Роман с цветами

      Когда Валериан сказал, что любит меня, лежа щекой на моем бедре, кажется, мое сердце непроизвольно подпрыгнуло. В этот момент я гладил его по голове после нашего умопомрачительного секса, и мне казалось, что лучше уже и быть не может, а он просто взял, поцеловал меня и произнес это, так вкрадчиво, спокойно, будто я это уже слышал миллион раз:       — Я люблю тебя всего, Рома.       А затем потянулся за салфетками и принялся вытирать с нас пот, слюни и сперму. Я лежал, закинув руку на голову и спрятав глаза в сгибе локтя. Я не знал, что ему ответить. Точнее, я знал, но язык не поворачивался, отчасти из-за бурной деятельности до этого, отчасти… да сам не знаю, отчего. В какой момент надо это говорить? В ту минуту я почему-то резко ощутил свою наготу, и захотелось закрыться целиком. И было слишком невыносимо от того, что я испытал, услышав эти три заветных слова. Те, что родители говорят тебе в детстве, укладывая спать, что говорит сестра, стоя в зале аэропорта со слезами на глазах, будто не ее, а меня провожаем. И вот… тот самый заветный момент — когда тебе признаются намеренно, придя к некому осознанию. А я лежал, как последний дурак, не в силах ему ответить. Если бы я ответил сразу, это прозвучало бы как снисходительное поддакивание: ой, знаешь, кстати, я тебя тоже… Вроде как признался, но будто отбил подачку в теннисе. Передайте соль, пожалуйста! Спасибо, и вам не хворать! Это же не банальная вежливость, это чувства. Мои чувства, его чувства.       Хорошо, что Валериан вроде бы ничего не ждал в ответ. Мне даже сначала показалось, что ему и не обязательно было услышать то же самое в свой адрес. Но чем больше я потом об этом думал, тем больше переживал. Какой же я дурак… Кто еще скажет ему о том, что его тоже любят? Много ли вообще вокруг каждого из нас есть людей, способных сказать это вот так легко и просто, как данность, не выбирая момент, не переживая о том, как это прозвучит?       Хорошо, что у Валериана такой человек все-таки был. Такой же зеленоглазый ангелок с русыми волосами, только маленький. Наша встреча случилась раньше, чем я ожидал. В конце недели, когда Ви поменялся с этим приставучим Артемом сменами, оставив его за главного, чтобы один день мы могли побыть вместе, а на второй он поехал бы с дочкой в парк развлечений, официантик внезапно приболел. Но первый выходной мы все-таки провели вдвоем, сходили на выставку французского импрессионизма, вечером — зарядились живой музыкой в уютном баре. А на следующий день, когда я был занят переборкой роз в нашем цветочном, Ви позвонил раньше обычного:       — Рома, здравствуй, мой хороший! Извини, я тебя не отвлекаю?       — Конечно, нет, Ви, как дела? Хочешь приехать?       — Вообще-то да, — он помолчал, но я чувствовал какое-то волнение в его голосе. — Послушай, у меня тут возникла накладка… Могу я тебя кое о чем попросить?       — Все, что угодно, mon ange! Только я еще на работе, освобожусь через час-полтора.       Немного замявшись, будто что-то обдумывая, он продолжил:       — Рома, это ничего, если я тебе Вероничку привезу сейчас? Не могу ее с собой взять.       — Эм… Ну да. — Я заволновался, его эмоции передались и мне. — А это нормально? Она незнакомых не испугается?       — Надеюсь, что нет, — усмехнулся Ви, — когда тебя увидит, может, даже обрадуется.       — Как это? У меня такое смешное лицо?       — Да нет же, глупый! — рассмеялся Ви, и мне сразу полегчало. — Просто я о тебе ей уже немного успел рассказать…       — Вот как.       — Сразу после того, как мы тогда в машине… кхм… дискутировали, — видно, эта ситуация была для него такой же неловкой, как и для меня.       Ви рассказал, что в ресторане внезапно намечался приезд какого-то очень важного гостя, за которым всегда закреплен определенный стол, а в винном погребе всегда держат про запас одну, а то и две «Дом Периньон». Но в этот раз ужин должен был быть основательным, гость желал отведать французских вин, и Валериан был там нужен как никогда. Брать с собой ребенка, само собой, было бы неуместно. Мать Вероники на радостях уехала со своим бойфрендом за город на все выходные, а свою Ви почему-то просить не хотел, да я и не спрашивал. Через полчаса в зал запорхнул мой запыхавшийся цветочек, уже в рабочей одежде и чуть ли не с бейджем, держа за руку очаровательную девчушку с косичками, закрученными в рогалики, почти как у принцессы Леи. Я никогда еще не видел на лице Валериана столько новых эмоций: волнение, беспокойство и… смущение?       — Привет! — улыбаясь как можно добрее, сказал я, присев перед девчонкой на корточки, — я Рома!       — А я Ника! — она бойко протянула руку, и я легонько отбил ей «пять».       — «Ника» как «земляника»?       — Вероника, вообще-то! — рассмеялась она. — Такой высокий и такой ты глупенький!       — Ну спасибо, очень приятно, Вероника!       — Ника! Кошмар какой, давай-ка извиняйся, дорогая! — возмутился Ви. — Принцессы себя так разве ведут?       — Извини, — тут же закусила губу девчушка, а я укоризненно посмотрел на Ви, качая головой, прямо как всегда делал он сам.       — Зайка, все в порядке! Ну и строгий же у тебя папка, да?       Освободившись от покупателя, к нам как раз подошла мама и тоже радостно познакомилась с Вероникой, отчего та немного расслабилась.       — Пойдем, Ника, я тебе покажу наш магазинчик. — Мама взяла за руку дочь Ви и потянула ее к холодильнику, где пестрели в своем многообразии разные цветочки из нового привоза, — вот, смотри, знаешь, как вот эти называются?       — Ромашки!       — Точно, молодец какая! Ну это легко, да? А вот эти?       Они уже вовсю играли в «угадайку», и Валериан, облегченно вздохнув, вышел со мной на крыльцо. Я погладил его по плечу, пытаясь успокоить:       — Не переживай, Ви, все будет хорошо! Я сейчас еще одну коробку обработаю, и мы пойдем домой.       — Спасибо, милый, что бы я без тебя делал… Вот только вероятно, я сильно задержусь… — он полез в карман и виновато протянул мне ключи, — не мог бы ты отвезти Вероничку ко мне? В своей комнате ей, наверное, попривычнее будет, если она вдруг захочет спать…       — Настолько задержишься? — вздохнул я, забирая у него ключи.       — Как получится. Я позвоню, как освобожусь. Буду тебе обязан…       — Ты с ума сошел? Tu dis n'importe quoi! (Ты говоришь ерунду) Обязан! Езжай уже на работу, а то опоздаешь!       Выпроводив Ви, я вернулся на свою, но никак не мог полностью сосредоточиться: так странно было видеть в девочке его черты и осознавать, что это не сестренка. Мостиком между мной и Никой, что неудивительно, стала моя мама. Она принесла ворох цветов с обломанными стеблями — такие всегда попадались в закупке или ломались в процессе работы с букетом. Достала деревянный ящичек в форме конверта, уложила в него флористическую губку и принялась объяснять Нике, как делать композицию, только вместо ножа мы ей дали ножницы. Девчушка залезла коленками на стул перед стойкой и погрузилась в творческий процесс. Мама отвлеклась на очередного покупателя, а я стоял рядом, обрабатывая розы шиподером, и вполглаза наблюдал за Никой.       Сначала она радостно перебирала цветы, прикладывала то один, то другой, но потом задумалась, и я позволил себе вмешаться:       — Не знаешь, с чего начать?       — Не-а…       — Ну вот смотри, это у тебя домик, — я ткнул пальцем в треугольную деревянную верхушку конверта. — Давай в него цветочки селить. Какой пойдет первым?       — Вот этот! — девочка выхватила из вазона пухлую пионовидную розу.       — О, это домик для розы, да?       — Да! Это ее замок! — кажется, ей стало интереснее.       — Правда сейчас ей тут одиноко, да? А кто еще будет жить в замке?       — Мама розы, — она взяла стебель с мелкими кремовыми кустовыми розочками и воткнула его рядом с хозяйкой композиции.       — Ну классно как! И что, они вдвоем там будут?       — Нет, пускай к ним в гости еще будет приходить подружка.       Выудив из ассорти белые хризантемки, Ника вставила их с другой стороны. Композиция постепенно наполнялась, но в ней все еще не хватало зелени для обрамления.       — Ника, давай вокруг них посадим кустики? Будто они в красивом саду?       — Давай, а какие?       — Ну вот эти можно, — я указал на насыщенно-зеленый писташ в мелких листиках. — Или вот такие нежные дымчатые ветки эвкалипта. Тебе что больше нравится?       — А можно вот эти штучки? — она показала на кудрявую копну грин белла, который мне всегда напоминал водоросли для аквариума.       — Конечно, вот, держи! — я достал один кустик из холодильника и протянул ей.       Вместе мы распределили его тонкие веточки вокруг цветов. Кажется, Ника была довольна: сочетание нежно-зеленого обрамления и розово-белой серединки смотрелось по-девчачьи нежно.       — А можно… Можно еще ромашек? — робко попросила она.       Серо-зеленые глазки хлопали так, что я бы ей сейчас весь магазин отдал на растерзание. У меня даже в груди защемило, я будто увидел маленького Валериана и еле сдержался, чтобы не потрепать милые щечки этого забавного ребенка.       — А у вас, Вероника, неплохие способности к флористике! — улыбнулся я, протягивая ей пучок мелких полевых ромашек, которые довольно хорошо сочетались с розами.       — Это потому, что я Флора из Винкс! А это — мой замок!       — Да у вас тут целые цветочные владения! Неплохо жить в таком замке, да? Я бы и сам в него переехал!       — А ты и так тут живешь! — хихикнула Вероника. — Смотри, вот папа, вот мама, вот бабуля! — она по очереди показала пальцем на все цветочки, которые участвовали в композиции.       И, схватив одну ромашку покрупнее, она воткнула ее рядом с розой:       — А вот — ты!       А потом достала свой телефон и до конца моего рабочего дня увлеченно фотографировала эту красоту, дав мне возможность прийти в себя после ее неожиданного заявления. Я не сразу понял, почему вдруг восьмилетний ребенок, впервые видя, поставил меня в одну вазочку со своей семьей. И я спросил об этом только когда мы приехали домой к Валериану и сидели пили чай с пирогом у него на кухне, а цветочное семейство в деревянной коробочке уютно красовалось на том месте, где пару месяцев назад я ставил гордый одинокий букет роз.       — Ника, а тебе папа про меня что-то сказал?       Сидя на высоком табурете, она забавно болтала ногами и пила сок из маленькой коробочки в ожидании пока остынет ее чай.       — Сказал, только это секрет!       — А я умею секреты хранить, поделишься?       — Тогда я хочу узнать твой секрет, а то так не честно!       — У меня нет секретов, — улыбнулся я.       — У всех есть! Даже у бабули. Я ее спрашиваю, бабуля, ты куда, опять на балкон? А она говорит, что секрет, и не пускает меня с собой!       Ох, я сразу представил себе эту даму в главной роли новой постановки «Секрет балкона», с мундштуком и портсигаром… Да, с Ириной Дмитриевной у нас все еще было только впереди.       — Ладно, я тебе расскажу! Только давай чур ты первая! — делая вид, что стесняюсь, я отправил в рот большой кусок пирога, показывая тем самым, что буду жевать его и молчать, пока она не расколется.       — Папа сказал, что ты его лучший друг. — Ника опустила глаза и, помолчав, добавила: — И что он тебя очень любит.       Я едва не подавился пирогом от неожиданности.       — Как это, зайка, так и сказал? Ну он же пошутил, ты же знаешь? Уж кого он любит больше всех на свете, я точно знаю! — улыбнулся я.       — Да, папа мне сказал, меня! Но я не против, если он и тебя любить будет. У меня в школе есть подружка, я ее тоже люблю. Не так, как маму с папой, но мне нравится с ней играть, я Флора, а она — Блум!       — Молодцы, а учиться-то успеваете?       — Да, а еще мы вместе ходим в бассейн, а пока летние каникулы, я уже так соскучилась, даже в школу хочется.       — В школе классно! Жаль только, что пока там учишься, это как-то не чувствуется, а потом вырастаешь, начинаешь скучать.       — Да, папа говорил, у него был лучший друг в школе, и ему там было не скучно, но потом они поссорились. Ты же с ним не поссоришься? Мама говорит, что больше не любит папу, и он ее тоже. Поэтому я не против, если он будет любить тебя! Ты красивый!       — Ну спасибо большое! — рассмеялся я, не зная, что и сказать. — Ты тоже красивая как принцесса!       От ребенка за этот вечер я узнал о Ви едва ли не в два раза больше, чем за все то время, что мы с ним уже встречались. Вероника, довольная собой, ела пирог, запивая чаем, а потом, поставив пустую чашку на раковину, потянула меня в зал и попросила включить ей мультфильмы. Мы сидели вдвоем, наблюдая, как на экране нарисованные феи бьются с тремя злобными фанатками металла — Славке бы они точно понравились — как внезапно Вероника спросила:       — А твой секрет?       — Мой секрет?       — Ну ты мне обещал же, — надулась она.       — Хм, ну хорошо. Только давай я его тебе напишу на бумажке. Это будет мое тебе тайное послание, хорошо? А то я стесняюсь говорить вслух.       — Ладно! Только честно?       — Разумеется! — я сорвал листок с отрывного блока на холодильнике и печатными буквами начеркал ей свой главный секрет. Надеюсь, ребенок не додумается рассказать об этом кому-то еще… — У нас с тобой теперь уговор! Нарушать нельзя! Обещаешь?       — Обещаю.       Она заглянула в записку, сложенную пополам, протянула мне руку для скрепления нашей маленькой клятвы и через несколько мгновений довольная отвернулась обратно к своим мультикам. Когда Ви прогремел ключом в прихожей, я не сразу услышал, потому что мы с Никой, кажется, задремали. Разлепив глаза, я увидел перед собой его уставшее, но улыбающееся лицо. Телевизор все еще шумел, а Вероничка привалилась виском к моему плечу, и, сев рядом, Валериан заботливо погладил ее по голове. Мы просто молча сидели в приглушенном свете кухни, смотрели на нарисованных фей на экране, пока Ви не вздохнул и не прошептал:       — Ох, ну и денёк. Так устал я сегодня… Этот пид… Гость меня прямо утомил разговорами о вине. Четыре бутылки ушло! Спасибо тебе, Ромашка, что вытерпел моего чертёнка!       — Ну что ты, мне было так весело. И не чертенка, а ангелочка. На тебя похожа, как маленькая копия! — я дотронулся до его ладони и мягко ее пожал. — Сделать тебе чаю?       — Не откажусь! Пойду пока перенесу ее в комнату.       Когда он вернулся, я поставил на барную стойку две чашечки и наполнил их ароматным горячим напитком из френч-пресса.       — М-м-м? Какой странный вкус, это что-то аптечное?       — Ага, — улыбнулся я. — Нашел тут у тебя в шкафчиках.       Достав с верхней полки простую картонную коробочку, я смеясь прочитал:       — «Валерианы корневища с корнями и Ромашки цветки». Знаешь, тут написано, что это благотворно влияет на пищеварение, а еще снимает стресс и усталость.       — О, тогда это теперь мой любимый чай! Но знаешь, милый, у меня тут тоже есть один рецепт, который снимает стресс, усталость и вообще во время его применения лучше снять все остальное.       Он подошел ко мне, поцеловал в подбородок, а оттуда стал медленно пробираться к моим губам, фыркая от колючек моей немного отросшей щетины. Я сам уже успел соскучиться, положил руку ему на поясницу, дразнясь поглаживаниями у пояса брюк, а второй рукой попытался переплести наши пальцы, но нащупал в его ладони сложенную пополам бумажку, и внутри что-то ёкнуло.       — Ну что, Рома, объяснишь мне, что это еще за «я тоже люблю твоего папу»?       — Эм, я… Это был наш с Никой секрет!       — Секреты надо лучше хранить, милый… — целовал меня в губы, потом перемещался на шею, и я уже так расслабился, то ли от ромашки с валерьянкой, то ли от уютного вечера. — Рома, я хотел тебя спросить… Ты оставишь себе те ключи, что я тебе дал, ладно?       — Да? Sérieux? Боже, Ви, не смотри так на меня, пожалуйста, а то я сейчас с ума сойду! Oh putain я так тебя люблю! Очень-очень люблю!       — И я тебя люблю, Рома…       И то, как он это произнес, не было похоже ни на вежливость, ни на поддакивание. Это было такое же равноценное признание, подкрепленное теплыми объятиями, и я в шоке без всякого смущения принялся шептать ему снова и снова три простых и избитых слова, знакомые мне по каждому роману, фильму, звучавшие в песнях и стихах, и от этого было так хорошо, что ноги подкашивались. Потому что, оказывается, «я тебя люблю» всегда значит для человека именно то, что вы пытаетесь ему сказать.