Приснись мне

Самые страшные опасения Чэна не сбываются: до конца года Би умудряется вырулить с зигзага на прямую и за пару недель нагнать все упущенное, хотя и дается оно ему непросто — по утрам глаза у Би воспалены, а под ними вырисовываются темные круги. — Ты вообще спишь? — Конечно. — А по тебе и не скажешь. — Это все из-за кошмаров. — С каких пор тебе кошмары снятся? — С семи лет, Чэн. После одной страшной истории у меня психологическая травма осталась: сидел я в парке, никого не трогал, и вдруг один мелкий уродец спиздил мой кораблик... — А шел бы ты, Би. Би улыбается и идет. У него контрольная по физике, и опаздывать никак нельзя. А Чэн весь день вертит в голове эту фразу: задрапированное шуткой признание, еще одно обещание или простая констатация факта? Есть ли разница, и есть ли границы, если одно проистекает из другого? Самому Чэну он снится так часто, что иногда это кажется странным. Чаще всего ничего особенного в этих снах не происходит, обычная жизнь, обычные ситуации: Би что-то рассказывает, Би забрасывает мяч в корзину, Би откусывает кусок от его шоколадного батончика, Би укладывает противника на лопатки на тренировке и победно улыбается Чэну, который наблюдает со стороны. Смеющийся Би, задумчивый Би, злой Би. Обрывки реальности, которые чем-то слегка зацепили, засели в подсознании и вернулись ночью. В детстве, когда ему было восемь, он однажды рассказал об этих снах матери: до знакомства с Би ему редко снились сны, а после знакомства с ним — почти постоянно. Мать тогда сказала, что так бывает: если много думать о каком-то человеке — он будет приходить к тебе во снах. После этого, укладываясь спать, Чэн изо всех сил старался, чтобы его последние мысли были о Би. А еще это неплохо помогало во время первых летних каникул, когда о нем только и оставалось, что думать, скучать и немного бояться, что за лето Би может его забыть и тогда все закончится. Когда он поделился этими страхами с матерью, та рассмеялась и присела к нему на кровать: — Маленький мой, дай по головке поглажу, тогда все плохие мысли уйдут на глубину, а светлые всплывут на поверхность, и утром ты проснешься счастливым, а я так хочу, чтобы ты всегда просыпался счастливым. Не тревожься, мой милый: так не бывает. Есть вещи, над которыми ни время, ни расстояние не имеют силы. Если тебе кто-то по-настоящему дорог и ты дорог ему, он ни за что тебя не забудет, и ничего не закончится. — Почему? — Потому что то, что не должно закончиться, не заканчивается никогда. Мать поцеловала его и ушла, а Чэн в ту ночь еще долго лежал в темноте и думал, что "никогда" — это очень хорошее слово. Надежное, теплое. Никогда. Никогда-никогда. Совсем никогда. Чудесное слово... Оно ему до сих пор нравится: до отъезда Би остается всего-то неделя, каждый вечер перед сном на Чэна наваливается та самая формалиновая тоска, он долго не может заснуть и ворочается в кровати, привычно убеждая себя, что три месяца — это совсем недолго в сравнении с бесконечным "никогда". Но это почему-то больше не работает. В голове прочно засела мысль, что "никогда" — это не про них. "Никогда" будет у каждого свое. Не одно на двоих — по отдельности. В последний учебный день девчонка из его класса устраивает у себя дома вечеринку в честь начала летних каникул, как-то уговорив родителей и собрав в саду огромного особняка большую часть учащихся из всех параллельных классов. Поначалу все идет так, как бывает обычно на таких мероприятиях: громкая музыка, танцы у бассейна, взрывы хохота и... кто-то тайком притащил алкоголь. Чэн с Би в десятый раз, не меньше, выслушивают ценное наблюдение одной из девчонок о том, что они пришли в одинаковых футболках. — Это вы специально? — Нет, это мы случайно. — Знаете, а если одному из вас покрасить волосы, вас будет почти не отличить. — Мы об этом подумаем, — за двоих отвечает Би и с интересом принюхивается к содержимому стакана, который ему принес Чэн. — О. Я думал, сок. Все начинает портиться, когда рядом с ними появляется Ксинг, который невзлюбил Би с первого дня и на протяжении всего года упорно пытается его зацепить и с каждым разом, наталкиваясь на равнодушие, сатанеет все больше. — Монохром, слушайте, нет, правда, а почему вы в одинаковых шмотках? И почему все время вместе? Вы случайно не из этих? На секунду Чэну кажется, что он глохнет, несмотря на грохот музыки, крики и смех. А потом Би закидывает руку ему на плечо, дергая поближе к себе, и отзывается медовым голосом: — Ну конечно, из этих. Все, кроме тебя, давно уже поняли. Ты, походу, самый тупой. Так что, если ты на что-то рассчитывал, отвали, Ксинг: Чэн занят. — Я занят, — соглашается Чэн, показывая средний палец, и прыскает со смеху, когда Ксинг, скривившись, отходит в сторону. Би, усмехнувшись, убирает руку с его плеча, девчонки, стоящие рядом, сходятся во мнении, что Ксинг — злобный дурак, а у Чэна веселье постепенно отходит на второй план. Он выпадает из разговора, пропуская слова между ушей и все думает, думает, думает: как бы это чувствовалось, если бы было по-настоящему, если бы Би не шутил, отмахиваясь от придурочного Ксинга, а на полном серьезе вот так сказал "отвали, это — мое"? Он уходит подальше от бассейна, подальше от веселья и шума, медленно допивает коктейль с алкогольным привкусом и все пытается растянуть на подольше чувство, когда недоступное вдруг показалось возможным, и распробовать это ощущение до конца. Ему хочется, чтобы Би пошел за ним. Ему хочется, чтобы он остановился рядом, в паре шагов, чтобы долго и молча смотрел в глаза и чтобы вдруг стало не страшно положить ладонь на его шею и потянуть к себе. Чтобы "никогда" оказалось про них. Он не может определить, насколько эти мысли принадлежат ему и насколько подстегиваются выпитым, у него немного кружится голова, и мир вокруг слегка расплывается, но кое-что в голове оформляется очень точно: Би знает о нем все и при этом не знает самого главного, потому что до этого момента Чэн и сам этого о себе не знал. Он возвращается туда, где больше света и шума, уходит в дом и надолго закрывается в ванной, умываясь холодной водой, проклиная коктейль, в котором было черт знает что намешано, и пытаясь сосредоточиться: ему нужно найти Би и рассказать ему... или о таком нельзя рассказывать? Наручные часы подсказывают, что сейчас без пяти минут полночь — самое время для волшебства, и от этой мысли становится легко и весело. Он пару раз задевает плечом кого-то в толпе, извиняется на ходу и все высматривает в толпе светлую макушку и такую же, как у него, футболку: они так похожи, они же почти одинаковые, они думают одинаково и чувствуют одинаково, и, значит, Би сейчас тоже должен думать, можно ли рассказать Чэну о том, чего он совсем недавно про себя не знал, или о таком все же нельзя говорить вслух... Он проносится бегом через весь сад, когда кто-то подсказывает ему, что Би только что ушел, окликает его уже на улице, за воротами, с удивлением глядя то на него, то на стоящую рядом с ним девчонку. Чэн ее знает, но не очень хорошо и никак не может вспомнить, как ее зовут, но помнит, что недавно все обсуждали, что ее родителей снова вызвали к директору из-за того, что она, несмотря на запрет пользоваться косметикой в лицее, все же ею пользуется и отказывается носить юбки стандартной длины, укорачивая их едва ли не вдвое. — Би, ты куда? — Я ухожу. Хотел предупредить, но я тебя не нашел. Куда ты делся? Я там тебе сообщение отправил. — Сообщение? — Да, мы с Мей... ее нужно проводить домой. — Ну, так проводи и возвращайся, там же все еще не закончилось. Би натянуто улыбается стоящей рядом с ним Мей: — Мы сейчас, ладно? — Тащит Чэна в сторону, подальше, так, чтобы она не услышала, и быстро, со смехом поясняет: — Чэн, у нее родители на выходные уехали, и дома сегодня никого. Не думаю, что я хочу возвращаться. М? Понял? Я позвоню завтра. Если что, не забудь: моя мать думает, что я ночую у тебя. Хорошо? — Да. Он отвечает это машинально, так же машинально кивает и смотрит им вслед до тех пор, пока они не скрываются из вида. Би взял ее за руку, у нее сегодня дома никого, и Би не вернется. Би сегодня ночью будет заниматься с ней сексом. И это не в первый раз. Все хорошо, а он как-то слишком уж быстро, мгновенно трезвеет, смотрит на часы и чувствует, как в груди вскипает глупым, неуместным смехом: ровно двенадцать, у него ошибка в расчетах — в полночь волшебство не начинается, в полночь оно рушится.