Вальс с дьяволом

      Следующие дни пролетели для Гермионы в суматохе. Адель и Роман постоянно где-то пропадали, навещая старых друзей и знакомых, и если в первый день Лола еще цеплялась за них, то на следующий сказала, что больше с ними никуда ходить не будет. Слишком скучными для ее подвижного ума оказались взрослые разговоры, чинные беседы в гостиных с кружечкой чая в руках, вымученные и выдавленные из себя улыбки, словно присыпанные пылью обязательств и манер, и спокойствие и умиротворение, окутавшее жизнь замершей Магической Британии.       Получив одобрение Флер, Адель сама подошла к Гермионе и со слабой улыбкой спросила, не составит ли ей большого труда приглядывать еще и за Лолитой. Для Гермионы, конечно же, не составило. Она морально была готова к тому, что в ее поле зрения количество детей увеличится в два раза со дня приезда второй пары Долоховых.       Но она уж точно не была готова к самой Лолите. Освоившаяся девочка оказалась вечным двигателем на ножках, по-другому и сказать было нельзя. Она на все смотрела горящими увлеченными глазами, во всем хотела участвовать, будь то занятия Лаванды или час чтения в библиотеке. И если бы на этом все заканчивалось, то Гермиона была бы только рада, но Лолита была несносна — она постоянно что-то придумывала, постоянно хотела что-то делать и с трудом сидела на месте!       Гермиона за несколько дней с ней и Скорпиусом приняла участие в количестве игр в несколько раз превышающем весь опыт ее предыдущих лет! Она была и принцессой, и рыцарем, и драконом, строителем железной дороги, исследователем диких джунглей, в которые превратился сад вокруг дома, лучшей подругой-советницей и искателем в прятках. Черт побери, дети, их смех, голосок Лолиты и Скорпиус, который с невиданной легкостью соглашался на каждое ее предложение, не оставляли Гермионе никаких сил, чтобы подумать о Беллатрикс, Антонине, Темном Лорде и о том, что ей будет безопаснее делать в дальнейшем.       Вершиной ее мыслительного процесса стало оправдание перед Альдесом за разбитое Скорпиусом и Лолой в игре в футбол окно. Зато она научилась безболезненно обрабатывать детские ранки: что ни день, то стесанные коленки или локти.       Маленькая черноволосая девочка была чудовищна в том, насколько была ребенком. Скорпиус сильно отличался от нее, Гермионе с ним было легче и интереснее. Так что, когда Адель и Роман наконец покончили с визитами, что должны были нанести, Гермиона выдохнула вместе с домовиками. Она впервые поняла их облегчение, когда Скорпиуса передали на попечение ей. От этого стало даже немного стыдно.       — Расскажи, что сегодня делала? — подхватив ринувшуюся к родителям Лолиту на руки, улыбаясь, спросил Роман на русском. Девочка быстро затараторила, отчаянно жестикулируя руками и не переставая улыбаться. Потом заерзала, приподняла рукав кофточки и хвастливо продемонстрировала новое ранение, полученное в их Скорпиусом бою с неведомыми великанами. Мирным представителем врага, предложившим союз и вкусный обед, была Гермиона.       Скорпиус, заведя руки за спину и разглядывая стены вокруг, медленно и целенаправленно продвигался к Антонину, читавшему газету в дальнем кресле в углу. Флер вышла, чтобы велеть принести чай и дать несколько мелких указаний эльфам. Гермиона растирала окоченевшие на холоде пальцы и, ощущая покалывания тепла под кожей, отогревалась, замерев рядом с разожженным камином.       Наконец, Скорпиус добрался до Антонина и, потупив взор, что-то у него тихо спросил. Зашелестела газета, показались прищуренные злобные глаза. Антонин ему так же тихо ответил, и на лице мальчика расцвела несмелая улыбка. Сколько бы времени ни прошло, а понять их взаимоотношения Гермиона все никак не могла: то ли они были обычными соседями, и Антонин лишь терпел Скорпиуса, то ли… Гермиона не знала, то ли что. Их общение не входило ни в какие рамки, а от того вызывало смутное беспокойство.       Гермиона пригляделась к тому, как светлые брови Скорпиуса изогнулись. Они всегда вздрагивали, когда он улыбался. Прямо как и у Драко. У них был одинаковый прищур глаз, от чего многие эмоции, владевшие лицами, казались схожими. Что-то внутри сжалось и заставило тяжело вздохнуть, и Гермиона поспешно тряхнула головой, сбрасывая непонятную ей пелену чуть шевельнувшей душу грусти.       В комнату зашла Флер с несколькими конвертами в руках. За ней влетел поднос с кружками и кипящим чайником, а следом появилось маленькое тельце левитировавшей его домовички.       — Р’озали будет злиться, — с отголоском смеха в голосе проговорила Флер. Адель быстро повернула голову в ее сторону и вопросительно приподняла брови. Казалось, имя сестры она могла услышать в любом шумном месте за несколько миль от нее.       — Что такое?       — Начали р’ассылать пр’иглашения на званные вечер’а. Для вас с Р’оманом пр’ишло на наш адр’ес, — отозвалась Флер и протянула волшебнице несколько конвертов. Та взяла, быстро прочитала написанное и пожала плечами. Ни строчки не вызвало в Адель какого-либо интереса.       — Началась гонка рождественских встреч.       Флер тягостно вздохнула и слабо улыбнулась в ответ.       — Вы пойдете к Мальсибер’ам? Они обещали р’азвлечения для детей. Мы с Антонином подумываем взять с собой Скор’пиуса. В пр’ошлом году он остался в востор’ге. Пр’авда ведь?       Скорпус важно кивнул, подтверждая слова Флер. Гермиона заинтересованно прислушалась.       — На ваше мнение, молодой человек, я полагаюсь с полной уверенностью, — Адель чуть склонила голову к плечу. — Думаю, это будет чудесный вечер. Элеонора всегда славилась своим умением вести хозяйство. Признаться честно, она — самая приятная и благородная часть семьи Мальсиберов. И сколько лет прошло с тех пор, как все обсуждали их брак? Говорили ведь, что это — мезальянс, бедная девочка, какой кошмар! — передразнила Адель разговоры тех дней и улыбнулась. — А вон как все хорошо вышло. Лола, пойдешь с нами?       — Конечно! — кивнула ей дочурка. Скорпиус, внимательно наблюдавший за ее реакцией, порозовел, и Гермиона спрятала улыбку за ладонью, притворившись, что чешет кончик носа.       — Тогда нам нужно озаботиться подарками, — тихо вставил Роман, и Адель, даже не оборачиваясь, закивала.       — Ты прав. А ведь именно из-за постоянной беготни я не люблю этот период…       Но, как бы не сетовала Адель на подготовку к праздникам и толпы волшебников, на следующий день ее семья, Скорпиус и Гермиона оказались собранными в Косом переулке. За несколько дней отсутствия Адель решила, что Лолите нужно провести день с родителями и при этом не забыть о пользе, которую он может принести. Чтобы Скорпиус не скучал дома, когда его маленький друг, с кем они видятся так редко, бродит по магазинчикам, получив одобрение Флер и Антонина, она взяла и его. Гермиона шла в комплекте. Как и всегда.       Нос забил холодный ветер, и Гермиона спрятала вмиг замерзшие пальцы в карманы пальто. Перед ней развернулись отдаленно-знакомые домики, усыпанные яркими огнями и снегом на крышах. Они словно были пряничной карикатурой малюсенького городка. Неосознанно сравнивая их с теми, что Гермиона помнила из детства, она жадно осматривалась по сторонам.       Компанией они пробивались сквозь толпу волшебников, так же озаботившихся приобретением подарков. То и дело открывались и закрывались двери, выпуская на улицу волны тепла и ароматов корицы и ели, присущих этому месту. Они щекотали носовые рецепторы. Мгновение за мгновением появлялось ощущение, что Гермиона оказалась в сказке, что открылась ей в детстве вместе с миром магии, но она старательно удерживала себя на границе с реальностью.       Оглядываясь по сторонам, она с любопытством различала знакомые вывески и незаметно для самой себя начинала улыбаться. Так хорошо было знать, что прошли годы, сменилась власть, деформировалось и сформировалось новое общество, а волшебники, создававшие чудеса до всего этого кошмара, были на своих местах, продолжали вести бизнес и радовать детишек.       Ярмарка, на которой они были с Драко, чем-то отдаленно напоминала Косой переулок, но только здесь Гермиона всем телом ощущала, что была дома.       Заглядевшись на магазинчик Олливандера, Гермиона не успела увернуться от низкого волшебника в черной мантии, и тот врезался в ее плечо, да так сильно, что хрустнул вставший на место позвонок. Ахнув, Гермиона хотела было обернуться и получить извинения, но неизвестный не остановился и затерялся в толпе.       — Грубиян, — буркнула она себе под нос и повела ушибленной рукой. Спрятала выскочившую из кармана ладонь обратно в карман и, к собственному удивлению, нащупала клочок бумаги, которого раньше не было. Адель и Роман с детьми завернули в одну из лавочек, где их дожидалась Розали, пожелавшая присоединиться к прогулке с племянницей.       Отстав от них буквально на мгновение, Гермиона вытянула скомканный листок и развернула.       «Через три дня в саду у М. в половину девятого. Не опаздывай. Твоя госпожа.»       Как только Гермиона прочитала, клочок обернулся оранжевым огоньком и за секунду растворился в воздухе. Даже пепла не осталось.       Взволнованно осмотревшись и так и не найдя того волшебника, Гермиона поспешила зайти в лавку. В ушах звенело. Не нужно было быть гением или Мерлином, чтобы догадаться, что это — послание Беллатрикс. Та все же вспомнила о ней, о своем не самом удачном плане. В голове всплыл разговор мадам Лестрейндж и Долохова о поддельном колдомедике Брайтоне. Его настигла смерть за неоправданные ожидания поистине сумасшедшей колдуньи.       Что же ждет Гермиону, которая должна была соблазнить Антонина, но вместо этого растворилась в своей работе няней и маленьком Скорпиусе? Да, она предприняла несколько вялых попыток привлечь к себе внимание, но они были такими же успешными, как и у рыбы в сетях на распродаже на суше. До моря не добраться. Но рыба хотя бы желала этого.       А Гермиона?..       Теплый воздух лавочки заколол лицо. Пустыми глазами Гермиона осмотрела деревянные перекрытия стен, смеющиеся лица нескольких посетителей и нашла светловолосую макушку Скорпиуса, вместе с Лолой разглядывавшего разнообразные сапожки на детском стенде. Рядом смеялись разрумянившаяся с холода Адель и Розали. Роман о чем-то беседовал с Гарри. Видимо, тот сопровождал мисс Лестрейндж вместо ее любовника и своего воспитателя.       Гермиона зажмурилась и вновь открыла глаза. Сердце бешено колотилось в груди. А что, если она не пойдет на встречу? Или обо всем расскажет Антонину?       Да, расскажет, и тот закопает ее самолично под деревцем. Если она придет к нему сейчас, это будет выглядеть так, словно она — крыса, ищущая местечко потеплее. Там стало опасно — метнулась в соседнюю канализацию. Если уж Гермиона собиралась сразу принимать сторону Долохова, то должна была откровенно признаться во всем раньше. А она медлила, тянула, взвешивала и перевешивала свое решение.       Доразмышлялась.       — Как будто землю выбили из-под ног, — Гермиона растерла холодными пальцами горло. Волки, о которых она столько думала, но при этом к которым умудрилась отнестись так легкомысленно, окружили ее и обнажили острые клыки. — Думай, думай, думай, — зашептала она и заозиралась по сторонам, словно магазинчик мог принести ответы на ее бесчисленные вопросы. Не принес.       Сколько бы она не пыталась прийти хоть к какому-то разумному заключению, мысли все время ускакивали к самым худшим вариантам, что вели к смерти. Но ведь она предполагала, что подобное наступит! Что Беллатрикс уж точно не упустит своего! Особенно, после ситуации с доктором Брайтоном.       Приблизился Гарри. Тень упала на лицо, и Гермиона приподняла голову.       — Что бы ты сделал, окажись в тупике? — без приветствия спросила она. Гарри удивленно глянул на нее, нахмурившись, отчего лоб испещрился морщинками. От него веяло теплом и безопасностью, но мечущаяся душа Гермионы не ощущала этих порывов.       — Вернулся назад и пошел другой дорогой, — пожал он плечами.       — А если хода назад нет?       Несколько мгновений Гарри думал, всматриваясь в ее лицо и пытаясь понять причины таких вопросов. Взяв себя в руки, Гермиона постаралась выдавить утешающую улыбку. Получилось плохо.       — Просто мне кажется, что я… я превращаюсь в плохого и черствого человека, — наконец, нашлась, что добавить, она. — Только и делаю, что забочусь о своей безопасности и комфорте.       — Разве это плохо?       — Конечно! — горячо прошептала Гермиона. — Столько людей еще страдают в Лютном переулке, а я иногда и думать о них забываю!       Гарри прикусил губу и отвернулся. Мимо прошли несколько беседующих между собой волшебниц. Тема, в которую скатился разговор, не была лучшей для общественного места. Но Гермиона, раз за разом возвращаясь мыслями к Беллатрикс, желала отвлечься от них и переключиться. А волнение за магглорожденных ведьм и колдунов было тем, что всегда умело занять ее голову.       Но в этот раз почему-то не помогало.       — Нет ничего плохого в том, что ты переживаешь о себе. Зная тебя, я с уверенностью могу сказать, что ты имеешь право на такой отдых. Я следил за тобой все эти годы, Гермиона. Ты ведь постоянно что-то делала в переулке.       — Но…       — Но сейчас ты не можешь сделать ничего. Не переживай из-за этого. Прозвучит грубо, но сейчас ты бессильна. Я не хочу видеть, как ты страдаешь от этого, поэтому позволь себе передохнуть. Тебе нужно время, чтобы освоиться. Только после этого можно начинать о чем-то говорить.       Не сдержавшись, Гермиона фыркнула и отвернулась. Она принялась растирать пальцами лоб. Она как была бессильна, так и осталась. Только вот, что же прикажите делать с Беллатрикс? Эта женщина ведь своими руками ее закопает за непослушание! Думай, думай, думай, Гермиона!       — Скажи, когда я заговорю, ты меня выслушаешь?       Несколько мгновений Гарри молчал. Нервы, словно натянутая струна, свербели и не позволяли шелохнуться.       — Выслушаю.       — А защитишь, пока я молчу?       Зеленые глаза странно и опасно блеснули. На мгновение Гермионе показалось, что сквозь них на нее смотрит другой человек, но в следующее мгновение Гарри кивнул, и это дурацкое, неправильное и вымученное из-за бессильных переживаний ощущение испарилось. Гермиона, глядя в его зеленые и искренне волнующиеся за нее глаза, поверила. Один лишь кивок друга прибавил ей сил. Несколько успокоил. Так же, как и в детстве. Остатки юношеской привязанности пустили свои корни в их душах. И пусть Гарри не знает о ее сегодняшних проблемах, даже не подозревает о них, одна лишь его готовность быть рядом с ней дорогого стоит.       — Но я не хочу, чтобы ты что-то предпринимала, — вдруг прервал он молчание твердым и окрепшим голосом. — Во всяком случае, не поставив меня в известность.       — О чем ты? — Гермиона непонимающе нахмурилась и отступила на шаг.       — О том, что все сложнее и запутаннее, чем тебе кажется. Если я правильно понял тебя за время наших встреч, ты уже что-то решила, что-то придумала и вот-вот готова ввязаться в проблемы. А сегодняшний разговор только подтвердил мои догадки, — Гарри сжал челюсти и оглянулся на Адель с Розали. Напряженный взгляд облизал Скорпиуса и Лолиту и вернулся к Гермионе. — Нужно время. На все.       — Гарри, — нахмурившись, Гермиона хотела было остановить его или сказать что-то, но прикусила язык. К ним приближался Роман с каким-то свертком в руках.       — Этот разговор останется между нами. Как только решишь что-то сделать, просто, прошу, сначала приди и посоветуйся со мной.       Гарри не дождался ее ответа и отвернулся, после чего со слабой улыбкой обратился к Долохову. Со странными и смешанными чувствами Гермиона смотрела на его спину и корила себя за легкомысленность. Ей нужен был его совет, и она не нашла темы лучше для разговора, а теперь создала себе новое препятствие на пути к спокойной жизни без чувства вины, что заменится чувством выполненного долга. Гарри подловил ее на словах. Велел быть осторожнее.       Он говорит, что все сложнее, чем кажется. Она уже это поняла. Но можно ли рассчитывать на его молчание? Все же не могли годы, проведенные под контролем Темного Лорда, пройти мимо него.       Вот и повод понять, что на самом деле у него на уме. Слепое доверие сделает только хуже.

***

      В дом Мальсиберов Гермиона входила с холодным рассудком и откровенным желанием не позволить Беллатрикс и дальше так запросто указывать ей. К званому вечеру Флер раздобыла для Гермионы красивое, хоть и строгое платье — ни единый паззл огромной картины окружения Антонина Долохова не должен был показать чужим глазам шероховатости.       Стараясь сохранять рассудок холодным, как лед, Гермиона внимательно осматривалась. Люди в опрятных и радующих глаз одеяниях не вызывали в ней никакого интереса. Мысли занимало лишь одно понимание: сегодняшний разговор должен был принести либо облегчение, либо смерть. Гермиона больше не собиралась принимать все безропотно.       Божий агнец получился из нее так себе. Идти к Беллатрикс с пустыми руками было глупо и небезопасно. Гермиона думала каким-то образом пронести нож, но никто не позволил бы ей унести его с кухни — во-первых, она работала с детьми, а во-вторых, была грязнокровкой в доме человека, который непосредственно приложил руку к ее «плену». Домовики хоть и казались беспечными добрыми работягами, но следили за ней, как голодные коршуны за зайчишкой.       От идеи с ножом пришлось отказаться. Безумная мысль воспользоваться помощью чуткой к ней после истории с Брайтоном Лавандой пришла сама собой. У нее было много разнообразных побрякушек: подвески на тонких цепочках и заколки в волосах. Одна из них была длинная и острая, ей Лаванда закрепляла пучки на затылке.       Утром в день приема Гермиона, перебарывая раздражение, попросила Лаванду сделать ей такой же пучок с этой заколкой. Глаза волшебницы зажглись, и она, ни на мгновение не замолкая во время завтрака, затем болтала еще полчаса, пока пыталась справиться с непослушными волосами. Проблемой оказалось то, что они доходили лишь до лопаток и постоянно рассыпались, но путем проб и попыток Лаванда справилась с ними. Две пряди она оставила кокетливо-выпущенными у лица. Подмигнув, сказала, что девушка всегда должна оставаться девушкой. Мысленно закатив глаза, Гермиона поблагодарила ее и с трудом выпроводила. От утра, проведенного в ее компании, раскалывалась голова, но в одном Гермиона была спокойна: в случае угроз со стороны Беллатрикс она не станет просто стоять.       Плевать, что случится потом, она не позволит этой женщине играть с ней так же, как раньше. Страх прошел, осталась лишь злость на то, что все вокруг изредка выделяли ее в отдельного человека, а не мебель или прилагающуюся фигурку к Скорпиусу. В доме, где ее замечала Флер, а теперь еще и Адель, Гермиона снова ощутила каково это — быть настоящей личностью, а не серой тенью, в которую превратили магглорожденных волшебников.       Каким бы подлецом не был Долохов, в его доме Гермиона хотя бы была человеком. А разговоры с Беллатрикс не подразумевали этого, словно эта женщина была уверена, что Гермиона — какая-то собака, что за брошенную кость будет верна до конца жизни.       Ну уж нет, не будет. Хватит. Гермиона достаточно ошибалась после выхода из Лютного переулка. Последний разговор с Гарри был одной большой ошибкой. Но пришло время учиться на них и идти дальше. Не только размышлять и представлять, а действовать.       Двери особняка были открыты для многочисленных гостей. Дорожки расчищены от снега. Всюду слышались смех, разговоры, детские вскрики и изредка плач. В холле один из домовиков, улыбнувшись Лолите и Скорпиусу, повел их в сопровождении Гермионы в детскую.       Это была огромная зала, заваленная подушками, пледами, домиками из стульев и одеял, игрушками, шарами (воздушными и обычными). Звучала заводная музыка, то тут, то там появлялись клоуны-акробаты, развлекавшие детвору и устраивавшие конкурсы. За малышами по большей части присматривали эльфы. Тут были дети примерно от трех лет и до восьми. Для более взрослых в соседней огромной комнате, двери в которую были распахнуты, устроили маскарад. Гермиона видела, как маленькие фигурки в разноцветных пестрых костюмах кружились в неуклюжих вальсах, бегали друг за другом и пытались играть во взрослых.       Как только они зашли, Лолита с восторженным вскриком бросилась к акробатам. Скорпиус поспешил за ней. Гермиона не смогла сдержать улыбки: ей почему-то не казалось удивительным, что тихий по натуре Скорпиус так тянулся к неуемной и улыбчивой девчонке.       Не выпуская их из поля зрения, Гермиона приблизилась к противоположной стене и опустилась на мягкий пуфик. Началась игра в догонялки, и, шатаясь между детьми, до нее добралась болезненно-тонкая и молодая девушка с отдаленно знакомым лицом. На остром подбородке виднелась маленькая родинка, большие карие глаза пустым и затравленным взглядом осматривали помещение. Светлые волосы собраны в косу. На испещренной синими венами кисти виднелся браслет грязнокровки.       Кроме них двоих, нянь-людей больше не было. Видимо, эту девочку тоже выловили извращенцы-богачи на подобии Беллатрикс.       — Хорошо тут, — первой заговорила она. Голос еще совсем юношески-высокий и ломкий. Ей на вид было не больше семнадцати лет. — Спокойно.       — Это уж точно, — кивнула Гермиона, глядя на несущуюся мимо хохочущую толпу. С трудом верилось, что пятнадцать лет спустя эти дети будут кичиться своим величием и превратятся в настоящее олицетворение своих фамилий и родов.       — Я не об этом, — мгновенно смутившись, тут же принялась оправдываться новая знакомая. — Тут… безопасно? Не знаю даже, как сказать, но мне…       — Не переживай, я поняла, о чем ты, — улыбнулась ей Гермиона. Видеть, как волнуется это невинное создание, не хотелось. Да и пространственная беседа о постороннем должна была отвлечь от мыслей о предстоящей встрече с Беллатрикс. А что, если не пойти?.. — Как давно ты покинула Лютный?       — Совсем недавно, — опустив пугливый взгляд на свои бледные руки, тихо отозвалась она. Костяшка большого пальца нервно растирала указательный. — Мой отец сумел выбраться и отправился в шахты зарабатывать деньги. Несколько месяцев назад мы узнали о его смерти. У меня осталась больная мама в переулке. Мы просили передать нам его тело, но никто, конечно же, даже не слушал. Мы бы ведь и похоронить его нормально не смогли, так бы и бросили в костер, — она содрогнулась. — Но…       Поддавшись минутному порыву, Гермиона сжала ее ладонь, желая поддержать.       — Неважно. Просто однажды меня увидел мистер Нотт. У него как раз подрастает дочурка, ее мама умерла летом. Он сказал, что она была похожа на меня: такая же светловолосая и глупая. Он меня забрал к себе в дом, запрещал выходить и говорить с кем-то. А потом, когда князю Долохову подарили грязнокровку, под шумок разговоров о ней сообщил в Министерство о том, что тоже взял меня как няню. Вот и все, — она пожала ломкими плечами, дрогнул тонкий росчерк рта. — А вы?       — А я и есть та грязнокровка Долохова. И что, много обо мне говорили?       Девочка испуганно вытаращила глаза.       — Даже не о вас, а о мадам Лестрейндж, о том, как подобный подарок воспринял Министр и князь с женой. Пытались додумать, что происходит за закрытыми дверями, но все быстро улеглось, — залепетала она в ответ. Замолчали. Несколько минут спустя, не справившись с пылким интересом, она вновь повернулась к Гермионе и заговорила: — Как вам живется?       — Честно говоря… я здесь сыта. В тепле. В безопасности.       — Только душа плачет?       Гермиона чуть приподняла брови и заторможено кивнула. Девочка спрятала печальные большие глазенки.       — У меня тоже. Постоянно думаю о маме и о других. Словно я виновата в том, что мне лучше, чем им.       Тяжелая туча размышлений нависла над ними. Отвернувшись друг от друга, они всмотрелись в играющихся детей, нашли тех, за кого несли ответственность, и затихли теперь уже надолго. Последними фразами было сказано все, что было на душе и что связывало их. Другие слова казались лишними, бессмысленными и неловкими. Только изредка Гермиона смотрела на расчесанные костлявые запястья и ощущала тревогу за эту тонкую, словно тень-призрак, девчушку.       — Сколько тебе лет?       — Будет семнадцать в феврале, — дрогнувшим отчего-то голосом отозвалась она и поднялась. Причина, заставившая ее всколыхнуться, мелькнула в противоположной стороне залы: долговязый мужчина с черными волосами, чуть покрывшимися пылью седины. Хмельными глазами он осмотрелся вокруг, фыркнул и, пошатываясь, нашел глазами девочку-виденье, девочку-образ. Направился в ее сторону.       Он даже не глянул на своего замершего ребенка. Это была девочка лет семи с хмурым личиком. Как только отец прошел мимо и направился в сторону ее няни, она тут же отвернулась, пряча лицо, и, обойдя смеющихся клоунов, уселась в другом углу. Гермиона смотрела потом на нее еще несколько раз, но она так и не поднялась и не вернулась к игре.       Нотт приблизился к тонкой волшебнице, положил руку ей на талию и что-то спросил на ухо. Гермиона видела, как на мгновение исказилось худое и вымученное лицо. Вдвоем они направились в сторону выхода. Возле двери рука Нотта с ломких плеч соскользнула сначала на талию, а затем на бедра.       Мерлин, неужели он выбрал эту бедняжку совсем не для ребенка, а для себя? Неужели ее печальные глаза были от пережитых боли и унижения, обреченность во всем ее состоянии шла не только от переживаний о матери и отце?       Гермиона резко поднялась со своего места и крикнула Скорпиуса. Она указала рукой на дверь, чтобы тот знал, что она вышла, после чего выскочила прочь. В зале было с десяток домовых эльфов, так что за безопасность детей она не переживала.       Осмотрев пустой коридор и ощутив, как все внутри пылает, Гермиона бросилась вглубь дома. Послышался щелчок закрывшейся двери, и она постаралась определить на слух, с какой именно стороны это было. Ей стало так жалко и так больно за эту девочку, у которой даже не было возможности сказать «нет» из-за ее положения, что глаза застелила пелена злобы. Где была справедливость, если все еще ребенок ложился в постель ко взрослому мужчине и убивал себя угрызениями совести?       Вдруг осознание собственной мотивации в этом деле шибануло Гермиону, словно удар молнии, и она ошарашенно застыла: она так разнервничалась из-за этой безымянной девочки от того, что она была каким-то далеким и извращенным олицетворением самой Гермионы еще несколько месяцев назад, когда она готова была лечь в постель к Антонину, только бы остаться живой и выбраться из грязного, горького, полудохлого и гнилого Лютного.       Гермиона притянула ладони ко лбу и замерла. Неужели она могла скатиться к такому? Неужели жажда свободы и независимости могла завести ее еще в больший плен, чем тот, в котором она была сейчас? Даже мысль о том, что она могла соблазнить Долохова, теперь вызывала нервный тошнотворный комок — если бы она осмелилась, если бы наплевала на крошечные остатки гордости и оказалась более подвластна Беллатрикс, все могло пойти прахом.       Если бы в ее жизни не появился маленький светлый ангел Скорпиус, который отвлек ее и сумел научить новому — чувствам, что заставляли идти на спад потоки ненависти и видеть что-то, помимо сгустков злобы, — она была бы такой же неуверенной и неумелой пародией на человека. Бледным полупразрачным отголоском, что сожрал себя заживо.       Должна ли была Гермиона искать Нотта и эту грязнокровую девочку? Мешать им как-либо сегодня? Или стоило сделать вид, что она ничего не видела? Все равно проблем не оберешься, а так она влипнет в еще большие неприятности и подставит Флер.       Стало противно от самой себя. Гермиона стояла на развилке не только физически, но и душевно. За нее решил случай, и в одно мгновение произошло непонятное: за спиной раздался шорох, сильная рука зажала рот, а другая — обхватила за талию. Неизвестный высокий и очень сильный человек, не позволяя Гермионе закричать или обернуться, потащил ее вглубь неизведанного лабиринта особняка.       Сердце билось в горле, кровь пульсировала в висках. Отдаленно догадываясь, что происходит, Гермиона предпочла не сопротивляться: все равно в такой хватке ничего бы не получилось сделать, а без палочки и заколки-спицы, что все еще украшала волосы, Гермиона была беззащитна.       Неизвестный тащил ее несколько минут. Они спустились по небольшой лестнице из пяти ступеней и вышли к стеклянной стене, за которой распластался огромный сад. Мужчина облакотился спиной на дверь, такую же стеклянную, как и уходящие в пол окна, и та тихо отворилась. Зайдя внутрь, маг резко повернулся вокруг своей оси и отпустил Гермиону, толкнув ее. До того, как она успела развернуться с выхваченной из волос заколкой, направленной на него острым концом, он растворился в пустоте.       Локоны рассыпались по плечам непослушными кольцами, и Гермиона, сделав глубокий вздох, крепче сжала украшение. Она прошла вглубь сада, внимательно оглядываясь по сторонам. Что-то внутри подсказывало, что неизвестный караулит ее в коридоре и не позволит выйти невредимой.       В середине сада расположился небольшой фонтан. Тихо журчала вода, стекая из нескольких фигурок плескавшихся каменных рыбок, заставших в искусной композиции на вершине. С другой дорожки вывернула женская фигура, закутанная в темную мантию. Мгновение — и бледные костлявые руки сняли капюшон, обнажая лицо Беллатрикс.       Сердце гулко ухнуло в груди.       Чужие расширившиеся глаза, в которых зрачок заполнил почти всю радужку, безумно уставились на Гермиону. Нос втянул воздух — прямо как собака. Стук каблуков. Шаг, еще один. Остановка. Беллатрикс совсем рядом — и кажется, что вокруг сгустилась непроглядная тьма.       — Так, так, так. А вот и моя грязнокровочка, — притворно ласковым голосом протянула мадам Лестрейндж и вдруг резко выпростала руку в воздух и дала Гермионе пощечину. От неожиданности голова болезненно мотнулась в сторону. К щеке прилила кровь. Гермиона подняла злобный взгляд на Беллатрикс, но промолчала. — И каково тебе жить под крылышком врага? Нравится крутить хвостом?       Она замахнулась еще раз, но, поддаваясь вспышке ярости, Гермиона вытянула перед собой руку с заколкой-спицей, и ее острый конец оказался под вздрогнувшим подбородком Беллатрикс. Ладонь, что секунду назад должна была ударить Гермиону, скользнула на спицу. С нежностью, какой пальцы могут коснуться головы новорожденного ребенка, Беллатрикс дотронулась до острия и рассмеялась.       Сбитая с толку ее реакцией, Гермиона крепче сжала свое единственное оружие. Она не позволит так просто угрожать себе.       — Не смейте меня бить.       — А то что? Прирежешь меня прямо тут? Платьешко-то не запачкай! — широко улыбнулась Беллатрикс, обнажая ряд белоснежных зубов. — И не торопись так к смерти. Я ведь убью тебя быстрее, — она склонила голову чуть набок, и Гермиона почувствовала, как конец волшебной палочки уткнулся ей под ребра. — Даже пискнуть не успеешь.       — Палочка.       — Побрякушка.       Замявшись на мгновение, Гермиона все же опустила руку. Беллатрикс, улыбаясь так, будто все это было спланировано задолго до их встречи, принялась играть с волшебной палочкой. Она задумчиво вытянула губы трубочкой и отвернулась от Гермионы, словно вспоминала, о чем же хотела поговорить с ней.       — Ты оказалась очень непослушной грязнокровочкой. Надо бы тебя наказать.       — Я не собака, чтобы меня наказывать за непослушание, — отозвалась Гермиона сквозь стиснутые зубы, внимательно наблюдая за каждым движением мадам Лестрейндж.       — Да? Непохоже, — та вновь визгливо засмеялась. — Ты самая настоящая дворняжка, приластившаяся к руке глупенькой княгини, — она брезгливо поморщилась. — Как жаль, что именно такие дворняжки, взятые с улицы, приносят смертельные заболевания маленьким деткам.       — Не смей, — глухо проговорила Гермиона. Глаза застилала пелена неконтролируемой злобы, и она пыталась охомутать ее и подавить. Нужно было действовать не на эмоциях. Думать, потом действовать.       — Я ничего и не делаю! — руки Беллатрикс взлетели в воздух. — И твой ненаглядный мальчишка, и эта беременная глупышка все еще живы и в целости и сохранности. Но кто знает, что произойдет дальше?       Дрогнули челюсти. Гермиона сделала глубокий вздох. Она не позволит Беллатрикс вывести себя из состояния равновесия.       — Что ты хочешь?       — Ничего особенного. Раз уж ты не справляешься со своим единственным и таким простым заданием сама, то воспользуйся моей помощью, — из ниоткуда в ее ладони появился пузырек. Беллатрикс схватила свободную руку Гермионы и вложила в нее зелье, после чего сжала ее пальцы. Глаза безумно и голодно смотрели на ее лицо, но ни одна черточка не дрогнула. Сегодня ни что не удовлетворит прожорливости этой дамочки до страха и мольбы. — Это — приворотное. Попадешься с ним перед кем-то, помимо Антонина, попадешь в Азкабан за использование запрещенного зелья. Попадешься одному лишь Антонину — и он похоронит тебя в собственном саду. Не используешь его — тебя похороню я.       — А если использую?       — Будешь себя хорошо вести и дальше, и жизнь твоя не будет наполнена муками, — расхохоталась Беллатрикс.       Гермиона поджала губы и спрятала зелье в карман платья. Довольно осклабившись, Беллатрикс положила руку ей на голову и растрепала волосы. Как животному. Хотя что удивительного? Она с самого начала не считала ее за человека.       — Помни, что я не позволю тебе оступиться. Достану отовсюду. А теперь ступай. Не хочу, чтобы о тебе начали беспокоиться раньше времени, — ее ладонь соскользнула на пылающую после удара щеку Гермионы, и мадам Лестрейндж легко постучала по ней. Гермиона подавила минутное желание резко дернуться и укусить ее.       Через несколько мгновений она беспроблемно покинула сад. Помощника Беллатрикс больше не было. Коридор встретил ее все той же гнетущей пустотой, и Гермиона быстро вернулась в детскую. Никто не обратил на ее отсутствие сильного внимания: все были увлечены играми.       Сердце бешено стучало в груди. Кое-как Гермиона сделала себе неопрятный пучок и закрепила его острием заколки-спицы. Она больше не позволит Беллатрикс так легко и насмешливо угрожать ей. Отвратительное ощущение униженности душило гордость. Да кем себя возомнила эта женщина?! Неужели она так уверена, что ее не сумеют обмануть или предать? Что страх — лучшее оружие против Гермионы? Против человека, что вырос бок о бок со смертью и болью?       Гермиона на мгновение прикрыла дрожащие веки и сжала бутылек с зельем в кармане.       Игра началась.