Османская Империя. Стамбул, дворец Топ Капы, 1606 год
Что бы не происходило в Топ Капы, но время было неподвластно никому. Секунды сменялись минутами, минуты — часами, а часы — днями. Но Серхат уже давно не мог даже примерно предположить, сколько прошло с момента, как он выпил яд. Время превратилось в одну сплошную тягучую ленту, которая то натягивалась, как струна, то ослабевала. Паша прекрасно помнил слова Алтын о том, что всё будет проходить болезненно, и клял себя за то, что недооценил их. Были времена, когда Серхат в лихорадке лежал на белых простынях спокойно, не чувствуя практически ничего. Это состояние пугало отчасти, но вместе с тем и дарило покой от жуткой боли, которая время от времени насколько захлёстывала мужчину, что тот был готов молить о милосердной смерти. Он извивался на простынях, чувствуя, будто внутри ему одновременно ломают все кости. Горло в такие моменты жутко жгло. Эта боль выпекала изнутри, напоминая огонь, вспыхнувший где-то в лёгких. При каждом отступлении этой агонии Серхат проваливался в сон, путаясь в мыслях. Но когда его глаза снова открывались, боль возвращалась, дабы вонзить в него свои клыки снова. Во дворце знали о том, что Паша подцепил какую-то неизвестную болезнь. Врачи лишь пожимали плечами и давали Серхату настойки для уменьшения боли. На всякий случай, представителей Династии к нему не пускали. В один из своих приступов мужчина краем уха услышал разговор слуг о том, что Султан Девлет велел отправить в Кютахъю Бору Бея, так как ситуация за неделю там обострилась, а выживет ли Серхат, пока не было неизвестно. Это была победа Паши, но он уже успел пожалеть о ней. Резко прерывать свою фиктивную болезнь мужчина не решился, как бы сильно он не хотел прекратить эти муки. Девлет мог что-то заподозрить. Паша просто начал уменьшать дозу яда. Таким образом приступы стали более щадящими, но ощущение ломоты так и не исчезло. Тело Серхата было слишком измучено, чтобы быстро восстановиться. После очередной ночи практически без сна Паша дремал на белоснежных простынях в своих покоях, даже не обращая внимание на солнце, чьи яркие лучи проникали в помещение через большие окна. Серхат не видел сны, хоть полностью и не провалился в пустоту. Ему казалось, что он где-то на грани с реальность. Время от времени к его ушам доносились чьи-то голоса, но они были больше похожи на гул, в котором ничего невозможно было разобрать. Ещё пять дней. Он мог принимать яд максимум ещё пять дней, если исходить из того, сколько жидкости осталось в пузырьке. Потом всё это закончится. Потом... — ...не сказали мне. — до боли знакомый мужской голос проникал к сознанию Серхата через пелену полусна, как в воду, поднимая мелкие волны и заглушаясь сопротивлением воды. — Почему я узнаю... — голос то появлялся, то снова обрывался. Он был требовательным и твёрдым, но Серхат не мог понять, что именно хотел его обладатель. Каждая фраза была вырвана из общего потока речи, потому их комбинация была похожа на что-то несуразное и глупое. Кто-то прикоснулся к руке Серхата. Сон резко вытолкнул Пашу на поверхность, заставив вздрогнуть всем телом. Приложив усилия, Серхат приподнял веки, но сразу же зажмурился из-за солнца. Слишком яркий свет отозвался головной болью. Собираясь с силами, мужчина какое-то время был недвижим. В покоях тоже всё странно затихло. Когда Паше удалось наконец сфокусировать своё зрение, он вновь вздрогнул, но уже не из-за боли. — Что ты... — пересохший язык отказывался слушаться. Сверху на него смотрели обеспокоенные карие глаза. Паша сперва подумал, что он в бреду и потянулся к кувшину на столе, пытаясь найти воду и сделать хоть пару глотков, дабы прояснить сознание. Но мужчина, а вернее парень, с карими глазами тут же подскочил с места и помог ему с этим. Усадив Серхата на кровати, он подложил ему под спину несколько подушек и поспешил дать полный стакан воды. Не отрывая взгляд от парня, Паша какое-то время сидел молча и неподвижно. Наконец взяв чашку, он выпил всю воду и зажмурился, будто надеясь, что то, что ему показалось при пробуждении, исчезнет. Но открыв глаза, мужчина увидел всё те же карие глаза, мягкие бледные черты лица, уложенные русые волосы и прямой нос. Перед ним на краю кровати сидел высокий молодой человек, немного хрупкий на вид и весьма напоминавший Серхату о том, что он предпочёл бы навсегда забыть. — Как Вы, отец? — слетело с губ парня, когда он понял, что Паша хоть немного пришел в себя. — Какого чёрта, — Серхат закашлялся, — какого чёрта ты здесь делаешь, Бурхан? На лице парня отразилось искреннее непонимание, а затем в карих глазах начали плескаться нотки гнева. — Мне сказали, что Вы лежите при смерти, отец. Разве мог я не прийти к Вам? — возмущенно произнёс парень, нахмурив брови. Серхат снова прикрыл глаза, отворачиваясь от сына. Да, Бурхан был его ребёнком. Серхат никогда не любил вспоминать о своей ранней молодости, когда ему было всего-то около двадцати лет. То было время, когда он ещё не знал, что такое жизнь и позволял родителям решать за себя, что для него будет лучше. А его отец был твёрдо убежден, что из сына ничего толкового не выйдет, если он не вступит в выгодный брак. Таким образом и родилась эта история. Латифа — его невеста, имела очень хорошую родословную. Её семья была до неприличия богатой, ведь её отец, который скончался вскоре после свадьбы дочери, занимал должность Паши при дворце. Поговаривали, что в жилах Латифы даже была часть крови Династии. Правда, это никогда и никто не мог подтвердить. Нельзя сказать, что Латифа проявляла какие-то выдающиеся способности в чём-то. Она была весьма посредственной девушкой, которой с детства навязывали мысль о том, что она должна быть прилежной хозяйкой и женой, даже несмотря на свои деньги. Такая жизнь не особо нравилась Латифе, ведь в своих мечтах она была Госпожой и её слово имело цену если не во всей Империи, то хотя бы в Стамбуле. Наверное, потому брак с Серхатом ей был выгоден. Таким образом она получала желанную свободу. Славилась Латифа лишь своей красотой, которую и перенял у неё Бурхан. Единственным отличием был лишь цвет волос. У Латифы они были тёмные, как смоль. Свадьбу сыграли весной, но ни Серхат, ни его жена не были счастливы. Между ними всегда оставалась пропасть непонимания, пусть они и не отрекались друг от друга, как это бывает. После смерти отца Латифы, стало известно о её беременности. Девушка была невероятно счастлива, надеясь, что на свет появится девочка, но, к сожалению, это счастье не передалось Серхату. Мужчина избегал свою супругу и к новости о появлении будущего ребёнка отнесся как-то холодно. У всех была надежда на то, что этот брак наладится, но не у Серхата. В конечном итоге на свет появился мальчик, которого нарекли Бурханом. Латифа, к сожалению, роды пережить не смогла. Появились осложнения — и она скончалась. А поскольку матери и отца в живых не было, мальчик перешел на воспитание семье Серхата. Но даже такая трагедия не смогла разбудить у мужчины огромную любовь к ребёнку. Проблески чего-то тёплого в нём были, но на этом всё. Родители Серхата же, наоборот, много времени проводили с внуком, безумно радуясь его появлению. Но Бурхану нужен был отец, а тот, оставив ребёнка от нелюбимой женщины и навязанного брака его бабушке и дедушке, начал пробивать себе дорогу в Совет Дивана, пусть его отец так и не начал верить в его успех. Таким образом Бурхан рос с родителями Серхата, видя отца лишь изредка. Он знал, что его папа — Паша, но никогда не понимал, почему он не может быть рядом с ним. Серхат приказывал Бурхану, чтобы тот ни за что и никогда не переступал порог Топ Капы следом за ним, а сам, в свою очередь, никогда не упоминал о существовании своего сына. Таким образом эта история была погребена под обломками памяти. Но, как известно, любой секрет рано или поздно выскальзывает на свет. — Я же говорил тебе никогда не приходить в Топ Капы. — раздражённо бросил Серхат сыну. — Хоть бы раз послушался меня. — А ты хоть бы раз пришёл ко мне после смерти бабушки и дедушки. — буркнул в ответ Бурхан, отводя взгляд в сторону. Серхат посмотрел на него с возмущением, но ответил не сразу, чувствуя, как горло снова пересыхает — верный признак того, что очередной приступ боли скоро его настигнет. — После их смерти весь дом перешёл тебе, — не унимался Серхат, — тебе этого мало? Сидел бы там и купался в роскоши. Я ведь постоянно присылаю к тебе агу с деньгами. — Какая разница? — зло бросил Бурхан, сцепив руки в кулаки. — Ты всегда думал, что от меня можно откупиться деньгами. Я не знаю, к сожалению или к счастью, но я не такой! И когда я услышал о том, что ты тяжело заболел, я тут же примчался, потому что... "...ты единственный, кто у меня остался", — хотел закончить Бурхан, но резко осёкся. Для его отца эти слова всё равно были бы пустым звоном. — Хочешь ты этого или нет, но теперь я остаюсь. — твёрдо заключил Бурхан, встав с края кровати. В солнечных лучах его русые волосы казались на несколько тонов светлее. Серхат всегда ненавидел упрямство сына, даже не замечая, что эта черта у него как раз от отца. — Здесь тебе небезопасно. — процедил сквозь зубы Серхат и вновь зашёлся кашлем. — Я прикажу Юсуфу Аге отвезти тебя обратно. — А я снова приеду сюда. — перебил его Бурхан, сверкнув карими глазами. — Ты не удержишь меня в том доме. Я жил там с рождения и знаю каждую щёлочку, в которую могу пролезть, чтобы никто даже не заметил. Казалось, ещё чуть-чуть и Серхат начнёт скрести зубами от злости. Его раздражала самоуверенность сына и эта странная насмешка в его тоне. Он был глуп и не понимал, как построена жизнь во дворце. Никто не знал о существовании Бурхана и не должен был, иначе парень мог стать добычей и весьма удобным рычагом давления на Серхата. — И чего ты этим добьешься? — Паша решил зайти с другой стороны, как вдруг почувствовал боль в районе груди и скривился, пытаясь не выдать стон. — Во-первых, я буду рядом с Вами. — хмуро ответил Бурхан. — А во-вторых... Парень сделал паузу, как-то неуверенно поджав на мгновение губы. — Может, вы начнёте наконец воспринимать меня всерьез и с гордостью назовёте своим сыном. Серхат не дослушал, скрючиваясь на постели в три погибели. Боль обожгла его тело снова, пробираясь в каждую клеточку. Его личный кошмар опять вернулся и начинал сдирать своими когтями его кожу. В уголках глаз непроизвольно появились слёзы. — Отец, — Серхат слышал голос Бурхана и чувствовал его прикосновение к своей сгорбленной спине, но ничем, кроме стона ответить не мог. В следующее же мгновение двери покоев хлопнули — и сын громко, почти с паническими нотками, позвал врачей. Проблемы явно преследовали Пашу и, если бы он мог, он бы, наверняка, посмеялся сам над собой. Неужели судьба его действительно настолько сильно ненавидела? ***Османская Империя. Стамбул, дворец Топ Капы, 1606 год
Махиэнвер проснулась, почувствовав на своей коже лёгкое дуновение ветра. Открыв прекрасные темные серо-зелёные глаза, Госпожа сладко потянулась. Но момент блаженства длился недолго, ведь нелёгкие мысли тут же заполнили её голову. Картинки прошедших нескольких недель сами по себе выстраивались в хронологической последовательности, напоминая и о скандале с Бахарназ Хатун, и об отъезде Фатиха Паши, и о ссоре с матерью... Всё это окружало Махиэнвер каждый день и давило на неё. Девушке казалось, что все нити, которые она так бережно собирала у себя в руках, начали ускользать меж пальцев, отбирая у неё желанный контроль. Этого допустить нельзя было. Махиэнвер нужно было родить наследника. Если бы у неё был сын, ей не нужен был бы ни Багдад, ни, уж тем более, Девлет. Их можно было бы смести с игральной доски и самой встать на их место. Регент. Это куда выше, чем титул Хасеки и управляющей гаремом вместе взятые. Но благая весь так и не разносилась по Топ Капы. Махиэнвер регулярно звала к себе лучших лекарей, дабы те проверяли состояние её здоровья. Каждый из них говорил, что всё в норме и что девушка готова стать матерью хоть и сегодня же. Чуда не происходило. Каждый четверг Махиэнвер выходила из покоев Султана с радостной улыбкой на лице и надеждой, что в этот раз ей повезло, но уже вскоре она разочаровывалась. Сев на кровати и пытаясь отогнать от себя плохие мысли, девушка оглянулась. Прошлую ночь Госпожа провела с Султаном, как это и происходило всегда, потому проснулась она в главных покоях. Правда, самого Девлета рядом не оказалось. На мгновение прислушавшись, Махиэнвер услышала низкий тон Падишаха на террасе. Судя по всему, он разговаривал со слугой. Соскользнув с кровати, Султанша наспех надела своё платье и кое-как расчесала каштановые локоны. Взглянув на своё отражение, Махиэнвер еле заметно улыбнулась в жесте самолюбования. Не теряя более ни мгновения, девушка тихо направилась к террасе, залитой яркими солнечными лучами. Девлет сидел на одной из тахт, задумчиво перебирая какие-то бумаги, пока ветер нежно взъерошивал его русые волосы. Сегодня Падишах был одет в тёмно-фиолетовый кафтан с вышивкой и меховыми вставками. Почему-то этот образ больше напомнил Махиэнвер Ханзаде, нежели Султана. Долго понаблюдать за Девлетом девушке не удалось, ведь слуга, который стоял перед ним, заметил её и тут же низко поклонился. Это не укрылось от внимания Султана, но тот не взглянул на супругу, а лишь бросил через плечо: — Проходите, Госпожа. При посторонних он, как обычно, обратился к ней на "Вы", что почему-то впервые зацепило Махиэнвер. Улыбнувшись, девушка подобрала подолы своего платья и подошла ближе к мужу, пока тот отдал последние приказы аге и велел тому приступить к выполнению. Когда на террасе они остались одни, Хасеки присела на другую тахту, рядом с Девлетом, и задумчиво на него посмотрела. Султан, казалось, был слишком увлечён документами, чтобы хоть на мгновение взглянуть на супругу. Махиэнвер знала, что он до сих пор злился на неё за то, что произошло с Бахарназ. Султанша тоже не могла простить ему всего, что он наговорил, но в глубине души понимала, что именно ей придется сделать шаг назад. Впрочем, такая перспектива и не слишком пугала её. Тогда Махиэнвер действовала на эмоциях. Сейчас она всё обдумала и выстроила с своей голове небольшой план, о котором пока не поведала даже матери. — Я слышала, что Атмаджа Паша предложил кандидатуру на место Ферхата Паши. — обронила Махиэнвер, подставляя лицо прохладному ветру, что дул со стороны Босфора. Девлет ответил не сразу. Он зашуршал какими-то бумагами, а затем выругался под нос, погруженный в свои мысли. — Я и не надеялся, что эта новость от Вас ускользнёт. — наконец с ухмылкой ответил он супруге. Махиэнвер покачала головой и улыбнулась, решив не отвечать на колкость. — Кого предложил Паша? — спросила она обманчиво мягко. Взгляд серых глаз Султана всё ещё был сосредоточен на бумагах, хотя, услышав вопрос, его пальцы вздрогнули на мгновение. Наконец оставив в покое документы на столе, Девлет выпрямился. День действительно был прекрасным. Солнце не скупилось на яркие лучи и делало воды Босфора почти что золотыми. Издалека доносился крик чаек, а в воздухе чувствовался еле уловимый солёный запах моря. Девлету казалось, что стоит лишь закрыть глаза — и мыслями он окажется где-то в родном Крыму. Султан впервые за утро перевёл взгляд на Махиэнвер — и это вновь вернуло его в реальность. Девушка сидела на тахте ровно, держа идеальную осанку. Её руки было сложены в замочек на коленях, а глаза она слегка прижмурила из-за яркого солнца. При этом её пышные каштановые волосы ещё больше запутывал ветер, приподнимая так же лёгкие рукава белоснежного платья. Махиэнвер была красива. С этим невозможно было поспорить. Но её красота всегда обжигала Девлета. Он-то знал, что за этой оболочкой не скрывается ничего хорошего. Лишь гниль и вечная злость на мир. Султан даже не понимал, как мог заключить брак с девушкой, которая в своё время ради власти убила собственного брата. — Хороший друг Атмаджи Паши. — ответил Девлет после паузы на вопрос Хасеки. — Когда Султан Абдулла ещё был жив, он часто бывал во дворце. Махиэнвер удивлённо приподняла брови. — Он занимал какую-то должность в Топ Капы? — переспросила она. — Нет. — Девлет отрицательно покачал головой. — Насколько я знаю, его отец шил кафтаны для Султана Абдуллы. А он просто помогал ему. Махиэнвер нахмурилась, пытаясь вспомнить закройщиков, которые приходили к её отцу. Девушка никогда не интересовалась их именами или судьбами. Для неё они были лишь слугами. Это её отцу было более свойственно заводить с ними беседы и проводить часы, узнавая, что же творится в городе меж простыми людьми. — Как его зовут? — Махиэнвер наклонил голову набок, наблюдая за Девлетом. — А это имеет значение? — Девлет посмотрел прямо в глаза Хасеки. — У этого мужчины есть образование благодаря тому, что Султан Абдулла благоволил его отцу. Та и Атмаджа его рекомендует. Мне большего пока не нужно. Султан вновь взял со стола документ. Махиэнвер хотела было что-то вставить, как вдруг на террасе послышались чьи-то шаги. Хасеки недовольно нахмурилась и обернулась на вошедшего. То же самое сделал и Падишах. На лице Девлета и Махиэнвер одновременно отразилось удивление, когда, выстукивая своей тростью, к ним подошла Гюрай — главная Калфа в гареме. Присев в низко поклоне, женщина сверкнула своими карими глазами. По её строгому загорелому лицу невозможно было сразу определить, принесла она хорошие или плохие вести, но сердце Махиэнвер почему-то пропустило удар. Гюрай была одной из немногих, кто никогда не беспокоил по мелочам. — Повелитель, Госпожа, простите, что прерываю. — учтиво произнесла женщина, склонив на мгновение голову. — Дело срочное. Девлет напрягся всем телом, медленно возвращая документы на стол. Махиэнвер краем глаза заметила дрожь в его движениях. — Что там? Говори. — твёрдо приказала Хасеки, взяв инициативу в свои руки. Чем дольше Калфа тянула, тем больше плохих вариантов мелькало в голове Султанши. — Повелитель, — неожиданно для обоих Гюрай взглянула именно на Султана, а её всегда строгие застывшие черты лица озарились счастьем, — радостные вести: Ваша фаворитка — Бахарназ Хатун, носит под сердцем ребёнка! Гюрай улыбнулась, что было для неё достаточно непривычно, пока и Девлет, и Махиэнвер смотрели на неё с искренним удивлением. Пару минут на террасе царило полное молчание, нарушаемое лишь криком чаек. Калфа вмиг побледнела, на мгновение даже подумала, что сделала что-то не то, как вдруг Султан заговорил, медленно поднимаясь с тахты: — Ты уверена, Гюрай? — Абсолютно, Повелитель. — твёрдо кивнула Калфа. — Прежде, чем идти к Вам, мы попросили сразу двух лекарей осмотреть девушку. Бахарназ Хатун действительно вскоре подарит Вам ребёнка. Не успела Гюрай закончить эти слова, как Девлет рассмеялся. Так искренне и счастливо, что Махиэнвер даже не сразу поверила. Закрыв на мгновение рот рукой, он направил взгляд своих сияющих серых глаз на Калфу. — Ребёнок... — одними губами прошептал он. Абсолютно игнорируя бледную, как полотно супругу, он бросился к Гюрай и крепко обнял его. От неожиданности Калфа расширила глаза и замерла, не зная, как правильно реагировать. Отпустив её, Девлет снова засмеялся. — Где она, Гюрай? — спросил он, не скрывая свое счастье. — Где Бахарнназ? — В покоях. — запнувшись, ответила Гюрай, до сих пор удивлённая объятиями Султана. — Я к Бахарназ! — радостно объявил Султан. — А ты, Гюрай, пока прикажи отправить срочные вести в Крым моей Валиде! Это хороший знак, Гюрай, я чувствую! С этими словами Девлет бросился к выходу с террасы. Гюрай провела его взглядом и вновь улыбнулась, качая головой. За свою жизнь женщина повидала многое, но её до сих пор удивляло то, как Девлет иногда был похож на мальчишку. — Госпожа, — обратилась Калфа к Махиэнвер, наконец обернувшись к ней и вздрогнув. Султанша всё так же сидела на тахте. Её кожа была белее снега, пока пальцы чуть дрожали, будто она пыталась сжать кулаки, но не могла. Махиэнвер смотрела прямо перед собой пустым взглядом, гордо вздёрнув подбородок. Её лицо в этот момент напоминало застывшую маску обманчивого спокойствия, из-под которого во-вот пробьется целая буря. Гюрай поджала губы и вновь позвала Султаншу, но та не откликнулась. Неуверенно сделав несколько шагов вперёд, Калфа наклонилась к Махиэнвер и аккуратно притронулась к её плечу. — Госпожа, с Вами всё с порядке? — обеспокоенно спросила Гюрай. — Вы побледнели. — Руки прочь! — рявкнула на неё Махиэнвер, грубо отбрасывая с плеча её руку и резко вскакивая в тахты. Гюрай инстинктивно сделала шаг назад. Её взгляд вновь стал строгим. — Где сейчас моя мать? — зло бросила Махиэнвер, покосившись на Калфу, но та не ответила. Не желая ждать или выбивать из Гюрай правду, Султанша подобрала подолы платья и пулей вылетела с террасы, оставляя после себя запах ароматических масел. Калфа вздохнула и прикрыла на мгновение глаза. В этом дворце ни одно радостное событие не обходилось без скандала. ***Османская Империя. Стамбул, 1606 год
— Быстрее. — процедила сквозь зубы Майсун, обращаясь к своей верной служанке, которая уже совсем с ног сбилась поспевать за Госпожой. На лице Япрак отразилось истинное страдание. Она ещё раз извинилась перед мужчиной с большой корзиной яблок, которого ненароком сбила, а затем засеменила вслед за Госпожой. Взгляд карих глаз Майсун был направлен куда-то перед собой. Девушка подбирала подолы платья и лишь недовольно фыркала на людей, которые случайно попадались ей на пути и мешали пройти. Султанша в очередной раз убедилась, как же сильно она не любила рынки и другие людные места Стамбула. Правда, стоило признать, что потерять Кахрамана в толпе было достаточно сложно. Он был выше среднего роста, потому немного возвышался над остальными, а его светлые волосы, которые то и дело выбивались из-под достаточно простого тюрбана, блестели на солнце и казались почти золотыми. Мужчина выглядел весьма гордо и спокойно. Если не присматриваться, то можно было и не заметить, что за его правую руку то и дело цеплялась хрупкая маленькая фигурка, завёрнутая в коричневую накидку с капюшоном. Майсун несложно было догадаться, что это Севен. Обходя повозку, которая внезапно возникла на пути, полностью заваленная фруктами, Майсун тихо выругалась под нос. Люди в дневной суете, казалось, вовсе не замечали друг друга. Девушка явно не привыкла к такой толкучке. То и дело кто-то наступал на шлейф её платья или путался под ногами, а под туфлями нередко чавкала грязь. Это сильно раздражало. Заметив, что Кахраман и Севен свернули в какой-то проулок, Майсун ускорила шаг. Они долго петляли между домами, где, стоило признать, людей хоть и было меньше, но они тоже мало церемонились с тем, чтобы уступать дорогу. Султанша даже краем уха услышала, как один мужчина спорился с другим из-за цены на ткань. В конечном итоге случилось то, чего Майсун боялась. Один из проулков вывел её прямо на большую светлую площадь, которая оказалась на удивление пустынной. Но девушка не увидела уже ни Кахрамана, ни Севен. Они совершенно точно шли сюда. Майсун мысленно прокляла ту женщину, которая внезапно преградила ей путь, настойчиво предлагая купить какие-то побрякушки, и тем самым задержала. Растерянно оглянувшись, Султанша на мгновение застыла, понимая, что Япрак рядом тоже не было. Видимо, девушка потерялась где-то по дороге, а она даже не услышала за шумом её зов. Майсун поджала губы. Она абсолютно не знала этот район. Увлечённая погоней за Кахраманом, девушка даже не побеспокоилась о том, чтобы хоть чуть-чуть запомнить дорогу. Как на зло, вокруг ничего не давало абсолютно никаких подсказок. Просто обычные дома, которые шли в два ряда на несколько улиц. В центре площади был фонтан с огромной статуей рыбы, со рта которой лилась вода, тихо шурша. Ничего необычного или примечательного. Даже людей рядом не оказалось. Майсун не хотелось возвращаться через тёмные проулки, но выхода другого не было. Облизав пересохшие губы, девушка ещё раз попыталась предугадать, куда делись Кахраман с Севен, но всё было слишком тихо. Вздохнув, девушка нащупала в складках платья кинжал, ища в нём уверенность, и направилась назад в проулок. — Преследуете меня? Майсун в ужасе вздрогнула и отскочила, услышав мужской голос. Между домов стоял Кахмаран, прислонившись к одной из стен и скрестив руки на груди. Его губы были изогнуты в улыбке, а голубые глаза блестели. — Извините, не хотел Вас напугать. — тут же исправил он сам себя, замечая бледность на лице Майсун. Девушка удивлённо моргнула, а затем мотнула головой, пытаясь прийти в себя. — Всё в порядке. — буркнула она, чувствуя себя ребёнком, пойманным на шалости. Кахраман ухмыльнулся, выпрямляясь. — Если в следующий раз будете за кем-то следить, не надевайте платье из парчи и дорогих украшений. Они привлекают слишком много внимания. — подметил мужчина, выходя из тени на свет. — Вам повезло, что Вас по дороге не обокрали. Здесь часто это случается. Кахраман как-то многозначительно взглянул вокруг, будто намекая на весь район. Майсун хотела было что-то ответить, но промолчала, мрачно покосившись на фонтан, который всё ещё можно было разглядеть с такого расстояния. — И всё же, — продолжил тем временем мужчина, переведя задумчивый взгляд на Майсун, — что Вам нужно? — Пытаюсь найти ответы на вопросы, которые Вы мне так и не дали. — выпалила Султанша на одном дыхании, с ноткой злости сузив карие глаза, но на мужчину это абсолютно никак не подействовало. Вся ситуация, казалось, его ещё больше позабавила. — Я не вправе распоряжаться чужими секретами, Госпожа. — Кахраман покачал головой. С его губ всё ещё не сходила улыбка. — Но Вы вправе брать плату за их хранение. — съязвила Майсун, бросив взгляд на низкого седого мужчину, который быстро прошмыгнул мимо них в направлении площади, абсолютно не замечая ничего вокруг. — Всем нам нужно что-то для выживания, не так ли? — Кахраман вопросительно вздёрнул светлые брови. В его голубых глазах плясали лукавые огоньки. Майсун не нашла, что ответить, тогда мужчина согнул руку в локте, предлагая девушке взяться за него и вместе покинуть наконец этот странный район. На лице Султанши появился еле заметный румянец, но прикасаться к Кахраману она не стала. Гордо вздёрнув подбородок, Султанша молча направилась вперёд. Мужчина проследил за ней взглядом и ухмыльнулся, всё больше убеждаясь в том, как она похожа на свою мать. Задавать вопросов Кахраман не стал, а просто пошёл следом. — Куда подевалась Севен? — спросила Майсун, когда они наконец вышли на людные улицы. Несмотря на то, что девушка отказалась взять мужчину под руку, он следовал за ней сзади, как тень, не отставая ни на шаг и умудряясь как-то заранее предвидеть падение яблок с прилавка или внезапное возникновение сбоку очередной повозки. Хотя, скорее всего, он был просто более внимательным, нежели Госпожа. — А куда подевалась Ваша русоволосая служанка? — ответил вопросом на вопрос Кахраман, смотря прямо перед собой. Майсун недовольно на него покосилась. — Япрак путь во дворец найдет. — бросила в ответ Султанша, а затем уже тише добавила: — Искать её сейчас в Стамбуле, всё равно что искать иголку в стоге сена. — Япрак? — Кахраман, казалось, прослушал всё предложение девушки, сосредоточившись лишь на имени служанки. — Вы так назвались, когда пришли ко мне домой неделю назад. Щёки Майсун снова вспыхнули румянцем, но она поспешила подавить в себе этот странный стыд. — Сказала первое, что в голову пришло. — заявила она с нотками гордости, пытаясь не обращать внимание на то, как Кахраман раз за разом ухмыляется. Майсун с лёгкостью узнала главную площадь рынка, когда они наконец к ней добрались. Отсюда ко дворцу было не так уж далеко. Девушку почему-то обрадовал этот факт. Майсун даже удивилась, как мужчине удавалось так просто ориентироваться в городе. Без него она бы, наверняка, до вечера петляла по узких закоулкам, отбиваясь от особо надоедливых продавцов. Но, тем не менее, в её голове продолжали клубится десятки вопросов, которые она хотела задать Кахраману, но не решилась, пока они не добрались к более-менее спокойным улочкам. — Севен ведь не Ваша сестра, верно? — сорвалось с губ девушки. Она неуверенно взглянула на Кахрамана. Его лицо, как и в прошлый раз, вмиг стало более серьезным. — Не знаю, какой ответ Вы хотите услышать, — после недолгой паузы начал мужчина, сложив руки в замок за спиной, — но я сказал Вам тогда правду. Майсун удивлённо вздёрнула брови, на секунду остановившись, но Кахраман продолжал идти вперёд. Догнав мужчину, девушка растерянно убрала с лица выбившиеся пряди тёмных волос. — Почему тогда она с Вами? — требовательно спросила Султанша и сразу же осеклась. Привычка моментально получать то, что она хочет, давала о себе знать, но девушка понимала, что в этой ситуации лучше не давить. Кахраман, правда, казалось, и не замечал её приказной тон, а, может, просто игнорировал. Во всяком случае, в ответ он лишь вздохнул и произнёс: — А с кем ей ещё быть? Майсун не знала, показалось ли ей, но на лице Кахрамана в закатных лучах появились нотки грусти. — С семьей. — обронила девушка, не сводя взгляд с Кахрамана. — Она ведь беременна, значит у неё есть муж. Мужчина сверкнул своими голубыми глазами и его губы дрогнули в попытке улыбнуться. — Правда в том, что её семьей всегда был и останусь лишь я. — уклончиво ответил Кахраман, толкнув носком сапога небольшой камень на дороге. — Вы меня совсем запутали. — скривившись, капризно бросила Майсун, кутаясь в накидку. Под вечер на улице становилось холоднее. — Есть вещи, которые понять сложно. — что-то было в интонации Кахрамана, что насторожило Майсун. Он явно не хотел говорить ей правду. Неприятная мысль пронзила сознание девушки — и она внезапно замерла, чувствуя, как всё тело содрогнулось. В этот раз Кахраман тоже остановился и обернулся к ней. Пару мгновений они молчали. Мужчина удивленно наблюдал, пока Султанша пыталась найти в голове какое-то оправдание для слишком неприятной догадки. — Севен, — начала она и её голос сорвался, — как-то связана с моим отцом? На какой-то миг глаза Кахрамана расширились от удивления. Майсун почувствовала, как её ноги подкашиваются. Неужели она попала в точку? Кахраман засмеялся. Так громко и звонко, что птицы с ближайшей крыши слетели, хлопая крыльями. Майсун непонимающе уставилась на него, отчаянно сжимая тонкими пальцами белоснежный платок в руках. — У Вас хорошая фантазия, Госпожа, — наконец произнёс Кахраман, чьи светлые волосы в лучах закатного солнца отливали чуть рыжеватым на кончиках, — но Ваш отец, к счастью, не имеет никакого отношения к Севен и её ребёнку. Майсун будто от души отлегло. Девушка не смогла сдержать вздох облегчения. Заметив, что Кахраман направился дальше, она поспешила за ним. Начинать разговор снова было как-то неудобно, ведь только что девушка чуть не обвинила напрямую его сестру в том, что та внебрачная дочь Атмаджи Паши или того хуже — любовница, но любопытство так и подталкивало её к очередным действиям. Может, если Кахраман сможет доверять ей, он расскажет и о тайне Великого Визиря? — Что тогда случилось с Севен? — спросила Майсун, поравнявшись к Кахраманом. Мужчина, судя по всему, отвечать не хотел. Черты его лица заострились, а улыбка снова покинула губы. Помолчав долгих несколько минут, он всё же начал: — Не вижу смысла скрывать. Вы ведь всё равно узнаете. Кахраман взглянул на Майсун своими чистыми голубыми глазами, а она невинно пожала плечами и улыбнулась ему, будто пытаясь подбодрить. Но мужчине это не слишком помогло. Посмотрев вперёд, он с хрипотой в голосе начал: — Севен действительно была замужем. Она всем сердцем любила своего мужа, но, к сожалению, его родителям не слишком нравилась. Они считали её не ровней себе. Их семья была достаточно богатой, а мы не могли похвалиться тем же. Кахраман сделал паузу и взглянул на Майсун снова, но та, на удивление, слушала внимательно и даже подошла чуть ближе, чтобы ничего не пропустить. Её карие глаза излучали искренний интерес. Посомневавшись, мужчина продолжил: — Я пытался как-то исправить эту ситуацию. Даже отнёс им достаточно большую сумму. Одну из тех, что давал мне Ваш отец. — губы Кахрамана снова вздрогнули. — Но этого им было мало. К счастью, у Севен и её мужа была любовь. Они заключили никях. Севен вскоре забеременела. Вся эта история развивалась быстро и закончилась внезапно. Три месяца назад на причале случился несчастный случай. Может, Вы слышали об этом... Кахраман вопросительно взглянул на Майсун. Девушка неуклюже посмотрела в сторону. Ни о каких несчастных случаях она не знала. Даже никогда не интересовалась. А врать не хотелось. Кахраман ухмыльнулся, видимо, сделав в голове какие-то свои выводы. — Муж Севен погиб. — заключил Кахраман как-то мрачно. — А его родители не захотели более терпеть неугодную невестку в своем доме. Даже несмотря на то, что она беременна, они выгнали её, сказав, что их сын не может быть отцом этого ребёнка. После того поползли слухи. Севен была невероятно несчастна и вернулась ко мне. Ей больше ничего не оставалось. Кахраман пожал плечами то ли от холода, то ли от чувства некого отчаяния. — Но люди ведь скорее поверять в небылицу о том, что она изменяла мужу, нежели то, что она до безумия его любила. К сожалению, я не могу закрыть всем рты, — Кахраман горько ухмыльнулся, — но могу помочь сестре пережить это. Она почти не выходит с дома, и я её за это не осуждаю. Наоборот стараюсь лишний раз не давать кому-либо повод распускать язык. — Потому Вы сразу же велели ей зайти в дом, когда я пришла? — догадалась Майсун. Кахраман хмуро кивнул. — Я не знал, кто Вы и зачем Вы пришли. — мужчина вздохнул. — А Севен в её положении нельзя лишний раз волноваться. Майсун отчасти была глубоко тронута такими отношениями между братом и сестрой. Самой ей никогда не доводилось чувствовать ничего подобного. Она была единственным ребёнком Атмаджи и Эсмахан, потому, наверное, вряд ли до конца могла понять, что значит заботиться о ком-то, в чьих жилах течёт та же кровь, что и у тебя. — Но ведь это неправильно. — обронила Султанша, когда мужчина закончил. В ответ на его вопросительный взгляд, она поспешила объяснить, потирая между собой замёрзшие пальцы: — Севен ведь беременна от их сына. Что бы они не говорили, им это известно так же, как и Вам. Как они могут так просто отказываться от своего внука? Это бессмысленно. Кахраман пожал плечами. — Для них Севен никогда не была ровней. — повторил он. — Им были важны лишь деньги и влияние. Младший сын разозлил их, женившись на "простолюдинке", как они часто называли Севен. Они были убеждены, что моя сестра станет тянуть из них деньги, как только ребёнок появится на свет. — Из-за этого Вы постоянно требуете у моего отца деньги? — Майсун обогнала Кахрамана и встала прямо перед ним, преграждая ему путь дальше. Мужчина заметно помрачнел из-за её слов. Его взгляд вцепился в тень, что падала на лицо девушки от стоявшего поблизости дерева. — Вы хотите наконец обеспечить себя и сестру достойной жизнью. — Майсун кивнула своим мыслям и улыбнулась, по выражению лица мужчины поняв, что она угадала. — Думаю, на этом нам пора разойтись. — холодно сказал Кахраман, взглянув на дворец, к которому было уже рукой подать. — Что за секрет заставляет отца платить Вам? — выпалила Майсун, заметив, как Кахраман начал уходить, но он молчал, делая вид, что не слышит. Девушка прикусила губу, чувствуя стальной привкус крови во рту. Нет уж! Он просто так не уйдёт. Подбежав к нему, Майсун схватила мужчину за предплечье и дернула на себя. Кахраман удивлённо обернулся. Его взгляд упал на пальцы Султанши, сцепившееся на его предплечье, а затем поднялся к её нахмуренному лицо с требовательным выражением в карих глазах. Госпожа явно не шутила. — Вы только что поведали мне секрет своей семьи. — продолжала Майсун, чуть понизив голос с опасением, что кто-то может их услышать. — Но при этом Вы не можете рассказать секрет моего отца? Султанша сделала ударение на последние два слова, гордо вздёрнув подбородок. Она действительно не понимала Кахрамана. Его поведение ставило в тупик. Он, вроде, доверял ей, но при этом наотрез отказывался говорить об Атмадже. Кахраман будто играл с ней. — Поверьте, Вы не хотите знать этот секрет. — Кахраман ответил мрачно. Взяв девушку за запястье, он бережно отцепил её пальцы от своего предплечья и поклонился. — Я открою Вам секрет, но только после того, как Ваш отец выполнит последнее моё условие. — Какое? — сорвалось с уст Майсун, но Кахраман более ничего не сказал. Ухмыльнувшись, он направился прочь. ***1 месяц спустя
Османская Империя. Трабзон, дворец, 1606 год
Первым делом, приехав в Трабзон, Наргизшах сразу же отправилась к морю. Как же девушка его любила! Море в Трабзоне было более бурным, нежели тот же Босфор в Стамбуле, но этим оно ей и нравилось. Наргизшах могла часами стоять на берегу, наблюдая за тем, как волны плескались под лучами солнцами, напоминая гребни дивных монстров, о которых так часто упоминалось в сказках. Иногда девушка мечтала иметь талант художницы, чтобы перенести на бумаги то, как море и небо сливаются у самого горизонта в одну сплошную линию. Когда-то, будучи ещё совсем маленькой, она услышала от одной старой Калфы, что именно там мир живых соприкасается с миром духов, переворачивая всё, как зеркало. Пос ле того Наргизшах часто размышляла, сможет ли она встретиться с матерью, если добереться до той самой лини. Сейчас девушка была взрослой и, конечно же, не верила во всё это. Море для неё всегда ассоциировалось с чем-то хорошим и спокойным. Его волны, казалось, могли смыть самые горькие грехи. Потому, наверное, Наргизшах взяла себе за привычку каждое утро прогуливаться по пляжу. И этот день не стал исключением. В Трабзоне в целом было много работы. Дворец был достаточно запущенным. Видно было, что в нём давно не было хозяина. Фатиха не слишком воодушевляла идея убирать всю пыль и думать над обстановкой, потому он с удовольствием взвалил всё это на супругу, а сам заперся в небольшом кабинете на втором этаже, разбирая старые и принимая новые дела, чтобы возродить провинцию. Нередко к нему захаживал Коркут Паша, что, как заметила Наргизшах, сильно раздражало её мужа, но поделать он пока ничего не мог. Султанша решила временно не высовываться и не лезть в дела Фатиха. Сначала ей нужно было освоиться в Трабзоне и разобраться с теми шагами, которые уже были предприняты в направлении к её главной цели — найти и спасти Шехзаде Багдада. Наргизшаз шла по пляжу, задумчиво перелистывая бумаги в большой кожаной папке. Юбки голубого платья Госпожи шуршали, соприкасаясь с песком под ногами, пока распущенные каштановые волосы развивал ветер. Верная Айла шагала рядом, жмуря карие глаза от яркого солнца и в целом наслаждаясь прекрасной погодой. Хоть девушке и было жаль покидать Топ Капы, но в Трабзоне ей явно нравилось. Здесь было тише и спокойнее. Та и во дворце она чувствовала себя почти хозяйкой, ведь была объявлена всем правой рукой Госпожи. Айла гордилась своим положением и при этом со всех сил пыталась не разочаровать Наргизшах. — Что-то я не вижу здесь ответ. — обронила Наргизшах, вновь перекладывая тонкими пальцами бумаги. — Ты же не забыла отправить письмо в Диярбакыр? Наргизшах бросила на служанку взгляд своих пронзительных светло-серых глаз. Айла энергично закивала. — Перед самым отъездом я отправила письмо, как Вы и велели. — отчиталась она. — И указала, куда прислать ответ. Но его, к сожалению, так и не пришло. Айла пожала своими хрупкими плечами и взглянула на Госпожу, ожидая её реакцию. Наргизшах явно была недовольна, но, во всяком случае, решила не заострять на этом внимание. Вновь начав перебрать бумаги в папке, Госпожа ответила чуть погодя: — Надеюсь, он всё ещё жив. Это во многом упростило бы нам задачу. Если кто-то и может найти и спасти Шехзаде — то только Умут. Айла задумчиво посмотрела в сторону, но ничего не ответила. Она смутно помнила Умута Бея, ведь никогда даже толком с ним не встречалась, но многое слышала о нём от других слуг. Наргизшах была права: он был единственным, кто точно мог вытащить Багдада из беды, где бы тот ни был. — Что слышно с Топ Капы? — Наргизшах закрыла папку и устало передала её служанке. Айла приняла ношу Госпожи и, зафиксировав её подмышкой, покачала головой. — Госпожа, как только мы приехали, я сразу же отправила Ваше письмо Алтын Султан, но Вы же понимаете, что ответ не мог так быстро дойти. — объяснила служанка так, будто Наргизшах была ребёнком. Девушке было весьма понятно нетерпение её Госпожи. Она уже не один раз обращала внимание, насколько же Наргизшах тосковала по сестре. — Надеюсь, ответ Алтын придёт раньше, чем мы нанесем визит моей тетушке в Конью. — произнесла Султанша с ухмылкой и сложила руки в замочек перед собой. — Почему Фатих Паша так просто Вас отпускает туда? — вопрос Айлы звучал точно в той же формулировке, что Наргизшах уже не раз прокручивала его у себя в голове. Султанша взглянула на служанку и пожала плечами. — Не знаю, Айла. Мне тоже кажется это странным. — Наргизшах сузила свои серые глаза. — Он даже не скрывает то, что контролирует каждый мой шаг в Трабзоне. Возможно, Фатих подозревает, что я не просто так напросилась уехать сюда, а, может, просто страхуется. Кто знает, что творится в его голове. Во всяком случае, по каким-то причинам ему выгодно, чтобы я ненадолго покинула дворец. Наргизшах убрала с лица прядь тёмных волос и взглянула на морские волны, лизавшие берег. Похоже было, что Фатих тоже играл в какую-то игру, о которой не спешил рассказывать супруге. — Вы уверенны, что Билги Хафса Султан захочет помочь Вам с возвращением Шехзаде? — голос Айлы звучал с надрывом. Судя по движениям её рук, она сильно нервничала, но Наргизшах не чувствовала ничего подобного. Её служанка ещё не знала всего плана, что уже давно созрел в голове Госпожи. — Не волнуйся. — ухмыльнулась Наргизшах. — Совсем скоро у меня в рукаве окажется козырь, который Билги побить не сможет. Это, конечно, разозлит её, но иначе я не смогу перебороть её своенравность и гордыню. — Она — глубоко несчастная женщина. — с ноткой жалости попыталась оправдать её Айла. — Мы все по-своему несчастны. — сухо бросила ей в ответ Наргизшах и внезапно остановилась. Айла тоже замерла, поправляя папку и пытаясь проследить за взглядом Госпожи. Несложно было догадаться, что внимание Султанши привлекло двое мужчин, которые стояли вдалеке на берегу. Присмотревшись, девушка разглядела Фатиха Пашу, который в очередной раз закатывал глаза, что-то объясняя Омеру, который лишь потирал затылок. Поскольку помощник Паши стоял к ним спиной, трудно было сказать, какие эмоции он испытывал. — Фатих Паша с его играми мне совсем не нравится. — хмуро заявила Наргизшах пару секунд спустя. Айла взглянула на Султаншу, но та до сих пор наблюдала за мужем. К сожалению, за шумом прибоя даже приблизительно не можно было услышать, о чём они говорят. — Подойдём к ним? — неуверенно предложила Айла, но Наргизшах лишь покачала головой. — Не будем мешать им строить свои планы. — в ухмылке Госпожи читалась издёвка. — Фатих ведь, наверняка, что-то задумал. Будто в подтверждение её слов, Фатих Паша внезапно затих, остановив взгляд на супруге. Омер, заметив, что его господин смотрит ему куда-то за спину, тоже обернулся. Разглядев Госпожу, он поспешил поклониться, но Наргизшах даже не обратила на него внимание. Её лицо лишь исказила гримаса ненависти, когда Фатих нагло ухмыльнулся и, как кот, довольно зажмурился в солнечных лучах.