Симбиоз (другой взгляд).

      Я попала в странную для себя ситуацию. Если бы я была обычным представителем своего вида, то постаралась бы освободить своих сородичей. Но я была копией, и они скорее всего меня бы уничтожили, даже если бы я их освободила. И своего оригинала я не могла освободить, так как, согласно местной иерархии, Аделину нечасто пускали к моим сородичам, а уж тем более она не могла кого-то забрать, в противном случае я бы вообще не появилась на свет. Да и не чувствовала я потребности освобождать существ, до этого обижавших мой оригинал - обиду я помнила так, как будто обижали меня саму. Так что пусть они и дальше сидят в контейнерах. Жрать там, конечно, нечего и скучно, но ничего, потерпят.              Хотя, с другой стороны, как бы холодно мы друг к другу не относились, мы привыкли жить в сообществе, иногда настолько тесном, что стирались грани отдельных личностей. Некоторых из нашего вида такое тесное общение не устраивало, и они предпочитали жить более свободно, но и при этом мы часто контактировали друг с другом. А сейчас я оказалась как бы одна на этой планете и у меня была только моя носительница.              С носителями у нас отношения делятся на два типа: либо носитель — это компаньон, у которого можно поучиться чему-то полезному для нашего сообщества и с которым просто приятно провести некоторое время, либо носитель — это просто основа для строения тела и энергия для личного развлечения. Мне же от оригинала досталась жажда чего-то большего, чем просто компанейские отношения. Это желание ему приходилось тщательно скрывать, потому что если бы о нём узнали, то постарались бы эту особь либо уничтожить, либо изолировать от остальных. Мне неизвестно, откуда пошла эта традиция, но очень тесная связь с носителем у нас запрещена.              От первого носителя оригиналу осталась только злость, которая всё больше усиливалась от неудачных попыток взаимовыгодного союза. Вечный страх носителей или холодный расчёт злили. С Аделиной же у меня сложилась новая для меня ситуация. Оказалось, что существуют носители, на которых не за что злиться. Более того, если сама Аделина начинала на кого-то сердиться, а это бывало в том месте, где держали моих сородичей, то она не требовала моей помощи в уничтожении врагов, а пыталась успокоиться.              Вообще-то чисто физически она не была сильной, и тут я бы могла её усилить, но она об этом ещё ни разу не попросила. К тому же она ни с кем не сражалась, а жила спокойно и размеренно до моего появления. И если у меня сначала возникла мысль, что она хочет меня изучить, то я пока никакого изучения с её стороны не заметила, отчего начала теряться в догадках, а зачем я вообще ей понадобилась. Мечтая о хотя бы взаимовыгодном проживании, я как-то не подозревала, что может оказаться так, что мне нечего будет предложить со своей стороны.              Те носители, что не боялись моего оригинала, требовали что-то уже за то, что предоставляют своё тело для проживания. Со стороны же Аделины не было требований, а было спокойное внимание. Она, казалось, предусмотрела, что мне потребуется энергия для роста и жизни и ела так, что хватало нам двоим. С Аделиной я впервые ощутила, каково это не испытывать лошадиный голод, а желание кого-нибудь сожрать поубавилось, отчего я слишком рано расслабилась, потому что, в очередной раз одеваясь, чтобы выйти из дома, Аделина увидела, что одежда теперь не соответствует её размеру и спадает. Это её удивило, и я так и не поняла, приятно ей от этого или наоборот она расстроена. И пока она, опять же, не прося у меня ничего, искала для себя другую одежду, я поняла, что вечером она намерена серьёзно со мною поговорить. Правда для этого мне нужно будет ещё много чего уяснить из языка Аделины, и поэтому я вместо ответа на её вопрос решила поспрашивать её саму. Тем более, что когда Аделина выходит из дома, у неё возникает чёткое нежелание общаться. Я даже спросила её, зачем она ходит в то место, где содержат моих сородичей, но она ответила, что объяснит мне это когда-нибудь позже, при этом чётко обозначив, что так надо, и в очередной раз напомнив, что там надо вести себя очень тихо. Я же не дура показываться в месте, где полно учёных и где уже держат в клетках таких как я.              Зато после своей так называемой работы, не смотря на то, что она была уставшая, Аделина радовалась, что скоро попадёт домой, и поэтому дорогой я закидывала её вопросами. С одной стороны, мне действительно были важны ответы, а с другой так и подмывало выяснить предел её терпения. Но это оказалось не так-то просто. Либо Аделина, хоть и раздражалась, но при этом продолжала отвечать на мои вопросы, успокаивая себя тем, что мне просто необходимо многое узнать, либо, если считала место неподходящим, тихо говорила об этом и дальнейшие расспросы игнорировала, отчего попытка спросить что-то, не смотря на предупреждение, казалась весьма глупой. Она даже купила какое-то устройство и, предупреждая меня о несвоевременности моих вопросов, делала вид, что разговаривает по нему.              А ещё я заметила, что реакция на мои вопросы со стороны Аделины была разной даже дома - судя по всему, не все они были для неё приятными или заданными вовремя. Зато я нашла хоть что-то, чем могу быть полезна для Аделины: когда она чистила зубы, я предложила свои услуги, и она была приятно удивлена результатом. А после этого для меня случилось, можно сказать, событие - меня поблагодарили. Такое произошло со мною впервые. Это было очень приятно, и я поймала себя на мысли, что хочу ещё испытывать подобные эмоции.              Также оказалось, что у Аделины хорошая память и если она что-то решила сделать, то постарается это выполнить, даже если пройдёт какое-то время. Поэтому вечером того дня, когда она заметила изменения размера своего тела, она, несмотря на кучу моих вопросов, всё же задала свой и была полна решимости получить ответ. А я поняла, что отвлечь её не удалось и придётся объясняться. Ещё я осознала, что опасаюсь её реакции на моё объяснение. Пользуясь уже известными мне словами, я сказала Аделине, что мне требовалось вырасти до нормального размера, и поэтому я чуть усилила её голод. Возможно, по незнанию, я всё же перестаралась и взяла больше, чем надо, и поэтому её тело стало немного меньше, но сейчас пищи более чем достаточно, и поэтому размер останется таким, какой он есть сейчас.              Пока я всё это ей объясняла, Аделина была вполне спокойна и вроде бы не переживала из-за уменьшения своего тела. Но к концу объяснения она всё же расстроилась, и я так и не поняла, почему. Это её состояние меня тяготило, но я не знала, что мне сказать или сделать, чтоб её настроение поднялось.              На следующий день я всё также забрасывала Аделину вопросами, испытывая её терпение, но к концу дня его предел я так и не обнаружила. Зато у носительницы от моих вопросов и усилий, потраченных на то, чтобы отвечать на них всегда спокойно, произошёл сбой в работе организма. Почувствовав это, Аделина взяла какую-то ёмкость и достала оттуда нечто очень маленькое, и поэтому я спросила её: «Что ты делаешь?».              – Пью таблетку. – Ответила она несколько раздражённо.              – А зачем? – Всё же решила я уточнить этот момент.              – Чтоб голова болеть перестала. – Ответила она также слегка раздражённо и тихо добавила: «Из-за твоих вопросов».              Обычно она со мною, как это тут называется, «разговаривала», а вот про мои вопросы она это мне транслировала как-то иначе. Поэтому я решила, что пора перестать испытывать её терпение, она всё равно на меня не злится. И стоит поберечь её организм, чтоб она и дальше испытывала по отношению ко мне положительные эмоции (воспоминаний об отрицательных от моего оригинала у меня было более чем достаточно). Помолчав, я сказала Аделине:              – Пожалуй, я помолчу.              – Да уж, пожалуйста. – Ответила она, испытав облегчение.              Я оставила Аделину в покое до самого утра. А после её пробуждения, задавая вопросы более внимательно, следила за её эмоциями и старалась её не утомить. Она явно почувствовала изменения, и это её даже обрадовало, отчего я поняла, что избрала верную тактику.              На работе Аделина часто занималась с животными, которых до этого приносила в наши клетки. Подумав, что она их выращивает для еды, я загорелась азартом охоты и что-то нечаянно усилила в организме Аделины. В результате животные начали чувствовать исходящую от неё опасность и сторониться её. Аделина это заметила, и настроение ее упало. Улучив, по-моему, подходящий момент, я транслировала Аделине: «Ты расстроена».              – Да, мне нравятся животные. Но теперь они странно на меня реагируют, и я предполагаю, что это из-за тебя. Они что, как-то чувствуют твоё присутствие?               «Да.»              – Ясно. Интересно, как. Ты же, вроде, не пахнешь?               «Зато иначе пахнет твоё тело.» - Объяснила я.              – Ладно, я это как-нибудь переживу. – Ответила Аделина со смирением.              После этого и по дороге домой я внимательно «прислушивалась» к состоянию Аделины и пыталась понять, что я сделала не так, ведь расстроилась она явно из-за меня. А я вместо того, чтобы что-то предложить ей за хорошее отношение ко мне, получается, не предоставила никакой выгоды, а сделала только что-то плохое. Она же погрузилась в воспоминания, из которых я поняла, что ей всегда нравились некоторые животные. Особенно она выделяла два их вида, в словаре они назывались «кошка» и «собака». Аделине они особенно нравились, но было в них и что-то, что её не устраивало, отчего она так и не выбрала ни одного из них. И сейчас она продолжала размышлять о них. Аделина, пожалуй, большее предпочтение отдавала кошкам, но ей не нравилась их холодность. А у собак - их чрезмерная привязанность. И, вспоминая об этих животных, Аделина печалилась, что у неё никого из них нет, а теперь по моей вине не будет.              Её воспоминания натолкнули меня на мысль, что я могу выглядеть любым образом, в том числе и быть похожей на приятную Аделине кошку. И пока она разбирала покупки, я приходила к мысли, что это неплохая идея. Поэтому, когда она закончила, я транслировала ей: «Сядь за стол».              Когда она села, я начала преобразование своего тела - с непривычки это происходит не очень быстро. Так как кошки маленькие, я решила провести преобразование на столе. А когда оно закончилось, Аделина воскликнула:              – О, ужас! – Правда без соответствующего данной фразе страха.              Она взяла меня на руки, прижала к себе и начала смеяться. И делала она это явно из-за меня. Это, пожалуй, было обидно, я старалась, а она не оценила. Поэтому я слегка пошевелилась и специально, чтоб показать свою эмоцию, обиженно спросила: «Что такого смешного я сделала?»              – Погоди, дай отдышаться. – Ответила она пытаясь восстановить нормальные показатели своего организма.              Успокоившись, она начала поглаживать меня и наконец-то объяснять.              – Злоба, да, я была расстроена. Но я представляла себе, на что иду. И ты мне сейчас наглядно доказала, что я не одна. При этом в хорошем смысле. Твоё преобразование в эту кошку очень милое. Меня с детского возраста никто не утешал. Но кошка из тебя просто ужасная, у нас таких не бывает, так что лучше просто будь собой. Мне надо привыкать к твоему виду.              Для меня было приятно услышать, что Аделина считает, что мы вместе и что ей нужно привыкать к моему обычному виду. Поэтому я высвободилась и преобразовалась в свою привычную форму. Обернувшись вокруг её шеи, я пристроила свою голову на плечо Аделины. Она погладила меня и встала, намереваясь идти нас кормить.              Но если на сегодняшний вечер ситуация с животными более-менее разрешилась, то на следующий день на работе Аделине из-за моего присутствия ещё подкинули неприятных новостей. В первую очередь, ей запретили приносить животных к моим сородичам, а во вторую, её вызвал кто-то, кто был выше её в иерархии, и, судя по её эмоциям, не для чего-то хорошего.              У нас принят закон силы - кто сильнее, тот и прав, а также тот, кто сильнее, может занять более высокую позицию в иерархии. Этот так называемый «начальник» не начал, как у нас принято, драться, чем, пожалуй, спас свою жизнь - вместо этого он начал долго что-то Аделине рассказывать, от чего ей становилось всё более и более обидно.              Я же наконец-то почувствовала знакомые эмоции в Аделине, и они всколыхнули мои собственные. Как может этот начальник так плохо относиться к моему носителю?! С этим точно нужно что-то сделать. И я бы сделала, если бы Аделина в это время не пыталась всеми силами успокоиться, сжимая руки всё сильнее и сильнее, несмотря на то что была уже вполне готова кинуться на начальника и показать, кто тут сильнее.              Вдруг, на самом пике готовности к бою, Аделина резко изменила своё отношение к начальнику. Она начала его жалеть, несмотря на то что он продолжал досаждать. Как ни странно, от этого она начала успокаиваться, а я, «слушая» её описание, насколько этот начальник жалок, тоже стала терять боевой настрой. Действительно, зачем сражаться со слабаком, от этого нет никакой выгоды. Я даже начала задумываться, а не ведут ли себя подобным образом мои сородичи, нападая друг на друга как этот начальник, маскируя этим свою обиду на кого-то другого. Аделина же продолжала его жалеть, и то ли из-за того, что этот начальник что-то наконец почувствовал, то ли исчерпал запас своих высказываний, - наконец-то он позволил уйти .              Аделина не стала возвращаться на своё обычное место, которое занимала на работе, а пошла в туалет. Там никого не оказалось, и она закрылась в дальней комнатке. С ней вообще творилось что-то странное. Оказавшись взаперти, она начала сильно плакать. Обычно это происходило от страха с теми, на кого мы нападали, - они умоляли нас не трогать их и плакали. Но Аделина не испытывала страха. Не понимая, что с ней, я позвала её: «Аделина».              Не думала, что такое возможно, но её реакция меня напугала. Она не громко, но с такой злобой, направленной на меня, сказала "Замолчи!", что я просто не нашла, что ей ответить, и сочла за лучшее действительно помолчать. Аделина же, успокоившись и умывшись, пошла на своё обычное на работе место. По дороге она испытывала стыд перед другими учёными. В продолжении дня она надеялась, что у неё наконец-то закончатся неприятности из-за меня. А я надолго задумалась над ситуацией с начальником и над своим отношением к Аделине. Я вроде бы всё делала правильно, и, что самое главное, была готова защищать её, а в ответ получила такую злость, которую и сама-то нечасто испытывала. И хотя это была лишь одна злая просьба, а не что-то более серьёзное, но и эта реакция меня напугала. А главным было то, чем именно. Я не представляла себе, что к хорошему носителю можно настолько быстро привыкнуть, и что положительные эмоции, направленные в мой адрес, настолько приятны и притягательны, что их потеря окажется столь болезненной.              Также я понятия не имела, что носитель, постоянно контролирующий себя и не злящийся, может настолько сильно разозлиться именно на меня. Возможно, если бы Аделина часто злилась, я бы на неё сегодня обиделась. Но она зачастую контролировала себя, чем навевала воспоминания о первом носителе оригинала, и умудрялась если не контролировать меня, то подавать пример. Наш вид не особенно умеет контролировать свои эмоции, а некоторые представители и вовсе не считают это нужным. Особенно та группа, с которой прилетел мой оригинал - они вообще что хотели, то и делали, и единственными, кто их мог хоть как-то ограничить, были более сильные особи. У Аделины я впервые столкнулась с контролем самой себя, и почему-то это не казалось слабостью, а наоборот силой. А то, что мне хотелось сделать выглядело глупым в сравнении с этим контролем.              Сегодняшнее небольшое отсутствие самоконтроля у Аделины меня напугало. Контроль пропал из-за того, что было с начальником, поэтому я и не обижалась на Аделину. Мне стало ясно, что хоть я и хотела сделать для неё что-то хорошее, я снова сделала что-то плохое. Но теперь я не знала, что будет дальше. Может, я и доигралась и её терпение превышено, но мне вдруг расхотелось покидать этого носителя, ведь я только начала привыкать к ней и хорошей жизни. А ведь если я настолько её злю, Аделина как учёная может найти способ от меня избавиться. После своей злости она, казалось, вообще перестала что-либо испытывать. И это тоже было плохо - мне хотелось вернуть её хорошее отношение ко мне, но я не знала, как, и молчала.              ***              Прочитав главу, хозяйка одновременно испытывала весёлость и грусть, и молча гладила меня по «шее». Так как я не поняла, что именно её развеселило и что заставило грустить, я спросила для начала:              – Что тебя веселит?              – Бедная ты моя, напуганная зараза, (1) - медленно произнесла она, всё также продолжая меня гладить.              – Почему сразу зараза?              – А то кто же? Терпение она моё испытывала. Испытала на свою голову, - сказала хозяйка и легонько хлопнула меня по лбу. – Хотя вся твоя предыдущая история меня печалит отсутствием положительных эмоций.              – Угу, печалит, но при этом ты меня, бедную и несчастную, бьёшь, – сказала я и состроила максимально печальную мину.              На это, считав мои настоящие эмоции и осознав, что я на самом деле веселюсь, хозяйка рассмеялась в голос и, чмокнув меня в «нос», крепко обняла за голову. А отсмеявшись, она сказала:              – Ви, я тебя обожаю. (2)