Жизнь Хатидже Турхан-султан.

Наденька вместе с Сюмбюль агой стояла рядом с огромными дубовыми дверьми, ведущими в покои Валиде султан, и она вдруг для себя заметила, что колени у неё дрожат и подкашиваются. Она признавала, что всё это волнение из-за страха перед султаншей и из-за страха повести себя не так, как необходимо. Но когда рядом оказывался евнух, она чувствовала себя более уверенно и спокойно, нежели, если бы она оказалась здесь одна. На секунду ей стало грустно и одиноко, что это не Сулейман ага, к которому она сильно привязалась, потому как его бесконечная опека её не донимала и не докучала. Сюмбюль ага заметил, что с её лица исчез румянец, а губы её совсем побледнели, будто бы она смерть увидела. Он поспешил её успокоить: — Надя хатун, тебе не нужно беспокоиться, а иначе ты можешь дело испортить. Простой успокойся, вдохни грудью воздух и улыбнись. Вот. Хотя нет, не улыбайся всё же... Веди себя как обычно, так будет лучше всего. Да. Не сутулься. Стой, нет. Лучше я скажу, как себя нужно вести, - евнух сам начал беспокоиться и утирать пот с висков платком - как зайдешь внутрь - поклонись, а потом подойди к Валиде (ты сразу поймёшь, как она выглядит) и поцелуешь подол её кафтана. Рядом будут сидеть её дочери. Та, что в синем наряде - это Айше султан, очень добродушная султанша, милая, замечательная... О, Аллах, - тихо про себя проговорил он, поглядывая вперёд себя, где стоял стражник у дверей и подавал ему знак, что можно идти, - подожди! Чего машешь мне, осёл! Ах, не досаждай мне, а то... Ох, Надя хатун, ты совсем побледнела, как губки-то дрожат! Ладно. Итак, Ханзаде султан одета в серый наряд, а также она, наверное, не будет тебе рада. Да, она несколько недружелюбна (вот такая у нас госпожа!). Атике султан - золото, а не госпожа, шикарная госпожа в платке, вышитом золотом, лучезарная головка, как и её платок. Она обязательно тебе улыбнётся, - затем он добавил ей, - как зайдешь, поклонись, поцелуй каждой подол, а потом отойдешь от них шага на три, но не больше и, не поворачиваясь спиной и, если будут что-то спрашивать, отвечай всегда так: "да, султанша..." Или "нет, султанша". Называй султаншей обязательно. И не робей. Так, иди, дорогая. Наденька неуверенно прошла вперёд и вошла в открытые двери. Мигом она очутилась в величественных покоях. Впереди неё оказалась ещё одна дверь, располагалась она в шагах пятнадцати от неё. Слева от дверей стояло зеркало обрамленное золотом, умывальник, а справа была ещё одна дверь, по-видимому, ведущая на балкон. Рядом с Наденькой, по правую сторону, был пустующий небольшой диван, шкафчики, большой и маленький. Кругом стояли канделябры со свечами. В покоях царил мрак, потому как словоизменения Сюмбюля заняли достаточно времени, чтобы солнце зашло за горизонт. Но Наденька заметила, что за решетчатой перегородкой слева слышались голоса и мигали свечки. Она прошла вперёд и остановилась на месте, где заканчивалась перегородка, и замерла, словно камень. Голоса прекратились и все взоры обратились на неё. До чего же маленькой и ничтожной почувствовала она себя, когда эти четыре женщины поглядели на неё. В покоях, конечно, находились ещё люди, даже человек шесть; одни стояли у перегородок во внутренней стороне, где сидели султанши, а остальные у дверей. Впрочем, их нахождение здесь нисколько не успокаивало Наденьку, она чувствовала себя одной и единственной здесь, рядом с ними. Трое султанш, сидевших на подушках не так взволновали её, как та, что сидела на диване. Эта женщина, как только Наденька поглядела ей в глаза, а та поглядела ей, вызвала у неё необычайные чувства. Они сравнимы с теми чувствами, когда человек поднимаясь на гору, глядит вниз и дивиться тому, как велик мир, как огромен он, по сравнению с ним, жалким человечишкой. Пожалуй, чувство собственной ничтожности рядом с этой женщиной сковали её. Наденька слыхала об заслугах Кёсем султан и, пожалуй, не задумывалась бы над этим, если бы не оказалась перед ней. Но сейчас, когда она стоят перед ней и боится её, она поняла, что это за женщина и что она представляет из себя. Пусть, она не знала бы её и её заслуг,она бы всё равно склонилась перед ней, ибо женщина эта обладала большой властью над человеческой душой. Она являлась поистине необыкновенным человеком из всех, кого приходилось встречать Наденьке. Наденька склонилась в поклоне перед султаншами подошла, чтобы поцеловать их подолы. Сначала подошла к Ханзаде султан и молча поцеловала её подол, затем к Атике султан и Айше султан. Кёсем молча наблюдала за ней и, казалось, что-то зацепило её в этой русской рабыне. Она обходительно протянула руку и та, удивляясь, взяла в свои холодные ручки её руку, украшенную хной и кольцами, и коснулась губами её пальцев. Кёсем почувствовала, как дрожат руки этой девушки, и у самой вдруг стало внутри трепетно. Учтивая улыбка сползла с её лица, и, казалось, судорога исказила её губы. Наденька отпустила руку султанши и, поглядев снова на неё исподлобья, отошла назад. До сих пор в покоях царила тишина, и лишь уголь трещал в камине. — Султанша, - тихо сказала Наденька, ломая пальцы от волнения. Кёсем наконец-то улыбнулась. — Надежда. Очень красивое имя. Ведь тебя так зовут? — Совершенно верно, вы, султанша, правы, это моё имя. Трое сестёр молча изучали прибывшую наложницу и, похоже, они очень удивились тому, какое впечатление она произвела на их мать. — По словам моего преданного слуги, Сюмбюля аги, ты здесь находишься всего лишь месяц, однако я вижу, что ты уже очень хорошо знаешь наш язык и также хорошо обучена манерам. Это похвально, - отпив щербет из стакана, сказала султанша, не отводя взгляда от Наденьки. — Благодарю, султанша. Для меня на самом деле невыносимо жить там, где я не понимаю людей. Атике султан засмеялась. — Да разве ты жила где-нибудь, где ты не понимала бы людей? Ты ведь впервые в жизни оказалась в таком месте! Наденька вдруг вся зарделась, она пожалела о том, что сказала такие слова. — Тише, Атике. Я совершенно согласна с тобой, Надежда. Нет ничего невыносимее, чем жить там, где ни ты не понимаешь людей, ни они тебя, - сказала Кёсем. Это стоит больших трудов, чтобы за месяц выучить чужой язык. Это и вправду достойно уважения. Я сама, будучи такой же как и ты, старалась как можно быстрее освоиться здесь, - дружелюбно ответила Кёсем султан и улыбнулась Наденьке. "Эта женщина не такая грозная, какой мне её представляли, она мне кажется очень обаятельной и приветливой", - радостно и облегченно подумала про себя Наденька. — Что же, - продолжила Кёсем, поправив свою меховую накидку из соболя, - я слышала, что ты уже научилась письму, так будь любезна, возьми перо и напиши мне первую суру Корана. Девушки, - она обратилась к рабыням, стоявшим у перегородки, - подайте ей чернила и перо. Столик там. Наденька прошла в конец покоев присев за письменный стол, стала писать. Кёсем тем временем решила обговорить со своими дочерьми об этой наложнице. — Она мне показалась простоватой, - небрежно ответила Ханзаде, пожав плечами, - но что-то в ней есть такое... — Да, да, именно, - возбужденно перебила Атике, поглядывая в другой конец покоев, - она очень искренна и даже красива. Я слышала, что русские не отличаются красотой, однако эта рабыня доказывает обратное. Чудная девушка! Айше долго смотрела на Наденьку и добро улыбалась. — Она не только красива и искренна, но ещё и... Хм, я даже не могу понять, что это такое... Возможно, она многого добьётся здесь. Как думаете Вы, Валиде? Кёсем уже отложила своё питьё и взяла в руки свои любимые чётки и, сложив ноги по-турецки, перекидывала шарики с одной стороны на другую. Долго она думала над тем, что бы сказать и, наконец, она заговорила: — Что-то прелестное в ней есть и это даже очевидно. Она красива, стройна и не обделена хорошими качествами, которые я уже сейчас в ней заметила. Однако... - она запнулась и вновь опустила взгляд, - однако и что-то настораживает меня в ней, будто в ней затаился какой-то зверь, который вдруг может вырваться наружу... Или я ошибаюсь? - задала она этот вопрос, наверное, всё же себе, - я думаю, что она хоть, возможно, и простодушна, но не наивна и не глупа. Айше, ты действительно права, что она сможет многого добиться... Кёсем снисходительно улыбнулась своей дочери и погладила её по макушке. Та кивнула ей и обратила свой взор на Наденьку, которая уже заканчивала своё письмо. — Посмотрим, что тут у нас, - сказала Кёсем, взяв протянутую ей бумагу. Она подробно изучила её почерк, знание языка и Корана и, ничего не сказав, передала лист Айше. Та, взяв его, подолгу изучала его, перечитывала каждое словечко. — Хорошая манера написания. Видно, ты часами занималась письмом, ибо за такое короткое время только и нужно, чтобы часами заниматься этим. Наденька только кивнула ей, хотя на самом деле вся её грудь наполнилась гордостью за данную похвалу. Айше султан передала бумагу Ханзаде, но Атике подвинулась, и они обе принялись читать написанную Наденькой суру из Корана. — Неплохо, - сухо ответила Ханзаде. — Клянусь, очень хорошо вышло, хатун, - возбудилась Атике, - хороший почерк. Соглашусь с Айше, здесь видны часы упорных работ... Какие чудные мелкие закорючки и петельки тоже... Хотя, может и мелковато даже, в любом случае очень старательно. Не каждая способна выучить арабское письмо за такое короткое время, - она хитро взглянула на Наденьку, и та узнала взгляд Кёсем. " Они все на одно лицо", - улыбнулась невзначай она, подумав эту мысль. — Итак, - заговорила, наконец, Кёсем, - ты можешь присесть. Она села между Атике и Ханзаде. — Расскажи, как ты попала сюда, как попала в город, в гарем, кто привёл тебя сюда? Подумав, Наденька решила, что рассказ об этом будет как ножом по сердцу. Эти невесёлые воспоминания не хранили в себе ничего хорошего, хотя и были слишком яркими, чтобы забыть их. Она кивнула и стала рассказывать. — Кёр Сулейман паша привёз меня сюда, в Стамбул, на корабле, я, может быть очень благодарна ему... Я, на самом деле, прибыла сюда не одна, со мною был мой брат, он очень болен, и с ним на корабле случился припадок. Все очень испугались, но паша и остальные, кто был там, не остались в стороне и помогли ему. Атике вдруг загорелась любопытством. — А что же за болезнь с твоим братом? — Падучая. — Не слышала о такой. — Я сама никогда не испытывала её на себе, но видела в каких муках находился мой брат, когда она неожиданно давала о себе знать. Он словно переставал быть собой, - Наденька стала будто бы проваливаться в воспоминания, голос становился тише и глуше, - он кричал почти нечеловеческим голосом, судорога сводила всё его тело. После он мог восстанавливаться целую неделю, потому что, бывало, эти приступы нападали на него в самые неожиданные часы. Помню, как-то раз он лазал на дерево, чтобы сорвать мне яблоко, но вдруг... Он свалился с дерева и чуть не расшиб себе всё тело. Чудо, что он не сломал себе кости. Какие нестерпимые боли он испытывал в эти тяжёлые минуты... Я была готова взять его участь на себя, только бы он не мучился и не страдал. Она подняла глаза и увидела, что все четверо с вниманием слушают её. Рука Валиде султан вместе с стаканом повисла в воздухе; кажется, она даже забыла, что хотела отпить из него. Султанши с замиранием сердца слушали Наденьку и, похоже, Кёсем султан очень расстроилась этому рассказу. — Это очень печально, - ответила она и поставила стакан на стол, - где же сейчас находится твой брат? — Его купил один богатый господин на невольничьем рынке. Что с ним и где он сейчас - я не знаю... Мне бы только удостовериться в том, что он жив и здоров, более нет мне счастья. Как показалось всем, кто находился в покоях, начинался разговор с обиняками. Кёсем услышала, что неизвестность о судьбе брата приносит ей страдания, однако излишне задумавшись о чём-то, она не приняла это во внимание. Её густые брови насупились, а губы сжались в тонкую нить: султанша была чем-то недовольна. Наденька же, заметив это, посмела переменить тему для разговора. — Оказавшись на невольничьем рынке, мне посчастливилось встретить Сулеймана агу, именно он купил меня там у одного торговца. Многое меня потом удивляло и даже забавляло, но сейчас я к этому более привыкла. И остальные девушки вполне подружились со мною, не все, разумеется, большинство... Я настроена дружелюбно ко всем, совсем не злопамятна и не завистлива. Конечно, есть у меня и нехорошие черты, но всеми силами я пытаюсь от них избавиться, ибо считаю это своим долгом, так сказать, очиститься от плохого и ненужного. Кёсем уже с большим интересом слушала её, насмешливая улыбка исказила её алые губы. Трое остальных султанш не улыбались, однако слушали и внимали каждому слову. — Я, конечно, замечаю с каждым днём, что все мои знания и взгляды по поводу человеческой натуры полностью исчерпываются, потому что здесь люди совсем иные, чем те, которые меня раньше окружали. Никогда я раньше таких не встречала, а ведь, надо заметить, в гареме живут девушки разных народов, но похожи они друг на друга, будто сестры. Я хоть и совсем молодая и неопытная, как вам кажется, однако всеми силами пытаюсь понять человека, во что бы то ни стало. Сулейман ага меня этому научил. Он очень заботлив и внимателен ко мне и лишний раз выручает советом. Вдруг Наденька запнулась и опустила взгляд, краска снова залила ей лицо: слишком уж много стала болтать она всякого вздора, нужно было молчать и только отвечать на вопросы, как говорил Сюмбюль, но её будто чёрт за язык дёрнул. Айше, Ханзаде и Атике, несколько изумлённые, пристально изучали русскую рабыню и долго не сводили с неё взгляд. Кёсем, прижав правую руку к губам, лениво проговорила: — Отчего же ты остановилась, продолжай. — Простите, султанша, - искренне раскаялась Наденька, - наговорила я всякого разного вздора, не стоило мне... Атике султан долго сдерживалась, когда наблюдала за ней, за тем, как она робела, говорила ненужные вещи, и, наконец рассмеялась звонким смехом. На удивление, и Кёсем и остальные султанши улыбнулись этому. Даже Ханзаде отвела в сторону взгляд и прикрыла рот ладонью, чтобы скрыть усмешку. Наденька, наверное, из страху или от чего-либо ещё, но тоже засмеялась. Причём смех у неё был замечательнейший, ликующий и совершенно простодушный. — Какая же ты всё таки прехорошенькая, право... - улыбалась Атике, - Валиде, вы согласны? Чудеснейшая девушка! Кёсем по какой-то причине отвела взгляд и посмотрела в окно, улыбка уже не озаряла её лицо, она хмурилась или даже злилась. Трудно было определить эмоции этой госпожи в некоторые моменты. Её настроение было столь непостоянным, что, пожалуй, иной раз стоит только помалкивать, когда вместо улыбки на её лице застывала гримаса суровости. Наденька, увы, не знала эту султаншу и попыталась вывернуться из неловкого положения. — Если пожелаете, я сыграю вам на... — Не нужно, - резко ответила Кёсем и вновь её взгляд оценивающе прошёлся по Наденьке, - сколько тебе лет, скажи лучше? — Тринадцать, султанша. — Ещё слишком молода... Оно, наверное, и лучше будет. Ислам ты не принимала? Та отрицательно покачала головой. — И имя тебе не дали ещё... Что же, тем, наверное, лучше. Можешь идти, я тебя отпускаю. Наденька поклонилась и поспешно вышла из покоев, у дверей она почти столкнулась с Сюмбюль агой, нетерпеливо поджидавший её и, возможно, не постеснявшийся подслушать разговор внутри. Он схватил её за локоть и отвёл подальше от покоев султанши и остановился у угла, ведущего в спальню наложниц. — Что сказала она тебе? Не натворила ты делов, а? - нетерпеливо трепал он её за рукав. — Нет, ничего я не сделала... Почти. Но ты не злись, она, похоже, очень довольна мною. По крайней мере не злилась, наверное. Сюмбюль ага, слово "наверное" здесь имеет иное значение, не беспокойся. Султанши оказались мною довольны тоже. Даже Ханзаде султан улыбалась и похвалила моё письмо, которое Валиде султан приказала мне написать. Я сделала всё так, говорили она. Она, я уверена не разочаровалась. Услышав голос Наденьки, Сулейман ага тут же нашел источник звука и поспешно подошёл к ним. С любопытством он рассматривал евнуха и её. — Что же вы тут делаете? - холодно, пытаясь скрыть жгучий интерес, спросил он. — Кёсем султан велела привезти меня к ней. — Вай, так иди же скорее, чего стоишь?! — Пришла уже. Евнух сложил руки на груди и горделиво подмигивал Сюмбюль аге. Наденька же устало глядела в пол и была даже как-то огорчена, как ей показалось, не совсем таки удачной встречей с Валиде султан. Хоть и сказала она Сюмбюлю, что она удалась, в душе всё равно оставалась какая-то недосказанность и неуверенность в том, понравилась ли она султанше или же напротив, произвела впечатление неотёсанной рабыни. Мало того, что она вовсе сомневалась в этом, так и в голову ей приходили мысли, что она в самом деле вела себя как нельзя глупо и, наверное даже, развязно; засмеялась вместе с ними - зачем?.. Про брата рассказала для какой-то неизвестной цели - зачем им это знать и не интересовались они этим даже. Словом, Наденька теперь совсем разуверились в том, что посещение Валиде султан не прошло должным образом и испортилось из-за чрезмерного волнения. — Так - так, и что же Валиде султан сказала тебе? - спросил Сулейман ага, пристально вглядываясь черными глазами в Наденьку. — Ничего особенного, - нехотя ответила она и отвернулась от любопытных глаз. — Девочка, погляди на меня. Так. И теперь по порядку изложи всё, что было там. Она всё до мелочей рассказала. — Ну всё, дело плохо, - вдруг ответил Сулейман ага. Сюмбюль и Наденька испуганно подняли вопросительный взгляд. — Это плохой знак. Валиде султан прикажет тебя рыбам в Босфоре скормить. Давно они такими девчонками не лакомились. Но после последовал лишь смех евнуха. Был он, собственно, шут гороховый, как называла его тайком сама Наденька, а впоследствии и весь гарем. Сейчас ей было не до смеха. Она подняла руку и со всей силы ударила того по плечу и почти в истерике сбежала в спальню. Евнух потёр это место ладонью, выражая всем телом и лицом великую боль. — Вот кошка дикая, видел, что делает? - скалясь, сказал он Сюмбюлю, смотревшего на него как на дурака. — Добавить бы тебе, Сулейман ага, - ответил он.