Шторм и Пепел

      Боль утихала в душе Адель с каждым днем, проведенным дома; утихала медленно, слишком медленно, чтобы заметить. Слишком медленно, чтобы принять.       Донье ужасно осточертела эта ноющая боль в груди, не позволяющая уснуть до самого утра и не дающая сил встать с постели после полудня. Она не могла есть, но испытывала неутолимый голод. Она не могла пить, но мучилась от сильнейшей жажды. Девушку изматывало общество, в котором ей приходилось находиться, изматывали фальшь и высокомерие на лицах окружавших её господ. Адель казалось, что она попала в проклятый лабиринт, не имеющий ни входа, ни выхода — дни то тянулись и были, казалось, длиннее всего возможного, то торопливо ускользали, как песок сквозь пальцы.       Своеобразные сюрпризы судьбы не собирались заканчиваться и, когда Адель уже решила, что все прошло, все больное зажило, затянулось, одно происшествие с изощренной жестокостью расковыряло ее раны, разворотило нарывы, возвращая девушку в прежние агонии.       Виной всему был маленький, сложенный вдвое, обрывок пергамента, что одиноко лежал под кроватью, скрытый от чужих глаз в тени гобелена. Краткое послание, при одном взгляде на которое Адель сразу поняла, кто был его отправителем. Она напрасно надеялась, что ошиблась.       Это было не так.        Аделаида, набравшись смелости, все-таки, развернула пожелтевший пергамент дрожащими руками.       Размашистым почерком на бумаге была выведена одна фраза, которая заставила донью и нервно поджать губы, и сдерживать слезы, и устремить взгляд к горизонту, надеясь увидеть там очертания знакомого корабля.       Я не поверил не единому слову — гласило краткое послание.       На месте подписи красовался маленький рисунок в форме ласточки, возрождающий воспоминания об капитане того самого корабля, с которого и началась её история, о человеке, имя которого Адель так упорно старалась забыть.       Теперь девушка была уверена в том, что непременно наступит знаковый день, когда ей вновь представится возможность увидеть его. Однако стоило ли ей радоваться или страшиться неминуемому, Адель пока не знала.       В руках доньи горел пожелтевший пергамент, пеплом оседая на медное блюдо, и вместе с этим посланием она надеялась уничтожить все свои смешанные чувства. Аделаиде нужно было переключиться на что-то простое, однозначное, и она нашла это.       Вряд ли Адель когда-нибудь раньше прибегла бы к подобному решению нависшей проблемы, но сейчас это казалось ей единственным доступным и правильным выбором. Донья страстно желала забыться… хотя бы на краткое мгновенье. Впервые в жизни Адель хотелось напиться до беспамятства; напиться до потери рассудка, до расслабления тугих нитей боли, удушающих ее.       Ром отлично мог подсобить Адель в этом.       Стащить несколько бутылок алкоголя — разумеется, не забыв и про кьянти, — из семейного погреба Аделаиде не составило большого труда. Она сделала это столь ловко и незаметно, что об этом не узнали ни слуги, ни гости, ни Диего. Девушка догадывалась, что муж явно не одобрит подобного «метода расслабления», и потому старалась действовать как можно более осторожно даже в собственной комнате.       Время близилось к вечеру. Адель сидела на широком подоконнике, вглядываясь в пейзаж беспокойного моря и наблюдая за снующими в бесконечных заботах моряками на пристани. Аделаида действительно чувствовала себя хорошо от одного лишь взгляда на терпкое и крепкое вино двадцатилетней выдержки, переливающегося в бокале всеми оттенками алого.       Оно расслабляло, успокаивало, исцеляло каждый дюйм ее тела, освобождало от ненужных мыслей и тягостей рассудка.       Так Адель, выполнив все свои обязанности хозяйки, сидела с обеда, и просидела бы до самой ночи, если бы не услышала за дверью размашистые твердые шаги. Донья сразу поняла, кому именно они принадлежали. Дверь приоткрылась, по резному дереву проскользнула широкая мужская ладонь и, вдруг, остановилась, когда из коридора, как нельзя вовремя, донесся голос Керро, — молодого помощника Диего и капитана одного из кораблей флотилии, — которому, судя по всему, срочно нужно было о чем-то доложить адмиралу. Адель мысленно поблагодарила юношу и пообещала себе впредь никогда не проявлять к нему неуважения, ведь, сам того не подозревая, подчиненный Диего оказал донье весьма большую услугу. Отвлекая господина делами, Керро выиграл для Аделаиды немного времени, что позволило ей, подорвавшись со своего уютного места, быстро спрятать полупустые бутылки в книжном шкафу. Девушка, едва ли не с разбегу, плюхнулась на кровать, наивно полагая, что именно в таком положении она выглядела весьма естественно и непринуждённо.       Для Диего, раздраженно пославшего Керро к чертям, и, наконец-то, оказавшегося в комнате жены, поза Адель, сложившей руки на коленях и уставившейся неоправданно-заинтересованным взглядом в стену, естественной и непринуждённой вовсе не показалась.       Адмирал прошел в центр комнаты, с внимательным прищуром оглядел все пространство и окинул цепким взором серых глаз Аделаиду, которая из-за всех сил старалась сохранять невозмутимый вид. Донья попыталась найти глаза Диего и, таким образом, отвлечь его, однако он зацепился взглядом за стол, пробежался им по широкому подоконнику с разложенными на нем подушками, секретеру и книжному шкафу. Адель попыталась сдержать взволнованный вздох, но потерпела неудачу: прозвучал ли он громко или же это Диего — черты бы его побрал, — обладал настолько тонким слухом, девушка не поняла. Мужчина оглянулся на жену, и донья мгновенно нацепила (по крайней мере, попыталась) на свое лицо маску трезвости и спокойствия.       — Я помешал? — деланно поинтересовался адмирал.       — Нет, — коротко ответила Адель, в очередной раз упрекая себя за излишнюю поспешность и, обычно, несвойственную ей нервозность.       Диего криво, даже несколько устрашающе, ухмыльнулся, сложил руки за спиной и легким прогулочным шагом начал обходить комнату.       — Ты что-то хотел?       Мужчина вновь обернулся, глядя на жену, чей повседневный тон, лишенный претензий и недовольства, как минимум, не внушал доверия.       — Я не знаю, что с тобой происходит в последнее время, Адель, однако я должен отдать тебе должное за то, что ты больше не смотришь на гостей, как на предателей народа.       — Почему «как»? Они и есть зазнавшиеся и избалованные предатели народа, — без зазрения совести заклеймила всех своих гостей Аделаида. Диего коротко рассмеялся — столь неожиданно для доньи, что она едва не вздрогнула, потеряв свое хрупкое самообладание.       — В твоем стиле, — одобрил адмирал, и лицо его заметно оживилось. — Однако сдержанности тебе еще учиться, и учиться.       — Ты пришел, чтобы сказать мне это?       — А ты имеешь что-то против? — иронично выгнул бровь адмирал, продолжая с излишним любопытством оглядывать каждый предмет мебели в комнате. — Неужели ты видишь что-то плохое в том, что муж решил проведать собственную жену в их собственной спальне? — почти невинно поинтересовался мужчина.       — В моей спальне, Диего, в моей, — с нажимом, не терпящим возражений, поправила его Адель.       — Как тебе угодно, — адмирал поднял руки в примирительном жесте, подходя к широкому подоконнику, на котором еще пару минут назад сидела Адель.       Девушка с трудом подавила в себе желание как можно быстрее покинуть комнату, когда Диего остановился у книжного шкафа и, как бы невзначай, начал с любопытством рассматривать корешки книг. Адель недоверчиво сощурила глаза, пытаясь понять истинную цель его визита, ведь в то, что Диего решил просто поболтать с ней для того, чтобы скрасить свой день, верилось с трудом.       — Посоветуешь что-нибудь почитать? — спросил Диего, слегка склоняя голову набок, чтобы смочь прочитать названия книг не вытаскивая ни одну из них.       — Да, — голос Адель был неестественно-непринужденным, а в мыслях она взволнованно считала каждый сантиметр, отделявший Диего от места, в котором были спрятаны бутылки. — Думаю, «Правила этикета и основы общения с женским полом» тебе подойдет.       — Увы, — как ни в чем не бывало ответил адмирал, — это я уже читал. — Рука Диего ненавязчивым движением скользила по корешкам книг, и девушка едва сдерживалась от того, чтобы задержать дыхание, предчувствуя, что обман вот-вот раскроется.       — А что насчет «Тайны герцога де Мальго»? — адмирал достал из полки небольшую книгу, демонстрируя её вмиг расслабившийся девушке. — Читала такую?       — Нет, не читала, — ответила она уже куда более естественно слегка подрагивающим от пережитого напряжения голосом.       — Жаль, — досадливо заключил Диего возвращая книгу на место. Он, к недовольству Адель, продолжил изучать ее личную библиотеку с легкой полуулыбкой на лице. — Тебе было бы полезно.       — И о чем же она? — рука Диего остановилась на двух томах с обложками темно-синего оттенка.       — Да так… Про одного сеньора, прикончившего свою жену за ложь и чрезмерное употребление рома.       Шах и…       Диего, не спуская взгляда с Адель, поражено прикрывшей глаза, с видом победителя вытащил книги, и, таким образом, открыл стоящие на полке бутылки всеобщему обозрению.       Мат.       — Почитай — почитай, — с издевательской насмешкой протянул он. — Думаю, в этой книге ты найдешь много чего поучительного, — Диего даже не пытался скрыть злорадство в бархатном голосе. Повернувшись обратно к шкафу, адмирал достал одну из бутылок, читая название на этикетке. — Кьянти… Другого я и не ожидал. Так, а здесь еще две бутылки, — приговаривал он с театральным восторгом. — Хорошо, что не ром… а, нет, прошу прощения, ром здесь тоже есть.       Адель медленно встала с кровати, предвидя в наигранно спокойном голосе Диего надвигающуюся бурю. Стоило ей сделать один беззвучный шаг к двери как…       — Даже не думай, — прорычал адмирал. Голос его прозвучал настолько грозно, что Адель ничего не оставалось сделать кроме того, как, окинув дверь печальным взглядом, сесть обратно на кровать. — Попытаешься как-то объяснить это недоразумение? — Диего поставил бутылки на стол, кивнул в сторону набора «мечта любого завсегдатая таверны» и, облокотившись спиной о столешницу, недовольно скрестил руки на груди.       — А есть смысл? — обреченно поинтересовалась она.       — Ни малейшего, — категорично ответил он.       Пытаясь отделаться от чувства, которое обычно настигает провинившегося ребенка, когда тот стоит перед отчитывающим его родителем, Адель поднялась, стараясь хоть как-то выгородить саму себя от дурного нрава Диего.       — Ты не имеешь право меня осуждать, — наконец, не очень уверено произнесла девушка, отчего-то, решив, что тактика нападения будет куда более выигрышной. Предсказуемо и недальновидно, как на вкус Диего.       — Конечно, не имею. Ты ведь сам ангел во плоти: всегда была послушна, добра, никогда не сбегала с пиратами и не пропадала на шесть чертовых лет, не похищала мой галеон, не командовала битвой за Тортугу, не подставляла меня при всем моей круге общения и даже не пыталась спиться на зло мне… Интересно, за что же мне тебя осуждать?       — Прекрати! — голос Адель прозвучал выше, звонче, чем обычно — вновь проступила горячность, импульсивность порывов, а эта черта, увы, никогда не была ей подспорьем. — Что мне еще оставалось делать? Я взаперти в собственном доме, лишена дружбы и любви, а вокруг полно скользких и лживых людей. Они все считают меня либо бесчувственной океанической селедкой, либо умалишенной пустышкой, так еще и ты со своими шутками!       — Заметь, что про селедку сейчас сказал не я, — с насмешкой отметил Диего. — И поэтому ты решила испортить себе жизнь еще больше?       — Моя жизнь закончилась, как только ты переступил порог этого дома! — Адель, чьи разум и язык развязало выпитое ранее вино, полностью потеряла самообладание. Донья, сама того не замечая, приблизилась к Диего. — Я была обычной девушкой, обычной и… счастливой! Меня столько всего ждало впереди, но появился ты и всё испортил! Ты — свирепый хищник терзающий свою добычу, нет, ты хуже любого вепря или льва, потому что даже самый дикий зверь никогда не убивает ради забавы, а ты только и делаешь, что играешь со мной, издеваешься!       Адель была так разгневана, так увлечена собственной пламенной и, что удивительно, связанной речью, что, непременно продолжила бы ее, если бы только не внезапно проснувшийся инстинкт самосохранения.       Что же, лучше поздно, чем никогда.       Аделаида пошатнулась, неосознанно шагнула назад от сразившего ее внезапно понимания того, что она наговорила человеку, больше всех заслуживающего знать гадкую правду, но меньше всех способного её принять.       Сильная рука бескомпромиссной хваткой обвилась вокруг шеи девушки.       — Не клевещи на судьбу, Адель, — прошипел Диего, испепеляя девушку потемневшим от гнева взглядом. — Ты жива и здорова. Богата и обеспечена. Не рабыня и не павшая женщина. За свой столь юный возраст ты повидала столько, сколько иные не видали и за всю свою жизнь. Ты участвовала в сражениях и ты выжила. И знаешь, судьба к тебе удивительно благосклонна, но пойми уже, чёрт возьми, что не может жизнь полностью соответствовать твоим ожиданиям. Тоскуешь по своему пирату? Да если бы ты только знала сколько юных девушек ходят с разбитыми сердцами, сколько женщин живут с мужьями, которых не любят! Уж поверь мне на слово — остальные мужчины, в отличие от меня, не знают отказа в близости несмотря ни на что. Ты — одно сплошное противоречие, Адель, в котором удивительным образом сочетаются философские высказывания о жизни и полное отсутствие понятия о том, что она из себя по-настоящему представляет. Все твои обиды и псевдо-страдания, твоя напускная ненависть ко мне лишь доказывают всем вокруг, что ты еще неразумное капризное дитя, не знающее чего хочет! — Адель вцепилась пальцами в кисть Диего, царапая ногтями его кожу в безуспешной попытке ослабить сильную хватку, однако мужчина лишь склонился к ней еще ближе — не было в этом жесте никакого подтекста, кроме как перманентной ненависти, напряжением повисшей меж ними. — Скажи мне, любовь моя, с момента твоего возвращения домой я тебя хоть пальцем тронул? Предал ли я твое доверие, казнив пиратов вопреки нашему с тобой договору? Не думала ли ты, что намного проще было бы сослать тебя на каторгу, объявив всем о твоей внезапной кончине из-за заморской болезни, и жениться вновь на скромной и послушной девчонке, которая исполняла бы все надлежащие обыкновенной жене обязанности и которая родила бы мне наследника? Размышляла ли ты над тем, какого дьявола, я мучаюсь с такой непокорной и неблагодарной, как ты?! — Диего, казалось, сам задавался этими вопросами каждое мгновение, которое проводил с Аделаидой. Он брезгливо поморщился, расслабил руку, позволяя жене безо всякого изящества рухнуть к его ногам. Не дав девушке времени на то, чтобы прийти в себя, адмирал присел и грубо схватил ее за подбородок, заставляя ее не разрывать с ним зрительного контакта. — А знаешь, что самое интересное во всей этой ситуации? — донья волком смотрела на мужа, не позволяя себе пролить ни единой слезинки — даром, что ее выразительные голубые глаза наполнились влагой. — То, что ты заигралась, Адель. Слишком вжилась в роль жертвы. Слуг от твоих дверей я отозвал уже на третий день после твоего возвращения, так что тебе ничто не мешало покинуть поместье, купить место на корабле и уплыть на все четыре стороны. Тебя никто не остановил бы, даже слово не сказал. Только вот только об отсутствии стражи ты и не знала, верно? А все потому, что ты даже не попыталась сбежать от меня. Ты так отчаянно рвалась из моих рук, что даже не заметила, что эти руки тебя уже и не держат.       Адель дёрнула головой, — верно, его руки уже и не держали ее, — и ослабевшая хватка горячих пальцев на ее подбородке исчезла. Донья задрожала всем телом, едва ли полностью не ложась на дерево наполированного паркета: руки судорожно сжались в кулаки, грудь, обтянутая осточертелым корсетом, рвано вздымалась в такт судорожным всхлипам, губы неконтролируемо дрожали, горячие слезы, наконец, брызнули из глаз, но она по-прежнему не проронила ни звука. Нет, Аделаида знала, что ей необходимо было молчать.       Гордость в тишине — последнее, что у нее осталось.       Попытки Адель спрятать взгляд не увенчались успехом, и Диего беспрепятственно всматривался в глаза жены до тех пор, пока не увидел в них что-то очень похожее на раскаяние и осознание. Неуверенным, как будто и не своим движением, он стер жесткими пальцами слезы с ее бледных щек, печально усмехнулся, встал и ушел, прихватив с собой бутылки.       Аделаида осталась одна со своими чувствами и пониманием полного поражения.

***

      Одному лишь Богу было известно, каких сил стоило Адель подняться с постели на следующее утро, чтобы спуститься в гостиную и выполнить «долг благородной хозяйки дома». Голова трещала, а в душе словно кошки нагадили, чему еще сильнее способствовало её пребывание в компании гостей, которое свелось лишь к одному — невыносимой скуке. Ни с одним из присутствующих гостей она не видела возможности свободно поговорить; обсудить хоть что-нибудь стоящее, а не безразличные ей сплетни и столичные новости. По крайней мере, любые подобные попытки сводились лишь к банальному обмену любезностями и неловкому молчанию.       — Хотел бы я знать, что за мысли витают в женской голове, — мечтательным тоном произнес Эдоардо де Барден, весело сверкнув серыми глазами. Этот молодой человек обладал крупным лицом со впалыми щеками, длинным изогнутым носом, выразительным взглядом, густыми, немного хмурыми, бровями, роскошной шевелюрой и широкой белозубой улыбкой, которой он вмиг очаровывал многих барышень разных возрастов и социальных статусов.       «Уловка» сработала, и гости, приободренные появлением новой темой для беседы, заулыбались.       — А это можно устроить, — с предвкушением воскликнула Эленор де Барден, подхватывая инициативу брата. Она, не лишенная природного изящества движений, поднялась с кресла, расправила ткань темно-лилового, наверняка стоящего целое состояние, платья, и принялась рассказывать пришедшую ей в голову идею, обходя всех присутствующих в гостиной. — Совсем недавно я была в Англии на приеме у адмирала Норрингтона.       — Того самого? — изумленно воскликнула донья Гербери.       — Да, того самого, — с легким налетом высокомерия подтвердила девушка, ощутив прилив энтузиазма от проснувшегося к ней внимания. — Он, кстати, недавно женился на очаровательной девушке. На свадьбу я, увы, не попала, но с этой юной сеньорой мы прекрасно провели время. Однако не об этом речь, — легкомысленно отмахнулась Эленор. — Когда большинство гостей разъехалось, мне показали очень модную игру…       — И в чем же она заключается? — почти бестактно перебил поток ненужной информации брат маркизы.       — Она предельно проста, Эдо, даже для такого бездаря, как ты, — вернула де Бардену едва ли по-настоящему рассерженная его выходкой Эленор под аккомпанемент смешков других гостей. — Вот скажи, что тебе первое приходит на ум, когда ты, например, слышишь слово «бал»?       — Танцы, разумеется! — выпалил Эдоардо — это же было очевидно.       — Ну вот ты уже и понял правила. Только отвечать нужно как можно быстрее, без раздумий. Первое, что приходит в голову, — Эленор покрутилась вокруг своей оси, с энтузиазмом оглядывая многочисленных гостей, готовых принять участие в предложенной ею игре. — Итак, с кого начнем?       — С тебя, — Эдоардо мягко похлопал сестру по плечу, на что она лишь раздражено поджала губы. В конце концов, предложив такой способ развлечения, маркиза рассчитывала «повытягивать» провокационные ответы из интересующих ее особ.       — Ну хорошо, — нехотя ответила Эленор.       — Замужество? — задал Эдоардо первый вопрос.       — Выгода, — без тени сомнения ответила маркиза.       — Небо? — подала голос мисс Гатри, сидящая среди других юных девушек на диване.       — Птицы.       — Предательство?       — Подруги.       — Пламя? — спросил Адриан ван Морено, метнув взгляд на камин.       — Адмирал, — Эленор звучно рассмеялась от вида Диего, приподнявшего в немом вопросе бровь. Маркиза небрежно отмахнулась от укоризненного взгляда брата. — Ну, в самом деле! Я же даже не назвала имени. А вы, дон, должны гордиться тем, что большинство людей, особенно женского пола, считают вашу натуру достаточно… пламенной.       Диего промолчал, но согласно приподнял бокал хереса, как бы давая девушке понять, что пьет в её честь. Адель, сидящая в стороне, закатила глаза, давно потеряв всякий интерес к такому времяпрепровождению. Она спряталась ото всех за высокой спинкой кресла, развёрнутого к камину и, утомленная праздной мишурой, лишь изредка делала вид, что внимала происходящему.       — Вы, адмирал, сегодня, к слову, ужасно молчаливы, — с досадой фыркнула Эленор. — Позвали нас к себе именно вы, а развлекаю гостей я. Теперь и ваш черед, — улыбнулась маркиза, не спуская томного взгляда карих глаз с Диего, что курил кубинскую сигару в кресле у камина — противоположному месту, которое заняла Адель, — и лишь наблюдал за игрой со стороны. — Уж очень нам всем любопытно, о чем думает хозяин этого дома, — гости поддержали своеобразный «вызов» де Барден.       Диего усмехнулся, но к удивлению Адель, согласно кивнул. Эленор, до этого момента убежденная в однозначном отказе адмирала, аж взвилась на месте от предвкушения.       — Итак, — начала девушка, — власть?       — Сила, — ни секунды на раздумья. Многие мужчины в комнате согласно кивнули.       — Корабль?       — Мощь.       — Пираты? — подал голос Джон Виндерлаг.       — Ничтожества, — никакой пощады для Адель — Диего знал, что она и возмутиться, и опечалится его ответом. Это заблаговременно знала и она сама.       — Высшее общество?       — Фальшь, — с толикой яда подметил адмирал, поверхностно осматривая притихших гостей.       — Король?       — Шут, — твердо заявил Диего, и лишь Аделаида, в некоторой мере, оценила его ответ. Гости разом поражено ахнули, в глазах некоторых мужчин блеснуло недовольство.       — Весьма смело, дон, — протянул Модесто неприятной — столь же неприятной, как и его внешность, — хрипотцой, одарив адмирала неприязненным взглядом.       — Игра предполагает собой честность, ну, а мне бояться нечего, — пожал плечами Диего, не удостоив Варгаса даже взглядом.       — Опять политика? Эдоардо, даже не смей начинать! — возмутилась Эленор, своевременно заметив желание брата высказаться на этот счет. — Ну и последний вопрос, дон, — девушка вновь хитро улыбнулась. — Что насчет «женщин»?       Диего усмехнулся и, коварно сощурив глаза, с придыханием ответил:       — Страсть.       Среди девушек, сидящих на диванчике у окна, пробежалась волна взволнованного шепота. Адель прикрыла глаза, пренебрежительно фыркнув, чем, непременно, обострила внимание близсидящих к своей персоне.       Омерзительно. Вот как чувствовала себя донья среди всего, что здесь происходило: ложь, фальш, лицемерие изводили ее свободолюбивую натуру. Во главе всего этого, разумеется, стоял Диего, — ложь в каждом взгляде, слове, действии, — который пытался выдать желаемое за действительное.       — Вам необыкновенно повезло с мужем, донья, — заговорщически отметила Эленор. — Но где муж, там и жена, так что теперь ваша очередь.       — Нет, подобные игры не по мне, — отмахнулась Аделаида.       Она была почти совращенна идеей столь необходимой ей правды.       — Ну перестаньте, — Эленор не думала сдаваться.       Соблазн остаться самой собой — настоящей, — превозмогал все: от страха перед адмиралом до лживых общественных устоев.       — Всего пара слов, — другие дамы подхватили ее инициативу.       Донья решилась и отпустила все те маски, которые заставил ее надеть Диего.       — Любовь? — начала Эленор.       — Обман.       Девушка никогда больше не будет жить во лжи — единственный выбор, который никто не был в состоянии отнять у нее.       — Море?       — Свобода.       Пусть фальш теперь отравляет лишь Диего, а она, наконец, будет свободной.       — Супружество?       — Принуждение.       Прекрасная нагота реальности всегда была сильнее поддельных одежд иллюзии.       — Птица?       — Ласточка, — лицо Адель разгладилось, во взгляде промелькнула и тоска, и нежность, однако никто кроме Диего этого не заметил.       Пусть все они, — скользкие змеи, — знают, что она не их лицемерной масти.       — Брак?       — Разочарование, — сказала Адель, и посмотрела на Диего с опаской, из-под опущенных ресниц. В глазах адмирала донья не увидела ожидаемой ярости, нет, — адмирал смотрел с тоскливой задумчивостью в глубине серых глаз, как будто сквозь Адель.       К черту!       Среди гостей прошелся неодобрительный шепот, и донья, во всей мишуре их гадкого осуждения, поймала на себе несколько сочувствующих взглядов. Девушка никогда не была одна в своем несчастье, но была единственной, кто осмелился в голос заявить о нем.       — Диего де Очоа? — очередная провокация со стороны Эленор, и последний шанс для Аделаиды вновь схватиться за спасительную соломинку лжи.       Она здесь, она живая, она… настоящая.       — Тиран, — без сомнения произнесла Адель, не спуская жесткого взгляда потемневших глаз с мужа.       Напряжение, повисшее в гостиной, грозило вот-вот раздавить всех, кроме самой виновницы его появления. Даже вечно активная Эленор, казалось, потеряла дар речи, молча наблюдая за схваткой двух взглядов — непреклонного Адель и какого-то уязвленного Диего.             И никто, даже он, не сможет отнять у нее правду.