Вальс с дьяволом

      С самого утра все стояли на ушах, как про себя назвала Гермиона хаос, творившийся в доме. Флер сначала в столовой, потом в гостиной, на веранде, в саду отдавала последние поручения, Скорпиус, сильно заинтересовавшийся происходящим, бегал за ней и старался помочь — была суббота, и его занятия с Лавандой обещались начаться только в понедельник. Гермиона, скрепя сердце позволяя ему насладиться процессом подготовки, всюду ходила следом то на прогулку в сад, то еще куда. Скрепя сердце потому, что неугомонная Флер находила задания и для них двоих, с улыбкой оглядывая их готовность помочь — Скорпиус прямо-таки светился от счастья и вечно подставлял ей плечо под руку, горделиво заявляя, что они справились.       Долохов смотрел на всю эту суматоху с иммунитетом привычки и сквозь полуприкрытые веки. После завтрака он отправился по делам в Министерство, заявив, что вернется уже вместе с Томом и Розали. Флер не возмутилась, зато успела снабдить его кучей советов, как принять и привести гостей, словно это был первый ужин, хозяйкой которого она была.       Лаванда, по полной программе используя два выходных, отправилась в город, избавив окружающих от своей болтовни и легкого, выводящего Гермиону из себя, эфемерного присутствия, а Драко подарил ей, всюду бегающей за Скорпиусом, один лукаво-сочувственный взгляд. Он вышел вскоре после Лаванды, заставив мысли вновь вернуться к его симпатии к ней. Это была до одури странная идея, почему-то не оставлявшая, но и не приносившая совершенно никакого удовольствия, так что увлечение Гермионы ею было до жути раздражающе. Правда, ей это не помешало подметить, что два голубка с утра виделись всего один раз, но в этой короткой, полной дружеской вежливости встрече, она постаралась разглядеть намеки на что-то большее.       Вот Лаванда склонила голову к плечу и блеснула светлыми глазами, заслужив полуулыбку Драко, отчиталась об успехах Скорпиуса, расхвалила его, словно начищенный до блеска пятак и, воздушная, взволнованная, прямо-таки возвышенная унеслась прочь.       То ли тому было причиной желание Гермионы что-то увидеть, то ли между ними и правда что-то мелькало — например, химический процесс, называемый влюбленностью — но часть маленького сыщика внутри, наконец-то нашедшая себе применение, ликовала. Гермиона же еле сдерживала фырканье — присутствие Лаванды неподалеку от Малфоя, оказывается, было в разы противнее, чем в его отсутствие.       Драко же, ничего не подозревая о ее мыслях, оглянулся и переключил все внимание на Гермиону. Почему она была рядом во время их разговора? Ничего секретного или тайного, она даже не пыталась подслушать (что для него могло казаться ее дурной привычкой) — она терпеливо и преданно ждала маленького Скорпиуса. Он пошел за шалью для Флер, здраво рассудив, что та была в саду и могла замерзнуть, а он, как истинный джентльмен, обязан был предотвратить это.       По дороге они столкнулись с тут же заболтавшейся Лавандой, отчитавшейся, что она уходит сначала выяснить насчет счета в банке — ей почему-то заблокировали деньги, хотя там неприлично маленькие сбережения, до которых никому никогда не было дела — потом она подумала, было бы неплохо забежать и посмотреть на ярмарку (Гермиона ведь слышала о ежегодной ноябрьской ярмарке, которая длится всю вторую неделю месяца и привлекает множество волшебников? О, ей обязательно стоит посетить ее!), после чего навестит нескольких подруг.       За несколько минут Гермиона, казалось, узнала о ее планах больше, чем Лаванда смогла вытянуть информации о всей ее жизни за время возобновления их знакомства в особняке Долохова. Интересно, злило ли Антонина, что его дом постепенно начинал походить на проходной двор, или ему было абсолютно плевать на это, как и на большую часть происходящего вокруг и не касавшегося его, Флер, его личных дел и интересов?       — Почему мне кажется, что ты недолюбливаешь мисс Браун? — приподняв брови, тихо поинтересовался Драко. Тон был поистине незаинтересованным. Болтовню Лаванды он выносил в разы героически, чем Гермиона. Оно и не удивительно, если она ему нравилась. — Так и веет негативной энергетикой.       Еле сдержавшись, чтобы не закатить глаза, Гермиона отвела взгляд в сторону от его лица. Даже вчерашняя искренняя помощь Лаванды в ее проблеме с отвратительным Брайтоном, от мысли о котором она невольно содрогалась, почему-то сильно не изменила ее отношение к ней. Нет, Лаванда не была плохой — быть может, она была даже лучше, чем Гермиона, но что-то не давало покоя и не позволяло открыться ей.       — Вовсе нет, мистер Малфой. Я очень хорошо отношусь к мисс Браун. Тем более, они со Скорпиусом отлично ладят.       Драко слегка прищурился и качнул головой. Гермиона прекрасно знала, что он ни на мгновение не поверил ей, но допытываться не стал — не так уж интересно ему было.       — Тогда я ошибся. Наверное, утреннее появление князя сбило меня с толку, — подавив смешок, отозвался он. Гермиона прикусила губу, стараясь не расхохотаться.       Утреннее появление князя и правда было фурором и просто превосходно объясняло, почему именно Флер усомнилась в его умении общаться с гостями, точнее, в здравости его рассудка для любого взаимодействия с людьми — словно издеваясь над их коллективном морально-неустойчивым состоянием, Антонин Долохов сбрил бороду. Гермиона видела, как один из домовиков, только глянув на него, грохнулся в обморок, потому что на него сверкал теми же омерзительными глазами с тем же голосом и невыносимым характером совершенно другой человек! Существования двух одинаковых хозяев с разными лицами вынести его маленькому бедному сердечку было почти что не дано.       Гладко выбритые щеки, подчеркнувшие оказывается существовавшие очертания скул, сумели настолько изменить его образ в глазах окружающих, что Гермиона даже несколько раз позволила себе встретиться с ним глазами. Это, правда, не помогло не растеряться и не почувствовать склизкий ком под тяжестью двух ядовитых изумрудов, но все же было первым шагом навстречу… чему — сложно было сказать. Прошло слишком мало времени, чтобы ее мысли приняли какую-то четкую форму плана по дальнейшим действиям.       — О, это было ужасно! — не сдержавшись, давя смех, проговорила она и подняла хохотавшие глаза на Драко. — Я думала, что задохнусь. Особенно на том моменте, когда госпожа Долохова побледнела и сказала, что совершенно его не знает и требует вернуть ей мужа на место.       Не сдержавшись, Драко рассмеялся, запрокинув голову. За спиной хлопнула дверь, и в коридоре к ним присоединился маленький Скорпиус с шалью наперевес.       — Что такое? Что я пропустил? — захлопав очаровательными, ангельскими глазами, тут же спросил он, переводя молящий и любопытный взор с Гермионы на Драко. Не успела она придумать, что ответить ему, как мальчик вцепился в руку отца и, хмуря светлые брови с точно таким же выражениям, какое появлялось у него, склонил голову к плечу, продолжая: — Вы что, секретничаете? — испуганно полупрошептал он.       Гермиона облизала потрескавшиеся губы. Если бы он еще постарался уточнить, почему без него, комедийности ситуации не было бы предела.       — Нет, — ласково отозвался Драко, заставляя себя успокоиться и выкинуть картинку гладко выбритого Долохова (или его вмиг помолодевшего двойника) из головы. — Мы просто вспомнили новый образ дяди Антонина. Как он тебе, кстати?       Мгновенно потеряв интерес к их разговору, Скорпиус глубоко вздохнул и сделал шаг назад. Тут же вспомнил, зачем они с Гермионой пришли сюда, что держал в руках и кому собирался принести.       — Не знаю, мне не понравилось. С бородой он выглядит добрее.       Гермиона мысленно фыркнула. Добрее Долохов не выглядел ни с бородой, ни без нее. В нем как будто просто не было этого качества. Удивительно, что Скорпиус где-то умудрился разглядеть его. У Гермионы с ее предубеждением и страхом, бурлившим глубоко внутри в его присутствии, этого никогда бы не вышло.       — Ты только ему об этом не говори, чтобы не расстроить, — серьезно и настоятельно попросил Драко.       — Конечно нет! Не могу же я огорчить его, как Флер!       Отвернувшись, Гермиона вновь постаралась подавить смех. Получалось у нее плохо и, заметив это, тоже еле скрывающий улыбку Драко заспешил прочь, пообещав вернуться пораньше. Этот его импровизированный побег (Гермиона уверена, что на отсмеяться без их присутствия) вверг ее в лапки активного Скорпиуса.       Они поспешили в сад к командующей подготовкой к ужину Флер с шалью наперевес.       Ей была безумно приятна забота Скорпиуса. До самого вечера они с Гермионой были у нее на особом счету.

***

      Министр магии появился роскошно, галантно, даже несколько очаровательно, но это не помогло тугому узлу в животе Гермионы расслабиться. Скорпиус, как член семьи, должен был провести ужин (или его часть) в компании взрослых, насладиться чужим вниманием, усладить глаз и, как только приличия позволят, отправиться спать в компании Гермионы. Только это было причиной того, что она сейчас стояла в ярко освещенной столовой со вспотевшими ладонями, нервно сцепленными в замок, и бешено колотящимся сердцем в груди — хотелось залить полыхающую внутри тревогу и взять себя в руки, но получалось плохо.       Злость, ненависть и животный страх клокотали в венах, образуя в горле отвратительный ком, мешающий говорить. Побледневшая, с широко распахнутыми лихорадочными глазами и плотно поджатыми губами, она явно не выглядела, как должна была — красивой статуэткой на фоне.       Двери отворились. Антонин Долохов, напомаженный, выбеленный, выбритый и впервые на глазах Гермионы в темно-голубом фраке и белоснежной рубашке, завел под руку Флер в платье в цвет его костюму. Ее влажные, блестящие глаза смеялись, и она шла, чуть повернув голову к Розали Лестрейндж в длинной черной мантии, струящейся по ее телу, что-то со слабой, тусклой улыбкой говорившей ей.       За Антонином мелькнула белобрысая голова Драко, знакомые черные волосы, очки, зеленые глаза. Гермиона не была в силах обрадоваться — все ее внимание поглотил Министр магии. Высокий мужчина, прозрачно-белый, словно кожа была натянута тугим тонким слоем на просвечивающийся на свету скелет, с кроваво-красными хищными глазами, зрачок в которых был подобен кошачьему и мертвым-мертво изучал пространство вокруг. Тонкие губы, острые, словно бритва, скулы, лысый череп.       Ходячий труп, на который натянули костюм. Гермиона почувствовала, как ее водит от отвращения и ужаса. По сравнению с Волдемортом Долохов был сама невинность. От одного лишь взгляда — быстрого, незаинтересованного, пустого, которым тот глянул на нее, захотелось выкинуться в окно. Мерзкие глаза Антонина же выражали что-то, пусть бы это была опасность, но его взгляд был живым.       Словно в тумане она расплылась в реверансе, другого слова к ее состоянию и полуплавным-полузаторможенным действиям она подобрать не могла. Скорпиус со строгим выражением на сахарном личике склонил голову в уважительном поклоне и распрямился. Спина вытянута, будто он проглотил длинную деревянную палку, которой прошлая воспитательница выбивала осанку — неудивительно, что на своем месте она продержалась не так уж и долго, руки опущены по швам, поведение, словно выдрессированное в нем в глупой спешке за взрослыми, почти доведено до идеала.       Флер пригласила всех к столу. Она решила заменить привычный собравшимся длинный стол на круглый из светлого дерева. Появившиеся в воздухе домовики отодвигали стулья, другие с блюдами, поднятыми над головами, кружились вокруг. Сладкий, не раздражающий аромат вился в комнате, разжигая аппетит. Как только все волшебники сели, сразу же появились начищенные тарелки.       Гермиона, как и следовало, оказалась рядом со Скорпиусом. Тот слева от отца. Дальше Флер, Антонин, Министр, Розали и, наконец Гарри. Круг замкнулся. Они сидели настолько близко, что было аж удивительно — как это время, эта эпоха перед своим королем, перед создателем настолько четкого и несправедливого неравенства, усадило ее, грязнокровку, за один стол с ними. Словно в насмешку Волдеморту перед его глазами, бледное и молчаливое, расположилось дитя его решений, последствие его политики, в лучших своих снах видящее его смерть.       Мысли путались и не сходились. Флер что-то говорила, Долохов и Розали смеялись, Драко молча ел, слушая их и, бывало, наклоняясь к сыну сказать что-то или подставить ухо его словам. Гермиона дрожащими руками накалывала маленькие тающие кусочки и старалась съесть, но в горло ничего не лезло — голова кружилась, хотелось схватить нож и вонзить в сердце Волдеморту. Он был так рядом, она бы с легкостью могла преодолеть расстояние между ними и завершить череду мучений стольких людей.       Она могла бы убить его.       Но Гермиона не поднималась со своего места. Изредка она чувствовала, как Гарри касается ее локтем и поворачивалась к нему, чтобы увидеть лукавый взгляд ярких зеленых глаз, блестящий из-под очков. В выражении его взора никогда не было ни надменности, ни опасности, ничего, что она привыкла видеть в Долохове. Он был совсем другим человеком, выросшим бок о бок с этими людьми и, быть может, даже привязавшимся к ним, но он не испортился.       Гермиона не видела, чтобы он испортился. Или просто не хотела видеть.       —… И что же, все настолько плохо, господин Министр'? — вдруг прозвучал в воздухе голос, резко потерявший веселость, с которой Флер принимала гостей, и вырвал Гермиону из медленного выгорания в ненависти. Она вздрогнула от того, насколько сильно на нее повлияли серьезные интонации хозяйки, и сморгнула мутную пелену, свинцовой тяжестью навалившуюся на ее рассудок. Расслабила пальцы, сжимавшие нож. С трудом отвела глаза от горла Волдеморта — она буквально видела, как дергался его кадык, когда он сглатывал, ей казалось, что воспаленный мозг слышал пульсирующую вену, синей полосой проходящую под его пепельно-снежной кожей. — Быть может, Р'оману и Адель стоит повр'еменить с пр'иездом, если так?       В ответ Розали прикусила губу, в комнате мгновенно растаяла показная доброжелательность между семьями. Даже Скорпиус, устало копавшийся в тарелке, поднял голову и заинтересованно прислушался к разговору.       Только Гарри и Долохов продолжали уплетать за обе щеки.       — Все под контролем, Флер, как обычно. Ни Адель, ни моей крестнице ничего не угрожает — ты же знаешь, я жизнь положу, но об этом позабочусь.       Пухлые губы княгини, подведенные светло-розовым, очаровательно улыбнулись. Смотревший на нее Волдеморт, поддаваясь запредельным для понимания разума чарам, не смог сдержаться и слабо улыбнулся ей в ответ.       — Мне так нравится, как ты забываешь о существовании моего брата, — сглотнув, буркнул Долохов. — Или до сих пор не можешь смириться, что девочка, которая росла у тебя на руках, променяла вечное целомудрие в твоей тени на замужество?       Волдеморт в ответ качнул головой и закатил глаза. Одно это замечание развеяло обстановку.       — Адель сделала свой выбор и даже, признаться честно, не самый плохой. Кем бы я ни был ей, пусть и близким другом ее семьи, я никогда не посмел бы помешать этому.       — О, я помню, как вы втроем с Фрэнком «не мешали», — рассмеялась Розали. Гермиона с удивлением заметила, что смех ее больше не пах фальшью или искусственностью. Он был… настоящим? — Аж дрожь берет! И как хорошо, что желание моего непутевого братца защитить и быть ответственным за кого-то, которое вы переняли, не проявилось на нас. Неправда ли, Флер?       — Это было бы ужасно! Тout simplement horrible!       — Сейчас ты можешь видеть одну из тем, которые стали причиной обоюдного издевательства Розали и княгини над сильнейшими нашей страны, — наклонившись к уху Гермионы, вдруг прошептал Гарри. Его горячее дыхание обожгло кожу, и она ощутила, как мурашки забегали табунами по затылку и шее.       Его лукавые глаза блеснули в огнях свечей, и она почувствовала, как непроизвольно губы дрогнули в слабой улыбке. Не вслушиваясь в дальнейший женский дуэт против своеобразной заботы Министра и Долохова, смотревших на это баловство сквозь полуприкрытые веки и с обоюдным молчаливым поощрением, возвращаясь мыслями к неизвестным Гермионе дням, о которых шла речь, она повернулась к Гарри.       — Я совсем не понимаю, что произошло.       Он в ответ пожал плечами.       — Если честно, я сам плохо знаю, учился тогда во Франции. Кажется, Роман Долохов пытался похитить Адель, а та улизнула у него прямо из-под носа и в отчаянии бросилась просить помощи у господина Министра, у которого тогда были ее старший брат, Фрэнк — отец Рудольфуса и Рабастана Лестрейнджей — и князь Антонин Долохов. Пока между ними затесался спор, отвлекший от нее всех четверых, Адель улизнула прочь из страны и так ее и видели. Еще несколько лет успешно избегала свадьбы, а потом сама собой вернулась с брачным договором, выставила кучу условий и наконец завершила одну из любимейших сплетен общества, — словно извиняясь, пробормотал Гарри. — Мне тоже было интересно. Совсем немного.       — Ты увлекся сплетнями? — чувствуя, как тепло, нейтрализуя нервное озлобленное состояние, в котором Гермиона находилась весь вечер, струится по телу, ощущая, как спокойно, безопасно и по-семейному умиротворенно становится рядом с Гарри, смеющимся полушепотом переспросила она.       В ответ он слегка задел ее локтем и отвернулся, чтобы сделать глоток поданного сухого вина. Спрятал усмешку. Гермиона, следуя его примеру, вернула все внимание тарелке и впервые смогла без труда проглотить кусочек нежного мяса рыбы.       — Смотрю, годы разлуки не помешали вам утерять общий язык.       Гермиона чуть не поперхнулась.       Ледяной голос, совсем не относящийся к обсуждению, на моменте которого она отвлеклась, не выражающий абсолютно ничего, вонзился в сознание тысячей игл, впился в ее рассудок и принялся вытягивать самые потаенные страхи, кошмары и желания. Пальцы непроизвольно крепче сжали рукоятку ножа.       Плачущие дети. Сломанные судьбы. Горящие на утреннем кострище тела. Горький омерзительный дым, который втягивали почерневшие носы, искаженные плавящиеся лица, отпугнувшие бы любого, но согревающие обитателей Лютного. Закрытая стена. Клетка на убиение.       Гарри ничего не ответил. Волдеморт перевёл кроваво-красные глаза на лицо Гермионы. Она почувствовала, что руки начинают трястись — ни единая черточка его не дрогнула, тон голоса не сменился, но она буквально кожей ощущала всю степень его недовольства не только от ее присутствия за одним с ним столом, но и от того, что Гарри говорил с ней и улыбался ей.       — Мисс Грейнджер ничего не слышала об истории с княгиней Адель, учитель. Я успокоил ее, что ничего поразительного или интересного для воображения там не происходило.       Волдеморт кивнул в ответ. Розали Лестрейндж, мгновенно встрепенувшись, словно воробушек после дождя, повернулась к супругам Долоховым и обнажила ряд белоснежных зубов в хищном акульем оскале, который в высшем обществе, как поняла Гермиона, привыкли называть искренней улыбкой.       — Мы так и не решили, у кого они остановятся, пока строится дом.       — Конечно же, у нас, — строго отозвался Долохов. — Мой брат и племянница должны насладиться семейным уютом даже находясь вне Родины.       Темная бровь Розали удивленно взлетела.       — Вы забываете, князь, что Адель — моя сестра, Британия — ее родной дом. Да и помимо этого, из-за нашего родства, не удивляйтесь, такого же близкого, как у вас с Романом, племянница и моя тоже.       — К тому же еще и моя крестница, — качнув головой, проговорил Волдеморт со вздохом, вновь вливаясь в прерванную им общую беседу. И Гарри, и Гермиона, переглянувшись, поняли, что он записал на подкорку момент их взаимодействия. Словно утешая ее и читая в наполненных противоречивыми чувствами глазах непонимание своего положения не только в этом доме, но и в новом мире, Гарри слегка дотронулся горячей ладонью до ее ноги, сжал и тут же отпустил, отвлекаясь. — Да и в вашем доме полно народу, это будут лишние заботы.       — Нет, не будут, — строго отозвался Долохов и аж уселся поудобнее на своем месте. — Флер уже написала Адель, чтобы они и не думали вас утруждать. Двумя детьми больше, двумя меньше — какая разница.       — Вообще-то Адель уже не ребенок, — качнув головой, поправила его Розали. — Ей почти тридцать, а вы до сих пор не перестаете видеть ту маленькую девочку, которую таскали на руках во время импровизированных детских балов.       — Ей бы уж точно не понравился сегодняшний спор насчет ее несамостоятельности, — склонившись к Флер, тихо прошептал Драко. Она в ответ улыбнулась и тут же притянула бокал с соком (под строгим взглядом Антонина эльфы с алкоголем ее обходили чуть ли не за два метра) к пухлым дрогнувшим губам.       Скорпиус оперся головой о плечо Гермионы и начал тереть глаза.       Заметив это, прерывая грозившийся продолжаться чуть ли не вечно спор, Розали взмахнула рукой и, глянув на Флер, резко сменила тему:       — Быть может, прервемся на минутку испортить здоровье и выкурить кому сигарету, кому мундштук?       — Конечно, — засуетившись, отозвалась Флер. — Да и вр'емя позднее, Скор'пиусу пор'а спать. Гер'миона, спасибо, что пр'исмотр'ела за ним за ужином — при тебе он спокойнее некуда. Отпр'авляйтесь отдыхать, мы еще посидим, — она слабо улыбнулась. — Пр'ойдемте на вер'анду, домовики пока р'азложат покер' в гостиной.       Собравшиеся начали подниматься. Волдеморт с Долоховым принялись что-то тихо обсуждать (быть может, продолжать оборвавшуюся на середине дискуссию, по смыслу совершенно не подходившую к имиджу созданных ими образов), Гарри, кивнув Гермионе, приблизился к ним. Драко, растрепав волосы сына, быстро поцеловал его в щеку. Флер отдала несколько распоряжений домовикам и, позволив Розали Лестрейндж — темноволосой, белорукой и поражающей Гермиону медленно открывающимися ей новыми гранями характера и поведения, такого разного в их встречи, что сложно было понять, где она на самом деле была искренна, а где притворялась — взять себя под руку, заворковала. Гермиона не вслушивалась, о чем они говорили — склонившись в легком реверансе у дверей, она быстро и не отвлекая высокопоставленных гостей покинула столовую, уводя за собой старавшегося держаться бодрым в их глазах Скорпиуса.       Уставший маленький ангелок даже не захотел обсуждать прошедший день. Довольно скоро приготовившись ко сну, порывисто и, смущаясь, обняв ждавшую его Гермиону, он залез в теплую мягкую постель и заворочался. Опустившись на стул рядом с ним, Гермиона хотела было предложить почитать ему сказку или спеть колыбельную, но он, подняв на нее на мгновение прояснившиеся глаза, заговорил первым:       — Я очень хочу, чтобы Лола с родителями жила с нами. Она тебе понравится!       Он зевнул и потерся щекой о подушку. Маленькие глазенки слипались.       — Кто такая Лола? — тихо спросила Гермиона. Какое-то время Скорпиус не отвечал, и она, подумав было, что он уже уснул, медленно поднялась и наклонилась поправить одеяло.       — Лола… Лолита — это дочка Адель, — сонно улыбнулся он. — Знаешь, она самое чудесное создание на свете.       Гермиона усмехнулась и качнула головой. В последнее время судьба отчаянно наталкивала ее на влюбленности обоих Малфоев, бурным вихрем и обязанностью — не сказать, что такой уж неприятной — ворвавшихся в ее жизнь. Но это произошло не случайно, Гермионе нельзя было забывать, что ее выловили в Лютном переулке по приказанию Беллатрикс в качестве подарка-бомбы замедленного действия. А поместил ее туда Волдеморт.       Все началось с него.       Ее отнятая линия судьбы началась с него.       Гермиона должна была отомстить ему. А, судя по всему, даже не его убийство удовлетворило бы ее настолько сильно, как его проигрыш. Их первая личная встреча, доброта и черт знает что еще, быть может, даже глупость Флер, решившей посадить ее буквально напротив, укрепили ее в сознании, что она должна будет найти способ освободить грязнокровок. Это будет плевок ему в лицо.       Это будет ее искупление.       Выйдя из спальни уснувшего Скорпиуса, Гермиона была преисполнена вдохновения на великие дела. Волшебники все еще сидели в гостиной — кажется, партия в карты должна была затянуться надолго. Не видя смысла в том, чтобы стеречь и ждать кого-то неизвестно для чего, а тем более подслушивать, она отправилась прямиком в свою комнату.       Помимо прочего, она была няней Скорпиуса. Именно это ее звание позволило ей сегодня лично присутствовать на ужине — в новом обществе нового магического мира было принято, чтобы гувернеры или гувернантки присматривали за детьми в такие моменты. Обычно на службу нанимались полукровные ведьмы и колдуны, намного реже встречалось такое, чтобы ребенка воспитывала грязнокровка. Гермиона почти уверена, что такого не бывало, но ей повезло попасть к Долоховым, повезло быть знакомой с Флер и успеть произвести на нее хорошее впечатление в Лютном, иначе кто же знает, чем бы она занималась и где была сейчас.       Жизнь буквально давала ей шанс. Глупо было отказываться от него из-за спешки, нежелания ждать и играть в долгую игру. Один раз она уже попробовала, попросив о свободе, и нарвалась на гнев и отвращение Долохова (зато привлекла наконец к себе его внимание этим действием). Второй такой ошибки Гермиона не допустит.