Voices

— Ты перестал себя контролировать.   Она выплывает будто из ниоткуда. Её силуэт, освещённый мягкими лунными лучами и поблёскивающими в вечерней мгле отблесками огня застывает прямо перед ним. Подойди и дотронься.   Мадара пьяным, расфокусированным взглядом сверлит ее фигуру — в отличие от всего остального, двоящегося и расплывающегося, она до рези в глазах чёткая.   Настоящая. Пожалуй, даже куда более настоящая, чем вся его жизнь.   Мадара помнит её такой. В легкой, шелковой блузе, с яркой сиреневой лентой в волосах. Живой.   — Что тебе нужно, Мадара? — блики от потрескивающего в камине пламени освещают её бледное, навсегда молодое лицо. Тают на дне изумрудных глаз, обнимают хрупкую фигуру,— Выглядишь неважно.   Бутылки, небрежно брошенные в его ногах, звенят, переливаясь, когда он пытается встать. Губы Сакуры трогает нежная улыбка, и она плавно шагает навстречу, избавляя его от необходимости подниматься из кресла.   — Мне нужен отдых. — Мадара разлепляет сухие губы, делая глоток прямо из горла,— Я не сплю.   — Разве? — она обходит его кресло, не позволяя прикоснуться, и задумчиво застывает напротив камина, взглядом скользя по фотографиям. В выбранных ею резных рамках,— В доме  холодно.   — Камин топят только в этой комнате,— Мадара отвечает хрипло, машинально, дрожит бутылка в его ладони, когда он прикладывается к ней снова,— С тех пор как ты...   Умерла.   Мадара не произносит этого слова. Боится признать собственную ошибку. Собственную вину.   — Зачем ты зовёшь меня? — она тянется ладонями к огню, но Мадара знает — ей больше никогда не согреться.    Он смотрит ей в спину. Считает выпирающие под тонкой тканью блузки позвонки, сжимает ослабевшими пальцами горлышко бутылки — проводника к ней.   — Я скучаю.   Мадара не может дышать. Не может есть и пить из посуды, которую выбирала она. Не может спать в постели, в которой спал с ней. Не может находиться в доме, который купил для неё.   Не может выносить собственное отражение в зеркале, в которое смотрелась она.   Выстрел звучит в его голове бесконечное количество раз — Мадара зажимает ладонями уши, стискивая голову до боли — пытается не слышать, не видеть, не помнить.   Как она звонко смеялась, мягко сжимая его предплечья, до того как стальная пуля в три грамма прошила тело, чтобы навсегда остаться в её сердце.   Как осела у него в руках, когда он был не в силах разжать хватку. Как хрустнула её шея, когда голова откинулась назад, и как за доли секунды потухли искрящиеся глаза.   Как алым цветком расцвёл на тонком платье из нежного японского шелка уродливый бурый цветок.   Эта пуля должна была оказаться в его грудной клетке. Это он должен был истекать кровью на мраморном полу, оставляя безобразные разводы.   — Я убил их всех,— Мадара хрипит, пытаясь вслепую найти опору для того, чтобы подняться,— Слышишь? Я их убил.   Он это сделал. И их смерть была долгой и мучительной — не такой, как у неё.   Сакура оборачивается к нему, и пламя камина подсвечивает кончики её вьющихся волос, обрамляющих тонкий овал лица.   — Не придумывай себе оправданий,— она качает головой, и Мадара опускает взгляд на её грудь. Ровно под сердцем кляксой растекается багряное пятно, и Сакура хрипит, когда её легкие сжимает судорогой,— Ты знаешь, кто виноват на самом деле.   С трудом поднимаясь из кресла, он удерживает равновесие ровно на три секунды, чтобы после, захлёбываясь в сухих рыданиях, рухнуть на колени.   Он ползёт к ней по дорогому персидскому ковру, протирая брюки, пошитые в самом лучшем ателье города. Цепляется за её тонкие ноги, сжимая в скрюченных пальцах скользкую ткань её лиловой юбки. Прислоняется щекой к её животу, стискивая хрупкие, остро проступающие тазовые косточки.   Мадара задирает голову, чтобы встретить её ласковую улыбку. Сакура оглаживает ладонями его лицо, пузырится и липнет на её груди блузка, и он чувствует стальной, затхлый запах крови. От которой ему никогда не отмыться.   — Это был ты, Мадара,— её лицо стремительно бледнеет, а сочные губы синеют,— Это ты.   Хрупкая, утонченная Харуно Сакура из благородной семьи вышла замуж за Учиха Мадару — человека с самой страшной репутацией в их городе, и умерла на его руках за его грехи, забирая с собой последнее человеческое, что в нем оставалось.   — Прими это и живи с этим,— её ослабевшие ладони пальцами путаются в его тёмных волосах, расчесывая жесткие пряди,— Или приходи ко мне.   Мадара сжимает её в объятиях последний раз, крепко зажмуриваясь. Слышит её легкое, словно листопад, дыхание. Чувствует тонкий цветочный аромат её кожи.   Завтра он разобьёт и сожжет весь алкоголь в доме. Сменит прислугу. Запретит заходить в ее спальню, но все её вещи останутся нетронутыми. Сакура Харуно не умерла. Она просто ушла.   И прежде, чем провалиться в чёрную дыру забвения, Мадара слышит тихое прощание: — Наша любовь будет жить вечно.   И он соглашается, оседая на мягкий ковёр, повторяя про себя их клятву.   «Даже смерть не разлучит нас»