Баллада о клевере

Светло. Витражи в оранжерее бросали на мраморный пол причудливые блики, а те пропадали и возникали, неуловимо и непредсказуемо. Ни один пытливый разум при всем желании не смог бы рассчитать вероятность их хаотичных перерождений. Впрочем, кто бы стал обращать внимание на такие незначительные детали повседневного дворцового быта? — Занятно. — спокойный медовый баритон не разрушил, нет, мягко растворил окружающее благоговейное затишье, дышащее в унисон с едва слышным шелестом экзотических растений. — Курон. — Да, мой светлый господин? — Я потерял счет суетливого времени. — Конечно, Ваше Величество. Прошел час с Вашего чаепития… — русоволосый юноша, он же Курон, осторожно протянул брегет молодому на вид человеку в дорогом, но строгом церемониальном одеянии, чем-то напоминающим рясу с омофором. Серебряный волос почти не дрогнул, когда тот плавно повернул голову к циферблату — признак безукоризненной выдержки и титанического спокойствия. — На этой причудливой вещице, которую вы изобрели, показано вот так. Я еще, каюсь, не выучил, как правильно на нее смотреть. — Курон, позволь я покажу тебе еще раз. — Вы, как и всегда, любезны к своему презренному слуге… — Стрелка потолще указывает на шестерку, а ее сестрица с тонким станом — на десятку. Шесть часов вечера и десять минут спустя. Хорошо, я успеваю. — Успеваете…? — проговорил паренек и тут же осёкся. — Ох, прошу меня простить за излишнее любопытство, мой господин, мне следовало… Собеседник мягко, снисходительно улыбнулся и ненавязчиво коснулся плеча юноши в покровительственном жесте. В темно-серых глазах отразилось что-то, что простой слуга вряд ли смог бы распознать, если бы он был кем угодно, но не Куроном, верным оруженосцем великого правителя. — Я обещал Бреллю понаблюдать за восходом Венеры. Я привык держать слово, как и подобает королю. Ты можешь присоединиться, Курон. За долгие годы службы ты не раз доказал мне свою преданность делом и молчанием, и я благодарен судьбе, что та свела нас вместе. — Это честь для меня, Ваше Святейшество. Вы подарили мне бессмертие, равное Вашему, как могу я предать Вашу благосклонность? — Тогда договорились. — с легким шумом тяжелых складок платья визави поднялся и провел ладонью по полам, разглаживая их. — Эта одежда, воистину, не самая удобная. Курон потоптался на месте, явно не решаясь слово молвить, а потом, по-видимому пересилив себя, спросил: — Ваше Величество, Вы не спали этой ночью?.. — Было крайне жарко, мой друг. Такая температура не способствует эффектив… приятному и глубокому сну. — правитель искоса взглянул на помощника, и его полуулыбка почти исчезла, оставив лишь тень её на тонких губах. Он не врал, самим своим существом противился тот лжи, но точно что-то умалчивал. Курон тоже понял это, но переспросить не решился. Вероятно, его господин вновь видел Сон или наоборот, не желал его видеть. — Я проверю письма, пришли ли, нет ли. — Будь так любезен. Одной из забот Курона была королевская корреспонденция. Все послания, просьбы, народные мольбы и отчеты сперва попадали к нему и его подчиненным, а уже потом — в искусные пальцы короля. Юноша поспешил исполнить намерение, когда Его Величество пересекал порог своей «скромной» обители, ведь он знал, как не любит его «начальник» необязательности, пускай и достаточно воспитан, чтобы не показывать его. Почтовая комната располагалась на нижнем этаже, потому пришлось пробежать приличное количество ступенек, дабы достигнуть цели. Что-то помешало нашему герою, с глухим стуком врезавшееся в бок и характерно всхлипнувшее. — О-о нет, юный господин, простите меня, не ушиблись? — оруженосец обеспокоенно вгляделся в круглое личико малыша, по статусу определенного валетом. — Н-нет, н-но я так, так… Испугался… — всхлипы стали громче и отчетливее. Курон заранее готовил чистые платочки, на случай, если маленький Брелль, дорогой сердцу короля воспитанник, опять решит пустить слезу. Когда ребенок успокоился, слуга выдохнул с облегчением. Он с удивлением заметил, что крохотные ладошки крепко сжимают некую бумагу так, как если бы та была единственным сокровищем долины. — Господин Брелль, что это, если я смею поинтересоваться…? — Рисунок… — Для господина Куромаку, верно? Кивок. Не желая больше напрягать переволновавшееся дитя, прислужник искренне улыбнулся. Во дворце все происходит, как и прежде, дела идут своим чередом, без чехарды и ненужной суеты. — Вас ожидает Его Величество в сумрачном часу, в своей опочевальне. Курон не стал задерживать отрока и вернулся к своей первоначальной задумке. Комната была уже неподалеку. У дверей нервно озирался некий сударь, судя по всему, посланник. На его плече, как правильно заметил внимательный слуга, был герб государства, подвластного Храбрейшему из братьев — Пику. Срочное письмо? — Позвольте мне, милсударь, вы по делу? От неожиданности почтальон охнул и начал суетливо перебирать свитки в своей тяжелой суме. — Д-да… Сейчас-сейчас… Где же это было… Вот, все верно. Его Мудрейшему Величеству, да будет славен его образ ныне и присно, от Его Храбрейшего и Достойнейшего Величества, да грозен будет лик его ныне и присно. Не отмечено, что и зачем. Посланник протянул свиток, обернутый в лепестки пурпурного ириса, и поспешил ретироваться. Курон решил оставить остальные вопросы на потом и метнулся назад, в поисках своего господина. *** — К-куромаку! — тонкий голосок, после — шепот: — Куромаку… Тот, кого окликнули, в рясе и омофоре известный нам господин, чуть быстрее, чем следовало, обернулся по направлению к звуку и опустил глаза. Слабые пальчики чуть сминали подол одеяния в нерешительности. Улыбка и теплая ладонь на кудряшках неестественно голубого оттенка, переходящего в зеленый ближе к кончикам. — Да, Брелль? — Я не отвлекаю тебя? — Нисколько, мой друг. Что-то случилось? Куромаку знал, когда присесть. Он оперся на одно колено, держа спину прямо и ровно. Мальчик по привычке обернул руки вокруг тонкой шеи, закрытой черным вельветовым воротом. Так безопаснее. В пальцах правителя оказался листок, сложенный вдвое. — Еще занимается на небе закат, рано смотреть на звезды. Что это? — Разверни… Куромаку послушался и чуть слышно втянул в себя воздух. На дорогой бумаге масляными красками небрежно и неаккуратно изображены два силуэта, один повыше, другой поменьше. Нетрудно было догадаться, о ком сюжет. Король крепко обнял своего преемника без слов. — Это для тебя… Я подумал, что хочу, чтобы мы всегда-всегда были вместе. Всегда-всегда, Куромаку. Когда я вырасту, ты все так же будешь меня защищать? — Конечно, Брелль. Я никогда не оставлю тебя в беде, каким бы взрослым ты не стал. — Куромаку чуть отстранился и заглянул ребенку в синие глаза, взял в руки пухлые щеки и погладил. — Пока видят мои глаза и мне подвластна сила камня и ветра, пока мой разум не отказал мне в помощи и покуда не испустил последний вздох, я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя. — Ты не спал. Ты ночью вставал, я слышал. — Мне снился страшный сон. — Что там было? Куромаку содрогнулся и его глаза рассеянно забегали. В памяти вновь вспыхнуло видение прошлой ночи — град из камня, печальные уставшие люди, звук железа, мерцающие коробки со звуком, там, в будущем, прозванные компьютерами, и сам Брелль, чужой, взрослый, но такой далекий… «Куромаку… Почему ты так поступаешь? Куда делось твое сердце? Обратилось в числа?» Мальчик не дождался ответа. — Твой сон, он произойдет, верно? — Тебе не стоит бояться, Брелль. Я все решу. Все будет хорошо. — порывисто произнес король и сжал плечи отрока. — Я верю тебе, Куромаку. Чужие шаги разрушили ауру момента откровений, и правитель поднялся, узрев Курона в коридорах дворца. — Мы здесь, Курон. — Ваше Величество, Ваше Высочество…! — Курон сорвался на бег под конец и протянул послание, не так давно переданное почтальоном из чужой стороны. — Это же… от дяденьки Пика? — пролепетал малыш, с любопытством глядя на свиток. — Да, от него… Благодарю, Курон. Не мог бы ты подать ранний ужин для Его Высочества? — как-то отрешенно спросил Куромаку, не отводя взгляда от лепестков ириса. — Конечно, мой господин. Господин Брелль, не изволите пройти со мной…? Малыш не хотел покидать своего попечителя, но подчинился, как и всегда, бессловесно и покорно. Помахав ручкой немного, тот уцепился за крепкую ладонь слуги и зашагал прочь из коридора. Куромаку задумчиво проводил их взглядом и, дождавшись, пока те свернут за угол, развернул свиток. «Мудрый Брат, Дело срочное. Пишу кратко, без формальностей — твое всевидящее око, вот о чем прошу. Северо-запад от моего королевства, нардские земли, через три дня, когда солнце в зените. Я приеду завтра с визитом, все обсудим с глазу на глаз. Буду ждать твоего пророчества, братец.» Куромаку зажмурился и сосредоточился. Ему явилось ближайшее будущее, во всех красках. Нардские земли… В огне, сторона победителя… Нет, здесь нужна четкая стратегия. Так просто нардов не сломить. Через три дня — слишком поспешно и самонадеянно, но так характерно для честолюбивого Пика, любителя шумных боев. Нужно отдельно поразмыслить над этим. До завтра, значит… Ему, и лишь ему, Куромаку, мудрейшему из четырех братьев, в дар от богов ниспослана склонность к ясновидению. С ней приходит великая ответственность, закрывать глаза на которую — более чем скверно. Все продумать, все рассчитать и только тогда сделать решающий шаг — вот, чему научил его бесценный опыт, который он набирал из столетия в столетие. Волшебство или вещие сны ничего не решают. Лишь разум действительно имеет значение. Недавнее сновидение, кажется, не стремилось оставить пророка в покое. Оно возвращалось, вновь и вновь, в отражении оконного стекла, в смутных сомнениях и в тревоге за что-то неизбежное.