Шторм и Пепел

      — Адель!       Истошный вопль исказил тишину, и эхо пустынных коридоров повторило её имя десятки раз. Из-за стука каблуков, шумящей музыки, отголоском доносившейся из гостиной, тяжело волочащегося и как будто тянущего ее вниз панье, который предательски делал все движения девушки куда более медленными и неповоротливыми, и собственного тяжёлого рваного дыхания, Адель едва ли могла определить расстояние, отделяющие её от нешуточной угрозы в лице собственного мужа. Донья судорожно оглянулась, удостоверившись, что Диего еще не успел миновать поворот и попасть в ту часть коридора, по которой сейчас бежала она.       Тогда, сидя за карточным столом, Адель потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что она могла натворить, к чему была опасно близка. Самые пъянящие чувства на свете — чувство победы, природный азарт и эфемерная власть в знании, сыграли с девушкой злую шутку, полностью поглотив все ее естество, размывая даже понятие об элементарном инстинкте самосохранения.       В сознание и осознание происходящего ее привел взгляд серых глаз, полыхающих адским огнем, — не иначе, как взгляд самого Дьявола, — и Адель, пытаясь сохранять по крайней мере налет невозмутимости, покинула гостиную, сославшись на плохое самочувствие. Благо, её вмиг побледневшее от страха лицо отлично поспособствовало этой легенде.       Она побежала, зная, что у неё есть пару минут форы, которые Диего, непременно, выждет, чтобы не вызвать всеобщих подозрений своим резким уходом, перед тем, как рвануть за ней. К сожалению, Адель недооценила бешенство мужа, в которое она его сама и ввела: стоило только дверям гостиной захлопнуться за её спиной, как Диего, бросив распоряжение небольшому оркестру играть самую громкую из всех известных мелодий, подорвался следом за женой.       — Неужели убегаешь? — вновь до нее донеслось восклицание на повышенных тонах, которое только подстегнуло уставшую Аделаиду бежать — быстрее, и быстрее. — Бежишь с поля боя?!       Чего добивалась Адель своей выходкой? Увы, ее собственный ответ на этот вопрос бесследно растворился в адском пламени глаз адмирала. Разумеется, донья хотела доказать мужу, что не только она полностью зависела от его воли, но и он вполне мог зависеть от нее.       — Хотя правильно делаешь, что бежишь! — возглас — несколько неровный, низкий и хрипящий, как будто вырванный из самых недр груди, — раздался ближе, и казался еще свирепей в сопровождении бесконечных глухих ругательств, что не переставая ссыпал адмирал. — Беги, Адель, беги со всех ног! — неожиданно громко прокричал Диего ей вслед, и девушка была готова поклясться, что никогда прежде не слышала в его голосе такого звериного рыка. Вероятно, именно с таким звуком извергал свое пламя дракон из книги по мифологии, что она читала еще будучи маленькой девочкой. Теперь это совсем не казалось ей впечатляющим.       Адель прекрасно понимала, что адмиралу ничего не стоило догнать её, если бы только он намеренно не загонял ее в ловушку подобно хищнику — медленно, с чувством и расстановкой, смакуя ее страх и этот будоражащий кровь момент. Девушка знала это, но продолжала бежать, — не имело значения, что дракон все равно настигнет и испепелит ее. Не останавливаться, ведь это лишь доказывало то, что она сдалась и приняла и собственную оплошность, и неизбежное.       Донья бежала, проклиная чертово платье, тяжелое панье и удушающий корсет. Она считала расстояние, отделяющие её от единственного спасения — её спальни с внушительной дубовой дверью.       «Успею!»       — Годы пиратства полностью лишили тебя инстинкта самосохранения?!       Семь метров…       — Ты ведь понимаешь, что это бессмысленно, правда?!       Пять метров…       — За шесть чертовых лет тебе это еще не надоело?!       Два метра…       — Наконец-то!       Сильная рука перехватила её запястье, резко одергивая девушку назад — прямо в широкую мужскую грудь прямо в объятья самого Дьявола.       «Не успела…»       Адель сдавленно вскрикнула словно жертва, попавшая в капкан, попыталась извернуться в надежной и крепкой хватке Диего, но, будто в отместку за свою строптивость, была зажата адмиралом еще сильнее: мужчина завел ее руки назад, скрестил между собой и теперь держал своими грубыми горячими ладонями без малейшего упущения. Их тяжело вздымающиеся грудные клетки были тесно прижаты друг к другу безо всякого намека на свободное пространство, головы — если бы только Адель значительно не уступала адмиралу ростом, — могли бы и вовсе скреститься несуществующими рогами, а лбы — непреклонно столкнуться. Вероятно, именно так их стоило бы изобразить на семейном портрете, ведь не было в этом жесте ничего, кроме первобытного соперничества двух самых упертых людей грациозных корридских быков.       Бескомпромиссно.       Аделаида подняла выразительные голубые глаза, с опаской встретившись с полыхающим кровавым заревом радужки адмирала.       Страх, ненадежно замаскированный за приевшейся ненавистью; паника, вспыхнувшая столь неожиданно и неестественно; думать о своем поступке было поздно — оставалось только принимать последствия.       — Набегалась? — всегда бархатный голос Диего, сейчас был хриплым и жестким, больше похожим на скрежет металла. Вероятно, адмирал сдерживался из последних сил, чтобы не обругать девушку со все присущим ему красноречием или же и вовсе не убить её на месте — благо, многое располагало к этому.       Адель судорожно втянула раскаленный не то от искрящегося напряжения, не то от столь возмутительной близости воздух, как бы взывая к своим силам, и, совершив резкий выпад, ударила Диего ногой по голени. Адмирал зашипел, ослабляя хватку. Это дало девушке возможность вырваться из удушающего кольца его рук. Мгновенное ликование от опьяняющей свободы сменилось яркой вспышкой боли в лопатках и затылке — Диего, безо всякой жалости и осторожности, прижал жену к стене.       У Аделаиды помутнело в глазах.       — В игры со мной играть вздумала?! — Диего ощутимо встряхнул Адель, пытаясь добиться от нее более-менее осознанного взгляда. Девушка тяжело нахмурилась, как бы отгоняя этим неосознанным действием мутную пелену перед взором, и ее выразительные глаза, спустя долгие мгновенья, заметно помрачнели. — Ты хоть понимаешь к чему это могло привести?!       — А ты понимал, когда готовил заговор против короля? — сипло, надломленно, но, все же, нашлась донья. Шипение мужа по-прежнему искаженным эхом доносилось до нее, опьяненной адреналином и… страхом.       — Глупая девчонка! — от переполняющего гнева Диего не контролировал как сильно сжимал запястья женских рук, и его прикосновения грозили, в будущем, стать синяками. Аделаида была распластана на каменной стене — благо, холод немного отрезвлял, — с широко разведёнными мужем в сторону руками, подобно распятой. — Ты ничего не…       — Ты готовил переворот! Дворцовый переворот, Диего! — отчаянный крик Адель эхом разнесся по коридорам, заставляя Диего побелеть то ли злости, то ли от страха. Он поспешно обернулся, чтобы убедиться в отсутствии чужих глаз и ушей.       — Тише! — прошипел Диего, закрывая рот девушки одной рукой и, предусмотрительно наваливаясь на нее, лишая подвижности.       Адель, почти переставшая возмущаться их вынужденной близости, умолкла, пытаясь понять, что так напугало адмирала, однако так ничего и не услышала. Потребовалось время, чтобы понять, что именно наступившая тишина и была объектом беспокойства мужчины. Музыка перестала играть, и теперь гостям ничего не стоило услышать, как минимум, крик помощи. Встретившись взглядом с Диего вновь, Адель поняла — он подумал о том же. Буквально прочитав все мысли жены до их непосредственного озвучивания, адмирал предупредительно зарычал:       — Даже не думай…        Адель не была намерена упускать такой подарок судьбы, и громко замычав, она стала вырываться с неизвестно откуда взявшейся силой, — казалось, отсутсвие музыки вдохновило ее, дало «второе дыхание», — попутно стараясь создать как можно больше шума. В очередной попытке извернуться она, совершенно случайно, задела ногой высокую фарфоровую вазу, — и как они раньше ее не заметили? — украшающую пустой коридор. Сосуд пошатнулся завертелся на тонких ножках, и, с жалобным визгом, упал, разбиваясь о твердый пол с оглушительным звоном.       Звук показался супругам настолько обличающим, что они, не сговариваясь, замерли в нелепых позах приостановившейся борьбы на долгую минуту.       Переведя взгляд с многочисленных осколков на Диего, Адель поймала себя на мысли, что разбила бы хоть все заморские вазы и заграничные сувениры, лишь бы еще раз иметь возможность лицезреть такое выражение лица адмирала. Однако долго наблюдать столь забавные и смятение, и испуг в глазах мужа Адель не удалось, ведь в наступившей гробовой тишине, наконец, отчетливо раздались чьи-то взволнованные голоса.       — Черт бы тебя побрал, любовь моя! — приглушенно выругался Диего, и, оторвав жену от стены, почти проволок ее по коридору. Быстрее, чем Адель успела хоть что-то предпринять, адмирал затолкал оторопевшую девушку в ближайшую комнату — её спальню.       Слишком поздно осознав, что чужие руки, наконец, разомкнули свои объятья-тиски, Адель чудом не упала, вовремя ухватившись рукой за одну из резных колон кровати, что держали балдахин. Дав себе время, — непозволительную роскошь, — чтобы хоть немного отдышаться, она подняла взгляд на Диего, и, к собственному ужасу, поняла, что мужчина запер дверь на бронзовую щеколду. Он, взмыленный, повернулся к ней лицом, подпирая дверь спиной и, немного сгорбившись, тоже взял минуту для того, чтобы перевести дух.       Долгое мгновенье для жадно жаждущих свежего воздуха изнуренных борьбой, но по-прежнему упрямых и гордых, корридских быков.       Адель мысленно укорила себя за то чувство страха, которое испытывала там, в коридоре.       Что действительно было страшно? Остаться один-на-один в закрытой комнате с разъяренным Диего. Что было еще страшнее? Наблюдать за тем, как медленно, мучительно медленно, расплывалась дьявольская улыбка на не менее дьявольском лице адмирала.       Они оба прекрасно понимали, что донья оказалась в ловушке.       — Открой дверь! — осознавая, что этот призыв останется невыполненным, все-равно потребовала Адель. Высокий голос девушки дрогнул, и она, в нервном жесте, заправила выбившуюся из растрепанной прически прядь волос за ухо. — Диего, сейчас же открой дверь, — исправившись, повторила донья более холодно и требовательно.       — Не так быстро, дорогая, — с легкой насмешкой в хрипотце произнес адмирал, по-прежнему не отходя от двери. Ей стало по-настоящему неуютно под его взглядом. — Нам еще предстоит обсудить кое-что.       — Что именно? Твою лживую, лицемерную натуру?! — съязвила Аделаида, как всегда находя защиту в нападении. — Боюсь, обсуждать здесь нечего.       — Провозглашением всех моих достоинств, с твоего позволения, мы займемся позже. А сейчас… Что ты делаешь? — Адель, едва ли слушая мужа, метнулась к окну, и, резко отодвинув тяжелые портьеры, оценивающе оглядела высоту этажа. — Адель, — Диего опешил. — Адель, ты это всерьез? — поинтересовался он с сомнением.       — Да! — рявкнула девушка, раздраженно ударяя руками по подоконнику. Досадно, что прыгать с такой высоты было бы полным безумием даже для нее.       Диего укоризненно покачал головой, легко оттолкнулся от двери и сделал пару шагов вперед.       — У вас была традиция топить корабли, на которых сами и плывете? Удивлен, что «Первая чайка», «Ласточка» или как там её, была затоплена не тобой.       — Боюсь, что твой сарказм деградирует, Диего, — с намеком на насмешку отозвалась Адель, не убежденная его замечанием. — К чему ты ведешь?       — Мы с тобой в одной лодке, Адель. Пустишь ко дну меня — потонешь следом, — продолжил адмирал куда более серьезно, на самом деле, более не настроенный на привычный обмен колкостями.       — Зато буду уверена, что моя страна не пострадала от твоих рук! — со всей, — черт бы ее побрал, — молодёжной горячностью заявила Аделаида. Такая бравада без того никогда не впечатляла мужчину, не говоря уже о том, чтобы услышать ее из уст жены-пиратки.       — Твоя страна? — глаза Диего вспыхнули изумлением, и он грубо рассмеялся. Тон адмирала, отчего-то, вынудил Адель прочувствовать не только нелепость собственного изречения, но и унижение. — А думала ли ты о своей стране, когда бороздила моря с врагами короны? Да и какого черта тебя вообще интересует в каких делах я замешан?       — Все эти годы твоя борьба с пиратами была во имя короля и Испании, которых сейчас ты пытаешься предать! — воскликнула Аделаида в отчаянии. Ситуация была патовой, и ей приходилось выкручиваться фразами, которые и к делу-то не особо относились.       — Король — не есть страна, — процедил Диего сквозь зубы. — Да, я участвовал в этом… мероприятии, но я никогда не предавал Испанию! — казалось, слова жены вынудили адмирала не только оправдываться, но и искренне оскорбиться. — Ты так смешна, Адель.       — Смешна? — брови девушки возмущенно дрогнули, вторя ее голосу. — Я смешна? — воскликнула Адель уязвлено, всплеснув руками.       — Да! Потому что ты так рвалась меня подставить, что даже не удосужилась поинтересоваться, что это письмо двухлетней давности описывает заговор, который уже давно провалился! — разъяснил ей Диего. — Все те, кто действительно был виновен, уже давно получили свое наказание.       Адель замерла, пораженная, стараясь не выказывать ни досады, ни стыда. Она отвернулась к окну, скрестив руки на груди, но даже спиной ощущала, как торжествующе улыбался Диего.       — В любом случае, мне это начинает надоедать, — адмирал нервно бросил взгляд на часы, которые достал из кармана кюлот. — А теперь, будь хорошей девочкой, отдай мне письмо.       — У меня его нет, — Адель, напряженная, выпрямилась, ощутив, как вновь переменилось настроение мужа.       — Отдай мне его, и покончим с этим абсурдом! — Аделаида отрицательно покачала головой в ответ.       Диего, растратив свое скупое терпение, раздраженно махнул рукой, быстрым взглядом пробежал по комнате, а затем стремительно подошел к комоду.       — Диего, нет! Прекрати!       Вещи — от чулок и баньянов до вееров и бархоток, — полетели в разные стороны от рук разъяренного адмирала, погружая комнату в атмосферу настоящего хаоса. Адель, возмущенная до глубины души, уже было рванула к нему, решительно настроенная прекратить разгром её комнаты…       — Даже не пытайся, Адель. Еще один шаг, и, уж прости, я за себя не отвечаю, — прорычал Диего, бросая на неё краткий, полный такой ненависти и злости, взгляд, что девушке и вправду стало не по себе. — Где, черт возьми, письмо?       Донья, невольно, допустила грубейшую ошибку, как всегда не совладав с собственными эмоциями-предателями. Один её случайный, почти мимолетный взгляд, брошенный в сторону туалетного столика, избавил Диего от необходимости тратить время. Усмехнувшись, он подлетел к «указанному» месту, открыл первую попавшуюся шкатулку, перевернул её вверх дном — многочисленные украшения со звоном раскатились по полу. Вслед за одной шкатулкой полетела еще одна, и еще одна, пока адмирал, наконец, не добрался до той самой, побуждая Адель, легкомысленно забыв и о чувстве страха, и о банальном инстинкте самосохранения, рвануть к нему. Диего, каким-то неведомым образом, ловко успел вскрыть двойное дно шкатулки, достать пожелтевшие листы и отдернуть их в сторону как раз в то мгновение, когда женские пальцы сомкнулись в дюйме от того места, где только что находилась заветная бумага.       Адель визгнула от досады, по-детски подпрыгнула пытаясь достать письмо, что издевательски высоко держал Диего, однако даже на каблуках не смогла конкурировать с поистине офицерским ростом мужа, который — кто бы сомневался, — с насмешкой наблюдал за её жалкими потугами. Адель подпрыгнула еще раз, оказавшись вплотную к Диего, который отвел руку с письмом чуть назад, вынуждая донью, тянувшуюся за пергаментом, прижаться грудью к его груди.       Совсем как недавно, там, в коридоре.       Диего, разразившись издевательским смехом, вновь перехватил руки Адель и сделал то, что девушка ожидала от него в последнюю очередь — впился жадным настойчивым поцелуем в её губы. Выраженные вкусы хмельного хереса и горького кубинского табака — казалось, они впитались в естество мужчины, — захватили дыхание Аделаиды, окутали ее дух. Как и в их близости, там, в коридоре, не было в этом действии никакого желания, намека на страсть или близость, нет, — лишь банальный всплеск бурлящих чувств, которых было слишком много.       Своего рода необычный способ отвлечься.       Опешив от происходящего, Аделаида неловко замерла, отныне поглощенная не собственными эмоциями, а лишь лихорадочным и, несколько отвлеченным, обдумыванием: ей не нравился терпкий табак, не нравился и крепкий херес; не нравилась торопливая напористость, не нравилась и сладкая истома.       Она всегда предпочитала кьянти и свободу.       Осознание, наконец, вернулось к донье, и она протестующе замычала, безуспешно пытаясь отпихнуть от себя мужчину, который по-собственнически накрыл ее щеку своей грубой горячей ладонью, и который нахально обвил ее талию другой рукой. Та сила и бескомпромиссность хватки, которую использовал на жене Диего, не давали возможность не то, что пошевелиться — даже вздохнуть. Попытки освободиться были бесполезны, абсурдны, смехотворны, независимо от всех усилий, которые предпринимала Аделаида.       Грубо, жарко, по-дикарски — все, что предпринимал Диего было для Адель неправильным и противоестественным.       В голове доньи по-новому укрепилась мысль о том, насколько сильно Диего был чужим для нее. Чужим, таинственным и запредельно далеким. В его темных глазах она никогда не замечала ничего близкого, хотя бы на малую толику схожего с ней.       Он был другим. Игривые искры в темных глазах, насмешливые интонации с намеком на собственное превосходство в бархатном голосе, удивительная точность и уверенность движений — все это, одновременно, и пугало, и завораживало её.       Она не понимала его. Чем старательней Адель пыталась предугадать реакцию мужа на какое-либо событие, тем хуже ей это удавалось. Когда девушка была полностью уверена в непримиримом гневе адмирала, он лишь слегка вел бровью, не произнося ни слова. Тогда его глаза напоминали темное штормовое небо, затянутое покрывалом густых облаков, в котором, едва заметно, сверкали яркие молнии. Бывали и иные моменты, когда Диего, безо всякой на то причины, вспыхивал, подобно спичке в пороховом погребе, и взрывался.       Она боялась его. Отрицала, прятала страх глубоко в сердце, игнорировала, но боялась. Боялась так, как боятся люди неизведанных морских глубин или далекого звездного пространства. Боялась так, как как верующие боялись Дьявола.       У Аделаиды уже был свой личный Сатана.       Осознав всю бессмысленность своих жалких попыток вырваться из объятьев-тисков, Адель стиснула зубы, без жалости и со всей, обычно, не присущей ей жестокостью, прикусила мужскую губу — потянула еще, и еще, до последнего не давая адмиралу отстраниться.       Пусть чувствует боль так же явственно, как она чувствовала омерзение.       Диего с громким шипением разорвал поцелуй: из поврежденной губы потекла темная, кажущаяся во мраке комнаты почти черной, кровь. Адмирал отшатнулся, небрежным движением стер алую дорожку с губ, даже не глядя на кровавые пятна на некогда белоснежном манжете, и встретился затуманенным взглядом с Адель. Диего — не знающий отказа ни одной, даже самой холодной и неукротимой женщины, — искренне удивился, когда наткнулся на глубоко оскорбленный взгляд жены. Он правда не ожидал увидеть в её глазах такую… ненависть.       — Обещал же, — с отвращением и, некоторого рода разочарованием, прошипела Аделаида — благо, шепот скрыл дрожание ее голоса. Она, раздраженная, торопливо выпуталась из ослабевших объятий мужа, отступая назад. Создавалось впечатление, что ее не страстно поцеловали, а грязно надругались — подобное сравнение разгневало адмирала, и хмель легкой, едва ощутимой, истомы мгновенно пропал.       — А ты сдержала свое обещание, когда пыталась подставить меня?! — ядовито выплюнул мужчина. В это же мгновение щеку Диего обожгла хлесткая пощечина — боль была ничтожной, но только физическая.       Страх или же ненависть позволили Адель столь быстро сориентироваться было не ясно, но, в любом случае, даже секундного замешательства адмирала ей вполне хватило, чтобы, вырвав письмо из его, до этого момента, не размыкающейся руки, который он некогда обвивал талию девушки, метнуться к двери и, ловким движением сорвав щеколду, выскочить за пределы комнаты.       Позади послышались его шаги, но прежде, чем дверь вновь распахнулась под натиском еще более взбешенного Диего, Адель успела забежать в небольшой проход, ведущий в служебные комнаты, которые использовали слуги. Низкие потолки, узкие стены и крутые ступени были ей лишь на руку, ведь, в отличии от куда более высокого Диего с его крепкой, массивной фигурой и размашистыми движениями, миниатюрная и ловкая Адель имела большее преимущество — чем дальше она бежала, тем сильнее отставал адмирал.       Тело Аделаиды дрожало, но отнюдь не от усталости: глаза застилала пелена слез, а горло саднило от обиды и чувства ужасной несправедливости, однако на всякие печали времени у нее совсем не было.       Донья, миновав мрачноватые коморки слуг, теперь бежала по маленькому подсобному помещению, специально задевая прислоненные к стенам метлы и другие предметы для уборки, которые, как она надеялась, должны были еще сильнее задержать бегущего позади Диего. Грохот и ругань, которые, периодически, доносились до женского слуха, доказывались, что с тактикой поведения Аделаида не прогадала.       Наконец, миновав комнаты прислуг и часть коридора, девушка притормозила у парадных дверей, ведущих в бальный зал, пригладила растрепанные волосы, глубоко вздохнула и небыстрым, но несколько торопливым шагом вошла в комнату, заполненную гостями. Свет большой люстры и настенных светильников, который, первое время, способствовал некоторой дезориентации Аделаиды, ударил по глазам, ослепив девушку. Донья нетерпеливо проморгалась, хмуря брови, и когда способность видеть вновь вернулась к ней, она поняла, что её появление, к счастью, осталось незамеченным.       Адель обвела зал цепким взглядом и заметила нужную ей фигуру возле частично завещанных тяжелыми портьерами дверей, что вели на террасу. Нацепив на лицо дежурную, но весьма убедительную улыбку, она направилась прямиком к Эленор де Барден, что скучающе слушала очередные укоризненные наставления брата. Увидев приближающуюся донью, маркиза просияла и отмахнулась от отчитывающего её Эдоардо, который, тоже заметив Адель, лишь сдержанно кивнул ей в знак приветствия и удалился, оставляя дам наедине.       — О, донья, я так рада, что вы нашлись, — улыбка на лице Эленор выглядела весьма мило, хотя в ее тоне, без сомнения, проскальзывали лукавые нотки. — Мы уж и не знали, куда же вы с доном подевались! — раздосадовано всплеснула руками маркиза.       — Нам необходимо было обсудить кое-какие… бытовые вопросы, — уклончиво ответила Адель, прочищая горло, — спокойно дышать после такого забега и терпеть жжение в легких ей, ожидаемо, не удалось. — Кстати, что касается обсуждений: мой муж давно хочет поговорить с вами, но все никак не может подобрать нужных слов. Кажется, он намерен сделать вашему брату какое-то весьма выгодное предложение, — туманно отозвалась донья, но возликовала, когда увидела огонек интереса в темных глазах маркизы. — Вам стоит помочь ему с этим, натолкнуть на нужную мысль. Все же, вы знаете Эдоардо куда лучше, чем дон, — заговорщицки поделилась своими мыслями на этот счет Аделаида, и это послужило, своего рода, красной тряпкой для быка. — А вот как раз и он! — неоправданно громко и ликующе воскликнула девушка, но это никоим образом не смутило Эленор, вовсю поглощенную идей Аделаиды.       Маркиза обернулась, и теперь они обе могли наблюдать, как предмет их обсуждения остановился в дверях, с усердием оправляя свой камзол и растрепанные кудрявые волосы без привычной на них треуголки. Не иначе, как из-за стольких пар глаз вокруг, разъяренный адмирал несколько притормозил свою погоню. Поверхностно осмотрев присутствующих, дон, наконец, наткнулся взглядом на жену, которая, что-то прошептав на ухо Эленор, торопливо скрылась за дверями, ведущими на улицу. Диего уже хотел было рвануть за ней, но тут, к нему, весьма кстати для доньи, подскочил — черт бы его побрал! — Керро с очередным срочным докладом. Побагровев от злости, Диего отмахнулся от своего подчиненного, едва сдерживаясь от желания влепить ему затрещину на глазах у всех гостей. Следующим препятствием стала маркиза де Барден, от которой подобным грубым, но, признаться, весьма действенным способом, избавиться он уже не мог.       Пока Диего, со всей присущей ему скупой дипломатией, пытался отделаться от Эленор, Адель успела пробежать веранду и спустилась к саду, неуверенно останавливаясь на перекрестке. Вечер был свежим и достаточно прохладным; со стороны моря дул стремительно усиливающийся ветер, в скором времени, предвещающий неслабый шторм — Адель, родившаяся в этих местах, могла предсказать это явление без труда. Где-то в глубине сада послышались веселые голоса, которые, сами того не ведая, предопределили выбор Аделаиды.       — Дьявол, — прошептала Адель, вынужденная скрыться в единственном оставшемся свободном направлении — в нетронутой слугами и прочими людьми части территории поместья.       Кусты здесь пока были не подстрижены, ветви не подрезаны, а дорожки не вымощены. Редко встречали эти места гостей, оставаясь девственными, нетронутыми, даже в такой близости от губернаторского поместья. Над головой бесновались и вопили беспокойные птицы; податливо шатались кроны деревьев и хрустела под торопливыми шагами трава; блекло мелькали блики приглушенного густотой природы закатного света. Адель глухо чертыхалась, царапала руки и без жалости рвала то и дело цепляющийся за ветки и коряги брокат платья, настойчиво пробираясь сквозь заросли. Куда точно идти она не знала, но точно понимала, что это место было удачным для того, чтобы переждать бурю в лице Диего, и надежно спрятать письмо.       К несчастью, вскоре, линия зеленых насаждений резко прекратилась, а густая трава под ногами сменилась на мелкую гальку, и Адель замерла, пораженная.       Впереди был голый скалистый обрыв, а под ним шумели штормовые волны потемневших вод океана. Ветер здесь выл особенно истошно, и жалил холодом особенно сильно. Мелко моросил дождь, оставляя на коже доньи противные влажные разводы.       — Mierda! — в сердцах воскликнула Аделаида, аж притопнув от досады. В конце концов, разве могло, с ее-то везением, быть иначе?       Девушка начала поспешно осматриваться в поисках альтернативного пути, однако прежде, чем прийти к неутешительному заключению, она, к собственному ужасу, услышала тяжелые шаги и скрип ветвей позади. Диего — будь он проклят! — загнал донью в тупик, а попытка прошмыгнуть мимо, обратно к поместью, была заведомо обречена на провал.       — Как же ты мне надоела, Адель, как же ты мне надоела, — из-за «стены» зеленых насаждений послышался глухой, уставший голос, и взволнованная Аделаида, не придумав ничего лучше, подбежала ближе к краю обрыва. Она, обремененная беспокойством, затравленно наблюдала за тем, как медленно, даже лениво, продвигался Диего, раздвигая последнюю преграду, которую представляли собой невысокие, но весьма цепкие и (и, судя по исцарапанным рукам обоих супругов) острые кустарники.       Адель буквально физически ощущала, как к ее горлу подступил ком паники, а сердце с силой забилось о грудную клетку — его быстрый стук набатом звучал в ушах доньи.       Выход всегда есть — верила Аделаида в детстве… она верила в это и сейчас.       Девушка, до последнего не желая сдаваться, запрыгнула на небольшой камень у самого края бездны и выставила руку с письмом над пропастью.       — Не подходи! — воскликнула донья, и голос ее неконтролируемо дрогнул. Было в этом дрожании что-то отчаянное, истеричное… там был страх. Аделаида не ожидала, что это сработает, но Диего действительно замер в нескольких метрах от нее.       — Что за ребячество, Адель?! — устало возмутился адмирал, откидывая волосы назад и проводя рукой по влажной коже щеки.       Моросить стало значительно сильнее. Сверкнула молния, и где-то за тучами, в самом сердце неба, прогремел гром.       — Стой там, где стоишь, — Адель в который раз отмахнулась от раздражающих прядей густых волос, что хлестали по ее лицу. Мелькнувшая догадка позволила ей возрадоваться этому обстоятельству. — Ветер дует в сторону города, и кто знает к кому в руки попадет это письмо, стоит мне отпустить его, — пригрозила она.       — Хватит опять строить из себя жертву и вершительницу правосудия — у тебя это уже входит в привычку.       — Не я тому виной! — раскат грома частично заглушил ее воинственное восклицание.       — В чем ты меня осуждаешь? В том, что я хотел предотвратить войну? Не хотел вести целую флотилию на верную гибель из-за безрассудства короля?! — в голосе адмирала послышались странные, ранее незнакомые ей ноты… горького отчаяния. Казалось, он действительно не понимал, чем, в данной ситуации, заслужил такое презрение.       — За собственную шкуру побоялся? — только после того, как ядовитые слова слетели с её уст, Адель поняла, что говорить их не стоило. В мрачных глазах адмирала с новой силой вспыхнуло пламя, а на лице застыла гримаса мучения.       — Мне предоставили выбор: остаться верным глупцу на троне и погубить тысячи жизней в битве, печальный исход которой знал заранее, или же избежать всего этого и быть готовым поддержать дворцовый переворот, коих история помнит сотнями если не тысячами, — прорычал Диего, из последних сил стараясь не переходить на крик. — Да, ты была на сражении, но вот только ты знала, за что вы сражаетесь, знала цель, риски, жертвы и возможные исход. Война — это совсем иное. Ты даже не представляешь, какого это — произносить напутственную речь, убеждая тысячи солдат в необходимости битвы, в то время как уже и сам не понимаешь, за что вы боретесь. А знаешь в чем правда? В том, что все эти войны нужны лишь жалкой кучке дворян. Мы все — пешки на шахматной доске, которые призваны защищать короля, в жизни не видавшего крови, — Диего замолчал, и его слова повисли в воздухе искрившимся напряжением, не давая Адель ни опровергнуть сказанное, ни смолчать.       В голове доньи просто не укладывалось, как этот человек, порой, так жестоко обращающийся со слугами, солдатами и даже людьми, равными ему по статусу, способен беспокоиться о сотнях жизней и пытаться избежать войны. В который раз Адель заметила, как сильно разнился образ безжалостного, лишенного всяких человеческих чувств адмирала в алом, как будто действительно пропитанном кровью, мундире, с человеком, стоящим напротив.       — Я военный, Адель, — словно прочитав её мысли, ответил Диего несколько подавленно. Его голос был так тих, что едва ли не сливался со свистом ветра. — На моих глазах происходили такие вещи, посмотрев на которые, сердце любого другого или разорвалось бы, или окаменело. Как видишь, я все еще здесь, перед тобой. Я был и остаюсь человеком, каким бы монстром и тираном ты бы меня не считала.       Девушка не могла поверить в то, что поверила ему — сомневаться в правдивости слов адмирала она не могла, и, более того, искренне считала, что это было бы самой большой несправедливостью даже по отношению к такому человеку, каким был Диего.       Просвету среди туч, в виде минуты искренности, никогда не суждено было длиться вечно — серый взгляд, столь явственно пышущий человечностью, вновь заледенел.       — Не будь ты как дитя, Адель, — Диего усмехнулся, переводя тему. Он, мысленно, упрекнул себя за излишнюю откровенность, и устало потер лицо ладонью. — Просто отдай мне письмо и вернемся к гостям.       — Нет!       Очередная вспышка молнии расчертила небо, и резкий порыв ветра подтолкнул Адель в спину, как будто прямо к Диего, однако никому из них она по-прежнему не желала подчиняться.       — Прекрати этот фарс! — крик Диего пропал в оглушающем, самом сильном их всех, раскате грома. Адель обернулась, глядя вниз, на беснующийся океан, с ужасом наблюдая за непредсказуемыми маневрами разбивающихся морской пеной о каменные пики волн. Прямо за ней как будто разверзлась адская пучина, заволакивающая пенными волнами вершины острых прибрежных скал.       — Мне это надоело, — вдруг выругался Диего и, рванув с места, устремился к девушке.       Его движение было настолько резким и неожиданным, что Адель, лишь краем глаза углядев маневр адмирала, инстинктивно отшатнулась, делая шаг назад.       Шаг туда, где земли уже не было.