Баллада о клевере

— Папа, на что ты смотришь…? Почему ты так рано проснулся? — Феликс зашлепал голыми пятками по холодному полу, не пожелав остаться стоять на тёплом восточном коврике, и тронул государя роз за ночное платье. Тонкий, нежный шелк его дорогого халата норовил выскользнуть из слабых пальчиков малыша и стечь на пол, складка за складкой. Большая теплая рука нашла миниатюрную ладошку и чуть сжала. — Любуюсь авророй. — шёпотом произнес тот — сегодня в их общей спальне спала и Хэлен, уставшая от каких-то неведомых королю червей волнений прошлого вечера. — Какой Авророй? Кому вздумается вставать в такую рань? — непонимающе нахмурился ребенок. Ромео засмеялся в кулак и вдруг резко поднял Феликса на руки, тот аж пискнул, чтобы потом замереть с приоткрытым от восторга ртом. Небо в окне было таким же розовым, как волосы отца. Оно переливалось желтым, сиреневым и алым оттенками, а вдалеке блестело что-то очень маленькое и яркое. Лишь пару трепетных мгновений спустя валет узнал в «блестяшке» родное солнце. — Восход! Солнце восходит! — Тише, тише, милый. — Ромео оставил на светлых веснушках мальчика целомудренный поцелуй. Хэлен шевельнулась на простынях, брови сведены, пальцы сжимают простыню так, что того гляди и порвётся. Феликс слез с рук Ромео и подлез к даме, хватая её за ладонь. — Мама, Феликс здесь, это просто кошмарик… Улыбнись, мама. — тихо зашептало дитя. Постель прогнулась и король ласково погладил свою жену по белоснежным косам. Заклинание успокоения. Возможно, Червовый государь и не был рыцарем в полном смысле этого слова, но всегда был готов сразиться с любыми дурными снами, одолевающими супругу или сына. Елена успокоилась, тихо вздохнула во сне и уже до утра спала в полной безмятежности. В полдень дама червей простилась со своей семьей и отправилась, как и обещала Эмме, в гости к Клео. «Моя дорогая подруга чрезвычайно встревожена положением дел у наших соседей, и я всего лишь краем ушка…! Ха-ха, никто ничего не заподозрит, милый, ты недооцениваешь женщин», — изрекла та и скрылась за шторкой кареты, как всегда невероятно хороша в пышном платье и дорогом жемчуге. — Порой мне кажется, что я переоцениваю женщин. Впрочем, когда кажется… — Ромео махал экипажу вслед, пока тот не исчез из виду и, сорвав пару роз сорта раннего цветения, небрежно поставил в пустую вазу у входа. Феликс на втором этаже что-то активно читал вслух, играясь с интонациями и, судя по прыгающим по потолку теням, бурно жестикулировал. Сказка, должно быть, в этот раз попалась действительно интересная. — Мой господин… — слуга, тот самый, что обслуживал дам во время их долгого девичника, поклонился, прежде чем слово молвить. — Вам пришло письмо. Ромео широко улыбнулся во все аккуратно уложенные усы. — От Пика, небось. Душка, наконец-то написал, я уже было решил писать са…! — Послание не подписано. — растерянно произнес молодой человек и неуверенно протянул свиток королю, пару раз поклонившись, для верности. По спине Прекраснейшего пробежал холодок, когда тот увидел небольшую печать на уголке бумаги и, конечно, узнал анонимного адресанта. Правитель вернулся в спальню и присел на кровать, пытаясь вернуть себе контроль над ослабнувшими пальцами. Узелки ленты поддавались с трудом, Ромео уже терял самообладание, но вот, с шорохом атлас приземлился на пол, и карточный дух развернул толстый пергамент. «Я ведь обещал, что вернусь, мой дорогой Ромео. Жди в гости. Верю, что ожидание не будет долгим и томительным. С большим чувством к тебе, — Мэттью»

***

Эрнарда одолевала тягостная скука. Изобретатель весь изнылся, бродя в стенах замка, как последняя горошина в пустой банке. За высоким витражным окном капал мерзкий, мучительно долгий апрельский дождь. В этом дворце не происходило решительно ничего интересного! Даже тот подкидной дурачок (как его — Курон, что ли?), и то мелькал редко, обходя место временного обитания нарда стороной за километр или того больше. Однажды механик попробовал заговорить с вечно напряженным русым хвостиком, но был успешно проигнорирован. Это бесило. И Эрнард, как и положено, бесился. Почему только — сам объяснить не мог. Ему хотелось подружиться с Куроном — отчаянно хотелось, но не знал, как это сделать. Быть может спросить у Куромаку? Скрипнула дверь, библиотекари как по сигналу склонили головы. Помянешь ведь черта… Эрнард не кланялся, это было не в его дерзком независимом характере. — А, вот и вы, господин изобретатель. — приветливо улыбнулся Куромаку, сложив руки перед собой. Что-то небольшое, красное такое, держал в белых костлявых пальцах. — Мне хотелось с вами переговорить. Вы свободны сейчас? — Ну допустим. — Эрнард спрыгнул со стола, на котором развалился, и в два прыжка оказался перед королем. — Нашел, что заказать? — Можно и так сказать… Прежде, чем сделать заказ, мне следует убедиться в реальности его исполнения. — Что ты имеешь в виду? Считаешь меня некомпетентным?! — подвески на щеках угрожающе зазвенели. Куромаку засмеялся, сщурившись. — Нисколько я так не считаю, уважаемый изобретатель Эрнард. Просто… То, что я хотел заказать… Такого еще никто на этом свете, я вас уверяю, не делал. — вот и всё — интерес Эрнарда вспыхнул, как фонарь на масле, и сам ученый был во власти правителя Клевера. — Я бы и сам, будь у меня больше времени, не занятого государственными делами, принялся за такое неоднозначное предприятие. — Ну, говори, говори уже, чего ты хочешь?! — нард рассыпался в восторженных восклицаниях. Куромаку поставил свою красную коробочку на стол и хлопком руки приказал всем слугам удалиться вон из библиотеки. Когда дух карты убедился, что в зале не осталось никого, кроме него и изобретателя, тот стянул то, что оказалось на деле багрово-красной защитной тканью. — Вы когда-нибудь копировали сложные артефакты? — «Копи»… Что? Куромаку в нетерпении даже не стал извиняться за сложные формулировки. — Делали ли вы копии, Эрнард? До юноши дошло слово, которое лишь недавно вошло в общее употребление. — Это… Повторять точь-в-точь работу какого-то мастера, верно? Да, я пытался, и иногда у меня даже получалось, но… Для чего тебе это знание? — непонимающе покосился на черный левитирующий куб, который прежде никогда не видел — даже у учителя-вюрфеншпильца. — Я хочу понять, можно ли повторить вот это совершенство алхимической мысли? — Куромаку привлек Колыбель к себе, та прилетела к «хозяину» и мягко приземлилась в его подставленные заранее ладони. — Я прежде никогда не видел ничего и отдаленно напоминающего эту странную штукенцию. — пожал плечами Эрнард. — Мне нужно точно знать, из какого камня она выбита и какими примесями «приправлена». Только так можно сделать не просто слепок, а работающую реплику. — Значит, теоретически это возможно? — не понравился Эрнарду этот заинтересованный взгляд карточного духа. — Да, вполне. Я не знаю пока всего, но… — Это мы обсудим позже. Я зайду вечером, когда улажу все насущные… В библиотеку вошла Клео, и Куромаку щелчком пальца спрятал Колыбель (под подол широкой рясы? Переместил в другую комнату?). Эрнард даже и моргнуть не успел, как вещица скрылась из виду. — Куромаку… — обратилась Клеопатра к мужу, не улыбаясь. — Сегодня приезжает Хэлен, я хотела попросить тебя составить нам компанию за чаем. — У меня крайне много дел и забот, милая Клео, боюсь, в другой раз. — вежливая полуулыбка. — Видишь, прямо сейчас мы с Эрнардом… — Куромаку, ты не общался ни со мной, ни с Бреллем уже неделю. — процедила дама Треф. — Хэлен приедет на один день, будь добр снизойти. — Снизойду, коли так меня просишь. Насчет Брелля ты верно заметила, я совсем заработался. — пошел на попятную государь, ощутив неприятный укол вины. Подумал, что и вправду соскучился. Странно, но с Колыбелью он не замечал этого. Трефовый король не хотел встречаться с Хэлен. Способность той остро чувствовать чужую ауру напрягала, от этого волшебства нельзя было закрыться, как от того же чтения мыслей Эммы. Конечно, залезть в голову к Куромаку жена Ромео не могла, а вот навести ненужного волнения в семье с её длинным языком — вполне. Однако продолжи государь отказываться — и Клеопатра бы тоже развела ненужного беспокойства. Сейчас всё это ни к чему, пустое. У короля за прошедшую неделю родились в голове грандиозные планы, к осуществлению которых тот спешил приступить. — Когда мне подойти? — осведомился тот. — В шесть вечера. — прозвучал ответ и Клеопатра ушла на ежедневную молитву. Куромаку долго смотрел той вслед, не двигаясь, в каком-то неприятном молчании, будто в воздухе повисла не озвученная мысль. — Проблемы в семье? — не выдержал Эрнард. — Кстати, я еще хотел у тебя спросить…! — Никаких проблем. — резко ответил собеседник, не поворачиваясь, и закончил разговор, недослушав. — Разрешите откланяться по рабочим вопросам. — …про Курона. А? — Эрнард озадаченно уставился в то место, где только что стоял государь. От него осталась лишь пыльная дымка. *** Экипаж замер у ворот, розовые шторки чуть дрогнули. Хэлен перевела дух, так, как ее учил когда-то Ромео, чтобы победить волнение, пускай лишь на время. Возможно, Эмма просто её напугала, и всё на самом деле не так уж и страшно. С другой стороны состояние Клео тоже о чем-то да говорило, верно же? В любом случае, лично убедиться во всём не помешает. Замок встретил даму безмолвным вопросом. Сама тишина, оксюморон ли, но пыталась что-то Червовой сказать, предупредить, а может, это лишь мандраж медленно сходит на нет. «Энергия этого места… Странная? Оно будто скорбит о том, что еще не произошло. Как это возможно? Или же это не дворец в печали, а скорее его…» — мысль вырвалась и упорхнула, оборвавшись на середине, когда Хэлен заметила хозяйку дома, её скромную улыбку. Дама червей развела руки в стороны для больших и крепких объятий, но была шокирована, когда Клео подошла, громко вздохнула и уткнулась подруге в плечо, сжимая смуглыми пальцами нежно-розовое выходное платье. — Я так рада, что ты пришла… — прошептала Трефовая дама. Слез не было. Хэлен лишь почувствовала, как узел напряжения в душе её дорогой приятельницы развязывается, страх покидает свои владения. — Моя дорогая, о чём может идти речь? Прикажи подать чай, в дороге я ни капельки, ни маковой соринки в рот не брала. — Хэлен всё это непродолжительное время чужой слабости не прекращала гладить подругу по спине. Внезапно свело ноги. Висок прошила резкая боль, Хэлен подавилась воздухом, вскинула голову, пытаясь что-то заметить в витражных стёклах дворцовых окон, но зрение не позволило. Откуда это омерзительное чувство?! На замок наложили порчу? Да даже запах дурного сглаза или проклятья так сильно не тревожил даму, как то, чему она сейчас не могла придумать названия. — Хэлен, милая, что, что с тобой? — Клеопатра испуганно вглядывалась в прежде румяное полное лицо, которое вдруг побелело, как от изнурительной болезни. — Н-ничего. Голова закружилась, только и всего. Похоже, укачало в дороге. Куромаку отпрянул от колонны, за которой стоял и наблюдал за тем, что происходит у ворот. Он недооценил способности Хэлен. Та безошибочно посмотрела туда, где он стоял минутой раннее. Колыбель, как шкодливый щенок, плыла в воздухе чуть выше пола, спрятавшись за подолом рясы. Её гравировка встревоженно сияла, даже переливалась, и король взял куб в руки, словно родного ребенка, и огладил пальцами грани. — Это не помеха для нас, для наших стремлений и надежд. — тихо, глубоким низким голосом, говорил король. Его губы дрогнули. Близость Колыбели дарила почти эйфорическое ощущение полного контроля над всем, что происходило вокруг. Впрочем, так ли это было? «Колыбель нужно оставить в кабинете, прежде чем я присоединюсь к Клео. В конце концов, её хранитель — я, а не кто-либо другой.» — решил Куромаку и неспешно направился в свои покои. Что же до обеденной залы, то там уже колдовала Хэлен над чайником Клео, бросала в него ведомые лишь ей, Червовой даме, пряные травы, аромат которых бутоном распускался над носиком, разлетался по комнате, огибая стулья и колонны. — Что новенького на этот раз? — хихикнула Клеопатра, удобно устроившись на стуле, отринув приличия. Пока они вдвоём, можно позволить себе такую слабость. — Шафран, малочай… — начала перечислять светловолосая. — Не-не, у тебя в государстве. — Да всё по-прежнему, вот только Ромео чуть другой. После того случая с Бреллем он совсем капельку посерьезнел. Может, мне только кажется, но… — Тебе лучше знать. — улыбнулась жрица, пробуя настой кончиком языка. — Необычное сочетание. М-м-м, корица? — А куда же без неё. — Червовая дама перешла в наступление. — Клеопатра, а всё-таки, что у вас произошло с Куромаку? Девушка напротив содрогнулась и обняла себя руками. Ей хотелось рассказать обо всём, но последствия могли быть катастрофическими. Дама не могла решиться. — Я ощущаю что-то в воздухе кроме чая, милая. Лучше бы только чай. Это что-то неприятное, удушливое, как запах плесени и углей. Это… Что-то тёмное. — наконец призналась Хэлен, плечи Клеопатры поникли, она села, заломив руки, зажмурилась. — Куромаку сам не свой, ты права. С тех пор как… Прости, я не могу. — Ты боишься, что он что-то с тобой сделает, если ты расскажешь. — проницательно заметила Червовая. Её собеседница натужно кивнула. — Такого никогда не было прежде! Я доверяла ему как себе, а теперь… А теперь мне страшно. Каждое утро, каждый вечер. Если мы пересекаемся в коридорах дворца, не дай боже сталкиваемся взглядами, то его серые очи разглядывают меня так, будто прикидывают, как лучше расчленить — вдоль или поперек. С присущей ему точностью и педантичностью, конечно. — Что-то стало причиной такого отношения, верно? Ты можешь верить мне, моя дорогая. Никому, ни единой душе я не проговорюсь! — Хэлен подошла сзади и нежно обняла дорогую сердцу подругу, пытаясь будто впитать в себя чужую боль, и возможно, у дамы это правда получалось. Жестокую же цену за эту эмпатию ей суждено заплатить. Клеопатра потянулась и прошептала Хэлен на ушко ту правду, которой боялась посмотреть в глаза. Едва слышно, почти невесомо. Червовая дама замерзла на месте. — Куромаку… Куромаку виделся с шахматными королями. И после этой встречи его как подменили. Он что-то с собой привез, но не показывает никому. Он угрожал мне. Не прямо, но… Прошу, милая, молчи, молчи об этом!.. Никто не знает. Даже Данте. — Это… Я не могу в это поверить. Зачем ему было нужно общаться с шахматами? Они же наши враги! — Тише, я прошу тебя… Хэлен села рядом на стул, потерянно уставилась на чайник, обдумывая услышанное. Давайте и мы с читателем немного переведем дух и послушаем, как играет где-то в соседней горнице лютня. Как тихо журчит садовый фонтан. Послушаем песни вешних птах, которых не касается всё земное зло, что отравляет и губит людские сердца. Детский смех за окном — Брелль играет с Куроном. Тихий шелест свежих, крохотных листочков, едва показавшихся из пухлых почек. Вздох и всхлип. Эти разрозненные элементы складываются в одну гармоничную мелодию — арию жизни, с её взлетами, падениями, радостями, горестями, стремлениями и сомнениями. «Законы мира — это то, что по прихоти людской изменится тотчас; и коли мир принял за константу, то тогда строгие законы природы — прекрасны*», — выводила на пергаменте строки умелая королевская рука. Что думал король в тот момент, ожидая неизбежной встречи в своем солнцем залитом кабинете для писем? О чём он мечтал, занеся над бумагой перо и жмурясь от ярких непослушных лучей? Знал ли, что той же рукой, тем же разумом крепким предстоит ему вершить кровавые расправы над тысячами невинных душ? Он еще не понимал, но, мой читатель, Куромаку обязательно поймет, что «как раньше» уже никогда не будет. Это неизбежное осознание кармы приходит лишь с ней самой, а пока, пребывая в полной уверенности в правильности своих действий и решений, Трефовый король начал писать первую и последнюю в своей жизни балладу. Вечер подобрался незаметно. Клео и Хэлен мало говорили друг с другом, лишь сидели в обнимку, думали одну и ту же мысль. Их жизни больше не будут прежними. Точка невозврата пройдена. Ровно к шести в дверь обеденной постучали. Клеопатра сорвалась с места и вернулась на свой стул, Червовая дама встала, чтобы поклоном поприветствовать короля Клеверной долины. Куромаку ответил ей учтивым кивком, но прямо в глаза не смотрел, все куда-то вбок. — Как провели время, милые дамы? Прошу прощения за то, что присоединился к вашей уютной церемонии лишь опосля. — вежливая улыбка. — Ну что ты, дорогой. Твоему приходу мы всегда рады. Только вот нерумян и невесел ты, случилось ли что дурное? — поинтересовалась Червовая дама. «Случилось. Ты приехала, ” — подумал Куромаку, но эта кощунственная мысль никак не отразилась на его восковом лице. — Работа, дорогая, работы очень много, отдыха мало. Как Ромео? Здоров ли, радостен мой брат у себя в дому? — дипломатическая заинтересованность. Куромаку занял место во главе стола, за много стульев до Хэлен и Клеопатры. На всякий случай. Хозяйка долины тяжело глотала и нервно сжимала подол. — Да, вполне. Передавал свой привет, ты же знаешь, какой он у него горячий. — на эту реплику Куромаку искренне засмеялся и Клео ненадолго оттаяла, заслушавшись. — О своих делах лучше расскажи! — Ну, что про мои дела… Недавно к нам приехал видный нардский изобретатель Эрнард, известный своими чудесами механики, алхимии и артефакторики. С его помощью я планирую начать определенного рода реформы… Ну и от себя добавлю, конечно, я ведь тоже в свободное для души время мастерю. Как тебе новые часы? — Твоя работа? Восхитительно! — Хэлен стало неловко, что она совсем не обратила на часы внимания, когда вошла в залу, а ведь посмотреть было на что — это была вершина часового мастерства. Отлаженный механизм с тремя колокольчиками в форме металлических треугольников без дна, прозрачные стенки из граненого стекла, циферблат в серебре с «парящими стрелками» — всё это выглядело достойно продажи какому-нибудь восточному шейху. Беседа продолжилась еще немного в том же русле, Куромаку выпил чай (и даже оценил его качество по достоинству), покивал на шутки Хэлен, приветливо улыбаясь при этом Клеопатре, но в такой улыбке не было и капельки тепла. Лишь настороженность. Король пытался понять без слов, как много его жена рассказала Хэлен и что теперь делать с этим. Вариант, что супруга была честна и молчала он отмел сразу. — Вот и время позднее. Переночуешь у нас, Хэлен? А утром да в добрый путь, что ты на это скажешь? — с надеждой предложила Клеопатра. Куромаку поспешил возразить. — Завтра будет сильный ветер. Я бы не советовал рисковать. Хэлен обвела глазами пространство и покачала головой. Ей хотелось уехать. Останавливало лишь волнение за Клеопатру, но та коснулась плеча Хэлен, безмолвно прося не тревожиться за неё и поступать так, как сочтет нужным. — Я, пожалуй, последую совету твоего мужа, милая, и поеду сегодня. Однако я вернусь как только отпустят меня и мои дела тоже. Нет, давай ты к нам в гости, хм? — Завтра важный ритуал очищения. Я послезавтра поеду. — с облегчением молвила Клео, не глядя на Куромаку. Поджатые тонкие губы побелели от напряжения. — Очень хорошо, моя дорогая. Иди ко мне. Дамы обнялись на прощанье. Хэлен подошла к Куромаку, обхватила его пальцами за предплечья и шепнула на ухо, очень грозно: — Только попробуй причинить ей боль. Я почувствую это за версту, точно как и чувствую твою мерзкую тьму. — и уже громче: — Прощай, Куромаку. Клеопатра покинула обеденную вместе с Хэлен, провожая к экипажу. Король остался стоять, конец его омофора покачивался из стороны в сторону, как маятник. Тихий смешок государя. «Только попробуй», значит. — И правда, прощай, Хэлен. Приятных снов. — бросил тот в пустоту, будто посмеиваясь над самой судьбой. А он и смеялся — беззвучно, неприятно оскалившись на один короткий миг. «Колыбель заждалась меня. Мне следует вернуться и передать её Эрнарду. Ненадолго. Пускай и непродолжительное, но расставание с живым доказательством моей могущественности причиняет моему сердцу легкую боль. Потом можно пригласить Брелля посмотреть на звёзды. Они ведь нынче прекрасны, в эту ясную теплую ночь.» В собственном кабинете Куромаку уже ждали. Малыш Брелль зашел поставить книгу, которую давно взял почитать у отца на место, и заметил, как к нему подлетело что-то небольшое и квадратное. — Кто ты? — дружелюбно обратился ребенок парящему кубу. — Ты что-то хочешь мне сказать? Почему же тогда ты молчишь? Колыбель не отвечала. Она лишь смотрела, да и только. Изучала, возможно, новое для неё лицо. В этот момент артефакт начал белеть. Белое пятно молоком разлилось сначала по одной грани, потом по другой, гравировка засияла, но не пугающе и волнующе, как раньше. — Ты меняешься. Ты будто радуешься. — заметил Брелль, взял тряпочку и заботливо стер с уголка пыль. Колыбель почти полностью обратилась в чистый белый цвет, когда дверь в кабинет резко распахнулась. На пороге стоял Куромаку, и взгляд его не сулил ничего хорошего. Брелль вжался в книжную полку от какого-то глубинного испуга, а куб стремительно почернел. — Что ты здесь делаешь? — голос рокотом грома зазвенел по чистым закрытым окнам. — Я… Я не… К-куромаку, п-пожалуйста, не надо…! Не наказывай меня, я не хотел, оно само ко мне подлетело…! — Брелль закрыл лицо руками, плача. Эти слезы отчего-то разозлили Трефового короля, чего раннее не случалось. — Никогда больше не трогай Это. Брелль закивал головой и бросился наутёк из кабинета. Только тогда Куромаку пришел в себя и окликнул своего ребенка. Но того рядом уже не было. Государь клевера остался в своих покоях совершенно один. «Нет, я не один» — вспомнил математик и привлек к себе куб, по которому успел маниакально соскучиться. — Только тебе удаётся понять меня без слов… Как тебе идея — ты работаешь на меня и мы всегда будем вместе? — Куромаку мягко соприкоснулся лбом с одним из углов и радостно выдохнул от того, как его поток мыслей от одного касания превратился в спокойную величественную реку. — Эрнард подождет. Пойдём в оранжерею, там нам с тобой проще думается. Куромаку вдруг отлип от Колыбели, будто услышав от неё гениальную мысль и восторженно кивнул. — Да, давай попробуем. Но разве это возможно? Моя магия не работает на таком расстоянии. Что? Ты говоришь, что с тобой у нас получится? Мне не терпится начать. Государь сосредоточился на точке на горизонте — удаляющемся экипаже Хэлен. Белок его левого глаза покрылся черной сеткой вен, а зрачок затопил радужку. Песок под колесами кареты пришел в движение по воле карточного духа, лианами из песчинок оплел колеса и забрался в полости между спиц. Не прошло и пары минут, как дерево треснуло, но транспорт всё еще продолжал свой путь, как ни в чем не бывало. — Точно? Ну, тогда всё в порядке. Мне бы не хотелось от этого беспокойства. Что, дилемма решена? Какая радость. — Куромаку удовлетворенно кивнул и покинул кабинет в смешанных чувствах. Хэлен вскрикнула, когда салон завалился на бок и со всей силы ударился о камни на обочине. Всё померкло перед глазами у несчастной дамы, от потери равновесия та расшибла висок и потеряла сознание. Кучер соскочил с коня и достал свою госпожу, проверил пульс и поблагодарил всех богов, живых и мертвых, за чудо — его хозяйка жива. Багровое пятно на обивке сиденья, которое впоследствии найдут слуги Ромео, станет предзнаменованием истинной бури. На этот раз это не ветер и песок. Теперь, читатель, отгадай эту загадку. Я же, с твоего позволения, продолжаю эту историю. — — - *Kachou Fuugetsu (Touhou Project) — senya from Yuuhei Satellite. Перевод с японского мой, авторский.