Роман с цветами

      Нужный подъезд я нашел быстро: в памяти до мелочей отпечаталось все, что было связано с Валерианом. Уже шел двенадцатый час ночи, и с каждым шагом по направлению к двери я все больше сомневался. Но мне так не хотелось сейчас ни домой, ни куда-то еще. В идеале — хотелось исчезнуть, провалиться в кротовую нору или в кроличью, в Зазеркалье, прыгнуть в сердце урагана и унестись в Изумрудный город, лишь бы подальше ото всех и от себя самого. Удивительно, но я даже не злился на Егора. В моем понимании, это было как злиться на щенка, которого избаловали, плохо воспитали, и он по незнанию или из-за вседозволенности цапнул руку, что его кормила.       Я страдал от беспомощности, от невозможности что-либо с этим сделать. И от бессилия противостоять своим желаниям, потому что там, в тесной кабинке, я отчетливо ощутил желание Егора. И оно не совпало с моим собственным, которое я осознал в тот же момент. Не нужен мне никакой сильный и грубый мачо из каталога нижнего белья или фильма в духе «Супер Майк XXL». Я хотел тепла, хотел зарыться носом в волосы на макушке или уткнуться в шею и чувствовать любящие руки на своих плечах. Хотел отдавать это тепло в ответ, увидеть, как будет наслаждаться им тот, кому я действительно нужен. Не знаю, был ли я правда нужен своему мистеру Ви, но проверить это хотелось немедленно.       Набрал номер квартиры на домофоне и считал гудки, но на звонок так никто и не ответил, целых три раза — значит, он точно не дома. Я пытался представить, где бы он сейчас мог быть, но на ум приходил лишь тот бар накануне четырнадцатого февраля, и я в ужасе отмахнулся от этих мыслей. Внезапно пришло осознание, что он взрослый самостоятельный мужчина, а не выпускник, который не знает, кем хочет стать, когда вырастет. И если у меня нет своей личной жизни, это не значит, что у других её тоже нет. Что у него может быть семья, хотя квартира была определенно холостяцкой. Может, он уже познакомился в том баре с другим парнем, и сейчас они… Нет. Даже думать об этом не мог.       Желая поскорее отвлечься от мрачных мыслей, я надел свои новые наушники и включил плеер на телефоне. Затем устало опустился на скамейку недалеко от подъезда рядом с детской площадкой, окруженной каменными вазонами, и погрузился в музыку.* «Я не выбирал, я есть, я здесь», — пел по-французски чужой голос в моей голове.       В вазонах душисто благоухали высаженные кем-то петунии, ночь была теплой, дождь в последние дни больше не моросил, радуя ласковым майским солнцем все выходные. Развернувшись, я лег на спину, подложил ладони под голову, вытянул ноги во всю длину скамейки — только ступни торчали, не поместившись — и принялся разглядывать безветренное небо, усыпанное белыми точками. Даже сквозь пелену городского смога они продолжали сиять своим холодным и мертвым, но таким прекрасным и далеким светом. Раньше звезды были нужны и важны, — по ним ориентировались путешественники, а теперь это — просто украшение. И тем не менее, стоит ночью в любой момент поднять глаза к небу — они будут там. Даже в непогоду, если их не видно, они будут там. Всегда. Как бы мне хотелось иметь такую звезду, на которую я всегда мог хотя бы смотреть…       Неожиданно обзор на небо мне закрыло чужое лицо. Пара внимательных серо-зеленых глаз лукаво блестела, отражая свет уличного фонаря. Он просто смотрел на меня, медленно растягивая губы в улыбке и почти укоризненно качая головой. А я смотрел на него, и даже не сразу сообразил, что нужно выключить музыку и поздороваться, потому что в этот момент мне показалось, что я просто сплю. Наконец, опомнившись, я несколько раз моргнул, но лицо никуда не исчезло. Трясущимися руками я остановил плеер на телефоне и вынул затычки из ушей.       — Привет, — робко начал я, удивляясь сам себе, что так легко перешел с ним на «ты».       — И где же я на сей раз нашел этот цветочек? В своей клумбе! — рассмеялся он вместо приветствия.       — Сегодня ромашки совсем без роз…       — Я не против. — Валериан заботливо провел рукой по моему лбу, потом отстранился, сделал несколько шагов к подъезду и, пикнув дверь ключом, замер в ожидании. — Идём?       «У меня все в порядке, вернусь завтра», — написал я на все пропущенные и отправился за ним в пугающую неизвестность. Подниматься с ним в лифте было очень неловко. Я боялся рассказать, зачем пришел, наверное, он опять поймет все не так. Хотя кого я обманываю? Зачем еще я мог прийти? И к тому же, мне страшно было узнать, откуда возвращался он сам. Услышать что-то такое, что заставило бы меня почувствовать себя лишним. Все время, пока мы ехали на его двенадцатый этаж, Валериан стоял, расслабленно прислонившись к стене лифта и засунув руки в карманы своих джинсов. Я неуверенно скользил взглядом по его предплечьям с закатанными рукавами и телу в черной рубашке, оттуда — по шее, выше, к губам. На глазах я долго задерживаться не мог, потому что сразу покрывался мурашками. Ведь на меня он всё это время смотрел совершенно беззастенчиво.       — Рома, мы приехали, — мягко сказал он, когда двери уже захлопнулись, и мне пришлось нажать кнопку, чтобы открыть их снова.       Пока в замочной скважине гремел ключ, я судорожно перебирал причины уйти или остаться. Но Валериан скрылся за дверью, не захлопывая ее, потому что он-то лучше меня знал, что я, конечно же, останусь.       Разувшись, я прошел в гостиную, вспоминая, как побывал тут почти неделю назад. Теперь комната была хорошо освещена, и я мог рассмотреть большой диван, телевизор напротив, а также вместительный книжный шкаф вдоль одной из стен. Хозяин квартиры уже гремел чем-то возле барной стойки. На ней же я заметил все тот же гордый и одинокий букет алых роз.       — О, он все еще стоит! — порадовался я, потому что в тот раз не рассказал, как ухаживать за букетом. — Я забыл отдать тебе кризал*.       — М-м? — обернулся Валериан. — Извини, что?       — Чтобы… эм… дольше простоял.       Он лишь усмехнулся, а я почувствовал, как краснею до самых ушей.       — Ты голодный?       Этот вопрос почему-то мне показался очень пошлым, но я не задумываясь ответил «да», шагая ему навстречу. И сегодня уже я прижимал его к барной стойке, не заметив, как внезапно сократилось расстояние между нами, вдыхал знакомые ароматы и боялся сам себя.       — Рома, я тебя ни к чему не принуждаю. И прошу прощения за тот раз.       — Я знаю… J'étais tellement stupide, toi aussi pardonne-moi s'il te plaît… (Я был таким глупым, ты тоже извини меня, пожалуйста)       — И не думаю о тебе ничего плохого, не бойся. Только хорошее, Рома.       — Je le sais… Vie. Quand je suis à côté de toi, rien ne me fait peur que moi-même… (Я знаю, Ви. Когда я с тобой, я боюсь только себя самого)       Я продолжал нести ему всякую чушь на французском, о том, что у меня еще никого не было, что я боялся отношений, что мой единственный друг-гей не стал для меня кем-то большим, хотя нас прочили друг другу в парочку. Что я даже и не целовался-то ни разу по-настоящему, по-французски. Что я так хотел любви, но сегодня мне пришлось испытать нечто совсем другое, и единственный, кто смог бы заглушить это, был он. Все это время Валериан просто стоял, заботливо гладя меня пальцами по шее, зарываясь в кудряшки на затылке. А я говорил ему, какой он красивый. Какие добрые и в то же время лукавые у него глаза. Как меня заводило сочетание его властной отстраненности и в то же время доверия, которое он вызывал. Будто я всегда могу решать, но при этом ситуация все равно под его контролем, и это и пугало, и манило одновременно. И почему-то на другом языке сказать всё это было легче.       Я все время называл его «Ви», даже не осознавая, что он меня не понимал и не слышал своего имени среди этого потока слов.       — Если это будешь ты, то все в порядке. Je te veux, vraiment, je ne vais pas m'en aller cette fois-ci! (Я тебя хочу, правда, в этот раз я не уйду!)       Почти что прошептав последнюю фразу, я коснулся губами его щеки.       — Я понимаю тебя на любом языке, — улыбнулся он и поцеловал меня.       Он целовал не торопясь, наслаждался, будто слизывая мороженое в жаркий день, слегка оттягивая мою нижнюю губу своими, потом переключился на верхнюю, пробовал меня на вкус, требуя все больше, и я, наконец, поддался, начал несмело отвечать на его ласки. От его ладоней на моей шее кружилась голова, и я, прижавшись вплотную, обхватил его за талию. Как прекрасно, неописуемо хорошо было сжимать в объятиях крепкое тело, животом к животу, так, что даже самые сильные магниты не смогли бы сейчас посоревноваться с нами в силе притяжения. Когда я, не отрываясь от его губ, стал исследовать руками спину и поясницу, Валериан тихо застонал.       — Видимо, поздний ужин скоро превратится в ранний завтрак, — улыбнулся он и потянул меня за руку на свой диван.       Я не шел за ним, а почти плыл. Что творилось у меня в паху, я боялся даже подумать. Из-за того, что никогда не представлял себе кого-то конкретного, редкие случаи рукоблудия, которые я себе иногда позволял, приносили чисто физическую разрядку, сбрасывали напряжение. Но сейчас все было иначе. Мое тело вдруг стало жадным. Я смотрел на мужчину передо мной и был готов сделать все, что он попросит, или заставить его просить…       — Садись, — он легко толкнул меня в грудь, и я приземлился на мягкие подушки. Валериан забрался сверху и принялся осыпать меня горячими поцелуями, кусать уши, одновременно расстегивая на мне рубашку.       — По-подожди, Ви, — полустонал-полушептал я, — эм… у меня еще никого не было. Ты уверен, что хочешь нянчиться со мной?       — Хм, — на секунду он отвлекся и серьезно посмотрел мне в глаза, — так ты это называешь? «Нянчиться»? Я хочу насладиться тобой. — облизнулся он и провел языком влажную дорожку от моей ключицы до уха.       — Хах… это… franchement очень смущает. Я… я ведь о тебе совсем ничего не знаю.       Я продолжал лапать его, трогать руками сквозь одежду и немного под ней, боясь продвинуться дальше. Мне нравилось получать удовольствие даже от простых прикосновений.       — Ты и о себе еще многого не знаешь, Ромашка, — шептал мне он уже в другое ухо.       — Тогда… Ты расскажешь мне? Обо всём? — немного отклонившись, я поднял на него взгляд и впервые увидел не статусного мужчину, а страстного парня, на вид буквально немногим старше себя, и смутился от этого еще больше. Его щеки тоже пылали, взгляд был будто ошалелый, губы алели от поцелуев, и я не мог успокоиться, понимая, что это все тот же Валериан, и сейчас он, возбужденный, сидит у меня на коленях.       Вместо ответа Валериан расстегнул на мне последние пуговицы и оголил верх. Затем встал, и его пах оказался прямо перед глазами.       — Теперь твоя очередь.       Я задрал край черной ткани его рубашки и приник губами к животу с пушком русых волос, манящих спуститься ниже. Живот подрагивал под моими поцелуями, и, не отрываясь от горячей кожи возле пупка, я начал расстегивать ремень на его джинсах.       — Прекрасно, Рома… н-н-н… ты продолжаешь удивлять, — постанывал Валериан в предвкушении, пока я медленно спускал с него штаны.       Белье снимать я пока не решался и просто водил руками по этим крепким ногам. Спереди сквозь белую ткань его трусов уже проступали вполне конкретные очертания его члена. Он нежно гладил меня по голове, и я почти физически ощущал, что ему хочется большего. Мои руки сами заскользили выше, от колен к его бедрам, и обхватили упругие ягодицы. Я и свои-то особо никогда не щупал. А в его зад впился пальцами так, что Ви даже дернулся:       — Оу! Вот это было очень сильно.       — Извини, — смущенно пробормотал я и тут же «загладил» свою вину ладонями.       Из-за постоянной работы со стеблями и секатором руки у меня были довольно крепкие, пусть и все в вечных ссадинах. Он благодарно провел пальцем по моему подбородку и выдохнул:       — Что… что мой флорист будет делать дальше?       — Сначала розу очищают от лишнего, — продолжая целовать его живот, я стал расстегивать нижние пуговицы его рубашки.        — Понятно. — Валериан по очереди расстегнул все верхние и небрежно сбросил ее с плеч. — А дальше?       — Потом ей надо дать немного постоять… — моя рука сама переместилась вперед, нащупала его член, и от этого ощущения чужого возбуждения сквозь тонкий трикотаж я едва не кончил. — Надо дать цветку… привыкнуть. А потом уже можно… крутить букет.       Я водил рукой по этому «бутону», и с каждым движением Ви все сильнее подавался вперед. Когда там, где под тканью была головка, я заметил небольшое мокрое пятнышко, то аккуратно приспустил до колен его белье и ошарашенно уставился на довольно внушительных размеров член, нетерпеливо подрагивающий перед моим лицом. В нерешительности я поднял глаза на Валериана и встретился с его томным взглядом. Казалось, что он сам тоже был уже на грани и просто старался сохранять самообладание.       — Рома… Я вижу, с такими цветочками ты еще не работал. Давай я научу тебя, — сказал он и опустился передо мной на колени. — Тебе не нужно ничего делать, просто расслабься.       Теперь настала очередь уже моих штанов. Когда они благополучно оказались спущенными до щиколоток вместе с бельем, открыв ему вид на все что ниже пояса, Ви воскликнул, удивленно вскинув брови:       — Ну просто день сюрпризов сегодня, да, Ромашка? — и медленно опустился ртом на мой колом стоящий член.       Его язык творил со мной что-то невообразимое, и я даже не сразу понял, что произошло. То ли его влажный рот на головке, то ли горячее дыхание, которое щекотало мне живот, сделали свое дело, и, не успев ничего предпринять, мгновенно кончил, пачкая его подбородок. Я в ужасе смотрел, как несколько капель спермы попало на грудь, и не мог перестать стонать.       — Oh putain…       — Какой чувствительный, мне нравится, — улыбнулся он, вытирая рот своей рубашкой.       — Ви, прости… Оh putain j'ai tellement honte… (вот черт, мне так стыдно)       — Боже, как же сексуально ты говоришь по-французски. Ради подобного я готов делать это снова и снова…       Притянув к себе, я осторожно его поцеловал. После всего, что произошло, я чувствовал себя одновременно очень неловко и очень хорошо, все еще не до конца веря в то, что это всё реально.       — Можно, я?.. — моя рука нашла между его ног все еще возбужденный член.       Мне очень хотелось, чтобы он вновь оказался сверху на мне. Свободной рукой я потянул его на себя, и вот перед моими глазами опять возвышалось это великолепное тело. Валериан шумно выдохнул, когда я начал делать робкие движения рукой по стволу его члена.       — Да, милый, вот так, — он взял мою руку и положил себе на грудь. — Поиграй со мной и здесь тоже.       Дрожащими пальцами я нащупал его сосок и, легонько его оттянув, вызвал новую порцию стонов. Ласкать его член было более привычно, и моя рука двигалась сама по себе, но глаза все равно боялись. Валериан ёрзал сверху, закинув руки мне на плечи и закусив губу, шептал разные пошлости. От всего происходящего в моем теле снова зародилась волна желания.       Мы терлись друг о друга, жадно ласкали соски языком, губами. Пальцами я изучил почти каждый сантиметр его тела, но зайти дальше мне было страшно, и Ви не настаивал. Он вообще не делал ничего, что могло бы меня напугать, будто чувствовал какую-то невидимую грань, которую мы пока не переступали. Когда с улицы уже послышалось предрассветное чириканье, мы, наконец, отлепились друг от друга, липкие, потные и уставшие, но очень удовлетворенные. Меня все еще потряхивало от пережитого накала, и я видел у своего партнера такой же дикий взгляд, какой, наверное, был и у меня.       Он пустил меня в душ первым и, пока я мылся, колдовал что-то на кухне. Надевать пижаму Валериана было просто верхом неловкости… От нее шел тонкий, едва уловимый аромат его туалетной воды и ополаскивателя для белья. Ткань приятно струилась по ногам, я чувствовал себя будто в волшебной стране, под крылом у доброй феи, которая даже не спрашивала, а сразу исполняла заветные желания.       Дождавшись, когда Ви тоже освежится, я подошел к нему, обхватил руками и крепко прижал к себе.       — Спасибо, — выдохнул ему в макушку, фыркнув из-за волос, тут же защекотавших мне нос.       — Ты слишком вежливый, Рома. Ты мне ничего не должен, но это приятно. Теперь, когда мы выпустили пар, пойдем перекусим? И ты расскажешь мне, что у тебя там случилось.       — Ви, откуда ты?..       — Милый, я не дурак. Je t'ai déjà dit que je te comprends dans n'importe quelle langue. (Я тебе уже говорил, что понимаю тебя на любом языке)       Энергии от эмоций, которые я испытал, стоило ему это сказать, хватило бы сейчас на рождение сверхновой.