Роман с цветами

      Так я сдружился с ребятами, у которых однажды вел практику. Мои однокурсницы разъехались, вышли замуж, кто-то даже успел завести детей. Единственный, помимо меня, парень из нашей бывшей группы работал аниматором на круизном теплоходе. В сезон он пахал, а зимой брал подработки по переводу, и я с ним почти не общался. Поэтому я очень обрадовался, когда Надя познакомила меня с Мирославом. И мы с ним оказались буквально как два душевнобольных в одной палате и с похожими диагнозами.       Я подозревал, что Наденька сделала это специально, мечтая свести двух одиночек, но получилось все не совсем так, как она ожидала. Магнитики не слепились, а просто крутились один вокруг другого в отрицательно заряженном поле жизни. Слава был довольно интересным пареньком, со своими собственными тараканами. Он чем-то напоминал мне одинокий чертополох, который бабушка всегда вешала над входной дверью в своей старенькой хрущевке. Такой колючий и гордо растущий в одиночестве, но если уж прицепится, то слишком много сил потратишь, чтобы отлепить, и можешь не заметить, что пользы от него больше, а вреда и нет совсем.       Правда, если Славик просто мягко влился в мою жизнь, то Егор прицепился не на шутку. В самые завалы мы просили его помогать с разгрузкой и доставкой — естественно, не за бесплатно — и он ни разу не упустил возможности меня оскорбить. Каждый раз, когда я смотрел на брата, мне казалось, его глаза пылали ненавистью и отвращением. Проходя мимо, он обязательно задевал меня плечом. Никогда не начинал со мной разговор первым, но едко комментировал все, что говорил я. Однажды, когда мы таскали коробки с цветами накануне восьмого марта, он остановил меня в подсобке и с силой прижал к двери, подперев её моей спиной.       — Ну чего тебе? — вздохнул я, глядя ему в глаза. — пусти, Егор! Работы много.       — Думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь?       — Что?       — Да-да, тоже мне ромашка! Строишь из себя невинность, а сам похабные взгляды на меня бросаешь, что аж мерзко, блядь!       — Нет, Егор, как ты мог подумать… Я ничего такого не…       — Заткнись! — и сильная ладонь сдавила мое горло. Общие гены по отцовской линии ставили нас с ним в равные весовые категории, но он занимался борьбой, и противопоставить ему я мог только прокачанные велосипедом ноги. — Еще раз на меня своими блядскими голубыми глазками так глянешь, и я тебе почки отобью, уяснил?       Я молчал, потеряв дар речи. Казалось, это могло произойти с кем угодно, но только не со мной. И, видимо, мой образ бритоголового пацана, с которым хорошо нарваться на драку, в данной ситуации только подливал керосина.       — Я понятно объясняю?       — Егор, — я старался говорить как можно более спокойно. — Я ничего такого о тебе не думал. Ты же мой брат.       — Фу, блядь, спасибо, что напомнил! — он сильнее вмял меня в шпон. — Да я с тобой в детстве в одной ванне купался! Спал на одной кровати! Ты думаешь, я совсем осёл?       — Конечно нет. И ты не можешь меня просто взять и ударить ни за что, мы же родственники. Подумай, Егор.       — Хм, — усмехнулся он, как-то странно сверкнув глазами, немного подвис и затем отпустил меня, — короче, уломал, бить не буду. Не въебу, так выебу, ясно? О таком родакам уж точно не пожалуешься, да, Ромео? Чтобы ты теперь миллион раз подумал перед тем, как на меня своим пидорским взглядом смотреть!       — Я понял. Bête comme tes pieds…(идиот)       — Че сказал?       — Ничего. Все выяснили, давай уже работать.       Конечно, мне было обидно и противно от его отношения. Я заставлял себя надеяться, что все временно, что он успокоится и примет меня хотя бы однажды. Родители учили нас с Марго ценить семью, до последнего ухаживать за пожилыми родственниками, всегда идти мириться первыми и искать компромиссы. Поэтому, наверное, они так легко меня приняли, чего не скажешь о Егоре. Я бы мог пожаловаться сестре, и мне сразу стало бы легче, но не хотел омрачать ее счастливую поездку к возлюбленному своими глупыми проблемами. Поэтому о ссоре с Егором я рассказал Славке, когда мы уже привычно забежали в книжный, а потом шли к моему дому.       — Да уж, твой брат — не подарок, — Славик задумчиво потер лоб. — Я вот с детства мечтал о брате, но если бы он был таким, как твой, я бы из дома сбежал. Или отвез бы его в лес и там оставил.       — Такого не увезешь… Он сам кого хочешь в лесу закопать может.       — Тогда забей. Ой! — хихикнул Славик. — То есть, я хотел сказать, не загружайся. Он же не ребенок, сколько ему?       — Да вот лишь полгода назад на первый курс поступил.       — Переживёт.       — А ты своим родителям говорил, что тебе нравятся парни? — поинтересовался я.       — Нет, — вздохнул он, — да я пока и сам не разобрался. С девочкой одной еще в школе целовался. За ручки держались, пока шли до дома, ходили на свидание, — он усмехнулся, видимо, вспоминая неуклюжие подростковые годы, — но мы быстро расстались. А из всех парней мне пока нравился только один.       Когда Славик первый раз побывал у нас в гостях, мама деликатно уточнила, не бойфренд ли он мне. Я засмеялся и отрицательно помотал головой, услышав такое странное и чужеродное мне слово. Хотя Славика я и правда мог бы представить в этой роли, пусть он и не до конца соответствовал той картинке, что нарисовалась у меня в голове. Он был довольно высокий и худощавый, но с характером, хмурым взглядом, слушал тяжелый рок и носил массивные ботинки из бородатых времен. Мы много обсуждали прочитанного и просмотренного, стали ходить вместе на выставки. А еще он постоянно все фотографировал и буквально жил своими картинками.       — Слава, ты так одним глазом вообще смотреть разучишься, détache-toi! (отлепись) Может, лучше нам за кофе к соседям сбегаешь? — я протянул ему деньги, но он только снисходительно посмотрел на меня и закатил глаза.       После отгремевших февральских и восьмимартовских дней тотального завала, когда с полок смели все подчистую, вплоть до последней веточки хризы*, в магазине воцарилось довольно спокойное время, и я протирал штаны за книгой на стуле у кассы, пока Слава самозабвенно щелкал затвором вокруг весенних крокусов из новой поставки. Людмила приболела, а мама не могла сегодня выйти, поэтому в таких ситуациях я был для них палочкой-выручалочкой.       — Какой будешь?       — Я бы хотел большой латте с корицей, только без сахара, пожалуйста.       Славка выпорхнул в морозный мартовский вечер, а я погрузился обратно в эпоху Просвещения, отраженную на страницах «Парфюмера» Патрика Зюскинда. Из колонок негромко звучал французский поп-рок, и я расслабленно качал ногой в такт.* Но не успел прочесть даже пары абзацев, как в магазинчике нарисовался покупатель. Несколько секунд он озирался, и я с удовольствием наблюдал за этой реакцией: было заметно, что в цветочных делах он совсем не разбирается. Затем все же поздоровался и предложил ему свою помощь.       Мужчина удивленно изогнул бровь и чуть наклонил голову:       — Вы флорист? Какая неожиданность!       — Да, чем я могу вам помочь? Желаете розы или что-то менее классическое?       — Простите. Я сначала решил, что вы охранник. Могу спросить, что вы читаете?       И тут я его узнал. Это был тот самый странный персонаж из бара. Славик недавно рассказал мне, для кого именно там была нужна такая конспирация. Бар для геев. Я никогда не интересовался чем-то подобным, мечтая, чтобы все было как писали Стендаль или Мопассан в своих прекрасных романах, зачастую забывая, что почти все они заканчивались печально.       Посетитель явно не вписывался в обстановку того заведения, но очень неплохо смотрелся в европейском интерьере нашего магазинчика, будто сошедший с обложки какого-нибудь GQ. На вид я бы дал ему лет тридцать пять. Светлые, слегка растрепанные пряди небрежно обрамляли серьезное загорелое лицо. Улыбнувшись, он стянул кожаные перчатки и убрал их в карман пальто. На верхней одежде не было ни капли растаявшего снега, а значит, скорее всего, на входе его ждала машина.       — Нет, стойте! Не говорите! Лучше процитируйте, так будет интереснее.       — Эм… Но вы же пришли за цветами? — я был явно озадачен его любопытством. Нечасто кто-то спрашивал о моих литературных вкусах.       — Обязательно! Обещаю оставить у вас приличную сумму.       — Хм, ну ладно. Если вы действительно хотите знать…       Я потянулся за книгой, открыл ее в месте, где был замят уголок — так я обычно делал с самыми запомнившимися моментами в тексте — и несмело начал:       «Люди могут закрыть глаза и не видеть величия, ужаса, красоты, и заткнуть уши, и не слышать людей или слов. Но они не могут не поддаться аромату. Ибо аромат — это брат дыхания. С ароматом он войдет в людей, и они не смогут от него защититься, если захотят жить. А аромат проникает в самую глубину, прямо в сердце, и там выносит категорическое суждение о симпатии и презрении, об отвращении и влечении, о любви и ненависти. Кто владеет запахом, тот владеет сердцами людей».       — Превосходно, — ответил незнакомец, немного помолчав. — Главное, чтобы в жизни все не закончилось, как в этой книге. Ох, извините, если вы еще не дочитали…       — Все в порядке, я перечитываю. Я часто выбираю книги на определенные даты, чтобы почтить память писателя или отметить его день рождения, * — сам не знаю, зачем я ему это сказал. — Цветы?       — Да, разумеется.       — На какое событие?       — Это в подарок для одной чудесной актрисы и по совместительству моей матери. Я должен вручить их сегодня вечером после спектакля.       — Есть предпочтения по цвету, составу букета? Монобукет?       — А как я могу к вам обращаться? — спросил вдруг этот странный мужчина.       — Роман.       — Очень приятно, я Валериан, — он протянул мне руку, и мне пришлось пожать ее. На мгновение на его лице мелькнула странная эмоция, когда он посмотрел на мою ладонь.       — Валериан, я бы предложил вам выбрать из готовых: вот эти два собраны сегодня нашим лучшим флористом, — улыбнувшись, я подумал о маме, которая утром забежала сделать парочку, чтобы облегчить мне рабочий день. — Подойдут для любого повода, и ждать вам не нужно.       — Спасибо, Роман, но я бы хотел, чтобы его собрали вы.       В этот момент дверь ожила, и на пороге появился Слава с двумя стаканчиками ароматного кофе. Стараясь не мешать, он прошмыгнул в подсобку, прихватив по дороге свой фотоаппарат и показав мне глазами, что латте будет ждать меня там.       — Ваш друг тоже флорист?       — Нет, он фотограф, — зачем-то ответил я. — Так на какую сумму собираем?       — Это не имеет значения. Я ведь покупаю вашу фантазию, хотя думаю, ее невозможно выразить в денежном эквиваленте.       Я нервно сглотнул и уставился на холодильник с вазонами, прикидывая, что можно изобразить. Конечно, до маминых шедевров мне было далеко, но разочаровать клиента почему-то не хотелось, пусть он и довольно странно высказался о моей так называемой фантазии, словно это какая-то вещь.       — Валериан, — я строго посмотрел на него, стараясь выглядеть серьезно. — Вы ставите меня в неудобное положение. Я ведь просто могу собрать все, что тут есть. Поэтому прошу вас, определитесь хотя бы с ценой.       — Ну хорошо, пускай будет пять-шесть тысяч рублей.       — Ох! Finalement! — воскликнул я, не удержавшись, и зашел в холодильник.       Мне почему-то подумалось, что его мама — не клишированная актриса в мехах, а прежде всего, женщина. Одухотворенная и играющая в театре, возможно, в пьесе Чехова или искрометной комедии Грибоедова. Или это что-то современное? В любом случае, когда на улице чернели грязью островки подтаявшего снега, а солнце днем уже намекало на скорое тепло, любая душа ждала весны. Тем более после прошедших праздников, задавших радостный тон всему месяцу. И я решил собрать нежную композицию из пухлых кремовых кустовых роз, россыпи душистых нежно-лиловых гвоздик и альстромерий и подчеркнуть их веточками эвкалипта и редкими вкраплениями розовой эустомы. Подрезав стебли, я упаковал всю эту пастельную красоту в матовую кальку нежных оттенков.       Все то время, пока крутил букет, я чувствовал на спине взгляд Валериана, который не проронил ни слова, позволив мне полностью отдаться процессу и показать ему результат своих стараний.       — Роман, вы продолжаете удивлять меня. Благодарю вас! — кивнул он и протянул мне две крупные купюры.       Я встал за кассу, чтобы подсчитать итоговую сумму и пробить чек, но он поднял ладонь, мягко отказываясь:       — Сдачи не нужно. Вы все сделали замечательно. Это наценка за креатив. — Вале… Валериан! — я почти бегом догнал его у двери, пихая сдачу обратно ему в карман. — Я ценю ваш жест, но мне не нужно лишнего, спасибо.       Он был озадачен таким почти интимным действием, потом улыбнулся и внезапно подмигнул мне:       — А ведь никакой вы не флорист, да, Роман? И в продажах никогда не работали, даже официантом, я прав?       Мы стояли в дверях, и он все не уходил, и я почему-то тоже никуда не спешил. Я был так близко, что мог рассмотреть редкие брызги проседи в русых волосах и услышать аромат его туалетной воды. Судя по удовым нотам c примесью кардамона и благородного дерева, это вполне мог быть «Том Форд».       — Скажите, Роман, в тот раз за стойкой. Вы пришли, чтобы?..       — Я просто доставил букет, — моргнув от неожиданности, выдал я.       — Понятно. А доставщики всегда выпивают после заказа?       — Каждый божий день. Тяжелая у нас работа.       — Ну что ж, тогда желаю вам почаще расслабляться. Надеюсь, это вы умеете делать так же хорошо. Всего доброго, — Валериан улыбнулся, провел ладонью по моему плечу и покинул магазин.       Вернувшись за остывшим кофе, я наткнулся на удивленного Славу, который все это время тайком из подсобки наблюдал за представлением.       — Это что сейчас было, Ром?       — Aucune idée… (без понятия) Сам удивлен не меньше твоего.