До встречи в «Аобе»

      Ойкава тихо напевает новогоднюю песню, попутно нарезая листья салата. На плите тихо потрескивает рыба. Кошка аккуратно залезает на стол, в попытке забрать себе вкуснятину. — Амайо, девочка моя, нельзя тут ходить, — Тоору отвлекается на пушистый клубочек. В этот же момент в коридоре раздаётся хлопок. — Я дома! — грубый, немного хрипловатый мужской голос доносится от туда. — Добро пожаловать домой, Ива-чан! — Ойкава тянет каждую гласную нараспев, мило улыбаясь. В нос ударяет запах хвои — за спиной Хаджиме, прям в углу маленькой прихожей, стоит ёлка. Деревце немного ниже самого Ивайзуми.       Брюнет стягивает с себя курточку, пыхтя от напряжения, потому шарф, что Тоору нацепил на него, «чтобы холодно не было, Ива-чан», запутался в застежке. — Я ужин готовлю, — шатен бросает робкий взгляд на Хаджиме и уходит на кухню. По шуршание и чертыханьем становится понятно, что Ивайзуми понёс ёлку в гостиную.       Ойкава продолжает напевать праздничную мелодию, время от времени смолкая, когда пробует блюда на вкус. Спустя пять минут в маленькую комнатушку, что пропахла специями, врывается аромат хвои, мандарин и чего-то родного, такого тёплого — запах Хаджиме. — Как ты тут? — во взгляде — неподдельный интерес, на губах — ухмылка. Тоору и не помнит уже, когда такое поведение грубого и сдержанного «соседа по комнате» стало нормой. Непривычной приятной нормой. — Отлично. Отправил последний долг по социологии, потом сходил в магазин, убрал в ванной… Кстати, ванная. Ива-чан, хватит разбрасывать там свои футболки, — на замечание брюнет фыркает и обнимает парня поперёк живота, целуя в щеку. — Я сегодня спешил. Прости. Тебе помочь? — Да, я хотел имбирное печенье испечь. Сделай для него тесто, — Ойкава достаёт из верхнего ящика кухонной тумбы лист в клеточку. Он помятый и слегка пожелтевший в уголках. Хаджиме смотрит на бумагу, пытаясь понять чей почерк: не Ойкавы, потому что у того иероглифы всегда наклонены влево, не самого Ивайзуми, потому что брюнету свойственно писать, сильно вдавливая ручку в бумагу и делать острые линии — чёртова нервозность. Парень пробегает по ровному округлому тексту. Вдруг до него доходит — это почерк его мамы. — А что у тебя делает этот рецепт? — Хаджиме отстраняется, чтобы достать муку. — Когда ездили к твоим родителям, твоя мама мне его дала. Сказала, что сынуля так любит печеньки с тёплым молоком, что сильнее этой любви может быть лишь любовь ко мне, — и не соврала же, проскакивает мысль в голове смущённого Ивы.       Ойкава вытирает руки, и уходит в гостиную — телефон зазвонил. Ивайзуми продолжает смешивать ингредиенты, соблюдая рецепт. Выражение его лица говорит о том, что в его голове проходят сложные и важные вычисления. — Да… Тебя тоже, Акааши… Мы с радостью… — долетают обрывки фраз из соседней комнаты.       На кухне появляется ещё один пряный запах — корица. Ойкава любит корицу. Он добавляет эту специю в чай, в выпечку, у него даже ароматическая свеча есть.       По паркету шаркает подошва тапочек — Тоору вернулся на кухню. Его руки обвились вокруг талии любимого, а нос уткнулся в затылок. Шатен громко втянул воздух в лёгкие, насыщая их всеми ароматами, что витали в воздухе. От Хаджиме исходил запах его тела — неповторимый, единственный и незабываемый. Ойкава почувствовал себя маньяком-извращенцем, когда его парень упрекнул: «Тупокава, не обнюхивай меня с ног до головы, а то такое чувство, будто я встречаюсь с собакой-ищейкой».       Амайо протянула ревнивое «мяу» и спрыгнула с подоконника. Её белая шёрстка защекотала голые стопы Ивы, от чего тот затоптался на месте. — У нас есть формочки? — брюнет расслабленно наблюдает за снегом, что сыпет за окном. Его грудь спокойно вздымается при каждом вдохе, но сердце все равно стучит громче необходимого — это все влияние Тоору. — Были где-то, — тот нехотя отлепляется и достаёт формы для выпечки. Звёздочки, сердечки, ёлочки, листочки, динозаврики — на любой вкус и цвет. Хаджиме опять задумывается. — Что случилось? — лёгкое прикосновение худым холодным пальцем к переносице в попытке разгладить глубокую морщинку, которая уже и не пропадает со своего законного места: «А я говорил, Ива-чан, меньше хмурится нужно!» — Какие будем использовать? — Как хочешь. Можем все, чтобы интереснее выглядело, — Тоору беззаботно пожимает плечами и мажет губами по скуле. — Не хмурься, пожалуйста. Тебе не к лицу.       Кошка цапает парня за штанину, и Ойкава, повинуясь прихоти их с Хаджиме ребёнка, берёт Амайо на руки. На противне появляются первые печенюшки в форме сердца, потом ёлочки и звёзды. Шатен умиляется.       Спустя час, когда ужин был съеден, а сладости и чай готовы, парни сидели в гостиной, в попытках распутать гирлянду. — Зачем нам столько их? — негодует Ивайзуми, откладывая в сторону уже четвертую по счету «мигающую фиговину». — Для уюта, Ива-чан. Для уюта и атмосферы праздника.       Ёлка, поселившаяся в укромном углу комнаты, была очень пушистой. Амайо так и норовила залезть на неё. Хаджиме уже пару раз пожалел, что поставил дерево в лёгкой доступности для кошки. — Давай включим музыку, — предлагает Ойкава, подрываясь с места. Через минуту из колонки стала звучать новогодняя подборка песен. Избитые, старые треки, что вызывают чувство ностальгии и, как выразился Тоору, уюта. — Куколка, ну чего ты? — сердце шатена сжимается на мгновение — Хаджиме так обращается только к нему и к кошке. И правда, пушистый зверёк уже покушался на целостность провода одной из семи гирлянд, что были в этой квартире. — Ива-чан, хочешь, я нагрею тебя молока… К печенью, — добавляет парень, глядя на краснеющего Ивайзуми. — Пожалуйста.       И Ойкава, посмеиваясь внутри своей головы, приносит с кухни стакан с молоком. Брюнет благодарно кивает, затем протягивает Тоору печенье в виде звёздочки. Тот решил играть до последнего и кусает угощение прямо из рук своего парня. У Хаджиме глаза тут же начинают метаться по всей комнате, упрямо игнорируя хихикающего шатена. — Давай ёлку украшать, — успокоившись, предлагает он. — Да, — соглашается Ива и встаёт на ноги. Кошка тут же оживает и пытается укусить его за пятку. — Девочка моя, папе больно, — Ойкава заливается смехом, не в силах уже контролировать себя. Фразы, которые ляпает Ивайзуми время от времени, бесценны. — Кстати, пока я не забыл. Нас Акааши и Бокуто пригласили в гости на Новый год. — Будем у них праздновать? — брюнет забирает одну из упаковок с игрушечными шарами для ёлки из рук Тоору. — А почему бы и нет? Я, конечно, не против и вдвоём встретить, но в компании веселее. Тем более мы с ними давно не виделись вне стен «Аобы». — И то верно, — хмыкает второй. — Помогай, а то меня тут съедят сейчас заживо.       Амайо, словно в подтверждение, цепляется когтями за ткань толстовки Ивайзуми и выкарабкивается тому на спину. Брюнету приходится наклониться, чтобы Куколка не упала.       Тоору с особой нежностью берет на руки пушистый комок и целует в макушку. Хаджиме подходит и обнимает своих родных, закрывая их от всего мира. — Люблю, — шёпотом, практически на грани слышимости, но у Ойкавы уже весь мир замирает на долю секунды. Слеза сама стекла по щеке. Шатен автоматически стирает её рукавом свитера. Ива пугается: — Что такое? — Хах, все в порядке. Просто… Эмоции. Я не знаю, почему… Оно само, — парень нервно теребит шнурочки на толстовке парня. — Не плачь, Тоору, — мягкое прикосновение губ к виску. Тихий вздох и протяжное недовольно «мяу». Ойкава опять улыбается. — Итак, вот эти, которые красные, будем вешать повыше. Они мельче, чем жёлтые, — он включает эксперта-дизайнера и начинает крутиться юлой вокруг ёлки. Ивайзуми покорно выполняет каждую прихоть. Две небольшие гирлянды, что светятся тёплым оттенком, появляются на ветвях. Шары четырёх цветов и разных размеров поочерёдно занимают свои почётные места: мелкие игрушки — вверху, а большие — внизу. — Давай эту огромную гирлянду повесим в спальне? — предлагает брюнет, держа в руках объект обсуждения. — Над кроватью? — Ойкава, словно представляет, как это будет выглядеть, уверенно кивает. — Думаю, будет отлично сочетаться с подсветкой компьютера.       Хаджиме допивает молоко одним большим глотком и откусывает одну половинку сердечка-печенья, вторую у него забирает Тоору. За такую наглость ему прилетает мягкая игрушка в спину. Шатен, заливаясь смехом, убегает в спальню, Ивайзуми послушно идёт за ним.       Амайо, словно контролёр, сидит на письменном столе и возмущённо мяукает каждый раз, когда мишура оказывается не на одинаковом уровне на окне. — Ива-чан, тут нужен скотч, — корячась на стуле, скулит Ойкава. — Оно не цепляется на кнопки. — Сейчас, — брюнет возвращается с огромным рулоном клейкой ленты — теперь окно выглядит нарядным.       Парни долго примиряются, как именно повесить гирлянду, но потом, наплевав на симметрию, прикрепляют к фоторамкам на стене. Оба застывают, глядя на их первый совместный снимок: их сфотографировал напарник, Мацукава, и на фотографии что Ойкава, что Хаджиме красные как раки. Их тогда Иссей впервые назвал «влюблёнными дураками».       Кошка запрыгивает на кровать и ластится к хозяину. Тоору фыркает и опять берет её на руки, ложась на кровать. Рядом прогибаться матрас — Ива тоже упал в гору одеял. Тишина взрывается мгновение смеха — брюнет защекотал своего любимого по стопе. — Пре… Прекрати! Я сейчас задохнусь! Амайо, скажи ему! — вопит Ойкава в приступе дикого хохота. Ивайзуми тоже улыбается и тянется за поцелуем. Тоору отвечает нежно и аккуратно. Прошло то время, когда они набрасывались друг на друга, как голодные звери — теперь все уютно и ласково. — Нужно будет ещё подарок купить, — тяжело вздыхает шатен. Ива крепче обнимает его поперёк груди, зарываясь носом в растрепанные волосы: такой домашний, такой родной Ойкава. — Успеем, — тихо летит в ответ.       Они засыпают втроём на одной кровати. Амайо тихо мурчит на ухо, утыкаясь носом в ладошку Тоору. Они счастливы и магия Нового года уже витает в их квартире.