Калейдоскоп боли

— Семьдесят пять, — немного искажённо прозвучало от Дирна. Джек устало сел на пол, вдыхая ледяной воздух. — Очень хорошо. Давай попробуем ещё кое-что. Фрост едва не застонал. Сегодня доктор Дирн его мучил с самого обеда, заставляя то возводить конфигурации из льда, то отдавать весь свой холод в маленькой комнате. Не то чтобы он сильно устал, но сил потратил много. Прямая ведь зависимость: его тело буквально поддерживал внутренний холод, и когда последнего становилось мало, то ему конкретно плохело. — Ты мне говорил, что подпитываешься после наших тренировок уличной температурой. Джек, я хочу, чтобы ты попробовал сделать то же самое здесь. — В смысле? — Фрост уставился в небольшое окошко. — Впитал обратно то, что отдал, — после некоторого молчания пояснил Дирн. — Это была бы очень полезная практика. Всё-таки на таком морозе мало кто сможет находиться. Было бы значительно лучше, если бы ты научился возвращать себе часть сил обратно. Как ты впитываешь уличный холод. Джек кивнул, беспомощно осмотрелся. Ледяной воздух словно царапал нос, но больше он никакого дискомфорта не чувствовал. Некое подобие истощения появлялось лишь тогда, когда он оказывался в комнатной температуре. Это всё не отменяло того, что он понятия не имел, как засунуть холод обратно в себя. С улицей получалось как-то само, да и он давно уже знал, что это сама зима его питала. Здесь же… До посинения сидеть можно. На нём и так напрочь уже выморозилась одежда. В последние дни он переодевался в более температуростойкие вещи, но даже они колом стояли и грозили рассыпаться. — Я… — Джек повернулся к окну. — Я не знаю, как это сделать. Я чувствую здешний холод, но как его… Обратно направить? Джек хотел было объяснить, как именно он себя ощущает, когда открывает настежь окно в своей комнате, однако движение слева от доктора Дирна привлекло его внимание. Фрост с удивлением уставился Питчу в глаза. Тот только слегка усмехнулся и приподнял бровь. Дирн его приход оценил одним лишь кивком. Он не видел Блэка со вчерашнего дня, когда его забрала Туф из кабинета. Как-то не получилось больше встретиться. А сейчас Питч сам пришёл за ним, встал у окна и смотрит. Слова сами застряли в глотке. — Что ты делаешь, чтобы впитать уличный холод? — отвлёк его от разглядывания довольного Блэка голос Дирна. Всё такой же искажённый. Джек посмотрел на него, стараясь выкинуть из головы всю ерунду. — Ничего, — честно ответил он и вдохнул. Иглы холода искололи лёгкие изнутри. Он — мазохист, наверное, но это было безумно приятное ощущение. — Я просто открываю окно, а тело само берёт, что нужно. Я ничего не делаю, доктор Дирн. Поэтому и не знаю, что вообще от меня нужно сейчас. Джек взглянул на Питча. Тот теперь смотрел на мониторы, на непонятные показатели. — Попробуй представить, что ты на улице, — задумчиво изрёк Дирн и поправил очки. — Закрой глаза, — Джек послушно закрыл, пытаясь представить, как делал всегда, что он — часть этого холода вокруг; он — порыв ледяного ветра, миллиард сталкивающихся снежинок; он — и есть зима. Когда исчезли серые стены вокруг, стало действительно будто легче. Дышать, думать, существовать. Стены ограничивали, не пускали его наружу, а теперь Джек представлял, что сидит в заснеженном поле, слушает шёпот ветра и утопает коленями в снегу. Мягком и нежном, как огромное покрывало. А вокруг — чудесно, потрясающе холодно и одиноко. — Джек, — вытащил его наружу из мечтаний голос Дирна. Снежное поле растаяло, как мираж. — Как ты себя чувствуешь? Фрост прислушался к себе. Слабость ушла, только воздух стал другим, менее колючим. — Нормально, — Джек поднялся на ноги и с вопросом посмотрел в окно. Ему надоело здесь сидеть. Слишком мало пространства. — У тебя получилось, — улыбнулся Дирн, — хотя я и не сомневался. Иди сюда, на сегодня хватит тренировок. О, Джек обожал два последних слова. За последние недели мало что радовало его так, как они. Кроме, разве что… Он подавил в себе желание посмотреть на Питча и просто вышел, всё равно ощущая, каким густым сразу стал воздух. Но в этот раз определённо стало легче переносить такую резкую смену температур. По крайней мере, не было невыносимого желания подбежать к ближайшему окну, потому что казалось, будто плавится кожа. Он уже мало представлял, как мог вообще пережить такое ежегодное явление, как лето. Помнил только, что ему было очень-очень плохо. Только редкими ночами, когда удушливый зной сменялся громким ливнем, можно было отдохнуть, даже похерить всё и намокнуть, лишь бы ощутить хоть часть такого нужного холода. В этот раз лето ему предстояло в стенах Подразделения. Джек задумался о том, что в первую очередь нужно будет выпросить для себя какой-нибудь холодильник для особо жарких дней. Он вошёл в небольшую зону наблюдения, где переговаривались Дирн и Питч. Судя по всему, эти двое вчера не ругались после его ухода из кабинета. В этом не было ничего удивительного. Джек часто дышал, стараясь, как и всегда теперь, привыкнуть к тёплому воздуху обратно. На улицу хотелось безумно. Там другой холод, естественный, родной и вкусный. Было бы неплохо… Он посмотрел на Питча, изучавшего какие-то бумаги, которые ему в руки сунул Дирн. В повисшей тишине собственные мысли казались слишком громкими. Упросить бы Блэка выйти с ним хоть на пятнадцать минут наружу. — Спасибо, доктор Дирн, — после нескольких минут молчания сказал Блэк и сложил листы пополам, после чего засунул их во внутренний карман кителя. — Составлю Джеку индивидуальный план тренировок с учётом этих данных. Язвительный и такой многообещающий взгляд прямо на него, и Джек чуть поджал губы. Его этими тренировками от Блэка уже столько дней пугали, что стало уже не страшно, а крайне интересно. Да он и не против проводить с Питчем как можно больше времени. Даже если тот будет гонять его и словесно издеваться. В конце концов, огрызаться в ответ ему никто не запретит, в этом он был уверен. — Конечно, — кивнул Дирн и принялся выключать мониторы; сразу стало темнее. — Можете идти. Джек, увидимся завтра. — Хорошо, — Фрост пожал плечами. Всё это стало таким привычным, что было даже странно. Он вышел вслед за Блэком, обдумывая, как бы попросить отвести себя на улицу. — Если не случится ничего неординарного, в чём я сомневаюсь, то начнём твои тренировки послезавтра, — первым заговорил Питч, даже не глядя на него. — Всё ещё думаешь, что меня это пугает, да? — Джек изо всех сил давил в себе улыбку, прекрасно видя, как Питч скосил глаза в его сторону. Двое агентов сейчас шли на куда более дальнем расстоянии, чем обычно, из чего Фрост сделал вывод: Блэк его проводит до самой комнаты. — Можешь храбриться, сколько хочешь, бестолочь, — ухмыльнулся Блэк, — похвально, конечно, что ты такой бесстрашный, но это не значит, что я буду с тобой мягче, чем бываю обычно. Спуску не дам, Фрост, даже не надейся. — Да-да, — вздохнул Джек, у которого настроение опять сделало скачок вверх, — взвою, ты уже говорил. Повторяетесь, агент Блэк. — А ты, я смотрю, окончательно страх потерял, — Питч цокнул будто досадно, веселя Джека ещё сильнее. Ему безумно нравилось вот так перепираться, пытаться язвить в ответ, даже просто рядом идти — нравилось. Джек не боялся ни Блэка, ни мистических тренировок, ни говорить так открыто. Он боялся до дрожи того, что с ним происходит. — Да, — Фрост выразительно вздохнул, вытесняя из головы всё лишнее на время. Пусть, он обдумает всё это позже, когда останется один. Жаль, что теперь перед сном не полежишь и не попялишься в потолок, как раньше: Сэнди всё ещё приходил каждый вечер, чтобы просто его выключить. Как выключатель какой-то — нажал, и свет погас. — Питч, я на улицу хочу. На него недовольно посмотрели. Джек знал, что охренеть, как обнаглел, но пока Питч сам не пресекал всё это, он не останавливался. Почему Блэк всё это стал ему позволять — тот ещё вопрос. Вспоминая то, как они собачились раньше, поразительно было наблюдать, во что их отношения превратились сейчас. Ни злости былой, ни обиды, ни недопониманий, словно даже расстояние — та самая пропасть — сократилось. Фрост не смел себе давать надежд, но сам факт того, что Питч воспринимает его куда мягче, уже грел душу. — А я хочу, чтобы ко мне не лезли с глупыми прихотями, — фыркнул Блэк. — Сейчас почти зима, — пожал плечами Джек. — И что? — Это не прихоть, а самая настоящая потребность, — Фрост поджал губы и насупился, когда в ответ получил насмешливый взгляд. Не получилось, значит. — Манипулятор мелкий, — получил новый повод для издевательств Питч. — Завтра тебя выгуляю, так и быть. Заодно покажешь, в чём именно эта потребность заключается. — Покажу, — закивал Джек, довольно улыбаясь. Тем более, что уже несколько дней они с доктором Дирном обсуждали одну теорию. Теорией это называл только Дирн, для Джека же это было непреложной истиной. По венам словной эйфория разлилась, и Фрост выдохнул, уже который день чувствуя себя так хорошо. Словно и не было всех этих ужасов в прошлом. Наверняка это состояние как-то называлось, только вот узнать это самое название было отчего-то страшно. Слишком уж окрыляющим было чувство. — Я думаю, что кое-чему научился. Хочу попробовать, — Джек задрал на невозмутимого Питча голову. На самом деле, эта мысль уже давно его преследовала. Он будто стал чувствительнее к тому, что происходит за окном. Странное, необъяснимое ощущение всего необъятного пространства, падающего с неба снега, самой зимней природы. Словно внутри пробудилась дремавшая до этого часть, но такая родная, что Фрост и не понимал, как раньше вообще мог пользоваться своими способностями, не ощущая их так. — И чего мне ждать? — Увидишь, — открыто улыбнулся ему Джек. Жаль, что даже бесконечные белые коридоры заканчивались. — Просто я… Он не договорил, потому что из-за угла вышел Банниманд, как всегда недовольный и какой-то взъерошенный. Улыбка сползла с лица Фроста: ему всё ещё было неприятно видеть этого агента рядом. Хоть тот и отстал наконец, перестав открыто цепляться. Джеку думалось, что к этому приложил руку Питч. — Николас тебя искал, — не обращая на Джека внимания, заговорил Банниманд. Фрост отвернулся и скривился. Кто такой Николас, он не знал. — Зачем? — как-то обречённо выдохнул Блэк. — Угадай, — оскалился Банниманд, поравнявшись с ними. Будто так и надо, будто его присутствия ждали. Джек сжал зубы. Чёрт его знает, но всё хорошее настроение почему-то испарилось. Удивительно, как может взаимная неприязнь подпортить всё. Даже если убеждаешь себя, что тебе наплевать. — Сейчас разгруз, и он просил передать, что послезавтра вечером на Первом уровне состоится какой-то важный приём, где он хочет тебя видеть. — Мне это неинтересно, — Питч заметно начал раздражаться. Джек внимательно слушал, с обидой отмечая, что из-за этих внезапных дел обещанный «выгул», кажется, отменяется. — У нас чёрт знает что, а меня вытаскивают к снобам и шишкам, от которых тошнит даже на расстоянии. — А ты чего ждал? — явно веселился Банниманд. — Назначение в Руководство, пусть и отложенное пока, это и означает. Назначение? Фрост нахмурился, не совсем понимая, что это значит, но различая это громкое «Руководство». Питч ведь говорил о них. О тех, кто здесь всем заправлял, кто сидел на самом верху и отдавал самые значимые приказы. Кому Питч всё равно подчинялся, даже имея высший среди других агентов уровень допуска. Неудивительно, что рано или поздно он бы попал туда. Странно только… Джека буквально прошибло беспокойством. Не плохое предчувствие чего-то, что должно произойти, нет. Что-то иное, но не менее коробящее. Питч ведь… Оставит его? Наверняка перестанет быть куратором, чтобы приступить к каким-то новым обязанностям. Вообще перестанет быть агентом, навсегда потеряв этот префикс перед фамилией. Джек закусил губу, всё ещё молча слушая. — Пока не назначили же, — поморщился Блэк, — мне это сейчас абсолютно ни к чему. — Ты ведь знаешь, что твою кандидатуру должен одобрить не только Николас. Для этого и выход в свет, чтоб его. Да и вообще, — Банниманд усмехнулся, — попробуй отдохнуть там. Хороший алкоголь, тихая музыка… — Ага, блядь. —…Снимешь стресс, — продолжил заливаться Банниманд, не слыша будто вставку Питча. — Тебе уже давно следует хоть на день выкинуть всю эту хрень из головы. От тебя люди шарахаются. — Отлично, ради этого и живу. — Я серьёзно. — Я тоже. — Блэк, — Банниманд вздохнул. Эти двое теперь не обращали на Джека никакого внимания, а тот всё равно слушал. — У меня идея! Найди, с кем там потрахаться, это точно прочистит тебе мозги. — Сдурел? — зашипел на него Питч, пока Джек едва не споткнулся на ровном месте. Горло сдавило спазмом, мешая вдохнуть. — Ты своего пацана, что ли, стесняешься? — Банниманд фыркнул как-то совсем неприятно. У Джека внутри что-то ёкнуло. Буквально сдавило. — Зря. Он на Пятом уровне столько времени жил и наверняка многое об этом знает. С тем же успехом Банниманд мог дать ему по лицу. Джек в неверии едва не остановился на месте, не замер, но на мгновение потерял способность говорить. То самое мгновение, которое так нужно для глубокого вдоха. Сука. — Ты на что намекаешь? — Фрост ощутил смывающую весь остаток воодушевления волну злости и… Обиды. Самое мерзкое, поганое и до слёз несправедливое: он знал, на что этот придурок сейчас указал. — А ты будто не знаешь, — Банниманд неприязненно скривился. — С твоей внешностью? Столько времени? Да я… — Пошёл ты, — рявкнул Джек, которого задело, действительно это задело так, как уже давно ничего не задевало. Банниманд заткнулся, а по рукам до самых локтей полз иней. — Ты сам-то там был? Ночевал хоть раз в лачугах, которые ломятся от крыс и гниют от сырости? Видел подполье? Какого чёрта ты вообще смеешь мне говорить об этом?! Да ты свою шкурку в жизни бы не приземлил там! Что вообще ты, блядь, можешь знать?! Джека конкретно понесло, пока от обиды и унижения будто трескались рёбра, вонзаясь осколками в мягкую плоть. — Так, — Питч повысил голос и уцепил его за локоть. Фрост всё ещё волком смотрел на почему-то опешившего Банниманда, мечтая в данным момент только об одном: засунуть эту заносчивую суку туда, за Стену, пусть повыживает, как выживал он. Пусть сам не опустится, потому что он — Джек, не опустился, и ничьей подстилкой он не был. — Банниманд, я, кажется, тебе уже говорил. Блэк словно немного его заслонил, и Джек поднял взгляд, рассматривая ткань кителя. Его трясло. Ещё никогда прежде никто не говорил ему ничего подобного. — Жди меня в моём кабинете, — голос Питча звучал бесцветно. Джек глубоко вдохнул, поняв, что потерял контроль и напрочь выморозил воздух вокруг. Попробовал забрать это всё обратно, но не получилось. Он не мог сосредоточиться, глядя в спину удаляющемуся Банниманду. Ему стало страшно от того, что он впервые захотел использовать свои способности на другом человеке. Просто за слова. Тупые, без капли правды, но такие уничижительные. Питч ведь… Так не думает он нём? Острое, едкое, как кислота, так похожее на ненависть растёт в груди, заполняет собой всё пространство под раскрошенными рёбрами, выдавливает из тела все жалкие остатки прежних эмоций. Джеку хочется пустить ледяную волну ему в спину. Джек в ужасе от самого себя. — Угомонись, — его за локоть потянули дальше по коридору, а Джек не мог найти в себе сил посмотреть сейчас Питчу в глаза. Это мягкое, знакомое «угомонись», спокойный тон, обжигающее прикосновение… — Я зайду к тебе через час и кое-что принесу. Больше всего на свете Фросту сейчас хотелось остаться в полном одиночестве и хорошо подумать. Успокоиться, потому что произошедшее только что — ненормально. Неправильно, совсем неверно, но почему-то всё ещё казалось, что нужно себя защитить. Или оправдаться, хотя он не сделал ничего плохого. Джек влетел к себе и захлопнул перед Питчем дверь, трясущимися руками зарываясь в волосы и с силой стискивая пряди. Час, целый час на то, чтобы прийти в себя. Ничтожно мало. Фрост едва не сполз по двери вниз, но вместо этого подошёл к окну и распахнул его, выпуская из комнаты всё тепло. Родной, вкусный холод, оседающий на языке мятой. Мягкий, совсем невраждебный ветер скользнул по коже, принося с собой мелкую снежную крупу, будто специально впутывая её в волосы и ресницы. Что это вообще было? Внутри кипело так много всего, что Джеку казалось, что он вот-вот взорвётся к чёртовой матери. И одновременно с этим — могильно пусто в собственной голове. Ни подсказок, ни мыслей, ни образов — ничего. Буря в груди на грани тремора по рукам поразительно сочеталась с полным штилем в сознании. Как ящериц ловить: твари скользкие и быстрые, хвост отбрасывали, если ухватишь наконец — совсем как погоня за каким-то осознанием. Что это было? Почему сорвался? Почему позволил себе то, чего не позволял никогда и ни с кем? Слова задели? Да, больно цапнули, его нечасто завуалированно называли шлюхой, которая выживала, прыгая по чьим-то членам. Банниманд был прав в одном: Джек действительно имел чёткое представление о том, как некоторые выживали. Как мог выживать и он, если бы внутри не было пласта самоуважения, который не мог подвинуть даже хронический голод. Он не… Никогда и ни с кем. Противно стало от одной лишь мысли. Дело ведь не в словах было как таковых. Если бы Банниманд сказал ему это наедине, то… Фрост сглотнул. Он бы высказал, да. Сказал, наверное, всё то же самое. Может, даже больше. Но так бы не бесился. Банниманд унизил его перед Питчем. А он с недавних пор значил слишком много. В этом дело ведь. И ещё в том, что… Фрост раздражённо задёрнул тюль и отошёл к кровати, сразу рухнув на неё. Какая-то испепеляющая смесь в груди наконец поддалась объяснению. Обида, злость на грани ярости, унижение и… Щепотка ревности, что, вместе с тем, принесла с собой воз отчаяния от осознания. Слишком, слишком много всего, и Джек не был к этому готов. У него ведь сегодня с самого утра было хорошее настроение, пока этот ублюдок не решил над ним поиздеваться. Джек обнял свою подушку и уткнулся в неё лицом. Он ведь толком даже ответить на выпад в свою сторону не смог. Не умел он, как Питч, двумя словами показать собеседнику его место. Не умел быть острым на язык, не учился этому никогда. За эти три года жизни за Стеной лишь каким-то чудом избежал участи вообще разучиться говорить. Вместо чёткого посыла нахер — невнятные слова, бессвязные обрывки фраз. И злость. Много злости и обиды. Не заслужил ведь в свой адрес такого. Он вообще мало что заслужил из того, что с ним происходило и происходит. Не докажешь же это всем вокруг. Откуда вообще взялась эта неприязнь? Только-только он смог научиться жить здесь, принять всё происходящее, начать всё заново, как случилось это. Выбило из колеи, вновь показало, что некоторые никогда не будут считать его нормальным. То объектом назовут, будто он вообще не живой человек, а так — фикция, чудом оживший предмет. То решат, что имеют право толковать его прошлое на свой лад. Три года голодного, истощающего ада, чтобы просто перейти на новый круг. И осознание простое, но такое болезненное: люди его не примут никогда. Белая ворона, в прямом смысле — белая, снежно-ледяная. Питч и доктор Дирн — исключение, которое не позволило изначально свалиться в бездну отчаяния и страха за свою судьбу. За последние дни он почему-то решил, что всё однажды сможет наладиться, словно его способности — нечто нормальное в их мире. Было бы нормальным, его бы не заперли тут. В голове на смену пустоши пришло нечто более болезненное: то самое осознание, что его чувства здесь вообще никому не нужны. Питчу в том числе. Он свободный во всех смыслах мужчина, который тоже многое пережил и который… Никогда им не заинтересуется так, как хотелось бы. Понять бы ещё до конца самого себя, потому что Джек до сих пор не представлял, чего ему хочется. Быть рядом? Да, определённо присутствие рядом скрашивало любой убогий день. И яда между ними не осталось, даже холод из отношений куда-то ушёл. Джек видел это, но понятия не имел, что это значит. И те слова Банниманда, предложение. Фрост впервые понял, в какую безнадёжную ситуацию он попал сейчас. С одной стороны агрессивно настроенный к нему мир, а с другой — ставшие близкими люди, с которыми он никогда не сможет сблизиться нормально. С Питчем — точно нет. Он свободен делать, что хочет. Абсолютно независим. Особенно от Джека, в то время как сам Фрост всё дальше уходил в своей привязанности, которая уже давно мутировала в нечто большее и более пугающее. И такое… Сильное. Если поставить перед собой прямой вопрос: чего именно он хочет, то сразу появлялось желание сбежать и забиться в угол. Чувства ни дружеские, как с Туф, ни родственные, как с Дирном, они противно романтические, и Джек вообще удивлён, что знает такое слово. Слишком собственное представление о таких отношениях — нормальных отношениях — было призрачным и мутным. Ни опыта, ни теории, хотя многое видел, но то — нездоровая видимость чего-то, что раньше люди считали естественным. Разве был нормален поступок Джона, что продал маленькую дочку своей женщины, которую наверняка обещал защищать? Или те молоденькие девушки и юноши, которым приходилось торговать телом в особо трудные времена. Джеку легче было терпеть голод, чем чужие прикосновения. Питч и тут стал исключением. Наверное, это то единственное пока, чего хотелось: мягкие, наполненные человеческим теплом прикосновения. Как сегодня, когда Блэк ухватил его за локоть, чтобы успокоить и увести. Или раньше, когда приобнял в ответ. Самое первое он помнил хорошо, даже слишком: тот эксперимент и тепло, что впервые обожгло кожу не болезненно. О чём он думал все эти дни? Не будет у него здесь счастливого будущего. Рано или поздно его кто-нибудь да добьёт, решив, что имеет право отнять жизнь очередного… Объекта. Одного из обширного списка, что уже имелся в Подразделении. Рано или поздно, как бы Питч ни старался его защитить. А тот старался, и это было хорошо видно. Грело душу, которая почему-то всё никак не желала обледенеть и очерстветь. Джек сжал край подушки пальцами и уставился в пространство. Туф просила его зайти к ней после тренировки. Сейчас ему по-прежнему хотелось побыть одному. Хоть и мысли отдавали горьким на языке. Не следовало ему отвыкать от вечного одиночества, не было бы всего этого тогда. Держал бы дальше каждого на расстоянии, не слушая добрые слова поддержки и заботы. Но это только в мыслях — легко. На деле же он так истосковался по людям, что подпустил ближе даже быстрее. Было сложно вернуть себе спокойствие обратно, когда внутри что-то выло и стенало. И под закрытыми веками вместо желанной темноты — жёлтые глаза с лёгким прищуром. Чёртов Блэк забрался внутрь так, что не вытащить обратно уже. И запах словно впитался в собственную кожу: едкий сигаретный дым, ментол и цитрус. Что-то фантомное, оттого совершенно неуловимое, но такое приятное, почти успокаивающее. Даже ветер из открытого настежь окна этот запах не забирал, оставляя призрачный шлейф витать вокруг. Он не удивлялся собственным мыслям уже давно. В конце концов, собственная голова — единственное место, где между ними возможно хоть что-то. Щелчок двери заставил вздрогнуть и резко распахнуть глаза. Видимо, он провалялся на кровати целый час. — Холод собачий, — проворчал Питч и сразу же закрыл окно. Джек сел на кровати, подтягивая колени к груди и избегая его взгляда. Он действительно забывал, что другие люди чересчур чувствительны к холоду. — Так, бедствие, начнём с новостей, — Блэк сел рядом, — сегодня мне нужно будет уехать на два дня. Фрост замер и чуть покосился в его сторону. Внутри опять всё сдавило. Как последние гвозди в крышку гроба для спокойствия. — Возможно, мне следовало сделать это раньше, — Питч залез правой рукой в карман и достал небольшой прямоугольный кусок чёрного пластика. Джек мгновенно понял, что это что-то вроде пейджера. — Возьми. Держать такое устройство в руках было непривычно. — Это переносной коммуникатор. Я хочу, чтобы ты всегда носил его с собой. Только не выморози случайно, он довольно хрупкий, — Джек повертел прямоугольник в руках, заметил кнопку сбоку и нажал на неё. Небольшой экран тут же вспыхнул мягким синеватым светом. — Видишь коды снизу? Их всего три: мой, доктора Дирна и Банниманда. Услышав последнее, Джек невольно закусил губу и напрягся. Он всё ещё избегал взгляда Питча. Отчего-то было стыдно за свой срыв. Блэк не должен был всего этого слышать. — Да, он ведёт себя как мудак, но у него есть свои обязанности, которые он должен выполнять. Эти — в том числе, — Питч коротко выдохнул, и Джек опять скосил на него глаза. Сейчас запах сигарет перебивал все остальные запахи. — Первый код — мой. Второй — Банниманда. Ну и третий — Дирна. В эти два дня, если что-то случится, связывайся сначала с Баннимандом. Он больше вообще к тебе цепляться не будет. — Почему? — Фрост невесело усмехнулся, всё ещё ощущая, как его удушает вся эта недавно произошедшая ситуация. — Потому что не будет, — в голосе Питча сквозило недовольство. — И вот ещё что. Не показывай никому, что у тебя есть средство связи с нами. О коммуникаторе знаем только мы вчетвером. Пусть так и останется. — Хорошо, — Джек пожал плечами. Как-то сразу вспомнилось, что, помимо собственных проблем, в Подразделении творится чёрт знает что. И он, вообще-то, в опасности. Пусть Питч ему так толком ничего и не рассказал. Он отложил коммуникатор на тумбу. Повисшая тишина сейчас напрягала. То, что Питч не вставал, чтобы уйти, как бы говорило: они ещё не закончили. Джек знал, о чём они будут говорить. Знал, что начать должен он, но слова встали поперёк горла. Не было ничего такого в том, чтобы рассказать Питчу о своей жизни там, ведь в ней, по сути, не было ничего постыдного. — Я… — Джек прочистил горло. — То, что сказал Банниманд — неправда. Я никогда не… — он отвернулся, не зная, как продолжить. — Я знаю, — спокойно ответил Питч, и Фрост впервые прямо на него посмотрел. Внутри что-то слегка отпустило. Блэк выглядел спокойным, почти расслабленным, каким-то… Не совсем привычным. — Бестолочь, он задеть тебя пытался. И задел за больное. Так что угомонись и не накручивай себя. — Почему он вообще это делает? — Джек полностью к нему развернулся. Сейчас, когда Питч сидел так близко, всё временно отошло на второй план. — У Туф спроси, — а вот презрительный изгиб губ было видеть уже привычно. — Она тебе точно ответит. Можешь ей даже пожаловаться на Банниманда, я с удовольствием понаблюдаю за результатом. — Я не понимаю, — Джек нахмурился, — а что будет? — Персональный цирк, — вяло ухмыльнулся Блэк. — И гвозди программы — Кролик и Фея. Прелесть. Фрост немного склонил голову набок. Кролик, значит, ну-ну. Но о Банниманде даже думать, не то что говорить, не хотелось. Тем более, что Джек так и не мог решить, стоит ли рассказывать Питчу о себе. Они напоминали двух идиотов в тишине: один не верил, что второму он в принципе интересен, а второй просто не знал, как спросить интересующее. Джек вздохнул, поправил чёлку и опять повернулся к Питчу. Тот смотрел на него как-то внимательно, словно искал что-то. — Я первый год скитался по разным заброшкам, — медленно начал Джек, взвешивая каждое слово. — Нечувствительность к холоду помогла выжить, на самом деле. От людей шарахался, но в первое время был на виду, потому что… Потому что думал, что меня кто-нибудь узнает. Глупость большая. Он замолчал и отвёл взгляд в сторону. Первый год жизни там был самым тяжёлым, самым голодным и отчаянным. Сложно было даже поверить в то, что действительно выжил тогда, не упал на дно, не позволил себе поверить в лживые обещания других. Ему было всего пятнадцать. И он явно не был подготовлен к таким условиям. — А потом? — выдернул его Питч из размышлений о собственном прошлом. — Ещё через полгода я умудрился заблудиться у западной части периметра. Там какие-то идиоты дома строили, нет и не было чёткой системы улиц. Как лабиринт. Я туда по ошибке забрёл, когда убегал от двух… — Джек выпустил воздух из лёгких. Пустота в груди диссонировала с обилием мыслей. — В общем, я наткнулся на узкий, заколоченный гнилыми досками проход. Не знаю, почему вообще туда сунулся, но набрёл на старый, давно заброшенный причал. Там стоял ангар, одна стена которого полностью ушла под воду. Там никогда никто не ходил, и поэтому я решил, что лучшего места мне уже не найти. Там даже крыс почти не было. Одна забрела как раз перед тем, как я попал на Четвёртый уровень. Джек замолчал. Он не знал, стоит ли рассказывать о маленькой Элизе и ещё раз ворошить ту встречу с жуткой, длинной и плесневелой тварью. Рассказ вообще получился очень сбивчивым, каким-то скомканным. Сложно оказалось делиться с кем-то вот так, не утаивая. — Так ты полтора года жил в старом ангаре? — Питч чуть сместился, и Джек уставился на его сцепленные вместе кисти рук. Одна — металлическая — сильно отличалась от родной даже формой. У Питча широкие запястья и крупные кисти рук. Одной руки. Вторая — как подделка, более острая, но при этом сглаженная. — Около того, — Фрост пожал плечами. — Сложно было следить за временем. Сейчас было спокойно, несмотря на то, что сам разговор был едва ли приятен. Джек знал, что совсем скоро это спокойствие смоется и исчезнет, стоит только Питчу подняться и уйти. На два дня. Паршивое предчувствие стало настолько перманентным, что на него он даже не обращал внимания. Не было такого, как в прошлый раз, когда ему казалось, что Питч больше и не вернётся к нему. Вернётся, он знал. К нему ли? Нет. — Меня удивляет твоя живучесть, — спустя некоторое время сказал Блэк. Джек снова на него посмотрел. Откуда только взялся этот интерес к нему и тому, как он выживал? Память в издёвку бережно сохранила воспоминание их первой ссоры, после которой ему хотелось подохнуть на месте. Тогда он ведь тоже заикнулся о своём прошлом — сам, первый. Но не получил и крупицы того, что получал сейчас. Грешно жаловаться, но такие перемены заставили задуматься. — Сначала пожар, потом два года чёрт знает где, и три года за Стеной, где люди мрут чаще крыс. Бедствие настоящее. — Ну, моё везение подвело меня в тот момент, когда я вышел на улицу на Четвёртом уровне. Даже дня там не пробыл, — Джек тихо вздохнул. У него тоже были вопросы, только вот ждать ответа на них было бессмысленно. Поэтому он их не задавал. У него давно сложилось мнение, что Питч своё прошлое оберегал от других куда тщательнее, чем он сам. А вот будущее… — Тебя назначат в Руководство, да? Блэк как-то насмешливо на него посмотрел. Словно он глупость какую-то спросил. Может, так оно и было. — Назначат, — кивнул он. Особой радости или удовлетворения на его лице Джек не увидел. — Нескоро это будет. — И ты перестанешь быть моим куратором, — как можно безразличнее продолжил Фрост, чувствуя, как глупый комок под рёбрами искололся болью. Этого ведь следовало ожидать когда-то, даже Туф ему что-то такое говорила. Кураторство не вечно. — Перестану, — опять кивнул Блэк. Так же безразлично. Джек еле удержал себя от того, чтобы прикрыть глаза и попробовать дать себе кроху времени на осознание. Рано пока. У него будет целых два дня теперь. — Не вечно же тебе с нянькой ходить. Сам уже ходишь везде. По сути, кураторство уже сейчас можно снять. Джек замер. Они ведь… Перестанут видеться тогда? Неизбежно и закономерно, но хотелось оттянуть хоть немного. Он пока не готов остаться тут один, без него. И чему только радовался в предыдущие дни? Может, оно и к лучшему, что реальность сегодня дала ему по лицу и напомнила о собственном положении, вернула на землю. — Но пока всё это происходит, я буду рядом, — тише дополнил Питч. Джека почти физически ударило током. Он удивлённо посмотрел в жёлтые глаза. Не ожидал ведь таких слов, хотя в них, наверное, нет ничего такого. Просто констатация, просто обещание. — Не смотри так на меня, бестолочь. Питч сейчас странный, какой-то совершенно другой, слишком… Мягкий. Словно весь налёт цинизма на время смылся, словно кончился вечный яд для слов. Джек начал теряться в том, что думал. Как такое вообще расценивать? Давать себе надежду на что-то между ними — самое глупое, что он может сделать. — Просто, — начал Джек и резко замолк. Что он хочет сказать? Внутри всё сжалось от желания подползти ближе. Не мог, не имел на это право. — Я не понимаю, что со мной будет дальше. Он сказал это почти шёпотом, а потом низко опустил голову. Блэк не развеет эту неопределённость собственной судьбы, это Джек знал, но даже просто поделиться, задержать ещё немного, урвать пару минут наедине… Спокойно поговорить, как они говорили там, в небольшой, пропахшей антисептиками и лекарствами палате. — Я пока не стану тебе ничего говорить по этому поводу, — спокойствие Питча не пошатнулось. — У меня давно уже появилась одна мысль, но мне нужно стать частью Руководства, чтобы просто попробовать её осуществить. Джек встрепенулся и поднял на него глаза. Появившийся интерес заткнул вой внутри. Опыт подсказывал, что задавать вопросы бессмысленно, однако было сложно удержать себя. — Я во всяком случае, даже став частью Руководства, никуда отсюда не денусь, — Питч насмешливо на него посмотрел и отвёл взгляд, о чём-то ненадолго задумавшись. — Я сойду с ума всю оставшуюся жизнь перебирать бумажки. Так что ты, бестолочь, от меня во всяком случае не отделаешься. Слабую улыбку сдержать не получилось. Не говорить же Питчу, что это именно то, что он хотел услышать больше всего. Даже в груди что-то будто отпустило, и шарик из колючей проволоки будто уменьшился в размерах. Да, всё по-прежнему осталось непонятным, немного пугающим, но стало немного легче. Хоть Джек и слабо себе представлял, что будет происходить дальше. В конце концов, однажды всё станет либо совсем плохо, либо просто… Никак. В паршивое «хорошо» для себя он уже давно не верил.

***

У некоторых людей есть непревзойдённый талант: сделать обычный, в общем-то, день убогим и выматывающим эмоционально. Он сам думал, что обладает подобным талантом, но, как оказалось, это довольно неприятно испытывать на своей шкуре. Пусть и не ему вся эта зловонная куча предназначалась. Питч скинул куртку в прихожей, вдыхая запах своей квартиры. Дерьмовый день, и это громкий такой звоночек: он не хотел возвращаться сегодня… Домой. Ни сегодня, ни завтра. Здесь пусто и слишком непривычно уже. Сколько дней и недель он здесь не появлялся? Впрочем, никто и не ждал. Воздух здесь пропах вязким одиночеством и запустением, несмотря на слабый шум от дороги под окнами и соседей. Раньше его не преследовала тоска от одной только мысли о том, чтобы вернуться в свою квартиру. Определённо, в сознании что-то неправильно перекроилось. Вместо пользы и отдыха простая констатация: он перегорел. Не хотелось даже мысленно сворачивать в сторону дела и всех этих интриг, от которых уже тошнило. Голова была забита совсем ненужным, и единственное желание, которое появилось — принять душ и лечь спать. Завтра… Будет ещё более дерьмовый день. Завтра ему понадобится вся имеющаяся в запасе выдержка. Ужин с собственным отцом — не то событие, которое позволяло отдохнуть. К чёрту бы отправить всех родственников, потому что с такой семьёй и врагов не надо. Хотя родственников у него и нет. Отец один и остался. Предстоящая встреча возвела на плечах стену из кубов цемента, мешая выпрямить спину. Будто мало ему было того, что произошло сегодня. Вместо привычной, закостенелой злости — вялая апатия с намёком на раздражение. Странно это было: раньше бы его вызверило подобное, а сейчас… Действительно словно перегорел. Слишком много всего происходило вокруг, чтобы продолжать смотреть на этот гнилой мир так же, как и до этого. Он менялся, в сознании что-то поменялось. Понять бы ещё что. Сумрак давно окутал все будто и не жилые уже комнаты, и Питч включил в спальне свет, игнорируя кухню, на которой, кроме кофе, ничего не было. Вид собственной кровати его не обрадовал. Нужно было заменить постельное бельё, наверное. А завтра вообще смыть с пола и мебели всю эту многонедельную пыль. Создать видимость, что он тут появляется, что, несмотря на работу, у него есть и другая жизнь. Может, когда-то была. Сейчас — нет. Ему нужно больше спать и отдыхать по совету всегда обеспокоенного доктора Дирна. Было чуждо получать почти отцовскую заботу от чужого, по сути, человека. Возможно, было бы проще, если бы его панцирь был чуть тоньше. Хотя, врать самому себе — та ещё клиника. Не получалось, как бы он ни пытался переключиться, выкинуть из головы глаза мальчишки. В тот самый момент, когда произошла удивительная трансформация из доброго, мягкого парня во что-то убийственно холодное и яростное. Питч давно признал, что ярость Джека — как отдельный вид искусства. Но вот глаза… Сегодня они почти начали светиться, и хуев Банниманд тоже увидел это сияние на дне голубой радужки, а потому и заткнулся. Они ведь тоже ругались. Но Питч не может припомнить, чтобы на его слова, даже самые язвительные, Джек так реагировал. Чертёнок мелкий, который нихера о мире не знает. И он не лучше. Едва ведь контроль не потерял вместе с разумом окончательно: так сильно хотелось врезать заносчивой суке, которая посмела в сторону пацана рот открыть. Это уже тянуло на полнейший пиздец, и пора было серьёзно задуматься о собственном поведении. Еле сдержался ведь, стоило только увидеть то море обиды и унижения на лице Джека. И Фросту он не соврал ведь: больше Астер к нему цепляться не будет. Питч предпочитал не вспоминать, как налетел на него словесно в кабинете. Как даже рта открыть не дал. А потом… Перегорел. Всё зашло слишком далеко. Не должен он так реагировать на подобное, совсем на него не похоже. Раньше, лет так шесть назад — вполне, но не сейчас. Питч уже не сомневался, что Джек воскресил в нём какую-то подохшую до этого часть. И прошлое своего проклятия он выслушал с интересом, про себя поражаясь выносливости, силе воли и упёртости Джека. Идеальные черты для агента Подразделения. Может, и получится… Питч стащил с себя китель, отбросил надоевший блокнот в сторону, вытащил бумаги с физическими характеристиками Джека, о которых благополучно забыл из-за всего, что произошло. Да, своё проклятие он в отместку погоняет по тренировочному залу. Заодно и проверит, на что Джек способен в физическом плане, а не только, как… Объект. Он совершенно отвык называть мальчишку так. Тоже, наверное, звоночек. Только вот думать об этом всём не хотелось совершенно. Не было ничего такого в том, чтобы воспринимать Джека или ту же Туф, как людей. Этим грешил не только он, несмотря на некоторую часть обучения, которую проводили в стенах Подразделения. В этот вечер — к дьяволу работу и мысли о деле. Забыть бы ещё горящий гневом, силой и льдом взгляд, и было бы совсем неплохо. Наверное, им всем очень повезло, что Джек по своей сути добрый и почти безобидный, ведь окажись он с присущей большинству объектов гнильцой… У них в Подразделении появился бы новый смертоносный монстр. Удивительно, что три года за Стеной не смогли вытравить из мальчишки человечность, да и саму человеческую суть. Только крепче сделали, но не поменяли в худшую сторону. О себе он такого же сказать не смог бы. Его тот год ада и агонии знатно подпортил, как человека. Настолько, что на это было наплевать. В ванной не пахло вообще ничем, даже запах бытовой химии окончательно выветрился. Сначала — душ, чтобы вода смыла все тупые и неуместные мысли. Завтра утром обдумать всё будет легче. Пока не придёт отец, чтобы в очередной раз за последние несколько лет выжрать все его нервы, предварительно накрутив их на кулак. Это у них семейное, наверное. В этот раз можно будет уже не бояться мочить швы. Заживает, как на собаке. Было всё же какое-то удовольствие пользоваться своей душевой с хорошим напором воды и терморегулятором, чтобы температура не скакала то вверх, то вниз. Питч закрыл за собой матовую стеклянную дверцу, подставляя слегка ноющую спину под массаж упругих струй. До этого он и не осознавал, как напряжён. Вместе с напряжением уходило и всё остальное, что коробило, оставляя голову пустой, а тело чистым. Только перманентная усталость никуда не делась. В одном сегодня Банниманд был прав: получить немного эндорфина и окситоцина в кровь не было бы лишним. Питч вяло усмехнулся сам себе. Подставил лицо горячей воде, потёр стык металла и кожи; левая рука всегда казалась более грязной. Может, потому, что её он не ощущал. Только болела, сука, порой, напрочь опровергая любые слова врачей о том, что протез болеть не может. Всё в голове, да. Но болит. Мягкая пена стекла с волос по плечам, приятно обволакивая кожу. Питч провёл ладонью по груди и животу, ощущая грубость шрамов под пальцами. Столько рубцов… Зрелище, наверное, то ещё. Странно, что кожа в этих местах не потеряла свою чувствительность полностью. Он наклонил голову, рассматривая собственный торс. И мышц-то не видно почти под всем этим наростом. Пена окончательно стекла с тела, оставляя кожу скрипуче чистой и немного бледной. Новый рубец почти не был заметен, лишь немного оттенялся розовым на фоне остальных. Питч осторожно провёл на нему подушечкой большого пальца. Ни боли, ни зуда, ничего. Он закусил губу, пробуя трубную воду на вкус. Ничего страшного, она фильтровалась на втором уровне очень тщательно. Может… Окончательно выкинуть дурь из головы? Как давно он не давал себе расслабиться? Как давно у него не было какой-нибудь подружки, чтобы скинуть напряжение? Ему тридцать один, а не семьдесят, ему это необходимо, но даже о потребностях своего тела он опрометчиво забывал. Словно в издевательство в паху тут же потяжелело. Питч привалился спиной к холодной, едва ли нагретой горячей водой стене, и запрокинул немного голову, чтобы вода с волос перестала стекать на лицо. Глубоко вдохнул, задумался на мгновение и послал всё нахер. Сегодня он уснёт с пустой головой. Гель для душа скользкий и пахнет почему-то апельсинами, хотя он и не помнит, чтобы такой покупал. Питч выбросил это из головы и провел ладонью по самому низу живота, вновь взбивая пену. Голова стала абсолютно пустой с первой же искрой удовольствия. Только старые образы промелькивали под опущенными веками, вынуждая в полной мере ощутить возбуждение. Это было так давно… Оттого так приятно сейчас. Собственная рука слишком большая, и пальцы грубые, со стёртой и местами мозолистой кожей; совсем не так, как ощущать женскую руку с тонкими, мягкими пальцами. Память уносит назад, примерно на три месяца, когда у него был последний секс. И под веками: мягкие чёрные кудри в руке, смуглая кожа шеи под губами и собственное нетерпение. Она… Красива, как и всегда. И глаза — такие зелёные — вспыхнули изумрудами, заставляя громко выдохнуть. Да, он любил смотреть ей в глаза. Питч крепче стиснул веки и плотнее обхватил ствол рукой. Запах химозного апельсина смылся, и на его место пришёл другой, непонятно откуда взявшийся. В его душевой никогда не пахло мятой. Так пахнет только от Джека. Не мысль — взрыв в собственной голове. И зелёные глаза под веками мгновенно затухли, образ испарился, и вспыхнуло другое, неожиданное, но… Прекрасное. Собственное удовольствие напрочь отключило мозг, позволяя вспомнить другие глаза, ярко-голубые, искрящиеся радостью. И белая чёлка, вечно закушенная нижняя губа — как последний штрих. И пальцы Джека тоже тонкие, изящно белые и мягкие, он знал: брал его за руку. И волосы наверняка мягче снега, мягче чёрных кудрей и всего, чего он когда-либо касался. Тонкая шея в воображении манила, искушала, заставляла вспомнить былое, и он отпустил себя, представляя, как оттягивает белые пряди так, чтобы запрокинулась голова, открывая беззащитное горло. Губами узнать вкус — не это ли амброзия? И мальчишка в руках послушный, податливый, весь мятный и такой красивый… Питч с рыком кончил в собственную руку, слегка стукнувшись затылком о стену. Вода быстро смыла все следы, унося их в слив. Дать себе пару минут на осознание, чтобы понять, что пиздец вышел на новый уровень. Вода смыла остатки пены, сперму с руки и выступивший на лбу пот. Смыть чувство стыда и горечи она не смогла. Он даже не докатился, он рехнулся, сошёл с ума, повредился рассудком. И самое сложное — придумать, как теперь жить дальше.