Шторм и Пепел

      Диего всегда считал алкоголь хоть и не обязательным, но весьма желательным дополнением к любого рода развлечениям, и принимал его именно за ту губительную вещь, избегать которую ради здоровья или благовоспитанности было бы большим упущением в жизни каждого человека. Особенно учитывая тот факт, что непьющие персоны, по его мнению, всегда вызывали всеобщее подозрение в обществе. К тому же, отказывать себе в удовольствиях адмирал не привык.       Как и многие мужчины, служившие в армии, выпить Диего, несомненно, любил, а его способность сохранять трезвость рассудка после нескольких бутылок хорошего хереса, вина или чего-нибудь покрепче, вызывала восхищение у женской половины общества, и легкую зависть у мужской. «Умение пить» было его преимуществом в различного рода азартных играх, когда адмирал оставался единственным человеком, способным соображать, среди полностью утопивших свой разум в алкогольном дурмане господ.       Но каждый раз, когда хмель, все же, брал верх над его рассудком, Диего совершал по истине безумные поступки: вызывал на дуэли сразу несколько человек, не разбирая друг то или враг, едва ли не становился виновником разгромления поместья или пятнал свою репутацию так, что еще долго приходилось опровергать слухи о его развлечениях в борделях и кабаках. Один раз он и вовсе чуть было не женился — благо, ныне покойный отец вовремя воспрепятствовал этому трудно обратимому свершению сына. Все эти случаи, когда Диего напивался до действительно невменяемого состояния, можно было спокойно пересчитать на пальцах одной руки, и прецеденты эти, как правило, происходили в юности или, на худой конец, ранней молодости, но никак не на пятом десятке жизни.       Давно забытое чувство сильнейшего похмелья накрыло Диего с головой, стоило только ярким лучам полуденного солнца выглянуть из-за неплотно прикрытых портьер и упасть на лицо спящего мужчины. Он лежал на спине в узких кюлотах и рубахе: темные взлохмаченные волосы рассыпались по подушке, частично ниспадая на его лицо и шею. Солнечный свет назойливо лился прямо на глаза, прогоняя крепкий сон, и Диего зажмурился — виски обожгло новой волной боли, и мужчина недовольно замычал, приподнимая окаменевшую голову. Путы похмелья безжалостно окутали его, и адмирал издал тяжелый страдальческий стон, а после тихо выругался. Мужчина предпринял провальную попытку разомкнуть налитые тяжестью веки, но зажмурился еще пуще прежнего, прикрывая лицо руками в некоем подобии защитного жеста — лучи света обожгли глаза. Он замер, пораженный, и, игнорируя дискомфорт, медленно раздвинул пальцы, чтобы увидеть сквозь них не привычный темно-бардовый балдахин, а нежную светло-голубую драпировку… Осознав, что он находится не в своей комнате, Диего резко поднялся, мгновенно принимая сидячие положение.       Адмиралу пришлось несколько раз помотать головой из стороны в сторону дабы окончательно убедиться в том, что он правда находился в спальне Адель. Честно говоря, проснись мужчина на плоту посреди океана или же под землей, в забитом гробу, он бы удивился намного меньше, чем сейчас, сидя на кровати собственной жены. Это обстоятельство заставило его глубоко зарыться в собственную память, пытаясь отыскать в ней хоть какую-то лазейку, способную пролить свет на то, что такого вчера могло произойти, чтобы он проснулся в спальне жены, как бы парадоксально это не звучало. Диего нахмурился, озадаченно запустив руки во взлохмаченные черные волосы: он со всем рвением, на которое было способно его потяжелевшее сознание, перебирал сохранившиеся воспоминания в голове, однако, судя по всему, после проигрыша Куэрво, осознанность покинула его.       — Ни черта не помню… — пробормотал мужчина, с силой сжимая темные пряди волос, словно этот жест мог хоть как-то облегчить его похмельные муки.       — После того количества хереса, что ты выпил вчера, это не удивительно.       Диего резко обернулся, чем вызвал ухудшение головной боли, — ко всем «пост-похмельным прелестям» добавилось еще и противное головокружение, — и увидел Адель с подносом в руках. Она окинула мужа смеющимся взглядом.       — Доброе утро, — как не в чем не бывало улыбнулась она.       — Доброе? — прохрипел дон, глядя на нее исподлобья, после того, как опустил отяжелевшую голову на руки, упирающиеся на колени в локтях.       Со стороны послышались снисходительный вздох, тихий шелест подола платья и стук подноса, поставленного на тумбочку.       Диего в очередной раз задался вопросом: а не снилось ли ему это? Если вчера он действительно напился, на что безошибочно указывали и дикое похмелье, и частичная потеря памяти, то почему Адель сейчас стояла перед мужем с обезоруживающей улыбкой вместо того, чтобы, с присущей ей горячностью, ругать его? Нет, это, определенно, ему снилось! Вне всяких сомнений, Диего посетила горячка и литры алкоголя, выпитые в молодости, сейчас разом дали о себе знать в таком сомнительном, но до ужаса правдоподобном видении! Адмирал уверовал, что бредил, иначе вынужден был бы признать, что понимание этого мира и этой женщины были, с этого мгновенья, утрачены для него навек.       — Выпей, — прервал панические размышления Диего вполне реальный голос Адель. Если бы адмирал не был так поглощен собственной паранойей, то, непременно, заметил бы то, как искренне забавлялась жена от весьма красноречивого выражения его лица.       — Что это? — адмирал поднял голову, выпрямился, взял стакан из руки женщины и придирчиво осмотрел его содержимое. — Яд?       Адель снисходительно покачала головой, однако Диего, не дожидаясь ответа, попробовал предложенную милость. Будь то яд, он хотя бы прекратит его страдания. На вкус светло-зеленая жидкость оказалась довольна приятной, а травяной аромат, что исходил от нее, — успокаивающим.       — Кстати, — Адель ненадолго замялась, раздумывая, как лучше ей стоило сообщить Диего об утрате Куэрво. — Ван Мартос отбыл сегодня утром, и мне пришлось отдать ему твоего, вернее сказать, уже его коня…       На и без того страдальческом лице Диего отразилось вселенское мучение — новость, как и звонкий голос жены, были настоящим издевательством над ним. Заметив резкую перемену в настрое Диего, Адель умолкла и виновато прикусила нижнюю губу.       — Дьявол! — выругался адмирал, больше обеспокоенный потерей жеребца.       Еще вчера Адель ожидала, что утром вид спящего в её постели пьяного муженька вызовет в ней праведный гнев, — неоспоримый предвестник выговора или даже скандала, — однако одно только выражение всех тягот мира на сонном и болезненном лице Диего вдоволь позабавили девушку. Осознание того, что похмелье служило ему намного более действенным наказанием, чем любые ее ругательства, успокоили Аделаиду. Честно говоря, ей весьма льстила возможность лицезреть всегда гордого адмирала испанской флотилии и беспощадного губернатора Санто-Доминго в столь неподобающем плебейском состоянии.       — К слову, я сказала всем, что у тебя появились неотложные дела, но судя по тому, что половина мужчин не спустилась ни к завтраку, ни даже к обеду, «неотложные дела» были не только у тебя…       — Будь уверена — эти подлецы не спустятся и к ужину… Надеюсь, ты вдоволь наговорилась с дамами о безответственности их мужей?       — Вдоволь, не беспокойся.       Диего хмыкнул, однако сейчас на его лице, кроме всепоглощающего страдания, девушка заметила и какое-то нехарактерное для него замешательство. Мужчина явно был чем-то обеспокоен, и, задумчиво крутя стакан в руках, допивать не спешил.       — Адель… у нас что-то было? — спросил Диего, собравшись с мыслями.       Девушка недоуменно вытаращилась на мужа, пару раз взмахнув длинными ресницами, словно совсем не понимая, что он имел ввиду, а потом, когда в её глазах сверкнуло осознание, рассмеялась: звонко и совсем беззлобно. Девушка сжала темно-синий вельвет своего простого платья в руках — там, где находилось солнечное сплетение, — как бы в неосознанной попытке предотвратить рвущийся наружу хохот. Безрезультатно.       — Ты на ногах стоять не мог, не говоря уже о чем-то… большем, — все еще посмеиваясь ответила она.       Услышав это, Диего выдохнул: от облегчения или же разочарования он сам едва ли мог понять, но продолжительный заразительный смех Адель, невольно, поднял настроение и ему.       — Ну, во-первых, — произнес Диего, заметно повеселев, и жадно осушив содержимое стакана. — Для этого дела стоять вовсе не обязательно, а во-вторых, — он поставил стакан на прикроватный столик, устремляя ехидный взгляд на девушку, — ты меня недооцениваешь.       — Не сомневаюсь, — насмешливо парировала Адель.       Все еще сидя на кровати, Диего смотрел на улыбающуюся девушку, не понимая, как после вчерашнего она вообще была способна так задорно хохотать. Вдогонку к этому мужчина осознал, что, прежде, никогда не видел Адель столь искренне смеющуюся и не способную, вопреки своей напускной холодности, остановиться.       Аделаида, небрежно смахнув подступившие от продолжительного смеха слезы, заметила на себе внимательный и… любующийся взгляд Диего. Щеки доньи тот час же залились очаровательным девичьим румянцем, и она, все еще срываясь на смешки, принялась деловито разглаживать складки платья, пряча и своей смущение, и приподнятое настроение.       — Кстати, мне сказали, что ты заказал новую мебель для гостевых комнат, а торговый корабль сильно задерживается, так что я решила проверить дату заказа. Когда я искала нужные документы у тебя в кабинете, я нашла еще парочку интересных бумаг и… думаю, тебе лучше будет просто посмотреть на это, — извиняющимся тоном произнесла Адель, пытаясь сдержать очередной приступ смеха, вызванный резко переменившемся на озадаченный взгляд мужа, еще не подозревающего, что похмелье — отнюдь не самое сложное, через что ему придется пройти этим днем.

***

      — Нет, нет! Я не стану это подписывать! — разъярённый голос Диего грубым эхом раздавался далеко за пределы комнаты.       Слуги, нервно переглядываясь, поспешно обходили стороной его кабинет.       В поисках документа о заказе новой мебели, Адель наткнулась на уйму других указов, на которых были изложены все недавно введенные законы в колонии. За несколько часов она прочла бесчестное количество бумаг, ужасаясь принятым Диего мерам. Когда картина полностью изменившегося за время правления адмирала Санта-Доминго была нарисована перед девушкой во всех красках, она смогла разработать план действий по спасению простых людей, себя и как ни странно, самого незадачливого губернатора. Собственноручно составив несколько указов от имени Диего (со многими правками и и отменами предыдущих введений), она вручила их мужу, чтобы он мог ознакомится с их содержанием и поставить свою подпись. Однако адмирал — весьма предсказуемо, — не спешил этого делать.       Конечно, похмелье и возвращающиеся смутные воспоминания о прошедшем вечере сделали реакцию Диего куда более эмоциональной, чем можно было ожидать: Адель успела пожалеть о том, что поспешно подняла эту тему именно сегодня, не отложив свою задумку на пару дней позже. Донья вдоволь укоряла себя, хотя в этом уже не было никакого смысла.       С каждым прочитанным словом Диего багровел все сильнее; он метался по просторному кабинету, как дикий зверь, и злосчастные документы не смогли остаться в его руках целыми на продолжительное время — адмирал, ведомый своей горячностью, сминал их в крохотный комок или даже разрывал. Несокрушимой скалой в потоке импульсивного течения адмирала оставалась Аделаида: она невозмутимо сидела за письменным столом мужа, устало подперев голову рукой и с некой снисходительностью наблюдая за перемещениями разъяренного Диего. В действительности, она уже привыкла к подобным эмоциональным всплескам мужчины и все чаще ловила себя на мысли, что было что-то действительно забавное в том, как адмирал, вслух зачитывая некоторые строки из указов, громко ругался, рассыпаясь в проклятиях.       — Уменьшить пошлины на ввозимые товары по договоренной… — Диего резко остановился, осознанно вчитываясь в содержимое очередного указа. — Нет это уму не постижимо! — воскликнул он в сердцах, нахмурившись.       Диего возмущало абсолютно все в этом положении: начиная от того, что он, в собственном кабинете, выполнял роль гостя, в то время как Адель по-хозяйски расположилась в его кресле с невероятно важным и спокойным видом, заканчивая тем, что эта девчонка, которая пропадала неизвестно сколько непонятно где, сейчас смела переделывать его указы, переворачивая вверх дном всю его политику и систему ведения дел в его колонии, после внезапно проявившегося стремления защиты простого люда. Однако больше всего адмирала бесило то, что в глубине души он понимал отсутствие другого выхода и безоговорочную правоту Адель. Но разве мог он смириться с этим? Конечно же нет.       — За какие средства, по-твоему, я должен повысить оплату?! — наигранно-приторная улыбка Диего просто удивительным образом сочетавшаяся с его взбешенным взглядом, действительно позабавили Адель, и она не сдержала неуместный смешок. — Что, черт возьми, я смешного сказал?!       Девушка закатила глаза и, нехотя поднимаясь с весьма удобного кресла, аккуратно присела на край стола, меняя позицию, и как бы становясь с Диего на равных хотя бы физически. Кажется, именно так стоило вести переговоры. По крайней мере, так значилось в отцовской книге, название которой Аделаида запамятовала и которую листала от скуки будучи еще ребенком.       — В счетах слишком большая сумма для нас двоих и…       — Что?! Кто тебе счета-то показал?       Адель тяжело вздохнула, опустила взгляд, с отстраненным интересом рассматривая выглядывающий из-под подола платья носок искусно расшитой мюли, изящество которой красноречиво говорило само за себя. После непродолжительной заминки, донья подняла взгляд на мужа, слегка склонив голову на бок в невинном, даже кокетливом жесте.       — Диего, ответь: почему я здесь?       — Поверь, последние два часа этот вопрос не покидает моей головы…       Аделаида покачала головой, пытаясь убедить себя, что все еще не было потеряно окончательно. В конце концов, Диего уже перестал рвать в клочья ни в чем не повинную бумагу (что, определенно, было хорошим знаком), и теперь просто стоял возле широкого окна, прожигая её мрачным взглядом. Все было не так уж и плохо… он ведь даже не грозился выбросить её из этого самого окна!       — Ты понимаешь, что отпустил семнадцать пиратов, скрыв это от короны, именно для того, чтобы я вернула спокойствие этим землям? Я ведь не прошу ничего сложного, — голос Адель непривычно смягчился. — Всего лишь отказаться от этой абсолютно ненужной роскоши и перестать содержать за наш счет стольких гостей, направив средства на развитие города. Мы так богато живем, Диего, а за пределами ворот бедствуют люди, умирая от голода и болезней… Девушке показалось, что адмирал хотел ответить что-то резкое и грубое, однако сдержался, стиснув зубы и отведя взгляд к окну — даром, что яркий дневной свет заставил его болезненно поморщиться.       Диего ничего не стоило выгнать жену из этого кабинета, закрыть его на замок и впредь носить ключи на цепочке на шее, чтобы ни одна живая душа не могла проникнуть в его Святая Святых, где вершились дела управленческие. Однако благодарность за то, что Адель не оставила его пьяным на виду всех гостей (что, безусловно, подорвало бы его репутацию и авторитет), и даже пустила к себе в кровать, что, — он знал, — стоило ей немалых моральных усилий, удивительным образом смягчала его: хотя Диего ругался, но он также слушал Аделаиду, игнорируя и свое возмущение, и общее вопиющее положение этой ситуации.       — Ты — поразительная женщина, Аделаида. Ума не приложу, откуда взялась эта внезапная благодетель, когда упорства и твердости тебе не занимать, — как-то устало произнес он, оправив ворот рубахи и подойдя к девушке ближе.       — Это значит, что ты все-таки подпишешь? — с наигранной надеждой в голосе вопросила Аделаида, прекрасно понимая, что выбора у него не было.       — Если сумеешь убедить меня, — гневливое возмущение его в голосе испарилось, уступая место шутливому заигрыванию. — Пока что все твои словесные доводы были весьма… неубедительны.       Диего как бы невзначай уперся руками о стол по обе стороны от Адель. Донья раздраженно закатила глаза и, скорее, инстинктивно прижалась к столешнице, отклоняясь, чтобы оставить хоть какое-то расстояние между их телами. Впрочем, несмотря ни на что, она не утратила ни толики своей невозмутимости.       — Ну, — Адель изобразила на лице глубокую задумчивость, поддерживая игру. — Мне ничего не стоит испортить твою репутацию, учитывая то, в каком состоянии я тебя обнаружила вчера ночью. В конце концов, я все еще не высказала гостящим у нас дамам все, что я думаю о собственном муже.       — Репутация, — пренебрежительно хмыкнул Диего. — Боюсь, она была испорчена еще много лет назад, — он поддался вперед, не оставив Адель пространства; склонился, хрипло шепча жене на ухо. — Нет, не убедила.       — Ну… тогда я раздам все твои запасы вина и хереса крестьянам в качестве надбавки к зарплате, — даже учитывая впечатляющую алкогольную коллекцию адмирала, звучало это заявление нелепо и даже по-детски. Донья заметно занервничала, — очаровательный девичий румянец вновь вспыхнул на ее бледном лице, — но держалась по-прежнему спокойно.       — Кьянти вперед, любовь моя, — коротко рассмеялся Диего, которого искренне позабавило не то смущение жены, не то сомнительная подлинность ее угрозы. — Еще доводы будут?       Адмирал смотрел на Адель так нагло, так бесстыже, — почти издевательски насмехаясь, — что она, невольно, опустила глаза, а потом и вовсе отвернулась.       — Диего, — предупредительно прошептала Адель и уперлась руками в его грудь, в провальной попытке отдалить его от себя хотя бы на дюйм.       — Что? — в наигранном возмущении вскинул брови адмирал. — Я обещал, что не трону тебя и пальцем, — Диего демонстративно постучал руками о край стола. — Как видишь, обещание я держу.       — Поцелуешь — пинай на себя.       — И в мыслях не было! — кладя руку на сердце шуточно заверил Диего. — Ты себя переоцениваешь.       — Ах, вот оно что…       Прежде, чем донья успела ответить наглецу что-то колкое, Диего наткнулся взглядом на одиноко лежащий на столе указ, с рассказом о котором Аделаида хотела немного повременить. Девушка прекрасно понимала, что работорговля, на данный момент, составляла львиную долю заработка всей колонии и отказаться от нее адмирал просто так не сможет. Аделаида с опаской проследила за вмиг помрачневшим взглядом мужа. Диего буквально вдавил девушку в стол, почти перегибаясь через нее, нагло нарушая личное пространство, и — Адель прокляла его прекрасное зрение и свою неосмотрительность, — пробежался взглядом по основному тексту.       Между бровей Диего пролегла глубокая морщина, руки, по-прежнему опиравшиеся на стол, потяжелели, а грудь теперь предупреждающе грузно вздымалась, как у разъяренного красной тряпкой возмутительным указом корридского быка.       Аделаида, пользуясь заминкой, поспешила высвободиться из кольца рук адмирала, безошибочно определяя то, что скандала им, все же, избежать не удасться…

***

      — Ты хотя бы понимаешь, к чему это могло привести?!       — Я делал лишь то, что необходимо.       — Ты делал то, что было выгодно тебе! Тебе плевать на этих людей!       — Не говори то, чего не знаешь!       Худенькая служанка, неловко сидящая на самом краю банкетки, будто бы боясь, что её кто-нибудь заметит за использованием хозяйской мебели, вздрогнула от очередного громкого возгласа губернатора. Оправив белый передник, она, уже в который раз, бросила обреченный взгляд на дверь кабинета и сильнее сжала в руках письмо с сургучовой печатью знакомого глазу герба.       Это послание ей передали около полу часа назад с приказом срочно доставить его дону, однако прерывать спор хозяев она не решалась, боясь попасть под горячую руку, и потому просто сидела под дверями, ожидая, когда супруги исчерпают все темы для разногласий. Вопреки всем ее надеждам, ругань адмирала и укоризненные возгласы доньи всё продолжались, и, казалось, только набирали обороты. Служанка вновь тяжело вздохнула, представляя раздраженное лицо мадам Гальярдо, — старой домоправительницы, — которая уже наверняка обыскалась юную прислугу, решив, что та отлынивает от работы. Разве была виновата Бэтси в том, что ей приходилось сидеть и дожидаться адмирала, чтобы передать ему известие? Разве сама домоправительница осмелилась бы прервать двух супругов в разгар семейного скандала? Конечно же нет! — в этом Бэтси была твердо убеждена.       — Дон у себя? — прервал раздумья служанки спокойный голос.       Бэтси в тот час же вскочила с банкетки, и, неуклюже поклонившись, как она успешно догадалась, весьма важной персоне, подняла глаза, увидев перед собой молодого человека в темно-синем камзоле и строгом жюстокоре в тон ему. Несмотря на белоснежные, напыщенно выпущенные жабо и манжеты, и общий лощеный вид мужчины, он совсем не производил впечатление человека холодного, высокомерного. Незнакомец не обладал удивительной красотой, но обаятельная улыбка и ямочки на щеках не позволяли отвести от него взгляд. На вид ему было около тридцати лет, однако голубые, весело искрящиеся глаза делали его похожим на совсем молодого юношу и сверкали они так ясно и тепло, что… ну просто заглядение! Отчитывать, как надеялась Бэтси, её никто и не собирался, и даже напротив — сеньор выглядел дружелюбно и смотрел на девушку с заботливой улыбкой и неким интересом.       — Да, сеньор. Однако я не думаю, что сейчас подходящее время… — пролепетала она.       — Это еще почему?       Однозначным ответом на вопрос незнакомца послужил приглушённый звук разбивающейся керамики, — и сколько ваз уже было уничтожено за несколько месяцев совместного проживания супругов? — сопровождающийся мужской руганью. Брови молодого сеньора дрогнули в немом удивлении, и, он, помедлив, облокотился об стену, очевидно, приняв решение благоразумно выждать.       — И часто так у них? — спросил он, оправив темные волосы, собранные в небрежный хвост на затылке.       — Не то, что бы очень, — служанка пожала плечами. — Ссоры у них дело нередкое, но обычно они держат себя в руках. Да и дон, как правило, старается лишний раз не срываться на донью.       — И почему же?       — Сложно у них все, — Бэтси слегка смутилась, но легкая улыбка незнакомца неясным образом располагала к искренности и такого рода беседам, так что девушка решила немного приоткрыть занавесу личной жизни хозяев. — Понимаете, как только донья вернулась… она все привыкнуть не может ни к дому, ни к мужу. Бывало, дон заговорит с нею, а она его таким холодным взглядом окатывала, что меня саму дрожь до костей пробирала, — заговорщически прошептала она почти без раздумий. — А дон… дона лишь веселит это все, — пожала плечами Бэтси, и в ее голосе мелькнула нотка недоумения.       — Да, на него это похоже, — сказал сеньор с понимающей усмешкой и перевел взгляд на дверь, как будто призывая ее отвориться.       Судя по всему ему это удалось — дверь распахнулась, явив всеобщему взору разъярённое лицо адмирала, который, с силой захлопнув за собой дверь, крикнул напоследок Адель, по-прежнему находящейся в кабинете, очередное ругательство.       Сеньор, неосознанно, отступил в темную нишу коридора.       Ярость все еще застилала глаза Диего, и он сжимал руки в кулаки до побеления костяшек пальцев, в не слишком удачной попытке хоть как-то сдержать свои эмоции; на лбу пульсировала тонкая неровная жилка, а челюсти были стиснуты чуть ли не до скрипа зубов. Первой попавшейся-таки под горячую руку оказалась побледневшая от страха служанка — дон рявкнул Бэтси что-то нечленораздельное, грубо вырвав из её рук протянутое ему письмо. Диего, чертыхаясь, неосторожно сорвал сургучовую печать, развернул бумагу так, что она едва ли не порвалась, и, в безуспешной попытке отвлечься от произошедшего, шепотом начал проговаривать слова, чтобы уловить смысл послания:       «Дорогой друг!       Надеюсь, что ты и твоя супруга, с которой я в скором времени очень надеюсь познакомиться, в полном здравии. Рад сообщить, что обнаружилось очень приятное и интересное обстоятельство, связанное с юной доньей.       Переговоры в Малаге прошли намного быстрее, чем я ожидал, и, к моим огромнейшему удовольствию и безграничной радости, хочу сообщить тебе, что я, все же, смогу принять твое приглашение и посетить Санто-Доминго в самое ближайшее времени. Обязан извиниться за краткость этого письма и внезапное извещение о моей скором приезде.       Преисполненный надеждой о скорой встрече,       Твой верный друг,       Эдгар Левингстон.»       Как только взгляд адмирала скользнул по последним строкам письма, на его лице засияла радостная улыбка, ярко, почти пугающе, контрастирующая с предыдущим его настроением.       — Хоть одна хорошая новость за сегодня, — Диего посмотрел на служанку, уже обращаясь к ней. — Пусть слуги приготовят самую лучшую комнату из гостевых. К нам едет…       Взгляд Диего зацепился за фигуру безмолвно посмеивающегося сеньора, все это время остававшегося вне видимости адмирала.       — Эдгар? — изумленно выдохнул Диего, вглядываясь в тень у колонны, а затем весело рассмеялся. — Ну, мерзавец! Даже виду не подал!       — Я посчитал, что будет неправильно, если мое письмо прибудет позже меня, — мужчина сделал шаг вперед, весело сверкая голубыми глазами и обезоруживающей улыбкой. На его щеках вновь прорезались забавные ямочки.       Диего выразительно посмотрел на служанку, и она, поняв невербальный приказ, быстро поклонилась и поспешила удалиться. Эдгар проводил её снисходительным взглядом, и два мужчины, рассмеявшись, стиснули друг друга в крепких медвежьих объятиях.       — О, Эдгар! Как я рад! Я уж думал, что придется в одиночку терпеть мадам Сельдери и её престарелого мужа! Скажу честно — сил моих больше нет.       — Так уж и быть, помогу тебе развлечь твоих любимых гостей, — хитро улыбнулся Левингстон, оглядывая Диего с ног до головы. — А годы тебе к лицу, ничего не скажешь!       — Льстец, — фыркнул адмирал, но, как бы вторя похвале, горделиво выпрямился.       С последней встречи старых друзей, прошло почти семь лет, и теперь они рассматривали друг друга, обновляя в памяти изменившиеся образы. Диего с некой отцовской гордостью смотрел на вытянувшегося Эдгара, на выразительном, лишенном всяких шрамов или иных дефектов лице которого сияла все такая же широкая заразительная улыбка. Голубые глаза, с легкими морщинками у внешних уголков, сверкали неизменным огнем жизнелюбия и оптимизма.       Левингстон был, пожалуй, самым лучшим и единственным настоящим другом Диего, несмотря на существенную разницу в возрасте. Двенадцать лет, разделяющие их, никогда не смущали мужчин, а несхожие и даже противоположные характеры отлично дополняли друг друга. Диего знал, что за показной легкомысленностью и небрежностью Эдгара скрывались острый ум, твердые моральные принципы и действительно доброе сердце. Друзья редко сходились во мнениях, но споры и дискуссии побуждали их к столь живым размышлениям, что те только укрепляли их ценную дружбу.       Познакомились они еще много лет назад, когда Ливингстону едва исполнилось двадцать. Эдгара, как перспективного дипломата, назначили в сопровождающую процессию тогда герцогини, а позже — королевы Марии Луизы Савойской — упокой Господь ее душу, — для краткого предсвадебного визита в Ниццу. Диего, фактически по случайности, оказался капитаном небольшой флотилии, на которых перевозили послов и будущую супруга короля. К слову, такая предосторожность правительства оказалась весьма нелишней, ведь два флибустьерских фрегата, все-таки, попытались перехватить три богато-отделанных корабля: сражаясь рука об руку, Эдгар Левингстон и Диего де Очоа стали верными друзьями, и прониклись друг к другу искренним уважением.       Однако виделись они довольно редко, обоюдно посвятив все свое время карьерам, и пока Диего, защищая границы империи, стремительно приближался к званию адмирала, Эдгар путешествовал по разным странам, служа стране на дипломатическом поприще. Всякий раз, когда им, все же, доводилось оказаться вместе на каком-нибудь приеме (в лучшем случае раз или два в год), то их беседы, споры и рассуждения живо велись до самого утра. Мадрид или Галисия — да что там, — вся Испания! — знала об их громкой встрече, и только зов службы был способен вновь разлучить старых верных друзей.       — Ты один? — Диего мельком бросил взгляд за спину друга, словно проверяя не скрывалась ли в тени колонны еще и сеньора Левингстон. — Неужто оставил Аерин дома?       — Она прибудет с детьми чуть позже. Я и сам не ожидал, что смогу освободиться столь рано.       — Надеюсь, переговоры прошли успешно? — участливо спросил Диего.       — Ну, уж явно лучше, чем твои, — Левингстон выразительно посмотрел на дверь, вызывая у адмирала неловкий смешок.       — Ах да, — Диего слегка помрачнел. — Не при таких обстоятельствах хотел я представить тебе мою супругу…       — Не переживай по этому поводу! — Эдгар ободряюще похлопал дона по плечу. — Ты же знаешь, официальность никогда не была мне по вкусу — куда интересней наблюдать за людьми в неформальной обстановке.       Диего улыбнулся, и, помедлив, открыл дверь в свой кабинет с видом рыбака, открывающего ящик с пойманной им сиреной.       — Адель, любовь моя… — сквозь зубы процедил Диего, даже не поворачиваясь ко входу в комнату, с куда большим «интересом» разглядывая панели на стене. — Мне нужно тебя кое с кем познакомить…       — Quítate de mi vista! Я по горло сыта твоими знакомствами! Sacate a la chingada! — воскликнула донья со всей присущей ей горячностью и истинно пиратским красноречием.       Диего метнул слегка смутившейся взгляд на удивленного друга и пожал плечами, как бы беззвучно говоря: «женщины!». Мужчина, натянув на лицо самую фальшивую из всех возможных улыбку, произнес:       — Любовь моя, я настаиваю…       В комнате послышались тихие, но куда более грубые ругательства и… шаги. Вскоре, на пороге двери появилась разъяренная Адель со взъерошенными волосами и истинно гневным выражением лица. Диего не удостоил жену даже взглядом, и, скрестив руки на груди, демонстративно отвернулся. Адмирал принялся представлять друга пресно, официально:       — Аделаида, позволь тебе представить моего хорошего друга — сеньора Эд…       — Эдгар, Матерь Божья! — девичий визг Адель прозвучал столь неожиданно и громко, что Диего, дезориентированному, удалось только краем глаза уловить пронесшееся мимо него голубое пятно. Аделаида с детским вскриком радости влетела в раскрытые объятия Левингстона. — Это ты! Это же в самом деле ты!