Жизнь Хатидже Турхан-султан.

Турхан в полном молчании шла рядом с Мелеки хатун, хотя ей всем сердцем хотелось очень многое сказать и пояснить, ибо голова её была переполнена мыслями и она вся была в глубочайшем воодушевлении. Она резво водила руками из стороны в сторону, откидывала волосы назад, поправляла одежду, оглядывалась по сторонам и кидала заинтересованные взгляды на Мелеки. Но голубые глаза Мелеки, чуть прикрытые волосами, задумчиво и даже весьма грустно смотрели вниз, и она, казалось, не замечала, в каком необычайном волнении и горячности пребывала Турхан. Наконец, когда они подошли к покоям султанши, Мелеки подняла взгляд и несколько подивилась тому, как совсем недавно по-мертвецки бледное лицо Турхан стало розовым и оживлённым. Служанка, опасливо посмотрев на неё, постучала по двери, и служанки по ту сторону стены отворили её. Турхан вошла внутрь и замерла. Поначалу она долго стояла у двери и лишь смотрела, но неожиданно для самой себя засмеялась: Атике султан сидела на диване и с уютом осматривалась, в то время как Кёсем Султан вовсе отсутствовала в покоях. Турхан прежде всего остолбенела и расширила глаза от удивления, а затем, опомнившись, подбежала к ней и с пылкостью поцеловала ей руки. Атике радостно улыбалась и что-то говорила ей, но она и слышала этого от избытка чувств. Больше полугода они не виделись после того, как её супруг, Кенан паша, был переведён бейлербеем в дальнюю провинцию рядом с Диярбакыром. Они расстались с пониманием того, что их встреча свершиться совсем наскоро, но, увидевшись так неожиданно, они кинулись друг другу в объятия как старые подруги. Атике заметно похорошела в последнее время; её покинул долгий траур по умершему шехзаде, и она вновь улыбалась, радовалась и смеялась, позабывшись. Она была так хороша и мила, что Турхан не могла насытиться ею и смотрела на неё, взяв её руки в свои, прижимала их к щекам. — Султанша, как вы красивы нынче, - глаза Турхан искрились от счастья; она точно позабыла о своих несчастьях, но вспомнила, как замечательно было, когда она жила у неё во дворце в первые свои годы в Османской империи, - как вы сияете от счастья! — Благодарю, моя милая воспитанница, как ты? Как шехзаде, султанши? Дай Аллах, они здоровы?! - спрашивала Атике и умилялась от того, с какой любовью смотрит на неё Турхан. — Мы все здоровы, султанша. Молимся о вашем здравии! - отвечала она, - но как вы здесь очутились? Разве Кенан пашу призывали во дворец? — Нет, что ты! Он остался в нашем дворце. Это я одна приехала. Ведь узнав о свадьбе Каи, я тотчас же приказала собрать мои вещи и отправиться в путь! Как я счастлива, Турхан, очень рада здесь снова оказаться! Я очень люблю этот дворец и дорожу каждой секундой здесь. Атике, по-видимому, приехала в Стамбул совсем недавно, о чем говорила её верхняя одежда. Она одета была, кстати, в прехорошенький длиннополый кафтан изумрудного цвета и белоснежно белую верхнюю рубашку с узорами алых роз; на низком столике, заметила Турхан, лежал высокий хотоз и большой уличный платок из батиста, который обыкновенно накидывают поверх всех одежд. Вопреки привычке Атике, на её пальцах не было колец, на шее - ожерелья, а в ушах - серëжек; она была без всяких украшений, без богатого платья, но выглядела причём красиво и изящно. За последние полгода она заметно поправилась, её щёки порозовели, а волосы в ту минуту были прелестно завиты и высоко заплетены сзади. Атике дышала жизнью, и это не могло порадовать Турхан, которая с тревогой когда-то смотрела на неё, безутешную и разбитую горем. — Вы, наверное, только сейчас приехали во дворец? А Валиде знает? - спросила Турхан и села рядом, - её здесь нет, хотя она позвала меня... — Да, вчера поздно вечером я остановилась у Ханзаде во дворце в Ускюдаре... Я ведь совсем не успела попрощаться с ней, как её выдали замуж! Как быстро бежит время, Турхан! Но не об этом... Да, Валиде я видела. Она ушла; её позвал Сюмбюль ага с какой-то важной вестью... Отчего ты побледнела так, а? — О, султанша моя, - напомнив о Сюмбюле, Атике затронула в голове Турхан мысль о Зарифе, - произошло одно событие, затронувшее нас всех. Дело в том, что Зарифе, кормилица Мехмеда, прекратила быть кормилицей... — Как же так? - серьёзно спросила Атике, - с ней что-то случилось, не допусти Аллах? — Лучше бы случилось, клянусь! Но нет. Наш повелитель встретил её, а вернее её, а также, представьте, себе, султанша, её... Но не успела она договорить, как вторая дверь в покои распахнулась, и влетела Махпейкер. Её длинный расстегнутый кафтан развивался в стороны из-за быстрой ходьбы, а лицо её отчего-то было мрачно и темно, но, увидев султанш, она исправилась и улыбнулась. Такая перемена в настроении насторожила Турхан, но она молча поклонилась. Кёсем аккуратно, словно боясь испачкаться, приобняла дочь за плечи и поцеловала её в лоб, а Атике держала свои руки на локтях матери и искренне радовалась тому, что она встретилась с семьёй. — Я не успела приехать, Валиде, как вы вдруг ушли по делам. Я совсем недавно прибыла сюда, страшно устала с дороги, но решительно настроилась на встречу с вами! Я немного передохну в своих покоях, а затем брата-повелителя навещу. Он ведь здоров, матушка? — Разумеется здоров, моя златовласая красавица Атике, - улыбнулась Кёсем и села на диван, - он будет рад тебе, ведь он твой брат-близнец. Турхан не раз замечала эту особенную улыбку на лице и Кёсем и всë поражалась тому, как она умеет так улыбаться. Валиде султан в свои пятьдесят четыре года почти не имела морщин, и даже улыбка у неё была без складочек, без ямочек и неровностей. Казалось, что красивый, строгой формы рот её, складывающийся мягкой дугой, был вовсе неё, а чужой, искусственный. А глаза в момент этой улыбки были такими, словно она злилась или огорчалась, но отнюдь не радовалась. — Валиде, - заговорила Турхан, когда поняла, что Кёсем нарочно не замечает её, - вы вызывали меня? Она подняла на неё глаза и как будто удивилась ей, но тем не менее она ответила: — Проходи, проходи, конечно... Атике, дочка, позволь мне поговорить с ней о важном, - было заметно, в какой растерянности была Кёсем, - а чуть позже и ты приходи сюда. Скоро ведь свадьба Каи, помнишь? Приедут Айше, Фатьма, Ханзаде и Гевхерхан, скоро мы все будем вместе, как в прежние времена. Атике умилилась словам матери и вновь поцеловала ей руку: — Как я люблю, когда вы так говорите, моя Валиде! Вы корона на нашей голове. Глядя на эту, казалось, добрую семейную картину, Турхан ощутила себя отчего-то крайне скованно и стеснëнно. Она видела, как искренне радовалась Атике и как представлялась Кёсем, и стало ей внезапно дурно от такой невзаимности и обмана, что она решила как можно поскорее избавиться от противоречивых чувств своих, рассказав весть, которую она так пламенно хотела всем сообщить. — Валиде! А я ведь хотела сказать одну важную новость! - спонтанно вскрикнула она, - я снова беременна! Эмине ханым мне сегодня сообщила эту радостную новость, представляете?! Она глядела на Кёсем, и в первую секунду уловила в её взгляде некоторое замешательство, она перевела взгляд на Атике, и увидела, как обрадовалась и засветилась она, но когда вновь посмотрела прямо в глаза Махпейкер, то не заметила и следа от того самого замешательства. Вот и она уже сидела счастливая, с довольной улыбкой, и подающая руку для благословения. — Аллах вновь дал тебе это счастье, ведь ты его заслужила, - сказала она и указала её место не на подушку у её ног, как обыкновенно бывает, а прямо рядом с собой на диване. Атике, прежде чем уйти, крепко обняла её и тихонько, но весело поздравила: — Пусть Всевышний пошлёт тебе лёгкой беременности, Турхан. Я очень рада за тебя! У Мехмеда, может, брат появится? Когда Атике ушла, Кёсем приказала своим служанкам принести гранатовый щербет. — Он очень полезен для беременных, - пояснила она. — Валиде, - заговорила Турхан после долгого и неловкого молчания, - для чего вы меня позвали? Вы о Зарифе хотите мне сказать, да? Прошу, султанша, разберитесь с этим - я ни на кого не могу положиться, кроме вас. — Я знаю, что ты чувствуешь сейчас. Ибрагим порой совершает большие глупости и сам, того не подозревая, создаёт огромные проблемы. Я лишь поговорю с ним, чтобы он отослал эту женщину и её ребёнка из дворца, но... - она отчаянно приподняла брови и вздохнула, - он бывает непоколебим в своих решениях. — То есть вы хотите сказать... — Да. Если мне не удастся его переубедить, то он будет делать то, что пожелает. — О, Аллах, султанша! - воскликнула Турхан и припала к рукам Кёсем, - я не переживу, если Зарифе останется здесь! Она много клевещет на меня и болтает в гареме всякое, а девушки смеются надо мною из-за её клеветы. Мне очень трудно всë это сносить, ведь моей вины здесь нет! Прошу, Валиде, уговорите Ибрагима... Повелителя нашего... Чтобы он выслал Зарифе и её сына. Клянусь, я могу их всю жизнь из собственной казны обеспечивать, только бы они не позорили меня и моих детей своим присутствием здесь! - незаметно перешла она на сетования. Кёсем с особым вниманием слушала её, однако, казалось, слова её не произвели на неё большого впечатления. Она хоть и не отводила глаз с Турхан, но всë же чувствовалось в этих зелёных глазах холодное равнодушие. Она из вежливости улыбнулась и положила свою ладонь поверх руки Турхан. — Наберись терпения, если хочешь стать истинной султаншей. Султанше никогда не бывает легко. Ты должна смириться с тем, что Ибрагим не просто твой муж и отец твоих детей, но и Властелин всего Мира, - он не обязан ни перед кем отчитываться за свои поступки. Даже те действия, которые причиняют боль, для него приемлемы. К сожалению из-за своего состояние он может быть особенно настроен на то, чтобы этот ребёнок остался во дворце. К тому же и я не нахожу ничего плохо в этом. Турхан не могла поверить в то, что услышали её уши. — Но Валиде, разве недостаточно того, что мне неприятно их присутствие здесь? Она ещё вчера кормила моего сына, а сегодня поносит перед рабынями. Очевидно, что эта женщина только пользуется своим сыном, дабы найти благосклонность повелителя! Кёсем внезапно притронулась ладонью своей к щеке и Турхан и странно улыбнулась: — Ты сейчас слишком возбуждена чем-то и не можешь рассуждать правильно. Тебе прежде всего нужно прийти в себя, а затем я скажу, как мы решим это. Принесли щербет и поставили его на высокий шестиугольный столик. Кёсем взяла свой стакан, однако не пила из него его. Турхан же напиток вовсе не лез в рот, она застенчиво смотрела в окно, где на кроны вековых деревьев ярко светило полуденное солнце. — Тебя, очевидно, ещё что-то тревожит, - спросила вдруг Кёсем и украдкой посмотрела на Турхан. — Признаться, да... Меня беспокоит повелитель, Валиде. Кёсем поставила стакан, так и не сделав глоток, и с живым интересом посмотрела. — Как беспокоит? Причина? — Я была у него сегодня, хотела поговорить. Он с большим удовольствием принял меня. Мне казалось, что он был счастлив, улыбался много и, я заметила, с особенною для него увлечённостью говорил про того самого мальчика. Он сказал, что это богознамение и что мальчик этот подарит ему покой. — Надо же... - про себя пробормотала Махпейкер, - что было дальше? — Я сказала ему, чтобы он отослал Зарифе и её сына из Топкапы - так прямо ему в лицо сказала. Он отказался от моего предложения решительно... И самое странное, как быстро он переменился в себе! То есть он будто разгневался на меня, прикрикнул на меня... И когда я изъявила желание поскорее уйти, он схватил меня за руку и оттащил меня от двери силой. — Как?! - удивилась Кёсем и брови её возмущëнно приподнялись, - что он сделал? Он знал, что ты беременна и так обращался с тобой?! — Нет, нет! Он не знал! Впрочем, я и сама, признаться, не знала... Взгляд Кёсем заметно помрачнел, как в тот момент, когда она в запальчивости вошла в эти покои. Она быстрым движением подняла опустившееся вниз лицо Турхан и посмотрела ей в глаза. — Что это значит? Послушай меня: несмотря даже на то, что он Властелин всего Мира, он не смеет причинять боль женщине, матери его детей, которая к тому же носит его ребёнка! Я срочно приму меры, я не позволю даже ему так обращаться с женщиной! Что это такое, разве подобает ему так себя вести?! Позор! Турхан много раз видела гнев Махпейкер, но впервые она увидела то, с какой пылкостью она выражала своё негодование. С особенностью она произносила слово "женщина", и этим вызывала только уважение и одобрение у Турхан. — Благодарю, султанша, но дело вовсе не в этом! Я была виновата перед ним, и он вспылил... — Не вини себя, не унижайся никогда! - всë ещё сердилась Кёсем и взмахивала левой рукой, в то время как правая устало придерживала голову, - в чём же дело тогда? — Когда я ему сообщила о своей беременности, он будто не поверил мне! Но разве я могла лгать ему об этом?! - вскрикнула Турхан, - позвал Эмине Ханым, и она провела осмотр. Вы не поверите, султанша, что с ним сделалось потом, когда узнал, что я беременна... Он засмеялся, заулыбался, точно ничего до этого между нами не было! И это после всего... Я ведь и слезу при нём уронила, и он видел это, злился на меня, ругался. А потом смех! Валиде, это нехорошо. Разве человек может злиться, а потом улыбаться, точно он не сходил с ума от гнева пару минут назад? Мне кажется, что наш повелитель... Что ему становится хуже, - она сглотнула комок в горле и продолжила, увидев, что в сердитом взгляде Кёсем, направленном прямо вперёд, появляется недоумение и вопрос, - я встретила давеча Джинджи ходжу. Сказала, что те лекарства, которые он даёт повелителю, уже не помогают ему, но делают хуже! Он же ответил, что только с вашего разрешения сменить настойки, дескать не может вмешиваться в его лечение без вашего ведома. Вы ведь дадите своё согласие, Валиде? Кёсем с секунду молчала и только смотрела вперёд себя. Взгляд у неё был отстранëнным и задумчивым, она поджала нижнюю губу и убрала руку от головы: — Ради благополучия своего сына я отдам приказ Джинджи, можешь не сомневаться, - и она вновь улыбнулась той улыбкой, которой недавно улыбалась своей дочери. — Я знала, что вы не оставите это дело так, - неуверенно ответила Турхан, и на её лице показалась похожая улыбка, и они взяли свои стаканы, чтобы выпить гранатовый щербет.