Османская Империя. Трабзон, 1606 год
Для Вахида жизнь никогда не была лёгкой. Ему не улыбалась удача, не освещала путь яркая звезда. Мужчина привык всё и всегда добиваться своим трудом. Пробираться сквозь тьму на ощупь и спать под открытым небом стало для него привычным делом с того самого рокового дня, когда умерла его жена. Пытаясь убежать от себя и своего горя, он собрал все накопленные деньги, взял лошадь и бросился в путь. Жизнь Вахида превратилась в выживание, но он никогда не жаловался. Перебиваясь на случайных работах, которые попадались ему в самых разных уголках Империи, мужчина не брезговал спать в сарае или есть то, что осталось с хозяйского стола. Иногда, конечно, попадались щедрые люди, которые позволяли ему переночевать в доме и накрывали шикарный стол. Вот только таких встречалось значительно меньше, чем скряг. Всё-таки времена в Империи были нелёгкие. Пусть Вахид никогда особо и не интересовался политикой, но не мог закрыть уши, когда кто-то на многолюдных рынках снова перемывал кости молодому Девлету Гирею, взошедшему на престол благодаря браку с Османской Госпожой. Но что было мужчине до всех этих сплетен? Те люди, которые жили за стенами дворца были богатыми и имели власть. Они не знали, каково это, когда приходится тяжело работать, лишь бы получить пару монет на хлеб. Лето было самым удобным и счастливым временем, ведь у всех вокруг хватало забот, для решения которых нужны были лишние руки. А вот зимой приходилось туго. Иногда Вахид даже тратил последние деньги не себе на еду, а чтобы прокормить лошадь. Но мужчина старался не вешать нос. Он верил, что однажды найдет свое место под солнцем, пусть до сих пор и чувствовал, что его корни остались в Румелии. На том самом месте, где была похоронена его жена. Но об этом он подумает завтра. А сегодня Вахид ехал верхом на лошади, направляясь к морскому берегу. Трабзон летом был буквально золотой жилой. Рыбалки по несколько раз на день выходили в море, чтобы вытащить огромный улов, который позже станет их пропитанием на зиму. Благодаря этому найти работу было даже проще, чем в любом более крупном городе. Если Вахиду повезёт, то, возможно, он даже сможет выпросить у хозяев хоть крохотную часть их запасов рыбы, дабы не умереть зимой с голоду. Рыбалки обычно были щедрыми людьми. У кого бы Вахид не работал, мысленно он всегда возвращался в их хижины. В них всегда было тепло, уютно и сытно, а вечером ждала на скорую руку сложенная постель. А что страннику ещё нужно было? От мысли о тёплой постели и жареной рыбе Вахид улыбнулся. Если успеет добраться до берега до заката, то, вероятно, сможет ещё взяться за какую-то работу и плотно поужинать. — Сегодня вечером мы уж точно не будем голодными. — задорно объявил мужчина, обращаясь к своей старой лошади, которая продолжала плестись по пыльной тропе. Но радость Вахида быстро улетучилась, когда он увидел впереди какую-то гору тряпок. Удивлённо протерев глаза, мужчина присмотрелся. Но только когда лошадь подошла ближе, он смог понять, что на самом деле это был человек. Молодой парень с рыжей копной волос лежал на дороге, казалось, мёртвый. Его хрупкое тело было взвалено на бок, а руки как-то странно скрещены. Под палящим солнцем кожа на лице, густо усыпанном веснушками, выглядела бледной. Вахид остановил свою лошадь. — Эй, парень! — крикнул мужчина, надеясь на то, что он всё-таки жив, но тело на дороге даже не дрогнуло. Внутри у Вахида всё похолодело. Он неуверенно обернулся по сторонам. Дорогая была абсолютно пустой, а вокруг раскинулся лес. — Парень, ты жив? — снова попробовал Вахид, но кроме завывания ветра в ответ ничего не услышал. Мужчина поджал губы. — О, Аллах... Бормоча себе под нос молитвы, Вахид слез с лошади. Как бы там ни было, а проехать мимо парня мужчина не мог. А что если он всё ещё жив? Что если ему попросту нужна помощь? Что если Вахид всё ещё может его спасти? — Эй, парень. Очнись! — сперва мужчина просто наклонился над ним, пытаясь заглянуть в лицо, но он никак не реагировал. Присмотревшись, Вахид вдруг осознал, что грудь парня вздымается и опускается соответственно вдохам и выдохам. Это означало, что бедолага жив. Мужчина облегченно вздохнул. Если так, то его нужно забрать в город и отвести к лекарю. — Эй! — Вахид аккуратно взял парня за плечо и потянул немного на себя, дабы перевернуть его, но в этот самый момент он открыл глаза. Мужчина, не в силах даже пошевелиться, в шоке уставился на человека, который только что явно был без сознания. А далее всё произошло слишком быстро. Не успел Вахид что-либо понять, как парень поднял руку и со всей силы бросил ему в глаза песок. Мужчина взвыл от боли, отскакивая в сторону. — Рыжеволосый дьявол! — только и успел выкрикнуть Вахид, отчаянно вытирая руками глаза, но их продолжало нещадно жечь. Парень тем временем подскочил на ноги и победно улыбнулся. "Знал бы ты, что называешь дьяволом наследника престола", — подумал Багдад, хватая за поводья лошадь Вахида и неуклюже запрыгивая ей на спину. Увы, Шехзаде ещё не достаточно окреп, дабы быть в состоянии совершить побег, как положено. Возможно, выиграв лошадь в честном поединке на мечах, он выглядел бы более благородно, но на это пока не хватало времени. Убегая с домика, в который его привезла Наргизшах, единственное, что успел Багдад, — это хитростью украсть у одного из охранников кинджал и небольшой мешочек с монетами. Времени на то, чтобы продумать план или раздобыть лошадь, просто не было. Шехзаде не знал, что ждало его впереди, но снова оказаться в ловушке не хотел. Он твёрдо решил, что нужно было бежать, пока была такая возможность. Пусть даже единственным его оружием служила хитрость. И вот теперь, как ни странно, не чувствуя абсолютно никаких мук совести из-за бедного Вахида, Багдад ехал верхом на лошади в город. Там он собирался набрать припасов и покинуть наконец пределы Трабзона. Парень пока не особо представлял, куда ему стоило податься. Единственным родным для него человеком осталась мать, но, исходя из слов Умута, её заперли в Старом Дворце. Багдад не сможет пробраться туда незамеченным. Но он ведь не бросит мать! А что если Наргизшах добереться до неё первой? Шехзаде паниковал. Он даже не пытался этого скрыть. Как же Багдад в такие моменты ненавидел свою вспыльчивость! Нужно было сесть и подумать, создать план, взять во внимание детали, а не бросаться в огонь столь легкомысленно. — Глупый, глупый. — бормотал себе под нос наследник, покрепче сжимая поводья. Лошадь время от времени возмущенно фыркала, очевидно, чувствуя отсутствие хозяина. Пути назад не было. Сейчас Багдаду нужно было купить припасов и отправиться в путь. А там он придумает, что можно сделать, чтобы спасти свою мать. Прошло где-то полчаса, когда Шехзаде наконец оказался в городе на рынке. Ведя за собой лошадь, он пытался пониже натягивать капюшон накидки, дабы никому в глаза не бросались его рыжие волосы. Наргизшах ведь, наверняка, уже заметила его отсутствие и отправила людей на поиски. Всё-таки он сбежал ночью, а уже был почти обед. — Свежие овощи! — услышал Багдад слева от себя. — Самая лучшая в Трабзоне рыба! — что есть силы перекрикивали друг друга продавцы справа. Рынок явно был не самым лучшим местом для обдумывания плана дальнейших действий, потому Шехзаде принял решение побыстрее закончить свои дела и покинуть это место. — Хорошие яблоки. По чём? — спросил Багдад, взяв с прилавка большое красное яблоко. Продавец тут же вырвал у него из рук фрукт и подозрительно сузил глаза. — А у тебя хоть есть, чем платить, мальчишка? — бросил он, окидывая Багдада взглядом. Щёки Шехзаде густо покраснели. Ну, конечно. Он ведь сбежал с домика в самых обычных штанах, рубашке и простеньком кафтане, на который на скорую руку набросил накидку. Теперь всё это ещё и было измазано дорожной грязью, в которой Шехзаде пришлось лежать битый час прежде, чем появился несчастный Вахид. Он явно не выглядел, как богатый человек. Может, так даже лучше. — За деньги не волнуйся. У меня всё есть. — в подтверждение своих слов Багдад вытащил с кармана мешочек и встряхнул его, дабы продавец услышал звон монет. Мужчина в ответ недовольно цокнул языком. — Ладно-ладно. Ты главное деньгами не размахивай так, а то украдут и не посмотрят на тебя. — назидательно произнёс он. — Ты ведь не впервые на рынке. Должен знать, что тут к чему. Багдад удивлённо вздёрнул брови и перевёл взгляд своих тёмных серо-зелёных глаз на мешочек в руках. Вообще-то на рынке он действительно был впервые, потому ему было одновременно и страшно, и интересно. Всё-таки роскошь общения с простыми людьми Шехзаде была недоступной ранее. И только теперь Багдад понял, что с удовольствием отказывался бы от неё и в дальнейшем. Облизав пересохшие губы, наследник спрятал мешочек в карман. — Дай мне яблок. — бросил он продавцу как-то мрачно, а в следующее мгновение на его плечо легла чья-то рука. Багдад в ужасе замер, чувствуя, как пальцы с силой на нём сжимаются. — Я нашёл его! — услышав этот крик, Шехзаде понял, что дело худо. Без разбору со всей силы наступив мужчине на ногу, наследник схватил с прилавка яблоко и со всей силы бросил в него. Фрукт прилетел аге прямо между глаз и тот взвыл от боли, инстинктивно разжимая пальцы. С досадой отпустив поводья испуганной лошади, Багдад бросился бежать. Он вообще не знал, как был построен рынок или сколько людей его преследовало, но сейчас это было совсем не важно. Неуклюже лавируя между толпящихся людей, Шехзаде нёсся вперёд, не чувствуя земли под ногами. Его гнал страх. Страх и отчаянье. Ужас от одной мысли о том, что его снова заберут, запрут, закуют. "Я не позволю, не позволю", — беспрерывно повторял в голове Багдад, поворачивая между домами в какой-то проулок. Капюшон уже давно спал с его головы — и рыжие волосы начали противно налипать на лоб. Дальше. Быстрее. Шехзаде споткнулся. Он осознал это, только когда больно ударился коленями и ладонями о землю. Что-то внутри оборвалось. Сердце колотилось в груди настолько быстро, что Багдад не слышал собственных мыслей. Лёгкие сдавливала саднящая боль. Его собственное тело сопротивлялось. Он до сих пор не мог привыкнуть, что его телу, как и разуму, нужно было время, чтобы полностью восстановиться. — Шехзаде, не двигайтесь! — донёсся к Багдаду мужской голос с конца переулка. Наследник в ужасе оглянулся. К нему шла группа аг, явно крупнее и сильнее, чем он. Парень сглотнул тяжёлый ком и попытался встать, но ноги предательски дрожали. Шехзаде начал снова бежать вперёд, но и пары шагов сделать не успел, как снова споткнулся, в этот раз успев схватиться за стену дома, дабы не упасть. Краем глаза Багдад заметил, как с другого конца переулка тоже появились аги. Парень отчаянно вздохнул и опустил голову. Его окружили. ***Османская Империя. Трабзон, дворец, 1606 год
— Я не могу! — выпалил Омер, влетев в покои Фатиха без стука. Паша, до этого разбиравший документы, поднял на него удивлённый взгляд. На его лице отразилось раздражение. — Что ты не можешь? — процедил сквозь зубы мужчина, с силой захлопывая кожаную папку. — Думать не можешь? Так это для меня не новость. Фатих, как обычно, пытался зацепить слугу словами, но в этот раз Омер не реагировал остро. Он смотрел на своего господина в упор, то сжимая, то разжимая кулаки. Его синие глаза при этом лихорадочно блестели. У себя в голове Бей представлял, что выглядит очень грозно и уверенно, но на самом деле Паша видел в нём маленькую букашку, которая посмела ворваться в покои и докучать ему своими глупыми речами. Будь Фатих немного в другом настроении, он бы раздавил его и даже не посмотрел, уходя. — Я не могу и не хочу следить за Айлой и обманывать её. — Омер говорил упрямо и весьма самоуверенно. Он прекрасно знал, что такое заявление не понравится Фатиху и что тот разозлится, но вместо криков парень услышал смех. Омер не смог скрыть своего удивления. Паша тем временем бросил на стол папку и откинулся на спинку стула, громко, без зазрения совести смеясь. Бей почувствовал некую обиду, поднимающуюся внутри одной сплошной волной. — Ты, дурак, действительно влюбился, что ли? — насмешливо спросил Фатих, пытаясь закрыть рукой рот и прекратить свой безудержный поток смеха, из-за которого на глаза начали наворачиваться слёзы. Давая Омеру это задание, Паша знал, что он наделает глупостей, но никогда не думал, что Бей действительно сможет что-то испытать к Айле. Это сильно портило планы Паши, но... как же Фатиху было смешно наблюдать за бунтующим слугой! Сколько же сил ему придавало это глупое чувство привязанности к темноволосой девчонке? — Что смешного? — мрачно бросил Омер. Он не стал ни подтверждать, ни отрицать предположение Паши, потому что в глубине души знал, что оно правдивое. — То, что ты пытаешься быть героем. — Фатих наклонился вперёд и сложил руки в замок на столе. Его серо-голубые глаза не выдавали ничего, кроме спокойствия. Паша сейчас напоминал учителя. Одновременно и разозлённого на своего ученика, и заинтересованного в том, что же будет дальше. Будто Омер вмиг стал для него удачным экспериментом. — Но ты не герой. Ты же это понимаешь? — Фатих наклонил голову набок. — Прибежал ко мне, без стука вошёл, начал кричать и... всё. Что ты этим докажешь? Чего добьешься? Омер гордо вздёрнул подбородок, неуверенным движением поправляя свой кафтан, дабы хоть чем-то занять руки. — Я не буду обманывать Айлу. Если я откажусь выполнять Ваш приказ... — начал Бей. — Если ты откажешься, то я найду на эту роль кого-то другого. — перебил его Фатих. — Понимаешь? Омер удивлённо округлил глаза. Как Паша и ожидал, он даже не рассматривал подобный поворот событий, а вот у Фатиха всегда был запасной план. Если бы не справился Омер, он бы нашёл кого-то другого. Айла ведь тоже не была камнем. Рано или поздно она поддалась бы на его уловку и выдала все секреты. Хотя в душе Паша всё же надеялся, что всю эту историю можно было быстро закончить, используя Омера. Тогда он сэкономил бы силы и средства. Лёгкая победа всегда намного приятнее, нежели та, что несёт в себе много потерь. — Видишь ли, — заметив растерянность на лице слуги и так и не получив от него ответ, Фатих встал из-за стола и, сложив руки за спиной, начал объяснять, — даже если ты позволил себе влюбиться в эту девчонку, даже если чувствуешь к ней тепло, даже если надеешься на счастливое будущее, это только временно. Все женщины рано или поздно разбивают сердце. Все. Но это должно сделать тебя лишь сильнее, а не ослеплять, как сейчас. — Я не причиню Айле боль. — повторил Омер. Возникало чувство, будто таким образом он снова и снова пытался убедить в этом и себя, и Пашу. Но Фатиху было всё равно. Он стоял прямо перед своим слугой и не чувствовал к нему ничего, кроме жалости. Почему-то вид влюблённого человека всегда вызывал в нём именно такие эмоции. Фатих считал, что любовь — это слабость. При чём непозволительная и болезненная. Она забирает у человека силы, выбивает почву из-под ног и давит, давит, давит до тех пор, пока он не потеряет власть над собой. Влюблённый человек не может быть сильным. Влюблённый человек не может править. А именно власти и желал больше всего Фатих. — Хотел бы я услышать то же самое с уст Айлы. — Паша ухмыльнулся, задумчиво смотря на вид из окна. Но даже оказавшись спиной к слуге, он чувствовал, как его била дрожь. — Поверь мне, Омер, она никогда не скажет тебе ничего подобного в ответ. Эта девушка слепа в своей верности. Айла без раздумий всадит тебе в спину кинджал, если Наргизшах Султан так захочется. Она вырвет твое сердце, растопчет его своими туфлями и пойдет дальше. Для Айлы не существует ничего и никого, кроме моей драгоценной жены. Такой девушке ты хочешь вверить своё сердце? — Хватит. — процедил сквозь зубы Омер, глядя в пустоту перед собой. В голове сразу же всплыли воспоминания о том, с какой небрежностью Айла отдала ему букет. Фатих обернулся к Бею, закрывая собой солнце. На слугу упала длинная тень его господина. — Ты ещё слишком молод и глуп, чтобы принять во внимание мои слова. — Паша пожал плечами и взялся руками за спинку стула. — Но в глубине души ты понимаешь, что я прав, верно? Омер встретился с Фатихом взглядом и вздрогнул. Голос Паши всегда действовал на него, как яд. С какой бы уверенность и твёрдыми намерениями не приходил Бей, Фатих всегда вкладывал в его голову именно те мысли, которые были выгодны ему. Это было похоже на наваждение. — Омер, ты не сможешь стать для неё героем. — Паша обессиленно развел руками. — Так бывает. Ты, конечно же, можешь мне перечить, кричать, отказываться выполнять приказы. Возможно, я даже уступлю тебе, но Айла никогда не будет с тобой. А знаешь почему? Вы с ней стоите по разные стороны. И даже если ты ударишься головой, сойдешь с ума и перейдешь на сторону Наргизшах Султан, Айла тебе никогда не поверит. Понимаешь? — Но я не могу, — голос Омера сорвался на половине фразы. Парень зажмурился, пытаясь вернуть самообладание. — Есть слово "должен", — Фатих неспешно подошёл ближе к Бею. — Ты должен искоренить из своей души это чувство, пока не стало слишком поздно. Не ради меня. Ради себя. Фатих положил руку на плечо Омера. Бей внезапно почувствовал, насколько тяжёлым было прикосновение его господина. Но когда он взглянул в его глаза, Паша казался вполне искренним. — Заставь своё сердце молчать, а разум говорить. — свободной рукой Фатих притронулся сначала в груди парня, а затем к его виску. — Разум руководствуется логикой. Сердце — временными порывами. Что более стойкое и сильное, сынок? Омер потупил взгляд в пол. Фатих одобрительно кивнул. — Я так и думал. — Паша похлопал Омера по плечу и снова отошёл к столу. Его голос звучал мягко и тихо. — Я даю тебе пару дней для того, чтобы прийти в себя. Затем возвращайся к своему заданию. Мне нужна вся информация, которую знает эта девчонка. Будто в каком-то бреду, Бей кивнул, но так и не поднял свою светловолосую голову. Его мысли беспорядочно путались в голове. Всё внутри сопротивлялось словам Фатиха, но, вместе с тем, хотело ему верить. Не говоря более ни слова, Омер поклонился и медленно покинул покои. Вся его дерзость куда-то вмиг улетучилась. Паша с облегчением вздохнул, когда за слугой закрылись двери. Его черты лица снова заострились. — Влюблённый дурак. — закатив глаза, бросил Фатих в пустоту. — Ещё этого не хватало. ***Османская Империя. Стамбул, дворец Топ Капы, 1606 год
— Очень хорошо, — кивнула Сонай Мёге, листая гаремную книгу. Она сидела в покоях Валиде Султан с чашкой кофе, как и обычно, в прекрасном расположении духа. И пусть это было лишь способом закрыть внутри себя назойливые мысли и тревоги, но все вокруг ей верили. А большего Госпоже и не нужно было. С самого первого дня, как Сонай вернулась в Топ Капы, её преследовали вечные проблемы. И шли они не от гарема, как того ожидала сама Мёге, а от её же дочери. Как оказалось, картинка, которую описывали все вокруг, не была такой уж радостной. Между Махиэнвер и Девлетом изначально был только слепой расчет. Они стали мужем и женой, заняли Османский престол, но так и не смогли найти общий язык. Ещё и Бахарназ Хатун, возникшая буквально из ниоткуда, смешивала все карты. — Что насчёт праздника в гареме? — спросила Гюрай, когда Мёге перевернула очередную страницу. — Праздник? — Сонай подняла на Главную Калфу растерянный взгляд. Гюрай поджала губы и переложила свою трость с одной руки в другую. — Ну, как же, Госпожа? Вы забыли? — Калфа заинтересованно наклонила голову набок. Мёге нахмурилась на мгновение, а затем вздохнула. Ну, конечно. Она ведь уже достаточно давно запланировала этот праздник, дабы немного развлечь девушек в гареме и заодно присмотреться к членам Династии, которые соберутся. Особенно к Крымским гостям. — Если Вы передумали, мы можем всё отменить. — учтиво уточнила Гюрай, заметив замешательство на лице Госпожи, но Сонай отрицательно покачала головой. — Нет-нет. Праздник необходим. — Мёге снова начала листать страницы. — Он станет глотком свежего воздуха для нас всех. — Тогда нам с Вами нужно обсудить финансовую часть. — Гюрай наклонилась к женщине и перевернула одну из страниц назад, указывая на колонку с цифрами. — Видите ли... — Валиде! — крик Махиэнвер заставил Сонай испуганно подскочить на месте, пока привыкшая к скандалам Гюрай лишь подняла на двери обеспокоенный взгляд. Прямо к ним направлялась Хасеки Султана Девлета. Облачённая в нежно-бежевое платье с широкими воздушными рукавами, она выглядела бледнее, чем обычно. Не спасал даже блеск многочисленных украшений и диадемы, которая скрепляла высокую замысловатую причёску. — Выйдите все. Немедленно! — скомандовала Махиэнвер, подбирая подолы платья и поднимаясь к софе. Гюрай медленно выпрямилась и вопросительно взглянула на Мёге, но та уже полностью была сосредоточена на дочери. Калфе ничего не оставалось, кроме как поклониться и вместе со служанками Госпожи покинуть покои. Только когда за Гюрай закрылись двери, Сонай нашла в себе силы заговорить: — Махиэнвер, дорогая, что стряслось? Почему ты... — Случилось то, чего я боялась. — перебила Махиэнвер мать и начала метаться по покоям из стороны в сторону. В её глазах читался животный страх. Девушка то и дело нервно заламывала пальцы, до сих пор не в силах осознать суть происходящего. Части пазла попросту отказывались складываться в её голове. Это было безумие. Её гибель. — Махиэнвер! — не выдержав, обратилась к дочери Сонай и, закрыв гаремную книгу, схватила её за руку. Хасеки Султан наконец остановилась, смотря прямо перед собой. Девушка сейчас больше напоминала призрака, чем Госпожу. — Объясни наконец, что происходит. — потребовала Мёге, нахмурившись. Женщина отчаянно пыталась заглянуть в лицо дочери, но та намеренно отворачивалась. — Махиэнвер, если ты... — Наргизшах забрала Багдада. — выпалила Хасеки на одном дыхании. Сонай удивленно замерла на месте, хлопая длинными ресницами. В словах дочери не было абсолютно никакого смысла. — Забрала Багдада? — эхом повторила Мёге, отпуская руку дочери и покрепче сжимая гаремную книгу. — О чём ты, Махиэнвер? Багдад мёртв. Когда Махиэнвер обернулась и взглянула на мать, Сонай уже не чувствовала себя настолько уверенной. Лицо её дочери было невероятно мрачным. В серо-зелёных глазах залегла глубокая тень, открывающая странную пустоту, которая всё это время была там. Да, Хасеки нервничала, но вместе с тем понимала, что пути назад не было. — Багдад жив. — процедила сквозь зубы Махиэнвер. — Он был жив всё это время. Рядом с отцом похоронен другой мальчик. Гаремная книга выпала из рук Сонай и с грохотом приземлилась на ковёр. Женщина медленно осела на софу, чувствуя, как её покидают все силы, а Махиэнвер продолжала на неё смотреть. Да так, что у её матери кровь стыла в жилах. — Потому ты придумала оспу. — с трудом выдавила из себя женщина. Ужаснувшись своему же предположению, она схватилась за горло, будто внутри был ком, не дающий ей разговаривать. Махиэнвер медленно кивнула, ничуть не почувствовав к матери жалости. — Когда отец умер, я поняла, что настало моё время действовать. — начала Хасеки Султан, сжимая тонкие пальцы в кулаки. — Мне было страшно, но я осталась абсолютно одна. Если бы я не сделала этого, то никогда не смогла бы отомстить за Эмина, за себя и за Вас. Голос Махиэнвер вздрогнул. Девушка прикрыла на мгновение глаза, пытаясь прогнать от себя кошмарные образы той ночи. — Мой брат, Эмин, был старшим наследником. Он должен был занять престол, но он давным давно был мёртв. — в стеклянных глазах Махиэнвер застыли слёз. — Это сделала Афифе Нурхаят. И пусть её вину так и не смогли доказать, но это сделала она! Разве я могла позволить её сыну стать Султаном? Разве могла позволить ей стать Валиде Султан? Махиэнвер сцепила руки в замок и облизала пересохшие губы. В тот день она чувствовала страх и злость. Эти два чувства настолько сильно смешались между собой, что девушка буквально задыхалась. Мир рассыпался на кусочки, но она планировала собрать их и выстроить всё заново. И на этот раз стать Королевой. — Я пришла к Багдаду в тот вечер. Сказала сперва ему, что отец умер. Он был готов услышать эти слова, как и мы все, но его детское сердце всё равно отказывалось принимать факт смерти Султана. Я этим воспользовалась. Обманула его. — Махиэнвер впервые ухмыльнулся, будто эта часть рассказа приносила ей удовольствие. — Я убедила его, что во дворце ему оставаться опасно, что временно он должен уехать, что за ним уже начали охоту. Бедняжка так испугался. А я, как заботливая сестра, его успокаивала. Даже когда он рвался к своей любимой мамочке. Сонай в ужасе закрыла рот рукой. Пусть она, как и дочь, всегда обвиняла Нурхаят в смерти своего сына, но женщина не могла поверить в то, что сделала с Багдадом её дочь. — Я сказала, что Нурхаят уже ждёт нас в Охотничьем Домике. Что там Паши передадут Багдаду власть. Там он станет Султаном. Я убедила его в этом. А он, глупый, поверил. — Махиэнвер отвела от матери взгляд. — Дальше история закрутилась слишком быстро. Я посадила Багдада в карету, и его увезли в Амасью, где его заковали и заперли по моему приказу. Всем было объявлено, что Шехзаде чувствует себя неважно. Афифе Нурхаят думала, что он горюет по отцу и, как верная жена, занялась похоронами мужа, потому сперва ничего даже не заподозрила. Мне было это на руку. Пока я вела переписку с Девлетом, на всю Империю объявили, что у наследника оспа. Ох, как же я наслаждалась, наблюдая за страданиями Нурхаят под дверью покоев сына, в которые её не впускали. Махиэнвер издала странный гортанный звук, похожий на хохот. На её прекрасных губах расцвела дьявольски хитрая ухмылка. На какой-то миг Сонай даже показалось, что её дочь обезумела. — Девлет был очень упрям и не соглашался на брак, пока наследник ещё был жив. И все мои рассказы о том, как он тяжело болен оспой, не помогали. Это немного нарушало порядок вещей, но я выкрутилась. — Махиэнвер кивнула каким-то своим мыслям, и её взгляд снова стал пустым. — Я объявила, что Шехзаде умер и взяла грех на душу. Убила мальчика-слугу, похожего по телосложению на Багдада. Правда, пришлось изрядно попотеть с хной, дабы придать его русым волосам рыжий оттенок. При этом я знала, что Нурхаят мне не поверит. Она захочет видеть сына. А я не могла позволить, чтобы она делала это в состоянии полного сознания, потому я заранее начала поить её различными отварами. Подкупленные мной лекари говорили, что они были успокоительными, но на самом деле задурманивали её рассудок. Этого было вполне достаточно, чтобы, увидев рыжие волосы, выглядывающие из-под белой простыни, она поверила в смерть Багдада. В какой бы истерике не билась Нурхаят, ближе к телу сына её не допустили, ведь оспа — болезнь заразная. Далее ты знаешь историю. Махиэнвер отвернулась, а Сонай в ужасе закрыла лицо руками, пытаясь привести мысли в порядок. Это звучало безумно и неправильно. Её дочь обрекла брата на мучения, полностью разрушила жизнь Нурхаят, которая даже пыталась покончить с собой в Старом Дворце, и погубила саму себя. — Зачем? — только и смогла выдавить Сонай, со страхом наблюдая за дочерью. — Зачем тогда ты оставила его в живых? Некоторое время Махиэнвер молчала, стояла к матери спиной. Мёге заметила, как её тело еле заметно дрожало. Затем девушка собралась с силами и обернулась. — Не смогла. — Махиэнвер неуверенно пожала плечами. — Как бы сильно я не ненавидела Багдада, но сперва я не смогла его убить. Думала сделать это позже, когда наступит подходящий момент, но... Я думала, что быстро смогу родить Девлету сына. Если бы у нас появился наследник, я бы рассказала обо всём мужу. Сбросила бы эту ношу на него. Ему бы не осталось ничего, кроме как убить Багдада. — Кровь Багдада всё равно осталась бы на твоих руках. — почти прошептала в отчаянии Сонай, медленно поднимаясь с софы. Женщина не могла избавиться от чувства, что на самом деле вырастила не дочь, а монстра. Неужели он с самого детства сидел в ней? — Я знаю! — крикнула, что есть силы Махиэнвер, будто пытаясь отмахнуться от правды. — Знаю. — Так какая тогда разница? — Мёге попыталась дотянуться рукой к дочери, но та отпрянула. — Если кровь всё равно останется на тебе, почему ты не убила его сама? — Потому что он стал моим запасным вариантом. — Махиэнвер в ужасе обняла себя руками. — Я не враг своей семьи. Я хотела, чтобы на престоле осталась Династия Османов. Это было возможно только в том случае, если бы я родила Шехзаде. Но этого не происходило. Все врачи в один голос говорили, что я могу родить ребёнка, но малыш так и не появлялся на свет. Сколько бы времени я не проводила с Девлетом, всё было без толку. На глазах Хасеки снова появились слёзы. Приходилось говорить через силу, заставляя себя ровно стоять на ногах. — В моих руках был козырь, Валиде. И этим козырем был Багдад. Если бы я так и не смогла родить Шехзаде, я бы вернула его на престол. — Махиэнвер запнулась. Сонай в ужасе прижала к груди руки. Её материнское сердце рвалось, чтобы обнять дочь, но здравый смысл останавливал. Мысли постепенно начинали проясняться. — И как бы ты его вернула, если ты своими руками его похоронила? — Мёге говорила с напором. — Как, Махиэнвер? Ты хоть представляешь, что бы он тогда с тобой сделал? Разве пожалел бы? — Я бы что-то придумала. — Махиэнвер отрицательно покачала головой. — Но я бы не оставила престол Девлету и его безродным рабыням, вроде Бахарназ. — Ты бы погубила себя. — Сонай со страхом в глазах поджала губы. — Я погубила себя в тот день, когда умер отец, Валиде. — Махиэнвер снова выпрямилась, пытаясь вернуть своему лицу выражение холодности, но слёзы продолжали течь по щекам. — Мне нечего уже было терять. В покоях повисла угнетающая тишина. Бледная Сонай, казалось, еле держалась на ногах, отчаянно прижимая руки к груди. Её взгляд был прикован к дочери, пока разум отказывался принимать услышанное. Да, Мёге тоже хотела мести за смерть своего маленького сына, но не таким путём. Женщина уже сотни раз успела пожалеть о том, что была выслана и не смогла быть рядом с дочерью. Может, если бы она жила в Топ Капы вместе с Махиэнвер, всего этого удалось бы избежать. Может, история повернулась бы по-другому. — Багдад теперь в руках Наргизшах? — Мёге не стала более ворошить прошлое, опасаясь, что там спрятано ещё слишком много скелетов. Та и сейчас это было уже не так важно. Если Шехзаде действительно жив и Наргизшах попытается возвести его на престол, тогда и Махиэнвер, и Девлет станут предателями в глазах народа. Им нужно было что-то срочно предпринять. — Я не знаю, как она нашла его, но... — Махиэнвер устало провела рукой по волосам. — С боем и кровью они забрали его. — Ты должна рассказать обо всём Девлету. — тут же выпалила Мёге, хватая дочь за предплечья. Махиэнвер отчётливо увидела в карих глазах матери решительность, но она имела совсем другой взгляд на ситуацию. — Вы с ума сошли? — раздраженно выпалила девушка, сбрасывая руки Сонай. Её лицо исказила гримаса злости. Не в силах больше стоять на месте, Махиэнвер начала ходить по покоям взад-вперёд, нервно покусывая губу. — Это наш единственный выход сейчас. — не унималась тем временем Мёге, покручивая кольцо на пальце. Её взгляд бегал по покоям, пока мысли постепенно выстраивались в логическую цепочку. — И что я ему скажу? — вспылила Махиэнвер, зло покосившись на мать. — Он приехал сюда только после того, как убедился, что наследник мёртв. А теперь я заявлю, что Багдад жив? В словах дочери действительно была доля правды, но вместе с тем, ослепленная эмоциями, она не видела другую сторону ситуации. — Ты совершила ошибку, не убив Багдада сразу. — в голосе Сонай наконец появилась трезвая холодность. Отчаянно отгоняя от себя образы из рассказа дочери, женщина пыталась придумать, как им выкрутиться в этот раз. — Но это осталось в прошлом. Сейчас Шехзаде в руках твоей сестры. — Она мне не сестра. — бросила Махиэнвер с ненавистью. Мёге подняла вверх руку, призывая дочь к молчанию. — Это сейчас не так важно. — Сонай покачала головой. — Мы в любом случае не можем позволить ей использовать наследника против нас. И единственный, кто может нам в этом помочь, — это Девлет. — Лучше всего ситуацию решить без его вмешательства. — вставила Махиэнвер, обдумывая риски, но Мёге проигнорировала её фразу. — Он узнает, Махиэнвер. Не сегодня, так завтра к нему дойдут слухи о том, что наследник жив. — Сонай опустила руки и наклонила голову набок, будто пытаясь рассмотреть дочь под другим углом. — Именно потому сообщить ему эту новость должна именно ты. Вместе вы сможете всё исправить. Махиэнвер гордо вздёрнула подбородок, но перечить не стала. Девушка не хотела признаваться матери, что боится. Что снова струсила. Девлет был достаточно вспыльчивым. Ещё неизвестно, как он среагирует на её ложь и что решит сделать. Да, он вполне мог помочь ей спасти ситуацию, но, вместе с тем, у него было достаточно власти, чтобы всё разрушить. А этого девушка допустить не могла. Пусть на престол не взошёл её брат, но формально Империей теперь правила она. Так просто Махиэнвер не согласна была отдать то, что было положено её семье по праву. — А если он не захочет решать эту проблему, что тогда? — Хасеки отчаянно развела руки в сторону. Её глаза лихорадочно блестели, а на щеках появился румянец. Верный признак того, что Махиэнвер нервничала, но Сонай в ответ неожиданно ухмыльнулась. Когда женщина подошла к дочери и положила на её плечо руку, на её лице залегла тень. — Он решит эту проблему. — твёрдость в тоне Мёге удивляла. — Решит, если захочет, чтобы ребёнок в чреве Бахарназ жил. Махиэнвер замерла, чувствуя, как постепенно по её венам начинает расходиться спокойствие. Её Валиде была права. Если Махиэнвер пока не было за что цепляться, то у Девлета совсем наоборот. Под сердцем Бахарназ вполне могла вынашивать мальчика. И даже если нынешний Султан отречётся, его сын всё ещё будет иметь права на престол. Пусть и достаточно призрачные. Но для тех, кто захочет сбросить Багдада, этого будет вполне достаточно. Именно потому над фавориткой сейчас нависла такая же большая опасность, как и над ними всеми. Если Девлет потеряет титул Султана, ребёнка Бахарназ, окажись он мальчиком, непременно убьют. Таким образом единственную угрозу на пути прямого наследника Османов уберут. А это значило лишь одно: если Девлет хотел сберечь свою жизнь и жизнь своего ребёнка, он должен был сделать всё, чтобы остаться на престоле. — Вы снова оказались в одной лодке, Махиэнвер. — Сонай убрала с лица дочери несколько выбившихся каштановых прядей. — Он не сможет убежать. Лицо Хасеки озарила хищная ухмылка, а с губ сорвался вздох облегчения. Наконец-то она нашла соломинку, за которую можно было ухватиться. — Кто же знал, что ненавистная Бахарназ Хатун станет моим спасением. — иронично бросила Махиэнвер и задумчиво взглянула в окно. — У судьбы всегда жестокие шутки. — заключила Сонай, наблюдая за ней. ***Османская Империя. Трабзон, Охотничий Домик, 1606 год
Багдад сидел на софе, стыдливо опустив рыжую голову и теребя перстень, когда-то подаренный ему отцом. Шехзаде всеми силами пытался как-то отвлечься, но голос Наргизшах то и дело разгонял все мысли. — Это было безрассудно и глупо! — повторила Султанша уже который раз, недовольно взмахивая руками. Девушка уже около двадцати минут ходила из стороны в сторону по покоям брата, пока за ней наблюдали Умут и Коркут. Багдад понимал, что, возможно, поступил неправильно, что заставил волноваться и сестру, и бывшего наставника, и даже Коркута Пашу, которого ранее не встречал никогда. Но разве можно было винить наследника за то, что он пытался спастись? Всё-таки жизнь взаперти давала о себе знать. Откуда Багдаду было знать, что это не какая-то очередная игра, где ему снова отведена роль жертвы? — Чем ты вообще думал, когда убегал? Куда бы ты подался, а? — не унималась тем временем Наргизшах. Каждый её шаг сопровождался тихим шуршанием юбок, которое почему-то раздражало наследника. — Госпожа, думаю, Шехзаде уже всё понял. — попытался встать на защиту Багдада Умут и взглянул на Госпожу умоляюще. Бей считал, что Наргизшах имела право злиться. Всё-таки она всю ночь не сомкнула глаз и отправила всех своих людей во все концы Трабзона, дабы найти наследника. Но главное, что Багдад оказался жив, и что его вернули живым и невредимым. — Не защищай его! — тут же отрезала Наргизшах, зло покосившись на Умута. Коркут опустил голову и ухмыльнулся каким-то своим мыслям. — Я думал, что ты тоже меня закроешь в этом доме и будешь использовать в своих целях! — не выдержав, крикнул Багдад. В его серо-зелёных глазах загорелась злоба. В комнате вмиг повисло молчание. — А что я должен был думать? — Шехзаде уверенно надел перстень на палец и убрал с лица выбившиеся рыжие волосы. — Одна моя сестра в день смерти отца похищает меня, не дав даже попрощаться с ним, и запирает в дворце в Амасье. А затем после долгих месяцев заточения появляется вторая и с боем забирает меня, чтобы отвести в какой-то непонятный дом в Трабзоне. Ты думала, что я брошусь тебе на шею? — Багдад... — попыталась что-то сказать Наргизшах, но Шехзаде тут же её перебил: — Я не хочу ничего слушать! Да, я сбежал. Вы меня снова поймали. Мы вернулись туда, откуда начали. Можете приковать меня, как это сделала Махиэнвер. Мне уже нечего терять. Будто в подтверждение своих слов, Багдад протянул вперёд руки ладонями вверх. Его взгляд быстро переместился с бледного лица сестры на испуганного Умута и хмурого Коркута. Но как бы уверенно не звучал голос Шехзаде, внутри у него всё сжималось от страха. А если Наргизшах действительно решит надеть на него цепи, дабы он больше никуда не смог уйти? — Багдад, — Шехзаде вздрогнул, когда Наргизшах прикоснулась к его запястьям и присела рядом на софу, — мне это не нужно. — Ну да, ещё скажи, что действительно решила меня освободить. — иронично заключил наследник. Наргизшах поджала губы, чувствуя нарастающее внутри раздражение. Пусть она и понимала, что все подозрения Шехзаде порождал самый обыкновенный страх, но его недоверие всё равно ранило её и порядком портило планы. — А ты... вернее, Вы, — исправил сам себя Коркут, — никогда не думали, что если Ваша сестра хотела бы Вас заковать, то сделала бы это сразу по приезду в Трабзон? Может, так было бы даже проще. Вы бы не создавали тогда лишних проблем. Такие речи несли в себе непозволительную дерзость. Но твёрдость, отразившуюся на хмуром лице Паши и в его карих глазах, не смог пошатнуть даже уничтожающий взгляд Багдада, чью гордость эти слова явно зацепил. Наследник еле удерживался от того, чтобы подскочить со своего места и разразиться возмущенной триадой. Такое поведение Коркута явно говорило о том, что Шехзаде не пришёлся ему по душе. Хотя какое было дело Багдаду до этого? Паша мог говорить всё, что его душе угодно. Шехзаде всерьёз считал, что от Коркута мало что зависело. Заметив враждебные взгляды Паши и Шехзаде, Умут удивлённо вздёрнул брови, явно не готовый к такому повороту событий. Но прежде, чем Коркут успел снова что-то сказать, Бей предупреждающе толкнул его локтем в бок. Паша тут же замолчал. — Багдад, послушай меня, — Наргизшах проигнорировала их с Коркутом перепалку и взяла руки брата в свои, пытаясь заглянуть ему в глаза. Сердце девушки при этом трепетало в груди и сжималось. Она знала, что этот путь будет нелёгким, но не ожидала, что до такой степени. — Мне не нужно заковывать тебя в цепи или запирать в этом доме. Я сказала тебе не выходить только потому, что это может быть опасно. — продолжила Госпожа. — Я не претендую на роль героини. В этом будь уверен. Но я хочу вернуть то, что положено тебе по праву. То, что было предначертано тебе с рождения. То, что хотел бы передать тебе отец. Трон. Шехзаде от неожиданности отпрянул от сестры, но она продолжала крепко сжимать его руки. Сколько времени прошло с дня смерти отца? Неужели этого было достаточно для того, чтобы её брат так сильно изменился? Казалось, что Багдад за эти месяцы успел постареть на несколько лет. В его глазах больше не горел озорной огонь. Он больше не был бесстрашным сыном своей матери и оборачивался каждый раз, когда за ним в коридоре мелькала тень. Но, возможно, дело было даже не столько во внутренних изменениях, сколько во внешних. Чем дольше Наргизшах смотрела на Шехзаде, тем больше понимала, как же сильно он был похож на покойного Султана Абдуллу. В детстве это было не так заметно. Но теперь Шехзаде уже не был ребёнком. С этой мыслью ей ещё предстояло свыкнуться. — Ты и вправду хочешь посадить меня на престол? — всё ещё с недоверием спросил Багдад, взглянув в поисках поддержки на Умута. Бей измученно улыбнулся ему. За этот день он приложил много усилий для того, чтобы найти наследника. Усидеть на месте было невозможно, потому Умут много двигался, но под вечер успел пожалеть об этом — рана на ноге снова начала кровоточить. И пусть врачи сделали перевязку и обработали её, мужчина всё ещё чувствовал, как кожа в том месте пульсировала. — Ради этого я вышла замуж за Фатиха Пашу, бросила сестру в столице, приехала сюда, подвергла опасности сотни людей, рискнула перейти дорогу Махиэнвер, олицетворяющую на данный момент власть... — Наргизшах на мгновение запнулась, чувствуя на себе тяжёлые взгляды Коркута и Умута. Как и она, они пожертвовали многим ради Багдада, пусть, возможно, пока и не до конца осознавали все риски. — Ты — законный наследник Династии Османов. Престол по праву принадлежит тебе. Ты не можешь от этого отказаться. Багдад слушал сестру внимательно, не перебивая. Его взгляд был сфокусирован на глазах Наргизшах, в которых бурлила непонятная для него боль. Её слова звучали искренне. Багдад с самого детства знал, что Наргизшах была воплощением уверенности и честности. Если Наргизшах обещала, она всегда выполняла, чего бы ей это не стоило. Но за столько времени даже самые светлые люди могли измениться. Всё-таки и Махиэнвер когда-то улыбалась ему и делала вид, что любила. Вспомнив о самой старшей из своих сестёр, Шехзаде поджал губы и отвёл взгляд. Махиэнвер выбрала сторону и дала чётко понять, что согласна взять только всё и сразу. Ей нужна была власть. Остальное — пыль. Что если Наргизшах нужно было то же самое? Как известно, власть опьяняет. Но если подарить эту власть Султанше мог только Багдад... На лице Шехзаде внезапно появилась хитрая лисья ухмылка. Умут, заметив это, напрягся. Бей прекрасно знал это выражение, и оно не сулило ничего хорошего. — Я согласен сесть на престол и помочь тебе. — заявил Багдад с полной уверенностью, забирая свои руки с рук Наргизшах. Девушка выпрямилась, и её лицо озарила победная улыбка. — Но при одном условии. — уточнил Шехзаде, когда сестра встала с софы. Наргизшах удивлённо обернулась. Была не была. — Я сделаю всё, что нужно, только если рядом будет моя Валиде. Афифе Нурхаят Султан. Без неё я буду постоянно убегать и, в конце концов, мне удастся скрыться от вас. Ни вы, ни Махиэнвер не получите меня. Султанша застыла на месте, как статуя. Её черты лица снова исказились в гримасе ненависти, а тонкие пальцы сжались в кулаки. Ошарашенный Умут поддался вперёд и во все глаза уставился на наследника. И лишь Коркут хрипло засмеялся, признавая, что рыжеволосый мальчишка обвёл всех их вокруг пальца.