Жизнь Хатидже Турхан-султан.

Волнение Кёсем переходило всякие границы, она настойчиво просилась аудиенции повелителя, в то время, как он прибывал с наложницей. В конце концов стража сломилась под волей упрямой султанши, и Кёсем вошла внутрь, застукав двух любовников. Девушка испуганно вскрикнула, вырвалась из рук Ибрагима и поднялась с подушек. А из одежды на ней была только нижняя юбка и просвечивающий свет платок, который небрежно был завязан на груди, обнажая один сосок. Она почти без стыда поправила платок и немедленно ушла прочь, заблаговременно укутавшись в халат и натянув на голову платок. Кёсем бы и не заметила эту девушку, если бы не её знакомое лицо и известное имя в гареме, но обращать на неё своё внимание султанша вовсе не желала и только молча провела взглядом по тёмным покоям. Уходя, наложница оставила в покоях сладкий запах молодого женского тела, который ненавязчиво ударил в нос Валиде султан. Ибрагим же с равнодушием смотрел на огонь в камине и почти не обращал внимание на вошедшую в опочивальню мать. Её почти не смутила почти полная нагота его тела, но отчего-то подурнела её голова, и она приказала ему одеться и привести себя в порядок. Ибрагим позвал слуг, и те незамедлительно вышли из-за дверей. Султан лениво встал, отряхнувшись, и позволил евнухам одеть себя. В то время как слуги расторопно выполняли поручения Ибрагима, Кёсем находилась на балконе и в голове продумывала, как объяснить сыну цель своего неожиданного прихода. Понимая непристойность всего случившегося, она, вместе с тем, ещё не забывала и о том, что сказал ей Джинджи. Как крепок ни был её союз с Кеманкешем, слова знахаря посеяли в её душе семена сомнения. Ей подсказывал её внутренний голос , что в этом деле не всë так ясно, как ей казалось раньше. Теперь Кёсем нуждалась в правде, какой бы горькой она не была. Потерять такого сильного союзника в Совете дивана было бы действительно страшной потерей, поскольку это сулило ей развал одного из столпов, на которых держится её власть. "Совершенно очевидно, что этот колдун нарочно сообщил мне о неверности Кеманкеша, но отчего же я ему верю, словно сама воочию увидела его предательство? .. ", - размышляла Кёсем и мельком поглядывала в покои, где в самый раз Ибрагим оказался одетым. — Я слушаю вас, Валиде, - произнёс он, войдя на балкон и присаживаясь на тахту, - что же вас побудило ворваться ко мне в такой сокровенный момент? — Не беспокойся, лев мой, дело почти пустяковое... - начала Кёсем, принимая спокойный вид, - я лишь хотела поговорить с тобой о Кае султан. Ты ведь знаешь, как твой покойный брат, султан Мурад, желал выдать её за своего оруженосца, Силахдара Мустафу пашу. Он с самого её рождения хотел сочетать их браком. Я полагаю, что уже пришло время исполнить его желание. Ибрагим некоторое время молчал, словно не зная, что ответить. Но скоро он как бы удивлëнно ответил ей: — Кая хочет этого? И так, странно, - добавил он, искренне удивляясь, - Валиде, мне казалось, что вы всегда были настроены против Силахдара? Почему же вы теперь так хотите поженить их? — Те времена прошли. Этот человек успел заслужить мою благосклонность своими делами... Что же о Кае, то я послала за ней, сейчас она должна... А вот она, Кая, милая пойди сюда... На балкон мягкой и бесшумной поступью вошла юная султанша, одетая в лëгкое весеннее и пëстрое одеяние. Кёсем вовсе и не заметила её, если бы не её яркий жакет и длинное павлинье перо, торчащее у неё в складках тюрбана. Весьма испуганно Кая рассматривала лица Султана и Валиде, которые так же с нескрываемым интересом наблюдали за тонкой фигуркой. Сложив руки, девочка поклонилась сначала Ибрагиму и кроме того поцеловала ему руку, а дальше она оказала почтение и Валиде султан. Кёсем подозревала, что Кая уже догадалась, зачем её позвали, о чём и сказала ей сразу же. — Да, Валиде, Сюмбюль имел неосторожность сказать мне об этом... - ответила Кая. — Тем лучше. Кая, ты ведь знаешь, как твой отец желал этого, - Кёсем ласково смотрела в живые чёрные, как и у Мурада глаза, и почти с трепетом продолжала, - ты хотела бы, чтобы твой отец докончил свои неначатые земные дела и был спокоен в царствии мёртвых? Кая под влиянием красивых зелёных глаз бабушки не заметила, как та захватила её тонкие ладони в свои руки. — Что же я могу сделать, Валиде? - вопрошала юная султанша, не высвобождая тонкие пальцы из сухих рук Валиде. —Ты, как его единственная дочь, обременена лишь одной миссией - выйти замуж за Силахдара Мустафу пашу. С твоего позволения немедленно начнутся подготовки к церемонии, и в скором времени ты станешь молодой невестой. Кая, милая, ты принесешь мне своим верным решением великое счастье, - вторила Кёсем, всë также глядя пронзительными зелёными глазами на внучку. Кая опустила свой взор, а потом отвернулась в сторону города, над которым висел горячий огненный шар, уже вовсю греющий холодную от таявшего снега землю. Чайки летали над рябой поверхностью вешних вод Босфора и обнародовали жителям Стамбула о приходе весны. Так безмятежно и отрадно пели синицы песню о прошедшей холодной зиме, восхваляя светлую тень скорого лета. Тёплый весенний воздух гулял по балкону, играл с платками султанш и приносил издалека шум вечного городского беспокойства. В воздухе пахло зарождающейся жизнью и весенней свежестью, и витала в этом воздухе добрая мечта о неугасаемом благоденствии. В этот миг Кая больше всего на свете желала раствориться в этом воздухе. — Я сделаю всë, что от меня требуется, Валиде. Только я прошу от вас одну милость, пообещайте, что выполните её? — Конечно, Кая, - улыбнулась Кёсем, массируя косточку на руке девочки. — Я хочу, чтобы матушка приехала во дворец и осталась здесь. Это единственное, что я прошу... — Но милая, это невозможно, - возразила Кёсем, не переставая при этом снимать с лица благосклонную улыбку, - твоей матери не место в гареме, это запрещено. Но вдруг в разговор вмешался Ибрагим. Он уже долго слушал эту беседу, и отчего-то ему захотелось вставить своë решающее и окончательное слово. — Насколько мне известно, это и впрямь невозможно, но так как это твоë желание, то оно немедленно приведëтся в исполнение, - сказал он. Кёсем выпустила из рук ладони Каи и молча, в какой-то степени даже надменно кивнула. Кая с улыбкой ребёнка обернулась к Ибрагиму и с неудержимым ликованием вновь поцеловала перст на пальце султана. — Благодарю, благодарю вас, повелитель! Когда Исмихан-Кая султан покинула опочивальню падишаха, Кёсем сказала Ибрагиму пару важных слов и позже отправилась в гарем, где вскоре соберутся все султанши. — Лев мой, а теперь ты должен позвать к себе Силахдара и сообщить ему благую весть. Он знает, что в этом случае необходимо делать, потому не беспокойся. Но по воле случая явился к султану не Силахдар ага, а Кеманкеш паша, который пожаловал совершенно неожиданно для самого Ибрагима... К вечеру в главной зале гарема собирались наложницы, рабыни и султанши. Все явились сюда по указанию Валиде султан. Это было вовсе не гуляние, но вечер с особенным для династии значением. Не каждая девушка догадывалась, почему вновь разрешились пляски и пение, однако каждая с восторгом стала собираться к вечеру. Вновь запестрели разноцветные юбки с бряцающим золотомонетным кушаком, зазвенели кольца серëг, и зашуршали шёлковые платки на пальцах. Рабыни танцевали, притопывая босыми ногами, и кружились, гоняя и смешивая в огромной зале запахи масел, духов и свежих фруктов. Глухой топот босых ног и хлопанье ладоней врезались в высокие расписные купола залы, где с треском они разлетелись к полу, и так вновь и вновь продолжалась эта прекрасная песня танцующего тела, чарующая каждого, кто присутствовал здесь. А игра на инструментах так возбуждала слух, что ненароком могло показаться, будто бы мелодия это исходила из уст великого ангела, воспевающего всю дивную красоту царского мира. Всë в этот вечер казалось в этих стенах прекрасным. И даже отсутствие причины для вечера не делало его бессмысленным и унылым. После долгой и холодной зимы жители гарема нуждались в этом. Удивительно, с какой бесхитростностью короткий временной отрезок с таким буйством влияет на человеческую душу, поднимая из спячки самые светлые и возвышенные чувства! Когда последний луч солнца догорал на каменных стенах дворца, скромной процессией в зале стали появляться султанши. Первая озарила своим появлением просторную залу Дилашуб, позади которой также шла няня с шехзаде Сулейманом. Вся музыка умолкла, когда её хрупкая ножка переступила порог залы, и девушки поднялись со своих мест, чтобы выразить свою почтение второй Хасеки султан. Дилашуб передвигалась с нарочитой медленностью, едва шевеля полными ногами, и сохраняла на круглом лице искреннюю и милую улыбку розовых губ. Её великолепное одеяние с чудесным тюрбаном, украшенным алмазной эгреткой, поразило всех девушек и заставило их почувствовать острую зависть. Когда же её маленькая ступня выглядывала из под шелкового кафтана, многие заметили, как прелестно эти ножки носят драгоценные туфли. Пока Дилашуб шла, шёпот не смолкался, но лишь нарастал. Присев на подушку у стола Валиде султан, Дилашуб взяла в руки шехзаде Сулеймана и с гордостью матери и принялась разворачивать свёрток, чтобы освободить малыша, а заодно и показать всем, в какой чудесный костюм о одет. — Дилашуб точно страдает от слабоумия, - заключила Мах-и Энвер, улыбаясь отчего-то расстроенной Айше, - она везде носит с собой этого бедного ребенка, точно кошка с котëнком... Сачбагли, сидевшая рядом, не смогла сдержать смех. — Очевидно, она решила похвастаться обновками шехзаде Сулеймана, иначе я не понимаю, для чего она взяла младенца в такое шумное место! - обиженно пролепетала Айше и засунула себе в рот большой кусок пахлавы. — Айше, милая, не переживай ты так! - с иронией успокаивала Мах-и Энвер, - и тебе когда нибудь повелитель подарит такой костюм, отчего ты так беспокоишься? Зная полноту своего тела, Айше не поняла слов Мах-т Энвер. — К тому же... О, поглядите-ка Турхан султан идёт... — По моим наблюдениям, когда она входит в места, где много людей, она остаëтся каким-то образом незамеченной, хотя является главной Хасеки... - сказала Сачбагли, щуря карие очи, - как по мне, она должна везде появляться с пышной церемонией, музыкой и пляской... — Ты что же, - голос Мах-и Энвер принял враждебный тон, - считаешь, что она достойна этого? Она ведьма! - по лицу поползла хитрая улыбка, - околдовала повелителя, приблизила к себе, когда никто не мог этого сделать... Хотя султан, похоже, не слишком уж был падок на её чары, если так скоро позабыл её. Турхан и в самом деле вошла почти незамеченной, но словно назло, её позвала Дилашуб, и она была вынуждена выйти в центр залы, куда со всех сторон устремлялись чужие взоры. Она присела напротив Дилашуб и приветливо улыбнулась, хоть и не без труда. — Здравствуй, Турхан, - ласково улыбнулась Дилашуб, - почему же ты не подошла ко мне сразу? Это ведь и твоë место, как и моё. Погляди, - она приподняла локоть, на котором лежала головка шехзаде, и с гордостью пожала его крошечную ладошку, - портниха сшила ему премилый наряд, посмотри какой чепчик на нём. А башмачки? Он такой прехорошенький, я хотела бы, чтобы он всегда оставался таким крохой! Турхан, - заговорила она спустя время немного осевшим голосом, - а где твой шехзаде? Турхан почему-то захотела вновь пересесть от Дилашуб, но поскольку та задала вопрос, она была обязана на него ответить. — Он спит в покоях. — О, очень жаль! - с искренним сожалением сказала Дилашуб и вновь принялась гладить ладошки шехзаде, - я бы очень хотела поглядеть на него. Я уверена, он хороший мальчик. В залу вошли сразу три султанши: Кёсем Султан, Кая и Муаззез. Причём многих удивило, что последняя шла почти рука об руку с Валиде султан, приняв строгое выражение лица, и, по-видимому, выслушивала какие-то чрезвычайно важные слова. Всë в гареме замерло. Девушки поднялись со своих мест и склонили головы в почтении. Пройдя по гальковой дорожке, Кёсем Султан села на тахту, а Кая и Муаззез расположились у её ног. Дилашуб и Турхан оказались между Каей, сидящей на крайней подушке, и Валиде султан. Муаззез же села по правое плечо Кёсем и, находясь, очевидно, под впечатлением, без устали что-то говорила султанше. Валиде Султан жестом позволила музыке играть, и тогда вновь продолжились танцы. — О чём она говорит ей? - тихонько спросила Турхан у Дилашуб. — Я могу предположить, что Муаззез сейчас говорит ей о проблемах, связанных с повелителем... - на ухо ответила Дилашуб, не отрывая взгляда от Муаззез. — Проблемы с повелителем? - удивилась Турхан, - как такое может быть? Какая проблемы? Почему? — О, может я преувеличиваю, но мне так показалось... Дело в том, что Ибрагим на днях был совсем плох, но, слава Аллаху, он быстро поправился... И Хатидже была одним из свидетелей в минуты его болезни. Я думаю, что она заметила в этом что-то такое, что может потом помочь повелителю с его болезнью. — Значит ты ничего не знаешь, но только имеешь догадки? - Турхан недоверчиво обвела взглядом лицо Дилашуб и перевела его на другую фигуру, неожиданно вошедшую в залу. Это было одно из тех лиц, которые Турхан помнила в те времена, когда она только попала в стены Топкапы. В обрывках воспоминаний являлось множество образов, но среди них Турхан не обнаружила женщину, появившуюся в серале как луна на ночном небе. Она была необычайно хороша собой и, очевидно, могла внушить любому искренность своей великолепной красоты. Богатство и прелесть её одеяния тотчас покорили всех, кто взглянул на эту женщину. Она, кстати, была уже не так молода, как могли подумать многие: за её полным, подвижными станом почти тридцать лет чудесной жизни, в которой не было невзгод и печали. Об этом говорили улыбка и сияющие цвета янтаря глаза, украшавшие её круглое лицо с чёрными густыми бровями. С воодушевлением и с необыкновенной для таких красивых женщин своеобразностью осмотрела высокие стены гарема, танцующих и поющих девушек и, сделав пару шагов, она переменилась в лице: что-то заставило резко поднять её и без того возвышенное настроение. Она приоткрыла розовый рот и ускорила шаг к месту, где сидели султанши. Тогда Турхан поняла, что за красавица явилась сюда. Это была никто иная как бывшая Хасеки султана Мурада хана - Айше султан. За три года пребывания в старом дворце она преобразилась почти до неузнаваемости. Казалось, что гнетущие стены дворца должны лишь высасывать из человека силы, но с Айше это сыграло совсем другую роль. Будто бы снова оперившаяся птица, она расправила крылья и взлетела в небо, где царила молодость и отрада. В свои двадцать восемь лет она походила более на молодую девушку, лишённую всяких забот и тревог; лишь блестящий свет глаз говорил о её безупречно прожитых днях. Лëгкой кошачьей походкой, она приблизилась к султаншам и крепко обняла подбежавшую к ней Каю. Девочка крепко обвила тонкими ручками шею матери и так же крепко поцеловала её в горячую щеку, порозовевшую от нахлынувших чувств. Так мила и прелестна была эта сцена между дочерью и матерью, которые оказались в разлуке почти два года. — Матушка, как замечательно, что вы с нами! - прозвенел голосок Каи под вновь заигравшую музыку. — Аллах да оставит Вас! - улыбнулась Айше и поцеловала руку Валиде султан. Турхан заметила в этот миг лицо Махпейкер, отчего-то изменившееся до неузнаваемости. Странный блеск сверкнул из под чёрных ресниц. — Аминь... Милая, присаживайся с нами, - сказала Кёсем и вновь села на тахту. Турхан быстро сообразила покинуть это место и уже хотела пересесть к Мах-и Энвер и Сачбагли, но её как нарочно окликнула Айше. Причём удивило её то, что она узнала её и её имя. — Я помню тебя, но тогда ты была ещё несколько юна, - улыбалась Айше, подмигивая черными глазами, - теперь ты - Баш Хасеки, это очень большая честь. Я уверена, ты с благородством будешь носить этот титул. — Благодарю, султанша. Признательна вам за такие слова, - ответила Турхан, запинаясь словно маленькая девочка, - Валиде, вы позволите мне покинуть это место и освободить подушку для Айше султан? Кёсем молча вильнула рукой и всë так же продолжила смотреть на то, как искусно девушки исполняют танец. Турхан собралась уходить, как вдруг заметила в лице Валиде резкую перемену. Смотря на неё сверху вниз, заметила, как сморщился её белый лоб и как сдвинулись чёрные брови: что-то чрезвычайно удивило её. Турхан посмотрела вперёд и увидела бегущего по кальковой тропинке Сюмбюля, расталкивающего на своём пути девушек и калф. Серое лицо его искажал дикий испуг и страх, а губы лихорадочно шевелились, как будто проговаривая проклятия. Он приблизился к Кёсем и стал что-то шептать ей на ухо. — Что-о?! - воскликнула Кёсем, тем самым нарушив в серале возвышенное настроение и прекратив музыку, - глупец! Я не позволю этому свершиться! С едва сдерживаемой злобой она вылетела вьюгой из гарема. — В чем дело? - шептали девушки. — Какая султанша, точно гром! Гроза! — Куда она пошла? — Что она сказала, я не услышала... — Сказала: "Глупец!" — Ого! Но на кого это она так, интересно? — На Сюмбюля, разумеется! Турхан приподняла длинные шаровары и крайне быстро приблизилась к Сюмбюлю, продолжавшему стоять у тахты Валиде и причитать с рукой у рта. Она больно дëрнула евнуха за рукав и спросила: — Что произошло? Куда направилась Кёсем Султан? — Беда, султанша, - горестно пропел евнух, - повелитель собирается казнить Силахдара пашу! По гарему прошлась волна удивления. Лишь Кая султан выразила на своём прекрасном лице подобие улыбки... — Что ты говоришь, ага? - дëргала Турхан того за длинный рукав, - как повелитель мог отдать приказ о казни, если сегодня он сам благословил их?! Ты говоришь не то... — Клянусь, султанша, приказ при мне отдавал!.. — Аллах милостивый, да не оставь нас...