Баллада о клевере

Ромео притушил свечу и взглянул на напольные часы. В древние времена людям не нужна была высокая точность измерения времени, однако у Куромаку дома всё иначе. Вместо одной часовой стрелки на большом круглом циферблате висели две, литые то ли из бронзы, то ли из какого-то другого схожего металла. Иногда король Червей списывал дотошную педантичность на врожденный перфекционизм брата, но в последнее время все чаще задумывался о том, что причина как раз в другом. В чём другом, впрочем, маг не знал. Итак, эти самые часы показывали два часа ночи. Брелль мирно спал уже четверть дня, его наконец отпустила неведомая зараза, почти сразу же после того, как во дворец переместилась запыхавшаяся и побитая Эмма с цветком. Она не стала ничего отвечать, бросила лилию на постель ребенка и вышла вон из опочивальни валета. Там Даму нашел Вару и, странно посерьезнев, повел отдыхать. Ромео не мог выкинуть из головы тот внимательный взгляд изумрудных глаз, не по-детски непосредственный, совсем наоборот — по-взрослому подозрительный. Братья пока не вернулись. Король жестом приказал трефовым слугам убирать остывшую воду, тряпки и порошки. Это всё было более не нужно. Странно, очень странно. Отчего же он не ощущает облегчения после исцеления бедного маленького Брелля? На ближайшем балконе находились Хэлен и задремавший на ее коленях Феликс. Светловолосый мальчишка спал так сладко, что Ромео заулыбался. Ротик приоткрыт, голова на плече у прекрасной Дамы, ладони сжимают складки её шелкового платья. — Как ты, милый? — спросила Хэлен, островок спокойствия в бушующем океане. Мужчина махнул рукой, призывая не переживать за него, и сел на перила. Серп Луны тускло горел меж тяжелых кучевых облаков, серо-синих, таких, какие бывают в очень ясные ночи. Рядом с женой, которая обладала чудесной способностью влиять на возбужденные нервы окружающих лучше какой-нибудь валерианы в сто раз, тот расслаблялся и не думал о тревогах и ненужных вещах. — Я чувствую твое смятение. Не хочешь ли поведать мне, о чем твои печали? — девушка ласково погладила покрасневшую щечку ребенка и тот издал нечленораздельный писк. — Хэлен, я думать, на самом деле, не люблю, я девушек люблю, но сегодня мысли не покидают мою голову. Мне в последнее время кажется, что у Куромаку не всё благополучно. Не только из-за Брелля. Я разговаривал с ним до турнира, и увидел на его лице то выражение, которое не замечал уже… двести, да даже нет, триста лет. Это… Хэлен взяла ребенка на руки и подошла к королю. Тот моментально среагировал и забрал потяжелевшего за годы Феликса, дабы его Дама, не дай Боги, не потянула себе мышцы. Червовая леди прикоснулась щекой к плечу Ромео и погладила по бицепсу. — Что бы ни произошло у Куромаку, ты сможешь ему помочь. Ты его любимый брат, разве нет? Если братья объединятся, они справятся с любой угрозой. Я чувствую это, слышу эту эмоцию… Беспомощность. Ты не слаб, Ромео. В нужный час ты оказался рядом, Брелль бы не дожил до противоядия, если бы не ты. Каждый из нас для чего-то нужен. Во всём есть смысл. Ромео ощутил, как сонно завозился Феликс, готовясь к пробуждению. Король тут же начал покачивать малыша, а Хэлен коснулась бледной рукой в изысканных перстах светлой челки, посылая приятные сны. Пройдет еще несколько часов — и забрезжит рассвет за высокими горами, долгими равнинами. *** Данте и Пик помогли брату подняться по ступеням во дворец. Полпути Бубновый король тащил Куромаку на своей спине, пока тот пребывал в отключке. Правитель пиков искал глазами Эмму или Вару. — Который час, интересно?.. — осведомился тот, риторически. Рыжеволосый лишь пожал одеревеневшими плечами. В кои-то веки старшего брата не тянуло на философию. Его скорее тянуло к мягкому матрасу, и так минимум до полудня. Думаю, это желание разделяли все трое. Трефовый немного пришел себя и уже передвигался сам, но, как скажет вождь Курограда веками позже, «по ощущениям как комбайн переехал». Курон выбежал и уже собирался было подхватить своего государя, но того почти отпихнули, чтобы проход не загораживал. У Куромаку хватило сил лишь виновато посмотреть на слугу, тот все понял и покачал головой с улыбкой. — Я подготовлю спальню Его Величества. — произнес тот и убежал по коридорам вглубь замка. — Курон, который час? — хрипло воскликнул Пик, прежде чем паренек совсем скрылся из виду. — Полпятого утра, Ваше Величество! Темноволосый кивнул угрюмо и заметил, как Куромаку выбирается из подхвата братьев. — Дальше я сам. Пик думал возразить, но Данте остановил младшего, потянув на себя и усадив на первую попавшуюся лавку. Онемевшей рукой, жмурясь от неприятных покалываний в мышцах, тот притянул мага к себе и уложил на свое плечо. — Дай передохнем. Иди, Куромаку. — улыбнулся Данте, слушая тихие возмущения Пикового государя. Трефовый король не ответил, обескураженный всеми прошедшими событиями, и, покачиваясь, дошел до лестницы, там, держась за перила, поднялся, голова пустая и полная одновременно — странное ощущение. На самом деле Бубновый не жестоко бросил старшего брата на лестничном пролете (на произвол судьбы?), серебряному князю действительно было нужно побыть одному немного. Обмозговать случившееся, например. Однако не суждено было этим ранним утром правителю Клеверной долины восстановиться после битвы как полагается. В его спальне уже была Клео, напряженная и взволнованная. И ясно ведь, почему. — Ты встречался с Шахом. — вместо приветствия сказала Клео, ее губы поджаты, а голос робок. Усталый рыцарь стягивал с тела искареженные в битве с големом доспехи, деталь за деталью, по привычке расставлял их систематично, от форме к форме, во всем ведь должен быть порядок. — Верно. Ты хорошо осведомлена, миледи. — Ты ничего никому не сказал, я права? — Клеопатра приложила все усилия, чтобы не издать неподобающий возглас. — Твои братья пошли с тобой и… Они в неведении! — Им нечем понять, милая Клео. — мягко улыбнулся Куромаку. — Как только придет время, я им все объясню, а пока… Пока же я поступлю так, как было бы выгодно моему государству. Не беспокойся, я все рассчитал. Какой бы не была просьба Шаха… Я не его фигура на игровом поле. Еще кто кем поиграет. — Ты изменился. — с горечью молвила Дама Треф, подавляя в себе всколыхнувшуюся робость. Куромаку опустил остатки лат на землю и издал тихий утробный смешок. — Боюсь, я всегда был таким. А вот как поступишь ты? — улыбка Куромаку нисколько не успокаивала. — Ты хочешь рассказать об этом, верно? Вот только ты подумай, милая, как это было бы глупо — устраивать фарс из ничего. Братья ведь не поймут, их эмоции льются через край, они не готовы адекватно оценить обстановку. — Не угрожай мне. — Клеопатра побледнела и закусила губу до крови. — Я не стану ничего говорить. Однако тебе же жить с этим, Куромаку! — Когда в долине Клевера взойдет солнце… Ты поймешь, что всё, что я делал, было во благо моей семьи, что я всё делал правильно. — Король остался в одной черной тунике с высоким воротом, без рукавов, ряса покоилась на стуле. Его бицепсы испещрены мелкими ранками, которые, наверняка, саднили, но тот не подавал виду. Привык сдерживать боль, скрывать её насколько возможно. Обычно мягкие, приглаженные волосы растрепались, местами перепутались, смешавшись с равнинным песком. Ладони тряслись, как у больного старика при смерти, пальцы правой руки почернели от магии. Клеопатра опустила глаза. — Твоя скрытность погубит тебя, мой друг. Однажды, когда тебе по-настоящему понадобится помощь, никто не протянет руку. Всё тайное рано или поздно становится явным. — молвив сие, девушка вышла из комнаты, оставив мужа в гордом одиночестве. Рыцарь тяжело выдохнул и упал на постель, не переодеваясь в ночное платье. Этот разговор оставил короля окончательно опустошенным. *** Два дня спустя. — «…Ходил, бродил одинокий маг по холмам и долинам, да всё никак не мог отыскать заветный камень. Он сражался с гремучими змиями, с могучими медведями, со страшными крылатыми гарпиями — но всё тщетно. Уже было отчаялся наш герой, когда…» — размеренно и с выражением читал Курон, как мог, сидя на лужайке в королевском саду, окруженный юными вальтами. -…Когда какой-то там пень заговорил с ним человеческим голосом, а всё потому, что у мужичинки галлюцинации случились. Грибы не надо кушать! — засмеялся Вару, Феликс толкнул его локтем в бок. Завязалась перепалка. — Забери свои слова обратно, забери! — закричал Червовый валет, Курон беспомощно заметался между двумя детьми. Габриэль непонимающе подполз ближе и заглянул в книгу, дабы проверить, так ли всё действительно было, и почему грибы? Брелль готов был удариться в слезы, когда послышался громкий голос дяди Данте. — Ребятишки, время к обеду подходит! Вы же не хотите, чтоб мы всё скушали? — рыжеволосый дружелюбно оскалился и хлопнул рукой по перилам каменной террасы. Мальчишки вскочили и понеслись назад в замок, толкая друг друга, соревнуясь, кто быстрее за стол сядет. Последний ест печень индейки целиком! Курон с благодарностью посмотрел на брата государя, своего спасителя. Куромаку же стоял в дверях и улыбался. Рядом с ним, на лавке, сидели Ромео и Пик. Дамы что-то активно обсуждали про стол и явства, слуги суетились, в окрестностях замка убирали турнирные постройки. — Всё дурное кончилось. — улыбнулся Ромео своим братьям. Пик кивнул, робко улыбнувшись и на миг смягчив грозные свои черты. Данте хмыкнул и уселся на перила по-турецки, запустил в рот яблоко с шумным восточным чавканьем, а несчастное лакомство наверняка стащил с поварского стола. Куромаку неотрывно провожал взглядом последних птиц в их далекий путь до теплых краев и молчал. Ему самому на одно мгновение захотелось стать аистом или лебедем, упорхнуть прочь, прочь отсюда, от правления, от груза обязательств и постоянных волнений. Трефовый король посмотрел в будущее на пару недель вперед и увидел Шаха, узнал о его просьбе и задался вопросом — зачем шахматному полководцу столь рискованное соглашение? Дальше, чем на 15 дней, Куромаку отчетливо отследить события не мог, да и голова начала кружиться. Кроме того, в бою с големом он потратил слишком много сил. Оставалось лишь догадываться, строить предположения, любое из которых могло быть как верным, так и далеким от истины. Однако одно он теперь знает точно — в руках шахмат есть то, что им не принадлежит. Каким образом это «то» попало в руки фигур — ведают лишь боги. Какой властью теперь они обладают — тоже неясно. Все эти условия осложняют политическую партию на игровом поле хрупкого мира, исход предрешен, но никому пока неизвестен. «На черной скале, в новолуние. — Х.»