Жизнь Хатидже Турхан-султан.

Времени, с того как Наденька оказалась во дворце Топкапы, прошло по малой мере около месяца, если не больше. Однако же, ей всё кажется, что время действительно идёт быстрее положенного. Она, пожалуй, сейчас и вовсе не думает о нём, а старается, как можно быстрее здесь освоиться, потому как жизнь здесь, несмотря на добрые заверения евнуха Сулеймана аги, который старается во всём помочь ей, отнюдь, не так проста и легка. Поначалу, девушки, как и ожидалось, не посмотрели на дружелюбные намерения Наденьки, стали косо на неё глядеть и не признавать. Но чуть позже, неделю спустя, когда она, с трудом, истратив уйму сил, подучила османский, ей кое-как получилось наладить отношения с ними. Она даже как-то днём, сидя на подоконнике и изучая книгу на арабском языке, мимоходом заметила тех "кизляр", что мыли её в хаммаме в первый день её нахождения здесь. Однако завести разговор не получилось: они так же быстро исчезли из виду, как и появились. Обиды держать не пришлось, ведь они в самом деле не заметили Наденьку. А если бы и заметили, то наверняка бы подошли и, возможно, заимели дружбу. После этого случая с исчезновением, Наденька поняла, насколько широк и огромен гарем. Это был каменный городок, со своими улицами и жителями. Один раз даже она здесь случайно видела кошку с котятами. Впрочем, почти не нашлось в ташлыке человека, который не подошёл бы погладить и приласкать эти милые создания, которые так и норовят, чтобы их лелеяли. Эти чудесные пушистые зверьки мало кого оставят равнодушным и безучастным. Евнухи некоторые, пожалуй, и есть та самая малая часть. Большинство из них толстые, ворчливые и, до откровения, крайне некрасивые лицом, да и к тому же напрочь лишены каких либо благородных чувств и задатков. За бакшиш, они были готовы на совершение самых мерзких и ужасных замыслов своей госпожи и пойти даже на большую подлость, и всё только ради мешочка золота. Хоть они заведовали внутренними делами гарема и держали всё в своих руках, во благо сохранения порядка, они и сами, порой, могли учинить бесчинства и даже плести интриги. Однако, обладая каким-то природным дарованием, они всегда чувствовали, где пахнет жареным и даже не боялись стать предателем. Так, например, Сюмбюль ага, глава чёрных евнухов, на начале своего пути в ташлыке был обыкновенным евнухом, ничем не отличающимся ото всех, и даже напротив: очень он был неприметным. Но как то этого человека заметила Валиде Хандан султан, мать султана Ахмед Хана, и дала ему печать кизляра аги, бог знает за какие заслуги. Поговаривали, что между ними была даже какая-то договоренность, которая могла выставить не в самом лучшем свете саму султаншу. Этот человек в свои двадцать четыре года стал одним из тех людей, которые имеют большую власть в гареме. К сожалению, ровно через месяц, после того, как Сюмбюль получил эту должность, Валиде султан благополучно, тихо и без страданий отдала Аллаху душу. Впрочем, после её смерти он всё также оставался Кизляр агой и даже заслужил особое расположение главной хасеки Ахмеда хана, которой, служит ей и сейчас, когда та сама является Валиде султан. Сюмбюль, надо заметить, отличается ото всех евнухов тем, что не болтлив и очень трудолюбив, а в нередких случаях многим казалось, что он сможет сам, за всех нести груз тяжёлой здешней работы. Он был очень внимателен и добр к тем девушкам, которые, несмотря на своё нелёгкое положение, усердно учатся и занимаются полезным делом. Лентяек и белоручек отторгал и не любил. Так он заметил из всей примитивной толпы наложниц энергичную, очень привлекательную и, отличавшуюся быстрым умом, Наденьку, которая очень быстро осваивала здешнюю жизнь и правила гарема. Сюмбюль был так доволен ею, что не удержав свой язык, стал расхваливать её пред Валиде султан. — Эта хатун и в самом деле так красива и умна, как ты говоришь, Сюмбюль? Такие девушки подобны драгоценному камню, они редки и прекрасны... Я хочу видеть её, - с улыбкой говорила Валиде. Тот сразу же просиял, когда услыхал приказ своей госпожи и, поклонившись, почти вприпрыжку побежал в гарем. Никогда он не посмел бы не повиноваться воле Валиде султан и был бы лишь рад ей служить, а уж исполнять её приказы он считал величайшей для себя честью. Наверное, нельзя и найти того, кто бы не пожелал служить в слугах у самой Кёсем султан. Женщина эта была необычайная, своевольная, твёрдого и даже жёсткого нрава, никогда не терпела никаких возражений по поводу её управленческих способностей и не любила, когда ей в чём-либо перечили и прекословили. Напротив, любила всё брать в свои могущественные руки и контролировать каждый шаг тех, кто имел политическую власть. Без её ведома не решались никакие, даже малые и незначительные дела, как в гареме, так и в государстве. Пробыв на посту регента при своём малолетнем сыне, Мурад Хане, почти десять лет, она пустила здесь свои корни так глубоко и так прочно, что, пожалуй, выкорчевать их никому не удастся. Настолько эта женщина была могущественна в государстве, что её власть можно поставить наравне с султаном. Её сын, Мурад хан, хоть и взял бразды правления в свои руки и отстранил мать от поста регента, однако Махпейкер Кёсем султан всё так же являлась центром власти, через который решались многие важные проблемы империи. Сейчас эта великая Валиде располагалась в своих огромнейших покоях, сравнимых только с султанской опочивальней. Она вальяжно сидела на диване, сложив правую руку, держащую бокал с лимонным щербетом, на колено, а левую руку положила на высокую плотную подушку, вышитую золотом и серебряным нитями. О, как великолепен был её наряд, как величественен был высокий тюрбан, украшенный жемчугами и эгреткой с пером. Кольца на каждом из её пальцев при малейшем движении приятно позвякивали и глухо отдавались эхом в огромных покоях. На шее её красовалось жемчужное ожерелье с серебряным кулоном с алмазом посредине. Её алый наряд блестел, когда косые лучи зимнего солнца падали на него. Драгоценные камни на кольцах чудесно преломляли эти лучи. Сама она с видом полного блаженства глядела на двух своих дочерей, Атике султан, Айше султан и Ханзаде султан, и, казалось, была бесконечно счастлива. Трое династийных султанш были одеты в самые лучшие одежды, в небольших тюрбанах, украшенных драгоценными камнями на нитях. Подобно матери, на их пальцах было множество колец, а на запястьях красовались золотые браслеты, стройные шеи красили прелестнейшие ожерелья. Дочери, как и их мать выглядели счастливыми и безмятежными. Они о чём-то тихо переговаривались, Кёсем при них казалась милейшей женщиной, вовсе непохожей на саму себя. Рядом со своими детьми она теряла образ грозной султанши становилась замечательной матерью, которая, могла сравниться с любой любящей матерью, живущей в простом народе. Простодушие и даже какая-то детская наивность могли проясниться на её прекрасном, но уже не молодом лице. По молодости её нельзя было назвать красивейшей из женщин, но миловидной наружностью она отличалась от многих и, наверное, этим привлекла султана. Она с самой своей молодости обладала густыми чёрными волосами, волнами спускавшимися по белоснежным плечам и клином свисавшими к осиной талии. Как и полагается женщине твёрдого нрава, у неё были густые черные брови грубо поднимающиеся к вискам, но резко спускавшиеся к наружному уголку зелёных раскосых глаз. Широкоскулое, с острым подбородком лицо норовило назвать её Махпейкер, что обозначало "луноликая". Сейчас, будучи женщиной в возрасте, она ничуть не потеряла миловидную красоту и могла даже показаться моложе своих лет, несмотря на глубокие морщинки, прорезывающиеся на её белом высоком лбу. А чёрные волосы всё оставались чернее ночи, и седина не коснулась её прекрасной шевелюры. Дочери её наивысшей красоты девушки, все трое черноволосые, как и мать, смуглолицые, но румяные, со смеющимися щеками и блестящими глазами. Старшая из сестёр, Айше, тридцатитрёхлетняя женщина, как капля воды похожа на свою великую мать, сидела по правую руку от Кёсем и робко с детской мечтательностью смотрела вниз, темные её ресницы всякий раз вздрагивали, когда её окликали. Атике султан, самая младшая из дочерей Кёсем, двадцатичетырёхлетняя девушка, всякий раз любила пошутить над задумчивостью старшей сестры, которая излишне часто впадала в меланхолию. А средняя дочь Кёсем, двадцатидевятилетняя Ханзаде султан, султанша чопорная, больше всех напоминавшая внешностью отца, но нравом - мать. Она, каждый раз замечавшая шалость младшей сестры, спешила напомнить той, кто она и как подобает ей себя вести. Атике султан на это только добродушно смеялась и целовала старшую сестру. Сейчас между ними царила идиллия, и Кёсем, видя, как счастливы её дочери, радовалась вместе с ними. А услышав, что Сюмбюль расхваливал одну русскую наложницу, она очень заинтересовалась ею, и сейчас в её взгляде можно было прочесть задумчивость. В последнее время что-то беспрерывно томило и терзало её душу. Беспокоил её Мурад, беспробудно гробивший своё здоровье вином, которое всегда стояло в его покоях в кувшине на столике рядом с его ложем. Долгое время они были в большой размолвке, но благодаря всеобщим усилиям матери и сына, они помирились и ныне их отношения наладились. Кёсем очень огорчалась, когда Мурад всякий раз говорил о том, что у империи нет будущего, он обязательно казнит своего единственного брата Ибрагима, что заточён в кафесе, дабы род Османов прервался. Порой он вводил её в величайший ужас своими серьезными намерениями и заставлял её страдать. Несчастный брат его, Ибрагим, ещё более страдал от этого. Страх быть казненным перерос в настоящее сумасшествие, которые порой открывалось в нём в некоторые моменты. Он, бывало, громко рыдал в своей комнате и просил, чтобы его не мучили и казнили сейчас же. Он, подобно ребёнку прижимался к груди матери и просил её утешить, сказать доброе слово или утешение. Нельзя и описать то, как сильно мучилась в такие моменты Кёсем. Она, как мать, жалела Мурада, который в некоторые дни был даже не в состоянии встать с ложа - настолько нестерпимая боль терзала его тело и душу. Она умоляла его принять лекарства, которые изготовил для него лекарь, бросить вино и даже не притрагиваться к нему, но тот, словно из гордости, нарочно делал обратное. И было жаль ей Ибрагима, ее запуганного мальчика, рвавшегося найти убежище в лице матери от тирана-брата, пытавшегося его казнить. Он был истощен, измучен и, если случится взглянуть ему в глаза, то непроизвольно создаётся чувство, что сам ты безумец, закрытый в кафесе. Это был юноша двадцати четырех лет, брат-близнец Атике султан, очень хорош собой: черноволосый, бледнокожий, сероглазый, высокий, и, несмотря на вечный страх, который он испытывал, он обладал хорошей осанкой и прилежными манерами. Во внутреннем кармане своего кафтана, у сердца, он носил оберег, подаренный ему Кёсем султан, когда он попал сюда. Он представлял собой серебряный футляр размером с мизинец, расписанный арабскими иероглифами, украшенный маленькими камушками малахита, внутри же скрывал молитвы, написанные самой Кёсем султан. Когда шехзаде испытывал чувство тревоги или страха, он обязательно брал в руки этот оберег, прикладывал его к губам и подолгу молился. В этот холодный декабрьский вечер, казалось, сам Господь благословил дворец и сейчас все находились в возвышенном расположении духа. Сюмбюль прибежал в гарем в поисках Наденьки и сразу нашёл её в окружении наложниц. По-видимому, та рассказывала им увлекательную историю, иначе они бы не слушали её как заворожённые. Наденька поднялась с подушек и приблизилась, когда Сюмбюль, несколько трепетно и взволнованно назвал её имя. Он стоял у дверей и толстой ручкой помахивал ей. — Надя хатун, ты теперь должна молиться на меня, - хихикал он, - Кёсем султан узнала о тебе и очень заинтересована тобой. Она приказывает, чтобы ты поднялась в её покои, я сопровожу тебя туда. Она молча кивнула и в предвкушении стала ждать встречи в покоях великой султанши, о которой она уже многое успела услышать и узнать.