Сafe au vin

      Огай Мори был невероятным боссом и человеком, которым Накахара искренне восхищалась.       В прошлом, когда она была «королевой Овец», она терпеть не могла мафию и старалась сделать все возможное, чтобы защитить своих друзей, готовая отдать за них свою жизнь, но именно Огай Мори заставил её посмотреть на мир другими глазами.       Быть лидером — значит стоять во главе организации, но также быть её абсолютным рабом. Если это ради выживания организации и её процветания, то я с радостью ступлю в любую грязь. Я буду взращивать своих подчинённых, давать им место, использовать их и избавляться от них, если необходимо. Я вынесу и совершу любые зверства во имя неё. Вот что значит — быть лидером.        — Чу-у-уя, как быстро ты пришла, — восхищенно протянул Дазай, хлопнув в ладоши, — Действительно, как настоящая собачка!        — Нарываешься, скумбрия, — мрачно прошипела Накахара, смотря на него снизу-вверх, еще больше закипая от этого.       Чертов соулмейт, если бы не он, она бы обязательно прибавила в росте!       Чуя скрыла глаза за полами шляпы, поджимая губы и стискивает зубы настолько сильно, что слышен скрип, чувствуя, как ярость опять затапливает её сознание, а ладони сжимаются в кулаки.       Как же она его ненавидит!        — А ты опять это делаешь, — пропел Дазай, и Чуя вздрогнула от понимания, что соулмейт даже сейчас влияет на неё.       Она никогда не имела привычки скрывать глаза полями шляпы в порыве эмоций. Никогда. Но эта чертова связь! Накахаре кажется, будто её шею сдавливает ошейник, от которого тянется невидимая нить, отливающая почему-то золотом, невесомая, как солнечный луч, и от этого ей становится тошно настолько, что она готова принять предложение Дазая на двойное самоубийство.       Её соулмейт точно не гражданский, — вот, что понимает Чуя, ведется «на слабо», впервые беря из рук Дазая пистолет, и, не целясь, попадает точно в цель. Накахара удивленно замирает, смотря на свою руку, уверенно обхватывающую ствол пистолета, краем глаза следя за Дазаем, который удивленно моргнул, смотря на цель и через секунду расплылся в восхищенной улыбке.       «Как хорошо, что тебе передались некоторые навыки от соулмейта», — говорит он и Накахара откидывает пистолет, будто он только что ударил её током, с ненавистью смотря на свои руки. Даже в такой ситуации он влияет на неё.       Они входят в кабинет босса одновременно, идя нога в ногу и даже останавливаясь одновременно, молча извещая о своем присутствии. Дазай складывает руки за спиной, безразлично смотря вперед, а Чуя стоит с идеально ровной осанкой, держась так, будто она солдат в армии.       Огай Мори ползал под столом, видимо, играя с Элис в очередную странную игру. Девочка же тем временем сидела на столе, спокойно рисуя цветными карандашами и Чуя еле-слышно хмыкнула, прекрасно понимая, что это могут быть отчеты или какие-нибудь важные документы. Вот только Мори ничего ей не сделает, разве что подаст еще «ненужных» бумаг, с умилением глядя на то, как Элис играется.        — Кхм-кхм, — Накахара кашлянула в кулак, заставляя босса обратить на них внимание, пока Дазай бурчал что-то на подобии «Ну зачем ты его отвлекла?».       Огай Мори тут же подскочил, попутно ударившись затылком об стол, но как ни в чем не бывало сел на свое место и, стоило ему увидеть Элис, начал причитать.       Накахара со смешком отвела взгляд, уже не застывая в ступоре, как это было в первый раз. Впрочем, у неё было два с половиной года, чтобы привыкнуть к странностям босса, к своей должности в роли мафиози и к бесящему её напарнику.        — Что с тем мальчишкой, которого ты привел, Дазай? — с интересом спросил Мори, с любовью поглаживая Элис по длинным волнистым волосам, из-за чего девочка недовольно пыхтела, но от своего дела не отрывалась.        — У него невероятная способность, босс, — с улыбкой произнес Дазай, вынимая из кармана своего плаща отчет, кладя его на стол, — Здесь вся информация.       Накахара вспомнила того мальчишку и то, как его тренировал суицидник, методично избивая его. Дазай прикрывается тем, что просто хочет вырастить из него настоящего мафиози, но Накахара знает настоящую причину: он просто выпускает всю свою злость на него.       Осаму Дазай любит разговаривать о соулмейтах, наигранно-мечтательно закатывает глаза, когда слышит о них и чуть ли не поет о том, как это прекрасно, вот только у него самого… нет соулмейта.       Чуя привыкла уже смотреть на то, как окрашиваются в алый цвет его бинты от ран, нанесенных им же, и зло причитать, говорить, что он суицидальный придурок и она сама была бы рада отправить его на тот свет, если бы они не были напарниками. Дазай смеется, что-то отвечает ей на это, но Чуя видит в этих глазах пустоту. Видимо, эксперимент опять провалился и Осаму не смог почувствовать свою связь с соулмейтом, а значит, его нет. Не существует.       Накахара завистливо смотрит на Дазая, злясь еще больше на то, что он попросту не ценит того, что на него никто не влияет, что он — это он. Она готова крушить, ломать, кричать.       Накахара Чуя отпускает себя на очередном задании, данном боссом. Она применяет свою способность, взлетая в воздух, чувствуя, что связь с её соулмейтом становится почти что неощутимой, а странная золотая нить, будто лучик солнца, растворяется в темноте.       Накахара удовлетворенно ухмыляется и не делает ничего, когда видит, как на него наводят дуло пистолета, но с готовностью использует свою способность, когда видит, что очередная пуля действительно может его убить.       Чуя желает Дазаю скорой смерти, с готовностью пиная стул, на котором стоит подвешенный к потолку Осаму, тем не менее, быстро доставая нож, одним точным взмахом перерезая веревку, из-за чего неудачливый суицидник падает на пол, сетуя на боль в спине из-за удара.       Накахара смеется и подбадривает врагов под обиженные крики напарника, стоило врагам кинуться на него, но в то же время она с готовностью ломает их кости, придавив гравитацией к земле, стоило Дазаю только сказать, что они должны действовать по плану, который он придумал. Потому что они всегда действуют.       Она не выдерживает и бьет его со всей силы ногой в солнечное сплетение, применяя способность, потому что не может смотреть на него.       На слабака, который не ценит свою свободу.       Осаму Дазай отлетает к стенке, оставляя внушительную вмятину, харкая кровью, — видимо, Чуя все же сломала ему несколько ребер — и смотрит на неё так, будто у неё есть все ценности мира, все, чего нет у него. Накахаре хочется ударить его еще раз, но почему-то в этот раз рука не поднимается, и она просто фыркает, надвинув на глаза шляпу, стремительно уходя, буквально чеканя шаг. Лишь бы подальше от него.        — Рюноске Акутагава, значит, — задумчиво произнес Мори, пугающе улыбаясь. Наверняка сделал в голове заметку, что имя этого кадра нужно запомнить, — Надеюсь, ты хорошо его обучаешь, Дазай?       Чуя насмешливо фыркнула, из-за чего все уставились на неё, но она только гордо вздергивает подбородок, смотря на всех с вызовом. Дазай обучает Акутагаву только кнутом, забывая о том, что своих нужно поощрять еще и пряником. И она готова сыграть роль этого пряника, потому что уверена, что благодаря этому мальчишка освоится быстрее.        — Ты думаешь, что справилась бы лучше? — с интересом спрашивает босс и даже Элис отвлекается от своих рисунков, с особым интересом разглядывая Чую.        — Не доросла еще, — насмешливо хмыкает Дазай, откровенно намекая на её рост и у Накахары что-то щелкает в голове.       Её соулмейт не виноват в этом, так ты говорила, сестрица Кое?       Осаму Дазай давит на больное, не давая шанса забыться, заставляя вспомнить о том, что Накахара связана по рукам и ногам золотой нитью.       И от этого Накахара Чуя ненавидит своего соулмейта еще больше, потому что чем больше она пытается забыться, обмануть мироздание, разорвать эту чертову связь, эта нить опутывает её еще сильнее.       Она с раздраженным криком замахивается на него ногой, на этот раз целясь в голову, чтобы наверняка, но тот успевает присесть и отскочить, невинно посмеиваясь.       Элис хохочет, одобрительно хлопая в ладоши, смотря на них так, будто ожидает продолжения банкета, будто все это — просто шоу, которое организовали специально для неё, а Огай Мори умиленно косится на неё и счастливо вздыхает.       Сумасшествие.        — У всех эсперов что-то не так с головой, — констатирует очевидный факт Дазай и Чуе только и остается, что согласно вздохнуть, мгновенно успокаиваясь.        — Думаешь, ты станешь лучшим тренером для мальчика с улицы? — задает провокационный вопрос босс, сверля её взглядом.       Накахара Чуя не отводит взгляда, потому что она уверена, что девушка с трущоб прекрасно поймет мальчика с улицы. Но все равно задумывается, прежде чем ответить:        — Я буду скорее… репетитором-мафиози.       Странное словосочетание, но почему-то оно звучало так правильно.       Естественно.       Огай Мори довольно расплывается в улыбке, из-за чего Дазай около неё немного напрягается, предчувствуя что-то неладное, и прикрывает глаза, удовлетворенный её ответом. Босс кивает, давая ей согласие на обучение Акутагавы Рюноске, а Осаму возмущенно кричит, что она хочет отобрать у него авторитет, не чураясь напомнить ей о том, что она всего лишь собачка в его глазах, которую он привел в Портовую мафию.       В этот раз Накахара все-таки ударила его, продырявив стенку, чувствуя глубокое удовлетворение от этого, пока на шум прибежал отряд Черных ящериц, которые быстро начали озираться, пытаясь найти врага, который пробрался в кабинет босса, но смогли увидеть лишь лежавшего Осаму Дазая, который показывал большой палец, намекая, что он жив, и довольную Накахару Чую.              А потом случилось так, что Дазай оказался в больнице в тяжелом состоянии.       Чуя закуривает очередную сигарету, вспоминая, как суицидник ни с того, ни с сего упал на колени, хватаясь за грудь, испуганно смотря куда-то вперед. Накахара тогда схватила его за шиворот, в рекордные сроки прибывая в больницу, отдавая суицидника в руки докторов.       Она опускает взгляд, в который раз перечитывая то, что было написано врачами на листке бумаги, и, запрокинув голову, хохочет. Накахара Чуя смеется долго, надрывно, хрипло, до боли в горле и в животе, до слез в глазах и сминает несчастную бумажку, понимая, что сбылась мечта идиота.       Что-то случилось с соулмейтом Осаму Дазая.       Накахаре Чуе смешно, потому что какая ирония! Он так желал иметь соулмейта, так страдал и вот теперь он в больнице из-за него.       В связи соулмейтов нет ничего волшебного.       Это не сопливая сказка, в которую верят дети.       Это гребаная реальность.       Накахара Чуя заходит в больничную палату и её взгляд сразу же падает на медленно дышащего Дазая с кислородной маской на лице, который с удивлением ощупывал свою грудь, смотря куда-то вперед тупым взглядом.       Видеть Дазая на больничной койке было… непривычно — еще никто из врагов не мог ранить его так, чтобы он оказался в больнице. От этого еще более было ироничным то, что он здесь из-за соулмейта.        — Почему мне не удалось запихнуть тебя сюда? — как-то раздраженно-завистливо спрашивает Чуя, плюхаясь на стул около больничной койки, кидая ему на колени пакет с яблоками, в который пациент тут же зарылся с головой.       Дазай удивленно смотрит на неё, приподняв голову и, расплывшись в умиленной улыбке, уже хотел что-то сказать, но Накахара просто всучила ему в руки записку от врачей и, скрестив руки на груди, начала внимательно наблюдать за его реакцией.       Осаму Дазай несколько раз перечитал то, что было написано на ней прежде, чем расплыться в блаженной улыбке, вот только Чуя не понимала его радости. Этот парень всегда был странным, не от мира сего, сумасшедшим, мечтавшим о том самом человеке, предназначенном ему судьбой. Накахара Чуя не понимала этого желания — быть зависимым, быть собой и в то же время кем-то еще, имея чужие привычки.       Но Дазай был сумасшедшим. Он улыбался неестественно широко, держа руку на груди, будто мог слушать не только ритм своего сердца, но и чужого.       — Не радуйся, — буркнула Накахара, закинув ногу на ногу, вспоминая кое-что важное, — Вспомни, какую боль ты причинил бедной девочке своими суицидальными закидонами. Сомневаюсь, что у неё появится желание увидеться с тобой.       Если честно, будь она на его месте, она бы радовалась даже этому, но, зная этого самоубийцу (не очень хорошо, но достаточно, чтобы понимать, что для него связь со своим соулмейтом действительно что-то значила). Но он только откинулся на подушки, мечтательно глядя куда-то вверх, держа в одной руке красное яблоко:        — Пусть даже так. Мне достаточно просто знать, что она существует.       Накахара Чуя нахмурилась и фыркнула, отвернувшись.       Накахара Чуя не понимала.       Уже на следующий день они с Дазаем шли на очередное задание, данное боссом, который с искреннем интересом спросил все ли с Осаму в порядке и, получив утвердительный ответ, тут же вручил им новую миссию, а сам ушел гулять с Элис.       Чуя засовывает руки в карманы штанов и с превосходством смотрит на своих противников. Звучат выстрелы и крики, а она с азартной улыбкой молниеносно подлетает к ним, круша все вокруг, чувствуя, как отпускает себя.       Вот её стихия, вот её стезя, вот её смысл жизни.       Крушить, ломать, убивать.       А потом в наушник ей говорят: «Используй Порчу».       Накахара Чуя возмущается, но покорно вынимает руки из карманов, аккуратно снимая черные кожаные перчатки.        — Не дай мне сдохнуть, — говорит она, слыша согласный смешок своего напарника.       Это последнее, что она говорит, прежде чем выпустить Арахабаки на волю.       Прежде чем стать самим воплощением хаоса.       Она не знает сколько времени была им, скольких убила и что рушила, нападала ли она на своих, но вот впереди она видит белый ослепительный свет.       И открывает глаза.       Вокруг одни руины, на которые она уже давно не обращает внимания, а напротив неё — Дазай, держащий её за руку, блокируя её способность.       Тело слабое и невыносимо податливое. Впрочем, как и всегда, после использования Порчи. Противно.       Она только открыла рот, чтобы возмутится и сказать: «Почему так долго?!», но замирает, чувствуя что-то.       Что-то внутри неё вибрирует, колет, будто возмущается, и Накахара действительно верила, что это эмоции, вот только не её, а когда понимает всю суть происходящего, шокировано распахивает глаза, с которых текли кровавые слезы.       Это не её эмоции.       Соулмейт.       Она кривится только от одного этого слова и опять замирает, прислушиваясь к себе, чувствуя отголоски чужой злости. Ярости. Ненависти.       Ей бы разозлиться на это, вот только почему-то она чувствует облегчение, от которого хочется хохотать в голос, захлебываясь в собственной крови, и Накахара не отказывает себе в этом, смеясь так громко, насколько это возможно, чувствуя на себе любопытный взгляд Дазая.       Она еле поднимает голову, которая сейчас была просто чугунной, слыша звон в ушах. Чуя улыбается, ощущая, как измазываются губы в собственной крови, которая текла с носа. Она смотрит на то пятно, которое на самом деле и есть Дазай, и с облегчением говорит:        — Он меня тоже ненавидит.