение глубокой задумчивости. Брюнетка поднимает на нее взгляд. — Ты забыла это, — говорит она и бросает Эмме ключи. Эмма ловит их. Замешательство не исчезает с лица Реджины, и долгое молчание, которое следует за этим, вызывает у Эммы легкую тошноту. — Реджина…? Это, кажется, выводит Реджину из транса. Она переводит взгляд с зелья обратно на Эмму. — Как давно это у тебя? То, как Реджина произносит это, не совсем похоже на… обвинение. Но ее тон определенно не обнадеживает. Эмма ерзает под пристальным взглядом брюнетки. — Около двух недель. Я купила его у Снежки. — Значит с тех пор, когда ты впервые поцеловала меня… в склепе. — Я думала, что смогу… не знаю. Использовать его снова, чтобы… — Чтобы что, Эмма? — прерывает Реджина, и в ее тоне слышится та стальная нотка, которая опускается в желудке Эммы, как цементный блок. — Чтобы трахнуть меня на своем столе? Потому что тебе нужно было дополнительное мужество, как и тогда, когда ты поцеловала меня в первый раз? — Нет… нет. Конечно, нет. Реджина, я бы никогда не использовала его для этого, — клянется Эмма. — Я вообще ни разу его не использовала. Мне было… страшно, ясно? Я была чертовски напугана тем, что ты заставляла меня чувствовать. И я подумала… я подумала, что так будет легче. Лицо Реджины слегка смягчается, и она смотрит на Эмму так, словно хочет знать. — Что я заставляла тебя чувствовать? Эмма замирает на месте. Она чувствует напряженность взгляда Реджины, словно он бьет по ней отбойным молотком. И выбивает воздух из ее легких. Молчание затягивается, и в глазах Реджины появляется неизбежное смирение. — Эмма, — она, кажется, собирается с духом для того, чтобы произнести следующие слова. — Я думаю… что бы это ни было, это нужно прекратить. Пока никто не пострадал. Первый порыв Эммы — рассмеяться, просто потому, что все это начинает выглядеть так, как в тот раз, когда она почти сбежала из города, а вместо этого была вознаграждена яблочным турновером. Но Реджина крайне серьезна, и что-то внутри Эммы просто ломается. — Это то, чего ты хочешь? Челюсть Реджины дергается. Похоже, она пытается убедить в этом не только Эмму, но и саму себя. — Да. — И ничего не изменится? Это не повлияет на Генри? — Никогда. Слабая улыбка Эммы не затрагивает ее глаз. Когда ей удается заговорить, в горле словно застревает осколок стекла. — Хорошо. — Хорошо, — выдыхает Реджина в ответ. Опять это выражение в ее глазах. Слабое, но интенсивное. Сердце Эммы пропускает удар. — Я провожу тебя. Эмма не знает, как воспринимать это предложение. Она оцепенело принимает пальто из рук брюнетки и, словно в трансе идет за ней к двери, выходя на крыльцо. Ладонь Реджины ненадолго задерживается на ее руке, так, словно это было в последний раз. — Я напишу тебе завтра. Генри, возможно, захочет заехать за своими вещами, — говорит Реджина, как будто все вдруг снова стало обычным и нормальным. Как будто что-то когда-то было нормальным. Эмма натягивает на лицо улыбку. — Хорошо. Реджина пристально смотрит на нее, взгляд карих глаз бегает по лицу Эммы. Словно внутри брюнетки идет какая-то борьба. Проходит пара мгновений. — Хорошо, — эхом отзывается Реджина, делая осторожный шаг назад. И затем… — Доброй ночи, Эмма. Это последнее, что слышит Эмма, прежде чем дверь закрывается и Реджина исчезает за ней. Блондинка еще долго смотрит на дверь, почти ожидая, что она распахнется, и тогда, возможно, она сможет очнуться от этого ужасного кошмарного сна. * * * Но этого не происходит. И только когда Эмма уже стоит у своей машины, ее эмоции, наконец, достигают точки кипения и взрываются. Она бьет кулаком по капоту «Жука». — Блять, — рычит она и пинает колесо. — Блять! Почему это так больно? Она ведь не потеряла дружбу Реджины. Потому что — вот кто они друг другу. Подруги. Но Эмма не настолько глупа, чтобы задаваться вопросом, почему ее грудь разрывает сокрушительная боль. Почему она никак не может перестать думать о губах Реджины. О ее смехе. О ее чертовой прекрасной улыбке. Она любит Реджину. Нет такой части Реджины, в которую Эмма не была влюблена. И что же все это? Это — начало огромной катастрофы.