Над пропастью, где нет жизни

«Детдомовские родители точно знают, что государство всегда накормит и оденет их детей.» В возрасте четырнадцати лет, в тот день Тэхён понимал, что не стоит заглядывать в документы, не стоит как-либо интересоваться своей якобы семьёй. Не стоило пробираться в кабинет директора, или как они его называют — Чума. Его многое в тот момент останавливало, но будь проклято это любопытство, не сдержался, в глубине не было никаких надежд, хотя маленькая искорка всё же где-то теплилась. Совсем незаметная, ничем не приметная. А там и шок на глазах, и никакого смирения. Непонятным текстом написано. Многое написано… Оказывается у Тэхёна всё это время был старший брат и старшая сестра, которые возможно даже и не знают о его существовании. А возможно и они где-то тухнут в детдоме, только вот в каком? Несколько дней был сам не свой. Не ел в тот день, не присутствовал на уроках, не контактировал с друзьями. Что-то обрушилось в его жизни, смирение несколько дней не приходило. Юнги как узнал, так даже не удивился. Наверняка и у него могут быть какие-то родственники, но к сожалению или к счастью он никак не интересовался роднёй. Мать создала его, тем самым сделав огромную ошибку. Юнги даже противно слово «мама». Детдом для них является частью жизни. Здесь и друзья, и школа, и родной дом. Признать сложно, но так и есть, это действительно их родной дом, где они выросли, провели большую часть жизни. Воспитывались здесь, испытывали первые эмоции, чувствовали, и неважно — ненависть или любовь, всё это было прожито в детском доме. Клейма «детдомовский» не избежать, оно всю жизнь будет тебя преследовать и никогда не отпустит. Это прошлое, а прошлое — частичка тебя. Забыть его никому не по силам, можно смириться, свыкнуться, но забыть ещё никто не смог. Четырнадцатилетний парень вырос, теперь ему семнадцать лет, теперь Тэхён желает лишь одного — выбраться отсюда. Страшно, да, но есть кого ждать на воле, есть и к кому обращаться. Чонгук ему очень дорог, хоть и не всегда этого показывает, просто сам это чувствует. Сердце подсказывает, хотя откуда у детдомовских вообще есть сердце? Кажется, у Тэхёна оно ещё осталось. — Завтра все с лагеря возвращаются, — напоминает Тэ. Чонгук, сидя на крыше между ног Кима, тяжело вздыхает. Не хочет он, чтобы эти дети возвращались. Ему и без них плохо, так ещё и Намджун будет как всегда со своей дружбой лезть. — Я к Мине хочу. В последнее время ему очень плохо, но не так как было в тот день. Ночью кошмары всё ещё снятся, кричит периодически, часто плачет. Но и слёзы по чуть-чуть заканчиваются, он знает, что как только приедут дети, он сможет с Тэхёном сбежать на несколько часов в город. А может даже и на всю ночь. Слишком хочет сестру увидеть. Она наверняка тоже ждёт его… — Её послезавтра выписывают. Вдруг ей всё ещё плохо? А вдруг она опять… — Чонгук, перестань, прошу, ты слишком себя накручиваешь, — большего Тэхён сказать не мог. Жалеть он не умеет. Обнять может, побыть рядом, но словами выразить не всегда удаётся, это типа неловко? — Иди ко мне. Ким прижимает к себе Чона и целует так мягко, как только умеет — вот эта настоящая поддержка, которую он выражает. А тот охотно отвечает, сразу затыкается и перестаёт нагнетать себя мыслями, перестаёт думать о страшном. Во всяком случае лучше видеть Чонгука радостным, нежели плачущим. — Я самый плохой брат, — в самые губы выдыхает. — Если бы я имел такого брата, как ты, поверь мне, я был бы счастлив, — и слова эти греют, и хочется опять поцеловать эти губы, но… — Давай мы найдём их: твою сестру и брата, — опять двадцать пять… ну сколько можно. — Чонгук, мы с тобой это уже обсуждали… — Ты должен дать им шанс… — Ничего я им не должен, — перебивает старший. — Они могут даже не знать о твоём существовании, но, прошу тебя, дай им шанс, а вдруг получится? А вдруг они заинтересуются и у тебя будет настоящий брат! Сестра! Это же круто, — Чонгук желает только счастья, хочет, чтобы Тэхён познакомился со своей роднёй. Это ведь так круто иметь старшего брата, который будет опорой и в какой-то степени отцом. Только вот Тэ уже имеет брата, который периодически заменяет отца — это Юнги. Вот, кто от самого детства был рядом. Столько они пережили, столько грустили и смеялись вместе. Мин Юнги является его опорой и всегда ею будет. — Нет, — сказал как отрезал. Нет, значит нет. Большего не надо. — Тэхён, послушай… — Нет, Чонгук, это ты меня послушай, — голос ровный и очень холодный. Серьёзен как удав. — Ты так говоришь только потому, что у тебя есть сестра, ты так говоришь только потому, что у тебя были родители! Нет Тэхён, не говори этого, только не говори, иначе разрушишь всё, иначе ранишь. Будет очень больно. Взгляд напротив гаснет, глаза на мокром месте, всё кажется таким нереальным, будто сон, а вдруг это он и есть? — …а у меня этого всего не было, — продолжает Ким, постепенно повышая голос. Нервы сдают. — Я рос в этих четырёх стенах, и блять мне ни разу никто не поцеловал на ночь и не пожелал сладких снов… — а слова режут. Режут больнее меча. — Ты блять нормальным родился, тебе крупно повезло, что у тебя были родители. Да тебя с ложки кормили, научили ходить! А я всё это сам научился, без чьей-либо помощи! Если ты считаешь, что моя жизнь после встречи с роднёй хоть как-то изменится, то ты глубоко ошибаешься. Мне на мать свою плевать, пускай хоть дохнет, но ты блять ничего в этом не знаешь, не понимаешь даже! — голос старшего срывается, глаза младшего — тоже. И тот, и тот на грани, обоим невыносимо больно, но по-своему больно. — Ты вообще ничего не понимаешь и никогда не поймёшь! Ким затихает и не смотрит в глаза полных слёз. Тишина громко звенит в ушах, резкий холод окутывает их тела, или это ветер? Чувство, будто мир обрушился, а сейчас конец света. Оба сидят молчком, Тэхён чувствует на себе разочарованный взгляд. Не предпринимает никаких попыток, когда младший громко всхлипывает и убегает с крыши. Ким сидит, притупив взгляд в пол, ни о чём вообще не жалеет, но больно, в душе очень больно. Уже успел привыкнуть, успел влюбиться в этого пацана, даже не попытался остановить его. А ведь мог. Мог хоть извиниться, сказать что-то хорошее, но лишь накричал. Тот хотел как лучше, хотел, чтобы Тэ был счастлив, но младший действительно не понимает многих вещей. У него были родители и это уже о многом говорит. Правда такова и её не скроешь. А Чимин предупреждал… знал ведь, что детдомовский сделает ему больно. Хотел сберечь, предупредить, но Чонгук пошёл по зову сердца, а в итоге это обернулось катастрофой. Не вина Чона, нет. Он переживёт. Но для Кима это очень большая катастрофа. Ещё никогда он ни к кому не чувствовал таких эмоций, такую любовь, и всё это он может потерять в один момент, одним лишь словом, а слова ранят очень сильно, последствий не избежать к сожалению. Каждое действие имеет своё противодействие. Или как там говорил однажды Чонгук… Кажется пора напиться…

***

Драки, удары — обычное дело. Не раз и Хосок ударял своих друзей, и Джин, и Тэхён. Каждый такое переживал. Они даже не мирились, не извинялись. Хосок с Джином просто стали вести себя как раньше. Не девки же в конце-то концов? Всё по-мужски. Брат за брата, а драки были и будут. Ещё со вчерашнего дня, когда все ребята уже приехали с лагеря, Тэхён не видел Чона. Конечно же знал в каком месте он сидит, но не подходил, не решался сделать первый шаг. Да и хуй с ним, ему лучше забыться, поэтому ещё тогда вечером они с друзьями, как в старые времена напились, что-то рассказывали и ни о чём не думали. Сегодняшний день не исключение; всё также не идёт мириться с Чонгуком, только наблюдает со стороны, так лишь, нечаянно кинув короткий взгляд. А младшему больно, очень больно. Тэхён вроде бы не сказал ничего плохого, а сердце всё равно сжималось. Да и в какой-то степени он даже был прав. Действительно имел родителей, не знал проблем. Ему легко говорить, а вот чтобы понять Кима… А может, это Чонгуку стоит извиниться? Тэхён же просто выговорился и сказал по фактам, а Гук, как девка обиделся. Только вот слова очень ранили. — Извиняйся, блять, — рычит Хосок, сжимая макушку какого-то парня. Что случилось, Тэхён в душе не ебёт, да и похуй, пацана совсем не жалко. Заступаться не будет. — Прости… — еле выговаривает парень. Из его рта хлыщет кровь, из носа тоже. Еле стоит на ногах, жгучая боль не имеет смысла, главное поскорее высвободиться и не попадаться больше на глаза Хосоку. — Громче, я сказал! — удар коленом по животу — парень обессилено падает и с грохотом ударяется о деревянный пол. Кровь капает на землю, образовывая непонятные круги, в глазах темнеет, но силы ещё остаются. Тот парень ползёт на четвереньках, но его сильно прижимают к полу из-за чего болезненный крик можно услышать на другом конце коридора. Воспитательницам, как всегда — плевать. — Прости! — скулит парень. Его резко со всей силы прижимают к полу, и сразу же отпускают. Только злобный смех Хосока слышен в коридоре, больше ничего. Кроме компании ни единой души — все перепуганные уже давно прячутся кто где может. Столкнуться с Хосоком себе дороже. — Ну чё пацантры, идём мир ебашить? — на Хосоке хитрая ухмылка, как и всегда. — Да ладно тебе, мы просто пивко идём пить, что мы там ебашить будем? — Эх, Вонхо, ничего ты не понимаешь.

***

С последней их встречи они так и не поговорили. Про поцелуй решили забыть, больше не вспоминали тот момент. Чимин думал исключительно о Мине, которая лежала в больнице и которую должны были выписать. Обязательно навестит в детдоме, а пока прямая дорога к Юнги… Домой… Лучше поговорить и извиниться сейчас, нежели потом испепелять друг друга ненавистными взглядами. Он сделал огромную ошибку, сам это понимает, но в тот момент что-то пошло не по плану, что-то заставило его поцеловать парня. Пак чувствует себя мерзким уродом. Мало того, что он с Сехуном сблизился, как никогда это уже не просто дрочка… так ещё и к Юнги пристаёт, и даже согласия на поцелуй не спросил. Только о себе и думает. Нужно обязательно сейчас же поговорит на эту тему с ним. Надо извиниться и пообещать, что это было в последний раз. Хотя кто его знает, как там дальше. От Чимина всегда можно ждать сюрпризов. Вроде бы, много толковал Чонгуку, что нельзя поддаваться эмоциям, надо мыслить здраво и не влюбляться в детдомовских детей, а в итоге что получилось? Сам же, как последний мерзавец поступил аморально. Сделал огромную ошибку, которая вряд ли ему окупится. Тортик из принципа уже покупает, это как знак доверия и того, что он пришёл с хорошими намерениями. Ведь так обычно бывает в фильмах и во взрослой жизни. Всю дорогу до квартиры только и думал, как лучше извиниться и не сказать чего-то лишнего. Кто знает, а вдруг тот его ещё и из дома выгонит. Не хотелось бы вот так всё обрывать и прощаться из-за глупости. Не совсем глупость, но по большей части это ошибка, которую Чимин совершил неосознанно, был под влиянием эмоций. В тот момент чувствовал себя Гамлетом, так и разглагольствуя у себя в голове: «быть или не быть?». И всё-таки выбрал быть. Сделал то, из-за чего теперь ногти кусает до крови, покупает какие-то торты и придумывает извинения, слова, которые скажет при встрече. Ну разве не влюбился? Взяв побольше воздуха в лёгкие нажимает на дверной звонок. Обратного пути не будет, придётся доводить дело до конца, так и так это когда нибудь случилось бы. Почему-то руки затряслись, в голове как мантра повторялась одна лишь фраза: «может не стоит, а может уйти». Он и действительно собирался уже уходить, оборачиваясь, но щелчок и уже распахнутая дверь выбрала иной путь. Парень опять глубоко вдыхает, прикрывая глаза и на одну секунду ухмыляется. — Привет? — как-то даже неуверенно тараторит хозяин квартиры, окидывая его взглядом. — Юнги, — наступает неловкая пауза, Чимин пытается что-то промычать, чешет затылок, как-то и слова все вылетели из головы, и красиво подобранные фразы куда-то улетучились. Но пока не поздно надо взять всю уверенность в руки и не теряться как маленький ребёнок. — Я войду? Юнги не долго думая впускает его на порог своей квартиры, так и смотрит с недоверием на торт, который протягивает ему Пак с поджатыми губами. — Это что? — «блять, Юнги, не тупи», — про себя промычал. — Это вроде торт… — идиот. — Тебе… эм… нам поговорить надо, пройдём на кухню? — О чём? — да и сам Юнги уже знает, ночами думал об этом, не мог уснуть, знал, что разговора не избежать. Однако, когда время приходит самого разговора, уверенность куда-то улетучивается. Никогда ещё Юнги не думал, что будет целоваться с парнем, это ведь против каких-либо правил. Хосок бы точно не одобрил. Признаться честно он не мог перестать думать об этом случае, даже когда был по-горло занят, всё равно мысли возвращались. Так и проходили его дни. При всём этом он ещё и запутался, очень сильно. Сейчас ему что ни скажешь, будет отрицать. Конечно ему не понравился поцелуй! И парни ему не нравятся! И… кто поверит таким детским оправданиям? Всё это вызывает агрессию и злость, с которой справиться никак не может. — В общем, я хотел бы извиниться перед тобой… когда я тебя поцеловал, — надолго ли хватит у Чимина этой уверенности? — Я не знаю, что на меня нашло, я просто… — Просто, что? А что просто «что»? Чимин беспомощно кусает губы и не понимает как дальше вести себя после извинений, от этого ведь он не перестанет влюбляться, не перестанет не хотеть его поцеловать. — Просто я к тебе что-то чувствую, понимаешь? Я не объясню иначе. И я тебя понимаю… понимаю, что ты ко мне можешь ничего не испытывать, что я вот так свалился тебе на голову. Не пойми меня не правильно… — слова потоком льются из уст, кажется Чимин всё для себя решил прямо сейчас. — Давай так: мы можем это забыть и никогда больше не вспоминать о поцелуе, или можем что-то попробовать. Я всё понимаю, это твой выбор, я не хочу тебя заставлять, но прошу, только не отворачивайся от меня… я хочу с тобой попробовать… — Уходи, — резко и холодно. — Что? — Пак глупо хлопает глазами, вытаращив лицо. — Я сказал уходи, иначе сам тебя выгоню, — будто камень на душу свалился, как будто унизили, очень позорно сейчас. А Чимин не понимает в чём дело, не понимает такого поведения. Он просто дал ему выбор, самый безобидный. — Юнги, прошу тебя… — Уходи, блять! Иначе моё терпение сейчас лопнет! Сам же встаёт и показывает, что на разговор он не настроен, что действительно хочет выгнать его из дома. Тот послушно встаёт, смотря взглядом полной боли, и руки держит навесу, как бы сдаваясь уже, мол «окей, окей, я ухожу». Ещё раз посмотрев на злого Юнги тихо шепчет под нос: — Я кажется влюблён в тебя, — дверь захлопывается. Кресло опрокидывается и с грохотом падает на пол. Кружка тоже разбивается, а злость всё равно не стихает. Мин прекрасно слышал последние слова Пака, видел его надежду в глазах и увидел как тот разочаровался. А сам он злится: на себя, на кресло, на Чимина, да на весь мир злится! Всё сделал для того, чтобы избежать этого разговора. Молодец! Избежал, а теперь жалеет. Сколько ещё будет отрицать? Сколько злиться будет, пока поймёт, что это нормально, что этого не надо стыдиться, да и перед кем? Ким Тэхёном, который тоже по-мальчикам? Внутри какая-то пустота, чувство, будто от сердца оторвали какой-то маленький, очень важный кусочек. Тишина на мозги давит, после себя Чимин оставил бурю угнетающих мыслей. Теперь всё в этом доме его угнетает.

***

Небо искрится маленькими, мерцающими звёздами. Тёплый ветерок приятно обдувает лицо и тело, хочется раскрыть душу и принять себя таким вот: плохим и хорошим. Найти свой путь не удаётся. Удаётся только слушать какие-то неинтересные истории. Слух режут эти знакомые голоса, а глаза пустые, больше не в кайф сидеть с парнями и пить пиво. Все мысли вокруг Чонгука, вокруг себя самого. Смелости подойти хватает, но он не хочет сейчас этого делать, не хочет что-то менять. Тэхён уже привык страдать, привык бездействовать и ухудшать себе жизнь. А ведь может подойти, обнять, поцеловать, сказать что рядом, тот бы обязательно простил, но сидит и бездействует. Попросту не пытается что-либо изменить и сделать. Если уж страдать, то страдать правильно. Не слышит истории Хосока, не видит, как Джин, будучи пьяным, сканирует его прищуренным взглядом, не замечает вокруг ничего, только и успевает, что глотать жидкость и пьянеть на глазах. Даже алкоголь не берёт, только даёт иллюзию, что ему хорошо, но ему плохо, очень плохо. Плакать не хочется, как и не хочется вообще говорить. А хорошее оно где-то там, вдали. Ему доброта и это «хорошее» не нужна, он и так справляется. Всегда справлялся, вот и сейчас справится. Не маленький, давно уже вырос и понял суть этой жизни. Жизнь жестока, с этим он согласен, все в какой-то степени страдают, даже самые счастливые прячут тревогу и боль. Каждому из нас бывает по-своему больно. Что люди могу с этим поделать? Ничего. Надо смириться, видимо, это такая его расплата за ошибку родителей. Искупается всем, чем может. И Бог тут не поможет, стирать колени в молитвах нет смысла, Тэхён потерял всё, что имел, его не любят, его не простят за все эти поступки. Искупить вину он может только себе самому. Однако себя он простить тоже не может — не заслуживает прощения, он это тоже понимает. Отчасти винит себя, но отчасти и весь мир. Нет, не мир, а его мать он винит, та, которая бросила своего малыша гнить в этой Богом забытой дыре. Могла бы просто сделать аборт, убить его, но не сдавать в этот приют. Имела шанс не дарить Тэхёну жизнь, в итоге взяла и подарила ему вечные страдания, куча шрамов, боли… слёз, пролитых в детстве и несчастье. Всё это в один флакончик поместилось и название у него тоже до жути банальное — вечные страдания. Вот как-то так он оказался заложником своих же мыслей, начал винить всех вокруг, в особенности мать. А вообще, Тэхён уверен, что во всех бедах виновата его мать. Она монстр, и наверняка Кима тоже считает монстром, раз смогла так поступить. Она его попросту не любила, не хотела с ним связывать жизнь. И хотя Тэхён до сих пор не знает причину такого поступка, он знает, что никогда не полюбит мать и никогда её не простит. — Ау-у… Тэхён, блять, планета вызывает, — Вонхо уже несколько секунд щёлкает перед глазами Тэ, но тот как будто на другой планете. — Я тебе щас так щёлкну перед глазами, блять, — злобно шипит Ким, отпихивая от себя этого придурка. — Воу-воу, полегче, бро, я же просто… — Да мне похуй, — безразлично фыркает. — Не кипятись, не чайник, выпей на, — Хосок, как всегда с улыбкой, не парясь протягивает злобному парнишке банку пива. — Расслабься, чё ты такая истеричка, — Чон сам же смеётся со своей фразы и поднимает руки, мол это шутка была, не стоит так близко к сердцу принимать. Только сейчас Тэхён замечает на себе пристальный взгляд Джина. Смотрит не стесняясь, как всегда. Ещё и отмалчивается, тоже — как всегда. Привычки никуда не деваются. Вопрос только, что с Джином случилось? Что с ним в последнее время не так? Странный какой-то, ходит молчит (обычное дело), но почему-то спросил тогда Тэхёна про Чонгука, заступился почему-то, не приставал. Можно сказать сочувствовал? В общем, странно всё это, но расспрашивать не станет и обращать внимания тоже, ибо мысли исключительно на Чонгуке. Он не сделал ошибку, но сделал больно младшему лишь потому, что сказал правду и по фактам. А как иначе? Если Ким не хочет видеть свою родню, то зачем вмешиваться не в свои дела? Кто его вообще просил? Да, хочет как лучше, но итог как всегда — печальный. Хоть и не сразу, но расслабиться получается. Пьяная улыбка несколько раз красовалась на его лице, даже историю какую-то рассказал, а потом ещё и сам предложил сбежать из детдома, вот прям навсегда. Компания только посмеялась, сказав, что на сегодня алкоголя ему хватит. И радость откуда-то взялась, и какой никакой покой. Даже начал скучать по тем временам, когда они со всей компанией, вместе с Юнги напивались и бегали в лесу. Так всё круто было, а сейчас вся жизнь под откос. И опьянение как рукой снимает, когда на крышу входит весь такой зарёванный Чонгук, теребя футболку. Больше не хотелось веселиться, резко будто всё потухло и он начал понимать… понимать, что этот пацан плакал, ревел как девка, а ему больно ещё оказывается. Сердце пропускает удар, что-то внутри неприятно сжалось. Смотрит на Тэхёна так…как только он может. — О, а это кто к нам тут прискакал. — Тэхён… можем поговорить? С тобой… — Хосок был проигнорирован, сейчас вообще не до него. Голос младшего режет больнее острого ножа. Хочется обнять того, приласкать и больше никогда не отпускать. Возможно… может это и правда его вина? — Э, ты блять меня игнорировать не будешь, отвечай давай! — кричит Хосок уже невесело. Он тоже уже злой и хочет ударить этого придурка. — Хосок, перестань, — спокойно перебивает Ким, вставая с места, но тому видимо мало простого слова. — Я тебе щас перестану, блять, отвечай я сказал, Чонгук! — Тебе было сказано перестать, так перестань блять! Заебал уже, молчи тварь ты неблагодарная! — резко встревает Джин, таким рыком наведя на всех ужас. Хо даже заткнулся и просто недовольно сверлил пол. Что на Джина нашло, непонятно. А главное зачем заступается? что случилось с ним? Что успело за это время поменяться? Не суть, Тэхён идёт с Чонгуком на место, где тот обычно сидит. Тишина не смущает, она наоборот — немного успокаивает. По крайней мере Тэхёна, но не Чонгука, который чуть ли не трясётся. Слёзы у него уже стекают по щекам, а руки трясутся. И вот он момент, чтобы обо всём забыть, чтобы обнять младшего и намертво прижать к себе, но ждёт. Ждёт, когда Чонгук сделает первый шаг, хоть раз. Ждёт его слова и то, что он сделает. — Тэхён, — голос сорванный и такой болезненный. Сердце и правда предательски сжимается. — Извини, я знаю, что ты был прав, но прошу тебя… — голос опять срывается на хрип, тяжело выдавить слова. — Мне тяжело без тебя… я не могу больше… Кажется Чимин ошибался, Тэхён не сможет причинить младшему боль. Тоже ведь влюбился! А Тэхён… — Извини, прошу тебя, я очень сожалею, мне плохо без тебя… Чонгука перебивают… поцелуем. Тэхён его затыкает, чувствуя на губах солёную влагу. Большими пальцами вытирает это недоразумение с глаз, после ладонями сжимая его щёки. Не надо никаких слов, не надо никаких извинений — оба виноваты, оба влюбленны по уши и хотят быть рядом друг с другом. — Я так скучал, — честно признаётся Тэ, на что Чонгук ещё громче в поцелуй всхлипывает. Только сейчас от счастья. — Кажется я тебя люблю… — не останавливая поцелуй счастливо шепчет. И правда… кажется Тэхён тоже его любит…