Voices

Хрупкое стекло изящного бокала с шампанским трещит у него в руках, угрожая лопнуть. Саске вежливо улыбается Кабуто, пытающемуся поддержать глупый и ничего не значащий разговор, но не может разжать хватку, медленно сатанея от разворачивающегося представления.   Она стоит ровно напротив, будто отмеряла линейкой. Изумрудное платье плотно облегает фигуру, обнажая изгибы точеной талии.   И когда Саске видит её в первый раз, ему кажется, что все не так уж и плохо. Пока Сакура, приветствуя его лёгким наклоном головы и загадочной полуулыбкой, не оборачивается к нему спиной.   Дышать тут же становится нечем. Он тянется пальцами к сдавливающей шею бабочке и тут же получает от Карин по ладоням.   Саске не может подобрать цензурного слова обнажающему её спину вырезу, спускающемуся до тазобедренных косточек и открывающему всем присутствующим прекрасный обзор на ямочки на её пояснице.   Те самые ямочки, в которые идеально ложатся пальцы Саске, когда он устает сопротивляться самому себе и приползает к ней.   Снова. И снова.   У Саске — жена из благородного клана, собственный успешный бизнес, идеальный особняк за городом. Верные друзья и могущественные покровители.   У Саске есть все, кроме неё.   Сакура в своём трахни-меня платье и тонких, поблескивающих в свете винтажных ламп шпильках весь вечер танцует ламбаду на его самообладании. А когда рядом с ней материализуется Хьюга Неджи, приобнимающий её за талию с явно очевидными намерениями, терпение Саске трещит по швам.   Вцепившаяся в руку Карин отрезвляет его. Впрочем, ненадолго. Когда Неджи наклоняется к её уху, прошептав что-то известное только им двоим, бешенство Саске принимает совсем другие обороты.   Перед глазами стоит красная пелена. Он не может есть и пить. Разговаривать и танцевать — только ходить за ними по пятам, словно выслеживающий жертву пёс.   И когда Сакура, плавно отмеряя шаги, удаляется из главного зала, Саске, будто безумный, следует за ней.   И он, должно быть, самый везучий сукин сын на планете — потому что в уборной, состоящей, казалось, из одних зеркал, никого нет.   — Это женский туалет, Саске,— Сакура поправляет выбившиеся из высокой прически локоны, но смотрит прямо в глаза его отражению,— Тебе сюда нельзя. Выглядишь уставшим, кстати.   — Ты испытываешь то, чего нет,— он надвигается на неё с неотвратимостью айсберга,— Моё терпение.   Ладонь тут же ныряет в вырез её платья, сжимая тонкую талию, и Саске толкается к ней бёдрами, крепко прижимаясь.   — Тебя ждёт жена,— Сакура напрягается, не собираясь уступать. Ярко блестят её изумрудные глаза, и во рту у него скапливается слюна — так сильно он хочет сейчас её поцеловать,— С каких пор ты начал ревновать?   — С тех самых, когда ты начала покупать такие вот платья,— Саске шепчет бездумно, едва касаясь раковины её уха губами,— И приходить на приемы со всякими ублюдками.   Сакура изворачивается в его руках, будто ящерица, и он в который раз поражается её гибкости. Теперь они стоят лицом к лицу, разделяемые всего несколькими миллиметрами.   Саске знает — она собирается заставить его умолять.   — Что ты хочешь? — он поглаживает её поясницу горячими ладонями, будто пытаясь приласкать дикую кошку,— Я так больше не могу. Деньги, тачки, бриллианты? Что, Сакура?   Он тянется к её губам и едва не стонет от разочарования, когда она откланяется назад, демонстрируя ему в зеркале напротив изгиб своего позвоночника.   — Я разведусь с Карин,— почти невыносимое желание сдавливает его тело до ломоты в костях. И да. Он готов умолять,— Пожалуйста, Сакура.   Ресницы отбрасывают тонкие тени на бархатную кожу её лица. Саске ведёт от её запаха, и он почти на коленях, сломленный и растоптанный.   — Поздно,— она качает головой, и он непроизвольно сжимает хватку сильнее. Нет, он не готов отпускать. Ни сейчас. Никогда. — Мне это больше не нужно.   Хитрая дрянь знает, как она на него действует. В каждом движении Сакуры кричит превосходство, когда она, отталкивая его в сторону, выправляет осанку и разглаживает тонкие, невидимые взгляду складки на ткани.   Ей нравится процесс — не результат. Саске остаётся только гадать сколько мужских сердец растоптали эти самые хрупкие ступни.   У него есть две минуты на то, чтобы привести себя в порядок.   Выровнять сбившееся дыхание. Поправить упавшие на глаза пряди смоляных волос. Отдёрнуть сбитые в сторону лацканы пиджака.   Сакура Харуно ещё не знает, что в их игре в кошки-мышки оказалось два кота.