***
— Чонгук, ты в этом уверен? — на всякий случай переспрашивает Тэ. Переживает, ещё как. После инцидента прошло от силы неделя, младший не до конца восстановился, а уже собирается ехать к своей сестре. Только нервы подпортит. Тэхён, конечно, не против их встречи, но каждый раз после их разговора Чону становится хуже, он закапывает себя в могилу. Пусть хотя бы отойдёт от произошедшего, а потом уже — когда сил будет побольше, пойдёт к своей сестре. — Уверен. Сехун меня подвезёт, я быстро, не переживай, — Чонгук целует того в губы и слезает с крыши, также быстро скрываясь с горизонта. В последние дни Чонгук не раз плакал, не раз вскакивал ночью от кошмаров, крича на всю комнату. Сейчас особо ничего не изменилось, всё так и осталось — Чонгук сломлен, но уверенно настроен на встречу с сестрой. Утверждает, что всё пройдёт хорошо и что встреча ему необходима. Ким согласен — необходима, но почему тогда он плачет после этих встреч, почему не находит себе места? Этого Ким и не понимает. А встретившись взглядом с Хосоком, подавляет в себе желание его ударить и хорошенько проучить. Злится до сих пор и не хочет разговаривать, но Хосоку, кажется, похуй, он зол исключительно на Чонгука. Всё равно не понимает, что палку перегибает своим поведением. А зачем задумываться? Скоро итак на волю! Вот радость. И всё равно непонятно: как так вышло, что он влюбился в Чонгука — самого обычного, плаксивого парня. Как? Такое возможно вообще? Ещё никого он так не оберегал, не защищал как что-то драгоценное и хрупкое. А хрупкое потому, что уже позволил ему несколько раз разбиться, но клеит заново, начинает оберегать всё больше, бережней обходиться, а то понимает, что однажды не получится склеить, не получится восстановить хрупкую драгоценность. Его драгоценность. И возвращается Чонгук, как и предполагал Тэхён — разбитым, уставшим, грустным. Кладёт свою макушку ему на грудь, садится между ног и спокойно прикрывает глаза. С Тэхёном хорошо, а без него — невыносимо. Ким даже не спрашивает как прошла встреча, понимает, что ничего хорошего не произошло, девочка сломлена, несчастна, потеряна в этом большом аквариуме. Как бы Чон не хотел ей помочь — не удаётся. Он не может находиться при ней двадцать четыре на семь, как бы душа не выла, не тянула в ту сторону, к сожалению, для него уготовлена другая судьба, — для них. И всё же не плачет больше, но поворачивается лицом к Тэхёну и одними губами шепчет: «я так устал». Тесно прижимаясь к Киму берёт его за щёки и нежно целует с желанием чувствовать вкус его губ, его запах и тепло тела. Прихоть не остановить, ему хочется всё больше и больше быть с Тэхёном. Какая-то дикая зависимость. Вроде рядом и уверен, что никогда не отпустит, а всё равно мало, всё равно хочется его больше и на постоянной основе. Всеми клетками хочется его чувствовать в себе, чувствовать его даже тогда, когда рядом нет. Это не подчиняется объяснениям, Чонгук просто чувствует и желает. Влюблён до беспамятства, не видит больше никого. Хоть до смерти готов прижиматься. Радует один факт — Сехун рассказал об серьёзных отношениях. Серьёзных отношениях между Чимином и Сехуном. Этому Чон так обрадовался, что не смог будучи в машине сдержать счастливого визга. С Чимином, к сожалению, встретиться не удалось, но передавал свои искренние поздравления и желал всего самого, что ни на есть, лучшего. Счастье Чимина — тоже превыше всего. Пак заслуживает счастья, все заслуживают счастья, даже ублюдки, даже если на пару минут — и того хватит, чтобы насладиться. Их связь с Тэхёном особенна, не такая, как у всех. У них своя бесконечность, отдельная вселенная, греющая любовью и охлаждаемая ветром боли. Каждый элемент во вселенной контрастирует между собой — сочетается, придаёт особенную красоту, мерцающую во мраке. Связь их не разорвётся никогда, даже сейчас, когда ниточка слюны между ними уже разорвалась. Всё оказывается по-другому. В голове крутится одно имя — Айбала — ребёнок луны. Чонгук помнит, как мама с папой называли так его сестру, как любили её и обоим желали только счастья. Взрослые были уверены в том, что их дети вырастут хорошими и любящими. Так и есть, кажется, Чонгук до безумия преданный и любящий парень. Безумцы влюбляются, ради кого-то сметают всё на пути, не видя препятствий, они сходят с ума и не представляют жизни без человека, подарившему поистине счастье, улыбку, боль — как наркотик, всё вместе и сразу. От этого берёт в дрожь, хочется всего от кончиков пальцев, до волос; от первого вздоха, до последнего. Касания обжигают, фантом остаётся надолго, и это приятное чувство, когда искусанные до изнеможения губы вновь касаются, дарят эмоции — отбирают последнее. Легко сойти с ума, а здравый рассудок для людей однажды полюбивших до беспамятства, как что-то неземное, одновременно нужное, необходимое. Они сегодня обо всём забудут, научатся ценить, пробовать на вкус — любить. И они когда нибудь сгорят вдвоём огнём — только вдвоём. Не любить нельзя, заново нельзя — как медленный танец. Есть только этот момент — сейчас. Медленно, но уверенно, движения плавные, моментами резкие, но они сейчас здесь, а боль где-то далеко. И любовь здесь — не рядом — в них самих. Чувствуют, ощущают касаниями губ. И мы когда нибудь сгорим с тобой огнём — только вдвоём.***
flashback… — Если это какая-то хуёвая шутка, то я… — Это не шутка, — перебивает Тэён, но Джину всё равно не доходит. Это шоком даже назвать нельзя, просто какая-то лишняя, ненужная эмоция. Нахер ему эти сёстры сдались. Однако перелезает ворота и идёт следом. — Твоя мать… наша мать, — поправляет девушка, указательным пальцем показывая вверх. — Мы с тобой двойняшки, родились в один день — двенадцатого октября. Тебе сейчас шестнадцать и мне… — И что мне теперь, радоваться? — как всегда — спокоен. Неколебимая башня. Что же это такое. Девушка молчит, засунув руки в карманы лёгкой курточки и не знает как правильно подобрать слова, что ещё можно сказать. Она так долго искала своего брата, так мечтала с ним встретиться, поговорить… жаль только узнала о нём, когда уже было поздно… — Отец, как и я, тоже тебя искал… а наша мать… — Она мне не мать, — грубо перебивает. Не любит поднимать эту тему. Нет у него никакой матери и никогда не будет, даже если придётся этой женщине заглянуть ему в глаза, всё равно не признает её никогда. Ему ни сестра, ни мать, ни отец не нужен. Вопрос: зачем? Шестнадцать лет прошло, он живёт своей жизнью, привык к тому, что имеет, не жалуется как другие, держится молодцом, имеем авторитет среди детдомовцев. Всё нормально, какая ещё нафиг сестра? Ещё и двойняшка. — Мне пора идти, — Джин разворачивается и делает шаг навстречу детдому, где его никто не ждёт, но где спрятаны его родные стены, воспитание, первые шаги… нет такого понятия как «семья», «мама, папа». Никогда не будет. — Постой, — кричит Тэён, подбегая и хватая за запястье. — Я кажется чётко дал понять, что не намерен… — Да послушай же ты! — на глазах у девушки слёзы, она сильно сжимает его запястье и не даёт шанса выдернуть. — Что? — безразлично, даже не смотря ей в глаза. — Умоляю, давай на неделе встретимся ещё раз, — Джин освобождает руку и хочет уже воскликнуть, но Тэён опережает. — Ты узнаешь всю правду, я всё объясню и обещаю отстать, если ты меня хотя бы выслушаешь. В глазах мольба — Джину всё равно. Пусть в церкви искупит свою вину, пусть там скажет свои грехи и будет каяться, но не для него. Это бессмысленно. Ответ итак очевиден. — Хорошо, — припечатывает Джин, напоследок бросая: — Завтра после обеда. Больше об этом думать не хотелось. Весь день сам не свой, какого-то чёрта остановил Вонхо, когда тот хотел приебаться к Чонгуку за то, что кого-то там спас. Джихан или как он там… Каково это — иметь сестру? End of flashback… Рано или поздно всему приходит конец, независимо чего — всему. И с ужасом Ким наблюдает за машиной скорой помощи, которая паркуется возле детдома; из ней же выходят несколько людей без белых халатов, но с синими штанами, как у докторов. Тэхён чувствует, как настигает какая-то беда и не может успокоить свои переживания. Чётко помнит, что за эту неделю ещё никто не нарушил трёх предупреждений. По всему зданию разносится до жути громкий, оглушающий звонок, а из динамика слышен голос директора со словами: «внимание, всех присутствующих прошу явиться в спортивном зале. Внимание, всех присутствующих прошу явиться…». — Что случилось? — резко подбегает Чонгук, хватаясь за запястье ничего непонимающего Кима. — Давай не пойдём, мне страшно… Тэхён и сам не знает, но хватает Чонгукову ладонь и направляется с ним в спортивный зал. Сбежать не удасться — директор заметит, потом будет хуже. Такого ещё никогда не было, от этого вдвойне страшно. Обычно в психушку забирали только после трёх нарушений, бывало даже без нарушений, а сейчас всех детей вызывают… Интуиция подсказывает не самые лучшие исходы событий. — Что здесь творится? — недоуменно спрашивает Хосок, обращаясь к Тэхёну. — Хуй знает, это впервые, — отвечает Тэхён, нахмуриваясь всё больше и больше. Несколько людей с интересом разглядывают детей, а один из них беседует с директором, который на мгновение выпрямляется и кричит, чтобы все становились в одну линию по группам. Они так и делают — становятся в линию и ждут дальнейших указаний. Чонгук как можно плотнее прижимается боком о бок Тэхёна и крепко сжимает ладонь. Не дай Бог ещё отпустить. — Это типа новый способ забирать нас в психушку? — вновь спрашивает Хосок. — Эти люди всегда были ебанутыми, — Тэхён выдыхает и старается не думать о дальнейшем. — Сейчас только понедельник, кто мог три раза нарушить правила? — Да хуй знает, но мне пиздец это не нравится, — Хосок выпрямляется и хлопает Кима по плечу, мол поживём увидим. В зале же в это время стоит мёртвая тишина. Все чего-то боятся, стоят в недоумении, наблюдают за врачами, которые с интересом разглядывают детей. — Он, — один из врачей указывает пальцем на какого-то маленького пятилетнего ребёнка, а другой врач что-то записывает в блокноте. Затем директор просит того мальчика выступить и встать возле других врачей. Далее палец устремляется ещё на троих маленьких детей, один из которых начал реветь от страха. Для малышей это впервые, у них нет пока такого наказания, как психбольница. Четыре детей и ещё трое таких же, только чуть постарше. А потом выбор врача останавливается на группе старших… — Почему едет так много людей? — Джин нахмуривается и не совсем понимает происходящие действия врачей. Максимальное число, одновременно находящихся в психбольнице — четыре человек. — Джин, тише, а то и нас… — хочет предупредить Хосок, но врач громко кричит: — Это ещё что за разговоры! Оба сюда! — вот это попандос, конечно. Теперь им ещё и в психушке торчать неделю, дай Бог, чтобы ещё две не дали. — Вы ебанулись все или что? Идите в жопу, ублюдки мерзкие! — во всё горло кричит Хосок. В психбольнице, конечно, есть свои плюсы, например продажа украденных препаратов, но за просто так он туда не собирается ехать. Он даже ничего не нарушил! Какого хрена? — Хосок! — кричит директор. — Мне похуй, вы все блять мерзкие, какого хуя?! — Хо замахивается кулаком прямо на врача, но тот успевает скрутить этого буйного парня и увести подальше от этого места — сразу в машину. Джин же не брыкается и спокойно идёт к остальным ребятам, которые должны отправиться в психбольницу. Терять итак нечего, только, что очередной встречи с отцом… — Хоть кто пикнет, все отправитесь туда! — громко выкрикивает чума. Все действительно затихают и со страхом на глазах наблюдают за движениями врача, который тыкнул на какого-то парня из старшей группы, а потом и вовсе подошёл к Чонгуку, который весь стоит такой — перепуганный. Ещё раз такого ужаса я не переживу… — в мыслях вертится у Чонгука. Такого он действительно не переживёт, если случится. Только не с ним, только не тот главврач, только не старая койка и не этот препарат, после которого он был уверен, что умрёт. В действии которого он хотел себя убить и не будь у него связаны конечности, точно бы вывернул себе шею. Эти ужасные, адски больные ощущения он не забудет. Никогда в жизни. После этого не то, что жить не хочется, после этого только умереть, исчезнуть, забыть о ночных кошмарах хочется. Мужчина осматривает напуганного Чонгука и прищуривает глаза. Тут уже и Тэхён настораживается в надежде скрещивая пальцы. Только бы не это. Сам Ким такого бы не вынес, Чонгук — тем более. Точно свихнётся. Пытка для Тэхёна — видеть с каждым разом всё больше сломанного и разбитого Чонгука. Его Чонгука. Хрупкая драгоценность. Врач указывает на Чонгука и кажется Ким в тишине слышит бешеное сердцебиение, непонятно — Чонгука или Тэхёна. Но кажется у них сердцебиение одно на двоих. Остались миллисекунды, чтобы спасти своего парня, остался один шаг Чонгука, чтобы выйти из строя. Всё как-то по-дурному и теперь уже Ким не видит выхода, выкрикивает на эмоциях, когда Чон хочет сделать шаг вперёд. — Ублюдки ебучие, чтоб вы сдохли! Чонгук в полном шоке остаётся стоять на месте и чувствует, как Тэхён сжимает его ладонь, тем самым делясь последней энергией, которая у них осталась. Что тот задумал? В мыслях у Чонгука. Врач сразу же забывает про младшего и становится напротив Тэхёна, грубо хватая за ворот футболки и пихая к остальным. Видимо, этого Ким и добивался, чтобы его, а не младшего. А последняя связь между ними разрывается — руки больше не сцеплены воедино. Чонгук поверить не может, что ради его спасения Ким пожертвовал своей шкурой и теперь отправится в это ужасное место… Ну как ужасное? Для Чонгука, да, для Тэхёна это ещё нормально, ибо не раз переживал такое. Младший провожает его взглядом и с грустью смотрит, как Ким отдаляется всё дальше и дальше, только фантомные, всё ещё тёплые прикосновения греют остаток души, придают силы не падать вновь и дождаться конца этих мучений. Теперь только он — без Тэхёна, временно один. Никакой поддержки, никого рядом, только странно ухмыляющийся Вонхо пугает больше, чем можно было представить… А если родители слышат Чонгуковы молитвы, то пусть тогда оберегают свою дочь — Мину, или Айбала — ребёнок луны, виднеющаяся только во тьме, после яркого солнца. Поистине сильная девочка. — Дайте ещё один шанс… — беззвучно, одними губами, всё ещё ощущая на себе фантомные прикосновения.