Баллада о клевере

Назад в долину Клевера Куромаку возвращался не один. Побыв гостем в замке Пика еще пару дней с момента чудесного излечения сестры Кареля Тандера, тот несколько поспешнее, чем следовало бы, откланялся. С ним отправился вольный изобретатель-космополит, отколовшийся от родного племени — Эрнард. У нардов не было фамилий, лишь приставки к именам — «лар», «свэр» и пр. Не углубляясь в родоплеменной строй, отметим, что разные поселения и «кланы» стояли на разных ступенях общей социальной иерархии Нардорры. Свою принадлежность конструктор уточнять не стал. Сейчас златовласый юноша сидел и старательно натирал до блеска никому не пригодившиеся (пока что, авось кому подойдут) ножки. Те были инкрустированы небольшими драгоценными камнями — не для красоты, то были мелкие магические артефакты, обеспечивающие движение ног на основе маны. — Очень занятная диковина. — заметил король, когда одну ногу Эрнард дал пощупать, потрогать, покрутить. — Вы только по ногам великий мастер? — Да нет, конечно! Еще, не знаю, руки, нос, уши, глаза… Глаза пока еще я придумываю, но это же будет прорыв в лечении слепых и убогих! Я буду сказочно богат! «Думает о деньгах…» — разочарованно подумал Куромаку, не прекращая улыбаться. Он понимал, конечно, что именно серебро — основной залог выживания бессемейного нарда. — Вы необычайно образованы для вашей расы. — Многие отмечают. Я у вюрфеншпильца учился. Трефовый король в миг напрягся. Не верь, как говорится, ушам своим. — Постойте, Вюрфеншпиль пал много лет назад… — Да, но один старик еще был жив десять лет назад. Сейчас не могу знать. — Где он жил? — О, далече отсюда. Где-то в верстах пятистах, не менее. Я сам из дальних племен, так что… У Куромаку окончательно испортилось настроение. Если шахматы могли, теоретически предполагая, общаться с этим выжившим, то тайна свитка разгадана и придется держать ухо востро. Если же нет… Больше вопросов, чем ответов. Не может ли встреча, оговоренная ранее, быть ловушкой? Да нет, это было бы слишком просто, особенно для Шаха, искусного полководца и не менее выдающегося, наш герой должен был признать, правителя. — Он… Этот старик, он в чем был хорош? — В каком плане и почему интересуешься? — Эрнард и не думал переходить на вы. — Простое любопытство. Почти. — В том же, в чем и я — в твердых артефактах. — Твердых? А пентаграммы? Может, яды или… — Да нет, за ним не замечал ни одной такой штуки. Куромаку немного успокоился от этих слов, но смятение никуда не ушло, лишь прочно засело в голове и где-то меж ребер. Заметил, что сидит, наклонив туловище вперед, а локти положив на колени. Совершенно неподобающая поза из снов, перенимать такое не стоит. Эрнард скривился, не понимая, что это такое за диалог сейчас был странный, и почему король далеких земель опрашивал его, как мальчика-воришку на торговой площади. — А ты странный. Мне это нравится. Хочу выразить признательность. Знаешь, как это делают нарды? — хитро улыбнулся изобретатель, отложив в сторону ногу. Куромаку поднял брови. — Отчего же такие суждения? Да и не нужно, вы сможете поблагодарить меня не словом, а делом, Эрнард. — Ну я делом и собираюсь. У тебя они, — махнул рукой куда-то на лицо короля. — чистые и ровные, а жаль. Резкий рывок вперед, предугадать который даже пророк Куромаку был не в силах. Нард сократил расстояние и навалился на короля, впечатался в губы и тут же отпрянул. В ту секунду землю прилично тряхнуло, и карета чуть не перевернулась. — А, язык учил, а обычаи наши нет? Ну вот знай теперь! Не боись, это простое спасибо. Куромаку обмяк на сиденье, принял его форму, бедный государь. — Меня можно благодарить и не утруждаясь, беру свои слова обратно … Эрнард заржал, как конь гнедой, сотрясаясь на диванчике в такт мягкому потряхиванию экипажа. Трефовый король еще пять минут восстанавливал в одно движение снесенные баррикады мыслей и стратегий, почти гневно глядя на собеседника. Может, стоило и прижарить тогда, для верности. — Занятно, что вы говорите «наши», учитывая, что не считаете себя нардом. — Эге, а вот и нет. Я дорожу своими воспоминаниями. Плохими и хорошими. Нардорра была чудным местом, пока карты её не потрепали и там не начались неприятные изменения. Я живу везде и везде вхож, всё наше! В общем, моя память — моя ценность. А что для тебя ценно, Куромаку? Вопрос будто был задан прямо в душу государя. Тот сначала не нашелся, как ответить, списав на недавнее потрясение всех его моральных устоев. Выпрямившись и вернув себе было величие, Мудрейший пригладил складки и сбросил пыль с колен. — Моя семья. — наконец выдал тот. — А она тебя ценит? — вопрос под дых. «Конечно!» — хотел по-детски прямо, как во младенчестве, воскликнуть Куромаку, нет, Хэйму, убеждая самого себя. Однако взрослый карточный дух уже не мог быть уверен полностью. Неожиданно, но Эрнард вскрыл корку над ранами главных сомнений, так легко и непринужденно, что диву можно даться. — Я… Я ей нужен. — Это не ответ на мой вопрос, и ты это знаешь. Но… Как хочешь. Я собираюсь похрапеть часок-другой, не возражаешь? Куромаку покачал головой и остался сидеть, так же напряженно и прямо, как угол в 90 градусов. Почему… Почему он начал сомневаться в самом основном, что было в его жизни? Когда это началось? Когда братья выросли и стали править своими частями Карточной долины? Когда появился Брелль и тоже подрос? Когда ему, Куромаку, минуло 600 лет от роду? Трефовый король больше всего ненавидел в этом мире злосчастную неопределенность. И сейчас именно она взяла нашего государя за руку и повела куда-то в неизвестность, смутность. В пропасть. *** Курон всё подготовил к возвращению государя. Слугу тронуло, что Его Высочество Брелль захотел ему помочь. Они вдвоем накрыли на стол к приезду, распорядились о блюдах и выбрали музыку. Однако оруженосец почувствовал укол совести за то, что часто уводил господина от его воспитанника прочь, заниматься государственными делами. Эта мысль стала больше занимать королевского помощника, когда юный валет проявил такую милость. — Ваше Высочество… — робко спросил Курон, когда все приготовления были завершены. Брелль тут же обернулся на зов и уставился на слугу своими большими синими глазками-пуговками. — Вы… не держите на меня зла за прошлое? Я часто появлялся не к месту, осознавая вашу привязанность к Его Величеству и брезгуя ею… И вы всё равно продолжаете быть ко мне милы… Брелль скромно улыбнулся и взял холодные ладони юноши в свои горячие ладошки. — Знаешь, я был совсем-совсем маленьким, когда ты появился у нас дома, Курон. Мне было всего-то 24 годика. Ты мне был как большой братик, помнишь, ты часто играл со мной, и когда я рисовал на твоем лице, терпел мои забавы, вытирал мои слезы? Ты — моя семья, Курон. Может, для Куромаку ты просто слуга, но я вижу в тебе братика. Ничего страшного? Курон был тронут до глубины души. Бедному юноше даже захотелось расплакаться. Чем он заслужил таких господ? — Но тогда… старший брат скорее вы, Ваше Величество. Вы старше на 8 лет. — Разве это имеет значение? — невинно хлопнул ресничками Брелль. — Я буду очень долго взрослеть, как Куромаку. Я уже много знаю, много понимаю, но внутри я еще маленькое дитя. Это так странно… Быть одновременно ребенком и взрослым. Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я не хочу, чтобы что-то менялось. Всё ведь и так хорошо, как есть? Мы же счастливы, правда? Громко и басисто проревела тяжелая дверь. На пороге показался Его Величество и Курон, а вместе с ним и остальные пара-тройка слуг, пали ниц. Брелль просиял и побежал к государю, крепко-крепко обнял за ноги. Куромаку взял ребенка на руки и заключил в ответные объятия. С момента отравления валета тот стал чаще проявлять тепло к своему наследнику. Эрнард присвистнул и, широко расставляя ноги, стуча и поскрипывая ими об пол, вошел в обеденную. Опустил глаза с потолка, рельеф которого старательно изучал и почти замерз от напряженного прямого взгляда Курона. Как там говорят сейчас — искра, буря, безумие? Я пишу эту легенду, по крупицам собирая оставленное мне предками, потому могу лишь предполагать. — Ваше Величество, что это значит? — не сдержался оруженосец, уже потянувшись к тренировочному мечу на поясе. Куромаку повернулся к Эрнарду и красивым жестом — плавным движением руки — предварил представление гостя. — Это наш изобретатель по имени Эрнард. Он будет частым гостем в библиотеке и помогать мне в исследованиях на благо нашего государства. А это Курон, Эрнард, мой самый близкий помощник и мой самый преданный слуга. Надеюсь, вы поладите. — Ваше Величество, если я могу позволить себе заметить… — Курон дрожал от негодования. — Передо мной, если я не ошибаюсь, нард…? — Он откололся от своего племени и теперь к Нардорре не относится, но да, происходит из нардов. — Куромаку прекратил улыбаться. — Курон, я помню, что ты… избранно не любишь нардов, и есть за что. Однако и среди карт есть гнусные мерзавцы, нам предстоит в будущем стремиться к тому, чтобы негодяев стало меньше. Для этого следует несколько… изменить свои взгляды. Курон в миг помрачнел, голову русую опустил, словно усталая лошадка. Эрнард криво улыбнулся, будто откусил кончик от перезрелого лимона и попытался отчаянно скрыть следы преступления. Брелль решительно не понимал, что происходит. Куромаку опустил ребенка на землю и повел к столу. Конечно, государь знал, что приезд нарда вызовет подобную реакцию. Он сделал это специально, чтобы научить Курона еще лучше сдерживать свои эмоции, чтобы тот переступил через внутренние ограничения и неприязни, и начал с нарда-космополита, который удачно подвернулся. Увы, но тот, кто претендует на место главного советника при государе, начиная с лет в подмастерьях, должен постоянно совершенствоваться, в том числе и в эмоциональном плане. Так себе говорил Куромаку, но сам чувствовал легкий дискомфорт от происходящего. Доверял ли тот нарду? И да, и нет. Движения магии от него дух не почувствовал, значит, тот уязвим перед остальными обитателями дворца, в его же интересах не творить глупости. С другой стороны, без новых веяний развитие невозможно. Эрнард расчетлив и примыкает к тому, кто больше платит. Человеческий ресурс. Курон не сказал своему королю ни слова за обедом, стоял тенью за стулом и вежливо отказался от трапезы. Его Величество настаивать не стал. Клеопатра тоже была необычно молчалива. Один Эрнард много говорил, рассказывал Бреллю о своих творениях, шутил с ним, как будто не замечал неловкости. Когда обед подошел к концу, Курон распорядился убрать посуду. Обеденная почти опустела. Король поднялся со своего места и обратился к оруженосцу, мягко улыбаясь: — Курон, Алеф проводит Эрнарда в гостевую, а мы с тобой пройдёмся до оранжереи. — Я могу и сам заняться этим… — Мне нужно кое-что тебе сообщить. — настоял государь. Эрнард недовольно вытянул шею, хотел было что-то сказать, но Куромаку предупредил это. — Эрнард, мы с вами пообщаемся, но позже. Пока же слуга Алеф вам покажет комнату и библиотеку. Не сочтите за грубость, но дела государственной важности отвлекают от нашей интересной беседы. Отдельный дом в столице вам выделят только после того, как исполните первый заказ. Пока же, надеюсь, вам понравится наше гостеприимство. — и на сем государь был таков. — Куромаку, но, э-э-э… Ладно, ты, что ли, Алеф? Ты по-нардски не понимаешь? Непруха. — изобретатель посетовал-посетовал, а делать нечего, пошел, раскачиваясь на пятках, за неразговорчивым прислужником. Курон быстро прошел мимо Эрнарда, чуть не задев того плечом. — Эй, а поосторожнее? — возмутился туземец. Курон оставил фразу без ответа, сделав вид, что не услышал. — Я еще не сделал тебе ничего плохого! Подкидной дурак! — крикнул нард в спину королевскому пажу. Тут уже государь вмешался, даже у его терпения были пределы. — Я бы попросил вас, Эрнард, не оскорблять Курона. Вы тем самым оскверняете мою правую руку. Я слышал, что за оскорбления вождей нардов ваши сородичи скальпировали… Мы не таких кровожадных порядков, однако Курон достаточно умел, чтобы дать вам отпор. — Курон преисполнился благодарностью. — Что же, моему гостю будет предоставлено все необходимое для работы. Полагаю, этого достаточно? — Куромаку улыбнулся и, взяв Курона за плечо, увел в тень каменных колонн, во избежание неприятного казуса. Эрнард почесал затылок, в недоумении. Он не хотел ни с кем ссориться, а тут все такие тонкие нежные материи… Недаром, что карты. Проходя к оранжерее, Куромаку на мгновение остановился, заметив в смежном коридоре Клеопатру и Брелля. Дама заметила Его Величество и, взяв ребенка за руку, повела в опочивальню, суетливее, чем обычно. Неизвестно, о чем думал в тот момент Его Величество. Ни радость, ни печаль не отразились на его спокойном лице. Курон терпеливо ждал, пока король сделает хоть что-нибудь, помашет рукой, улыбнется, как раньше, но не произошло ни того, ни другого. Государь Треф поджал губы и продолжил путь. Слова Эрнарда, брошенные до этого, лишили покоя. — Курон, мне придется скоро вновь отбыть. Я еду на дальние рудники, есть вопрос, который меня беспокоит. Распорядись о том, чтобы во дворце все шло своим чередом, отмени приёмы. — Будет исполнено, мой господин. — маленькие, легкие ручные колибри развернули плотный свиток и Курон записал поручение своего ровным почерком. — И… еще кое-что, Курон. — Куромаку сорвал красивый, но пока безымянный цветок с раскидистого дерева и бросил пару лепестков в ручеек, бегущий по оранжерее. Их унесло в неизвестность. Король прошел по берегу ручья, таким образом, видимо, морально готовился к откровению. Собирался с силами. — Курон, я никогда не рассказывал тебе о твоем имени, о твоем прошлом. Слуга встрепенулся, весь стал как оголенный нерв, сердце застучало в висках. Конечно, юноша часто задавался вопросом, простое ли это совпадение, что нарекли его Куроном, когда государево престольное имя — Куромаку? Не смел, однако, озвучивать свои мысли. Неужели сейчас он наконец-то узнает правду? — Прости, что вернулся за тобой лишь спустя 16 лет, прости за то, что обрек тебя на десяток лет рабского существования. Это не то, что я обещал твоей матери. — Моей… матери? Куромаку со всей силы разорвал цветок, так, будто тот причинил ему физическую боль. Попытка успокоить себя, отстраниться от тяжести воспоминаний. На месте старого бутона, тем временем, распустился новый, приятный аромат разлетелся по саду. Долгих пару минут были слышны лишь ласковое журчание и тихое стрекотание, государь не продолжал. Курон с волнением заметил, как задрожала его прежде сильная, волевая рука. Фаланги пальцев слиплись от сока и пыльцы. Шумный вдох. — Это… Нет… Я пока не могу начать этот рассказ. — Куромаку шагнул к столику, коснулся шеи в поисках мнимого галстука — фантом из снов. — Дождись, Курон. Я вернусь и поведаю тебе всё. В пути я подумаю, как не утаить ничего по слабости души, коли воля моего разума — не держать тебя более в неведении. Курон нашел в себе силы кивнуть. Да и только. Клеопатра шагнула в темноту от стены, к которой незаметно прислонилась, слушая родные голоса. Она вспомнила. «Куромаку… Что же с тобой происходит?» *** Три дня спустя. Место встречи изменить нельзя, особенно когда вы живете 500 лет назад от нашего века. Нарушить слово — «нельзя» вдвойне. Обещание королей — неписанный договор, нарушить который означает потерять честь и достоинство. Наш герой не соврал Курону. Он действительно скакал на всех парах, один, к рудникам, от дурной репутации которых родилось и название — Чёрная скала. У той гряды от камнепадов и оползней погибали сотни рабочих, и ссылка туда равноценна смертному приговору, посему там отбывали наказание отпетые преступники Карточной долины. И не не подумаешь как о месте для дипломатической встречи. Добрался до гор король Треф ближе к ночи, погода портилась. — На чёрной скале, как и договаривались, Куромаку. — Шах поднялся с камня, на котором удобно устроился в ожидании Карточного духа, и протянул руку для рукопожатия. Её Куромаку не принял, забрала шлема не поднял. Это была не дружеская встреча. — Просьба? — потребовал рыцарь. — Как обычно, переходишь сразу к делу, стоит мне просто побыть дружелюбным. — за скалами, вдали, начиналась сумеречная гроза. — Я бы попросил вас не тратить моё время. Если вы вызвали меня просто так, я в своем праве потребовать объяснений. — Конечно, не просто так, конечно… Ладно, будь по-твоему. — гул грома смешался со свистом ветра и медленным словом. — Пройдём в палатку, дождь собирается. В шалаше шахмат Куромаку не нашел Белого Короля. Это настораживало. Обычно братья-близнецы везде ходили парой, с чего такая секретность? — Где ваш брат? — Куромаку лязгнул клинком и оценил обстановку, проверив пылью самые темные уголки. — На восточных рубежах. Там сейчас небольшой конфликт. Что, хотел повидаться с «дядей Маттео»? — звон доспехов в ответ. — Ладно, неудачная шутка, не искрись, 'песочек'. Куромаку умножил четырехзначные числа в уме, успокаиваясь. Хотелось развернуться, уйти, вскочить на коня и прочь отсюда, назад, домой. Откуда такое волнение? — Моя просьба, на самом деле, необычна. — Шах медленно обошел походный стол вокруг коробочки, прикрытой алой тканью. — Ты скоро поймёшь, почему я прошу именно тебя, Хэйму. Дело в том, что мне некому более довериться. Сам подставляю сейчас себя под удар, вот до чего дошло мое отчаяние. Мой брат… Он жаждет покуситься на реликвию, которая по праву принадлежит мне. Я нашел её, когда добрался до развалин Вюрфеншпиля. Не Мэттью, дурню этому, владеть ею! Так вот… Мне нужно схоронить у кого-то достойного эту вещь. Сразу поймешь, почему. Смотри, Хэйму. Шах резко сорвал покрова и бросил их на пол, как грязное тряпье. Куромаку потерял дар речи. Конечно, он сразу понял, о чем с таким чувством умолял Шах, как только увидел. Над столом мягко левитировал черный гладкий куб.