Калейдоскоп боли

После отвратительной бессонной ночи последнее, чего хотелось — стоять в морге. Но его, как обычно, никто спрашивать не стал. Просто поставили перед фактом с самого утра: ещё один труп мальчика четырнадцати лет, Джейсон ждёт вас, агент Блэк. Со вчерашнего вечера внутри почти ничего не поменялось. Сумбур на грани нездоровой паники, злость на самого себя, отчаяние и львиная такая доля страха от того, во что он вляпался. Разобраться и прийти хоть к какому-то решению так и не получилось. Он не знал, что ему теперь делать. Всю ночь проворочался в своей постели, пытаясь уложить в своей голове всё, что успел понять. Не получилось. Сама его суть противилась этим ненормальным чувствам, и ему казалось, что в психике пошёл сдвиг, и скоро у него и вовсе появится вторая личность. Такая же озлобленная на мир, но более… Лояльная к его симпатии. Слово-то, блядь, какое! После занимательной экскурсии по картинной галерее они с Элизабет спокойно вернулись в зал, а вскоре подошёл Николас. Тут-то Питч и понял, зачем там понадобился. Глава Руководства за полтора часа успел перезнакомить его со столькими людьми, что он перестал запоминать имена на второй пятёрке. Жаль, что в тот момент мысли были вовсе не о своём назначении. Сосредоточиться вообще не получалось, и он чувствовал противное ощущение, близкое к опьянению. Когда тело ещё нормально работало, а вот разум заметно плыл. Словно два бокала шампанского могли ударить ему в голову весьма запоздало. Не получилось просто закрыться и спокойно воспринимать случившееся дальше. Даже его закостенелый похуизм оказался на такое не способен. Вся эта ситуация напоминала похожую двухдневной давности, только умноженную вдвое. Теперь-то он окончательно понял, осознал, что просто выкинуть это из головы не получится, что это не простой временный сдвиг по фазе, а именно помешательство. Длительное и весьма болезненное для того, кто думал, что ему подобное не грозит точно. Возможно, было полезно с самого утра с головой нырнуть в работу и напомнить себе: его личные драмы и гроша не стоят по сравнению с тем, что происходит. Ещё один труп, и они все снова проебались и опоздали. Только вот мрачное настроение Джейсона ясности не вносило никакой. Да, тому сложно привыкнуть к вскрытию того, что осталось от детей. Но что-то нашёптывало: дело тут в чём-то другом. К отвратительному настроению прибавилось ещё и дурное предчувствие. В этот раз труп тоже был свежим, а оттого от металлического стола не несло на всё помещение сладковатым разложением. Но кровавая груда костей всё равно заставляла в очередной раз вспомнить, насколько всё паршиво. Только одна деталь бросилась в глаза мгновенно: у этого мальчика волосы были словно вымыты от крови и притягивали взгляд своей желтоватой белизной. Наверное, на тот случай, если они ещё не заметили, что паскуда детям волосы осветляла и до этого. Такая перемена всё равно казалась очень странной. С чего это вдруг так подчёркивать эти акценты? — Ты… — Джейсон выдохнул и потёр глаза, под которыми расположились огромные тёмные круги. — Это пиздец, Блэк. Он не стал надевать голубые латексные перчатки и просто протянул ему отчёт. Молча, только глядя как-то так, что Питч тут же понял: его ждёт что-то совсем плохое. В этом деле было плохо всё, но, как оказалось чуть позже, планку до этого момента паскуды всё же не переплюнули. На первой странице он бегло пробежался по стандартному оформлению протокола вскрытия. Если вскрытием вообще можно было назвать данную процедуру. Все кости грудной клетки и так были вывернуты наружу. А трепанацию они и не делали, ведь до этого череп напоминал кровавое месиво. В этот раз отличалось и это — череп был практически цел. По крайней мере, часть с волосяным покровом. Чтобы они точно заметили волосы. Ублюдки. Стандартная уже информация: шерсть под ногтями и в останках, сахарный сироп, отсутствие всё тех же внутренних органов… Питч поджал губы. Неприятно было это читать в очередной раз, понимая, что в смерти косвенно виновны и они тоже, ведь не смогли вовремя поймать этих нелюдей. Если бы он знал, что прочтёт дальше, то подготовился бы к этому лучше. Даже его выдержки не хватило, и тихое «блядь» сорвалось с губ. Внутри всё заледенело. Хотелось к чёртовой матери разгромить тут всё в порыве бессильной ярости. Он сразу понял, к чему паскуда в этот раз вымыла волосы от крови и немного позаботилась о внешнем виде… Трупа. «Целостность половых органов нарушена незадолго до смерти…» «Обширное повреждение прямой кишки, множественные разрывы, полученные ещё при жизни…» «Никаких чужеродных биологических следов не обнаружено…» Это… Это было слишком. Он ожидал чего угодно, но только не того, что эта тварь сотворит с подростком, а после безжалостно скормит живьём своей зверушке. Питч прикрыл на мгновение глаза и коротко выдохнул, пытаясь успокоить бурю внутри, только вот не вовремя в сознание постучалось кое-что совсем уж дикое. Волосы, сильно обесцвеченные. Заинтересованность паскуды в Джеке. Мания превратить каждого ребёнка в маленькую копию Фроста. А теперь это. Питч впервые за долгое время ощутил самый настоящий страх. Джек же… Не переживал уже этого всего? Два, блядь, года вне стен Подразделения. От сумбура в собственных мыслях хотелось закрыться, перекрыть их неверием и найти хоть былые крохи рационализма, но на ублюдство не получалось, и Питч всё дальше развивал мысль. Где Джек провёл эти два года, и, самое главное, как он их провёл? От чего и от кого он убежал на Пятый уровень? Питч поднял совершенно дикий взгляд на Джейсона и сорвался с места, вылетая из морга в коридор. Он даже не заметил, как отшвырнул на стол отчёт, от которого словно жгло кожу правой руки. Он готов был поверить в кого угодно, лишь бы все эти догадки оказались ложными. Только каким-то чудом удалось удержать себя от бега по коридорам. Тупое отрицание сошлось с собственной надеждой, что всё не настолько плохо. Что Фрост, его несчастный и так многое переживший мальчишка не переживал всего этого. Но факты на похуй клали всё его отрицание. Питч даже не пытался дать себе времени остановиться и подумать, даже перед нужной дверью не затормозил, прикладывая сразу карту к замку. Куда-то делся весь этот холодный уклад привычного себя, по щелчку пальцев буквально. Внутри комнаты Джека всегда было холодно: мальчишка постоянно открывал окно, максимально стремясь следовать своему ледяному кредо. Только увидев его, такого лохматого утром, ещё сонного и немного помятого, Питч остановился. Джек как раз накидывал лёгкое покрывало поверх своей постели. Что он тут делает? Что он скажет? О чём, твою мать, спросит? — Питч? — Джек замер, вытаращил на него свои голубые глазищи, потом и вовсе губу закусил. Очнулся, выпрямился и взволнованно заглянул в глаза. — Что случилось? Такой уже привычный от него вопрос. А Питч не знал, понятия не имел, хочет ли рассказывать. Даже если бы не было этого запрета и всего этого грифа секретности. Если Джек… Действительно пережил к себе такое насилие, то это наверняка его сломает. Окончательно, и тут уже не помогут участливость и короткие объятия, не помогут разговоры по душам и прогулки на улице. А он не знал, что ответить. Рассказать заранее, пока не вспомнил сам? Пока не врезался в очередное воспоминание, как на лезвие бритвы, что рассечёт его пополам. Слов не было, как и мыслей. Наверное, доктор Дирн бы нашёл нужные слова, но он не мог. Не мог своими руками доломать Джека. Повисшее молчание было неуютным, гадким. И чувствовал он себя так же: гадко и мерзко, словно после прочтения отчёта его по уши вымазали в грязи. Квинтэссенция мерзости в небольшой стопке бумаг. Никогда ведь не думал, что самого заденет за живое настолько сильно, что волнение за другое существо полностью перекроет разум и здравый смысл. Выглядел он наверняка так же, как и чувствовал себя. Питч провёл ладонью по лицу, выдохнул. Оглядел мальчишку с головы до ног, понимая, что вид такого вот заспанного Джека в свете последних новостей делает ему только хуже. Слишком тот казался беззащитным, каким-то хрупким и сейчас перед ним, как всегда — доверчиво открытым. Откуда у Фроста это доверие? Почему такое сильное и нерушимое? У самого внутри что-то противно хрустнуло. Он молча подошёл ближе, заглянул с высоты своего роста в глаза, видя и растерянность, и лёгкий страх, и взволнованность. Глупый мальчишка… За него ведь переживает, не за себя. Питч сел на только что заправленную кровать и хлопнул ладонью рядом с собой, пока не находя слов. Джек послушно сел рядом. От его нервозности стало немного холоднее, но это было едва ощутимо из-за температуры в комнате. Мальчишка внезапно подскочил, метнулся к окну, закрыл его полностью, а потом вернулся назад, нервно сжимая перед собой руки. Питч рассматривал тонкие голубоватые пальцы и понимал: не сможет. Впервые столкнулся с тем, что не хватит силы духа. Весь цинизм и эгоизм полностью улетучились, растворились сейчас. Как же всё было хуёво. — Ты мне говорил, — осторожно начал Питч, тщательно подбирая слова, что вообще не было ему свойственно, — что очнулся с пробитой головой. — Ну да, — Джек нервно кивнул, но в глаза ему почему-то не смотрел. Словно боялся чего-то. Конечно, он ведь в последние дни пытался дать понять мальчишке, что их общение лучше бы прекратить по максимуму. Да, это, наверное, помогло бы ему самому: не чувствовал бы тогда этого ада в эмоциях. Только вот очерстветь настолько так и не смог и теперь пожинал плоды своих трудов в полной мере. Он поймает эту паскуду и лично вздёрнет. Или живьём всё-таки закопает. — Были ещё… Какие-то повреждения? Боль, — Питч запнулся, не веря, что всё это блеяние исходит от него. По-другому не мог. Вообще. — Я… — Джек, кажется, окончательно растерялся. Оно и понятно, если учесть, какую херню он сморозил. Без знания контекста это вообще звучало, как полнейшая бессмыслица. — Не знаю. Я помню, что мне было страшно. Ощущение, что за мной кто-то гонится, а я не могу убежать. Как во сне бывает. Джек замолк, опустил взгляд на свои руки. Питч думал, что этап со стеснением они прошли, но мальчишка сейчас явно испытывал смущение. И что это вообще значило? Стесняется о чём-то говорить? Рассказывать? Он ведь помнил, как Фрост категорично ему сказал, что ни с кем не спал ради выживания, но в этом Питч изначально не сомневался. А тут… Жаль, что просто нельзя залезть мальчишке в голову. Что-то тот точно скрывал. — Это важно, Джек, — только сказав это, Питч понял, как редко вслух называл мальчишку по имени. Глупая такая констатация, ничего не значащая. Но чаще, конечно, шло «бестолочь», тоже намертво прикипевшее ещё шесть лет назад. — Я правда плохо помню, — Джек наконец посмотрел ему в глаза, и Питч убедился, что тот не лжёт. Легче от этого не стало. — Голова болела, но ты ведь сам знаешь, как быстро на мне заживают всякие болячки. Рана на затылке затянулась за ночь. Джек пожал плечами, попробовал пальцами уложить растрёпанные волосы. Те немного намагнитились и мальчишка раздражённо выдохнул, а после бросил это занятие. Питч наблюдал за ним, и от такого пристального внимания Джеку явно стало не по себе. Ничего полезного он не рассказал. Это могло значить всё что угодно. Хотя он и не надеялся сейчас услышать что-то путное, но видел, как Джек действительно старается ему помочь. Вспомнить, воскресить тот момент в памяти. Теперь казалось, что амнезия Джека — никакое не проклятие, а самый настоящий дар. Удивительно даже, сколько всего у мальчишки осталось пройденным за спиной. Ощущение того, что его придавило бетонной плитой, никуда не делось. Глупо было сидеть здесь вот так, однако присутствие Джека рядом — всё ещё взволнованного и растрёпанного — иррационально успокаивало. Здесь же, под боком. И вина внутри тоже лишняя, такая тяжёлая: обещал ведь оградить от всего. Дал своё, по сути, слово, что мальчишку больше никто не тронет, да только не учёл, что в прошлом Джека может скрываться что-то настолько раздрабливающее. Если ему так хуёво, то каково будет самому Фросту? — Питч? — видимо, он окончательно ушёл в себя, раз Джек осмелился даже на короткое прикосновение к его запястью. Пальцы холодные, почти ледяные. Блэк посмотрел ему в глаза, не зная, как объяснить своё поведение и присутствие вообще. — Как ты вообще тогда выжил? — он решил переключить внимание мальчишки на что-то более нейтральное для них обоих. И свой давний интерес заодно утолить. Джек вообще мало рассказывал о том, как именно выживал. — С пробитой головой и без памяти. — Меня подобрали, — Джек покусал губу, немного напрягся, но тут же расслабился. Словно решил что-то для себя. — Женщина помогла мне и забрала на ночь к себе. Накормила, обработала голову, рассказала о том, как вообще всё устроено за Стеной. А утром я понял, что раны на голове нет, а я сам создаю холод, — он невесело улыбнулся. — Испугался и убежал. Самому не верится, что у меня получилось выжить в первое время. Пришлось украсть кофту, ну, ту самую, в которой я был, когда вы меня поймали. Волосы под капюшоном прятал, сумку нашёл. Она осталась у… Джек резко замолчал, а Питч только усмехнулся, зная, что теперь делает это фальшиво, ведь внутри было совсем невесело: — У той женщины, приёмным сыном которой ты представился при переходе на Четвёртый уровень? — Питч откинулся спиной на стену. Джек изумлённо на него посмотрел. Дурень белобрысый. — Неужели ты думал, что я этого не знаю? Бестолочь. — Я… Я думал, что… — взгляд голубых глаз из удивлённого превратился в немного испуганный. — Ей же ничего за это не было? — Я не стал сообщать, — Питч пожал плечами. Ему было наплевать на это. Как бы он ни старался переключиться сейчас, не получалось. Наверное, вместо того чтобы сидеть сейчас здесь и разговаривать об абсолютно бесполезных вещах, ему стоило бы пойти работать дальше. Изучить отчёт, который до сих пор мысленно его выворачивал. Только вот… Сил почти не осталось. Слишком много всего лежало на плечах, и игнорировать это больше не получалось. — Спасибо, — тихо прошептал Джек и странно на него посмотрел. Да, благодарность, но было в этом взгляде ещё что-то такое, что Питч уже видел до этого, но никак не мог разобрать. И сейчас не удалось. — Они помогли мне, и я не хочу, чтобы у них из-за меня были проблемы. — Не будет, — Питч уставился на стену. Мальчишка бы так за себя переживал, но нет ведь, за других постоянно боится. И что с этим делать, он не знал. Не научишь же другого человека искусству ставить свои интересы выше интересов других. Этому учит сука-жизнь. Болезненно и беспощадно так учит. Ему было немного интересно, что именно там произошло такое, что Джека записали в сыновья. Отношения между людьми — теми, кого ещё вообще можно было так назвать — за Стеной всегда отличались. Там более жестокий быт, в какую сторону ни посмотри. Питч бывал там только по работе, но и этого хватило, чтобы убедиться. — Питч, — опять позвал Джек, видимо, вернув себе свою смелость. По крайней мере, та робость, которую он заметил в самом начале, куда-то делась. — А что там с Пожирателем? Вот что-что, а эту тварь обсуждать совершенно не хотелось. Но и интерес мальчишки был естественным: это ведь его прожорливая гадость донимает постоянно. Каким бы паршивым ни было прошлое и его влияние на настоящее, у них всех здесь были и другие серьёзные проблемы. — Разрисовал стены у себя вчера, — бесцветно рассказал Питч и опять посмотрел на Джека. Сидит, снова на него глазами хлопает. Появилось тупое и неуместное желание подтащить его поближе, успокоить, чтоб перестал воздух от волнения вымораживать. Но он этого не сделает. Никогда. — Потом сожрал свой палец и лёг спать. — Какая мерзость, — Джек сморщил нос и скривил губы. Питча это почти позабавило. Он не вовремя вспомнил, что обещал своему проклятию тренировки, только вот теперь у него не было сил даже погонять Фроста в зале. Пусть лучше тут сидит, под мнимой безопасностью. Оказалось ведь, что главная опасность сейчас не крысы и даже не Пожиратель, а собственная голова мальчишки. Что ещё он может вспомнить? Питчу хотелось надеяться, что он просто устал и накрутил себя напрасно. Нет ведь признаков никаких… Хотя, какие, к чёрту, признаки? Три года прошло. — У меня вчера днём ощущение было, что мне череп сверлят. Потом пропало. — Ты сказал об этом доктору Дирну? — Питч поджал губы. Вот с кем ему нужно поговорить об этом. Доктор Дирн может что-нибудь придумать, как оградить Фроста от этого всего. У него самого фантазии на это не хватало. — Ага, — Джек кивнул и поджал колени к груди. — Вы с ним очень похожи кое в чём, — Питч на это приподнял бровь. — Вы оба мне ничего не говорите. Что такое сегодня случилось? Питч, я не знаю, кем ты меня считаешь, но я не идиот. Вижу же. И вопросы твои странные. Ты что-то узнал обо мне? От этой проницательности хотелось подняться и уйти отсюда куда-нибудь подальше. Позорно сбежать, лишь бы не отвечать. А врать не хотелось, да и не знал он, что тут можно придумать. Идей в принципе не было. Его слишком выжало и прокрутило в мясорубке всё узнанное, чтобы мозг работал как надо. Тяжесть на плечах и где-то на стыке рёбер тоже никуда не делась. — А я, кажется, говорил, что не могу тебе всего рассказывать? — это было самым оптимальным, самым простым и безопасным для них обоих. Сам ведь пришёл сюда, надо было сразу понимать, что у мальчишки возникнут закономерные вопросы. — Тогда почему я тебе должен что-то рассказывать? — Джек вскинулся, посмотрел раздражённо. Глупое проклятие всему этому точно у него научилось. Питча хватило только на короткий выдох и прямой взгляд в недовольные голубые глаза. — Угомонись, — сказал он устало, понимая, наверное, впервые, что Джек бесится вполне справедливо. Питч лучше потерпит его обиду, чем выложит то, что какая-то тварь паскудная превращает детей и подростков в его маленькую копию, а после насилует. Лучше обида, чем слом личности из-за таких вернувшихся воспоминаний. До сих пор трепало на живую изнутри, до сих пор страх лился по венам, мешая связно думать. Он не оптимист и никогда им не был, но как же хотелось поверить во что-то лучшее. Джек резко отвернулся, потрепал свои белые волосы, пальцами расчесал чуть отросшую чёлку. А потом снова повернулся, удивив сменой эмоций: теперь вновь смотрел обеспокоенно. Глупое, такое глупое проклятие. — Тебе бы отдохнуть, — тихо сказал Джек и закусил губу. — Да что ты? — Блэк теперь сам отвернулся и скривился. На мальчишку было физически сложно смотреть сейчас, но не смотреть он не мог. Отчего-то хотелось видеть и самому впитывать эти искренние эмоции и чувства, которые Джек выливал на него весьма щедро — сам он так не умел никогда. Едва ли стало легче. — Вчера уже успел отдохнуть так, что… Он запнулся и заткнулся. Изливать тут душу Питч не собирался — незачем. Лучше ему встать и уйти, уничтожив этот порыв на внезапную откровенность. Собственное присутствие здесь давно стало лишним. Единственное, от чего бы он не отказался в данную минуту — от сигареты. Чем крепче, тем лучше. А ещё лучше — от выпивки. Удивительно, как чужая жизнь послужила причиной для надлома в собственной. Сверхъестественное умение Фроста притягивать к себе его внимание в этот раз стало фатальным. Питч знал, что если сейчас что-то не придумает, не выплеснет всю эту хуйню наружу, то не выдержит уже сам. А Фрост явно не понимал, смотрел опять странно, как-то побито и молчал, не переспрашивая. Знал, что Питч ему не ответит. Какие же у них всё-таки ебанутые отношения. Питч невольно провёл совсем далёкую параллель — у них с Джеком похожая ситуация, как с Лиззи. Невозможно было найти подходящий ярлык для того, что между ними происходит. Но если с Лиззи он иногда трахался, то с Джеком… Об этом даже и думать не следовало. Мальчишка такого интереса к себе вряд ли поймёт, может, и не стерпит даже подобного, разозлится. Но с Джеком ведь не банальная похоть и желание подмять под себя, совсем нет. Тут что-то глубже, сильнее и страшнее. Наверное, поэтому его так прижала новая информация в отчёте. И именно поэтому он, не подумав, прилетел сюда, надеясь услышать от мальчишки хоть что-нибудь, что смогло бы опровергнуть ужасающие мысли. Опустошение внутри странное, отдающее на языке гарью и пеплом от сгоревшего раздражения. Теперь казалось, что остались только усталость, обречённость и толика того самого страха. Странно было ощущать страх не за себя даже, а за другого человека, который за пару месяцев превратился в очень важную часть жизни. Давно этого не было и стало забытым, похороненным чувством. Ещё немного, и уже внешняя оболочка похуизма начнёт трещать по швам. А это плохо, это — неправильно, так быть не должно. На его работе требовались отчуждённость и холодность, и если бы они до сих пор оставались с ним, то не было бы сейчас внутри всего этого. Ему было бы плевать. И это было бы правильным и единственно верным. Питч выдохнул и поднялся на ноги, вновь ощущая уже привычную боль в плече и ключице. Мальчишка проводил его взглядом до двери, но так ничего и не сказал. Им не о чем говорить. За пределами комнаты, в этих выбеленных и знакомых до последнего дюйма коридорах, было всё ещё погано. У него совсем едет крыша, раз он позволил себе такой срыв. Как гейзером подняло всё. Привычную маску отчуждённости на лицо было натянуть тоже трудно. Но получилось. Не должна ни одна живая душа знать о том, что с ним творится. О том, что таки дал слабину, да такую, что ткнёшь — и он согнётся пополам. В последний раз он чувствовал себя так же пять лет назад, сразу после комы, когда узнал, что база Третьего уровня сгорела, а вместе с ней — все его знакомые и маленький, безобидный ребёнок, который такой участи не заслужил. Потом его добил вид чужеродной конечности из тела, которая жгла калёным металлом едва поджившую кожу. И контрольный — слова собственной невесты о том, что такой он ей не нужен. А он… Любил, да. В тот раз ему казалось, что ничего уже никогда не будет хорошо. В этот раз мысли были такими же. Он дошёл до кабинета доктора Дирна и вошёл внутрь, прекрасно зная, что тот сейчас на своём рабочем месте разбирает документацию. Доктор действительно сидел за столом, но пустым взглядом гипнотизировал печатные листы, лежавшие перед ним. Услышав, что у него посетители, он вздрогнул и словно очнулся, попытался Питчу слабо улыбнуться, но вышло так паршиво, что Блэк тут же понял: он знает. О чём Питч в лоб сразу и спросил. — Да, — не стал юлить Дирн. — Вчера Джейсон показал мне полный отчёт. Повисла тягостная тишина. Питч сел на стул напротив доктора Дирна, и маска с лица тут же слетела. — Что вы думаете? — ему хотелось, чтобы Дирн сейчас, как всегда до этого, поделился с ним хоть микронной долей того присущего ему оптимизма. Или отголоском надежды. Хоть чем-нибудь. Дурость, конечно. И по виду Дирна Питч сразу понял, что дурость ещё и неоправданная. — Я не знаю, что думать, Питч, — доктор действительно редко называл его по имени. Когда злился и… Сейчас. — Мне хочется сказать, что мы не должны спешить с выводами, но… Но это уже было бы нереалистично. Мы оба думаем об одном и том же. Питч выдохнул, принимая его правоту, приправленную целым возом безысходности. Они совсем ничего не могли сделать. Не в их силах менять прошлое. А заставить Джека вспомнить, что в действительности там произошло — может быть убийственным. Для самого мальчишки, а их так, по касательной заденет. — Об этом не должен никто знать, — твёрдо сказал Питч. — И Джек… В том числе. — Самое гадкое, — доктор собрал в кучу все бумаги и отбросил их немного резко в сторону, снял очки, показывая синяки под глазами, — что что бы мы сейчас ни решили: говорить ему или нет — мы в любом случае ошибёмся с выбором. — Потому что выбор — это иллюзия, — Питч скривился, — а в нашем случае можно лишь немного оттянуть момент. Или сломать его своими руками, чтобы потом ему было не так больно. Нет у нас никакого выбора, доктор Дирн. Итог будет один. И вновь эта чёртова, ранее любимая, тишина. Из мозга словно стали прорастать раскалённые иголки, которые впивались в череп и рождали головную боль на пару с тошнотой. Ему было мерзко, гадко, и ощущение фантомной грязи на коже никуда не делось. — Думаю, что вы правы, — Дирн кивнул и взял в руку ручку, чуть постучал колпачком о столешницу. — Всё-таки нельзя исключать возможность того, что ничего такого в прошлом Джека не было. Мальчик, конечно, нелюдим был изначально, но оно и понятно: он жил на Пятом уровне, где никому не мог доверять. Я вот что думаю, — куда воодушевлённее продолжил Дирн и даже выпрямился в кресле, — посмотрите на поведение Джека сейчас. Он открылся нам, у него появились друзья, он стал доверять, в особенности вам, — на это Питч скривил губы, но продолжил внимательно слушать. — Такие травмы, особенно в подростковом возрасте, о которых мы с вами думаем… Такое насилие бесследно бы не прошло. Да, Джек потерял память, но подсознательно бы боялся любых контактов, как я думаю. Даже не так, нельзя подгонять всё под один стандарт поведения, потому что его нет. И всё же… Я думаю, что вероятность того, что Джек действительно это пережил, куда меньше, чем мы думаем. В этом был смысл, и Питч ухватился за всё сказанное Дирном с чувством благодарности. Его самого будто только что вытянули соломинкой со дна. — Это, конечно, не отменяет того, как чудовищно всё повернулось в расследовании, — вновь помрачнел Дирн. — Сделайте мне одолжение, Питч. Поймайте эту сволочь и устройте самосуд. Блэк почувствовал, как от едва сдерживаемого изумления у него расширяются глаза. От кого угодно мог ожидать таких слов, но от вечно гуманного и доброго доктора Дирна… — С превеликим удовольствием, — наконец сказал он, чувствуя, как половина груза всё же рухнула с плеч. И дышать сразу стало легче. Да, это была та самая надежда в лучшее, но Дирн её обернул в слой рационализма, поэтому она не отталкивала. — У вас с Джеком сегодня тренировка? — перевёл он тему. — Да, — Дирн тоже заметно приободрился. — Хочу попробовать кое-что новое. Питч на это только кивнул. Теперь, когда с мыслей слез зловонный налёт, он вспомнил, что помимо проблем Джека, у него ещё есть работа. Сейчас нужно было вернуться в морг и забрать отчёт, чтобы приобщить к делу. А после можно будет пойти в архив, чтобы в очередной раз попробовать посмотреть на это дело через обугленную призму прошлого. Завтра он собирался понаблюдать за очередной попыткой убийства Пожирателя. Что-то подсказывало, что опять безуспешной. И ещё одна идея пришла в голову: под видом приказа Руководства поговорить с каждым из тех восьмерых, что попали под подозрение. Но это ещё следовало хорошо обдумать. Николас наверняка поддержит эту инициативу. А с мальчишкой он попробует поговорить завтра. Заодно и выгуляет — первый день зимы наступит же.

***

Джек нервно сжимал пальцы, но одёргивал себя: это уже вошло в привычку — лёгкой болью отрезвлять себя. Было странно вспоминать, что когда-то он мог порезаться собственным инеем, в кровь рассечь им пальцы и ладони. Теперь такой проблемы уже давно не было. Он хорошо контролировал свои способности, научившись не выпускать холод из тела, даже если того было слишком много. Можно было открыть окно и выплеснуть всё туда — в зиму, вместе с облаком снежинок. Снежинка… Жаль, что Питч его так больше не называет. Хотя и небрежное «бестолочь» ощущалось, как ласковое прозвище. Он знал, что всё это себе по-глупому надумывает, но ничего с собой поделать не мог. Слишком всё стало остро ощущаться. Как свой лёд какой-то месяц назад. За последние дни произошло слишком много всего, чтобы и дальше пытаться замкнуть свои чувства в себе. Он не мог уже, не выдерживал, понимая, что эти паскудные чувства только растут. И сегодня утром, когда Питч буквально влетел к нему, он спросонья подумал, что случилось что-то совсем уж плохое. Первый раз было такое, и странно было видеть Питча каким-то почти взволнованным, неравнодушным и… Потерянным. Их разговор ситуацию вообще не прояснил, и Джек всё гадал, что именно привело Питча в его комнату ранним утром. И спрашивать бесполезно, ведь все вокруг считали, что его происходящее не касается. Но те эмоции в жёлтых глазах не выходили из головы. Он никогда прежде не видел, чтобы Питч так открыто о чём-то беспокоился. За него беспокоился, и это должно было прогреть изнутри, только вот Джек ощущал лишь горечь. Какие бы события ни заставили Блэка так себя вести — между ними ничего не поменялось. Хоть и казалось, что за эти несколько дней он узнал Питча лучше, чем за все предыдущие месяцы. Ему жутко не хватало общения, просто своего нахождения рядом, их разговоров, насмешливых взглядов и фраз. Утром вообще почудилось, что уже ничего этого никогда не будет. Слишком всё накалилось, только в этот раз досталось не ему, как бывало обычно. В этот раз что-то здорово проехалось по Питчу, да так, что тот плюнул на своё внешнее безразличие и то, что ясно показал вчера: он не хочет с ним общаться. Болью в груди опять цапнуло, и Джек не знал, сколько вынесет ещё. А лавина над головой всё приближалась; он знал и понимал: сметёт его основательно. Он не знал, как себя-то защитить в таком месте, но от мыслей о том, в какой на самом деле опасности Питч находится ежедневно, хотелось лезть на стену. Он не сможет без него, это уже давно выросло из простой симпатии и мутировало во что-то гораздо страшнее. Так хотелось верить ещё три дня назад, что всё наладится, станет хоть немного лучше и легче, но реальность опять напомнила им о себе звонким ударом по хребту. Он устал и даже боялся представить, насколько устал Питч. А в руках — собственная беспомощность и бесполезность, вместо хотя бы капли помощи. Что такого Питч узнал? Что ещё случилось? И эти его странные вопросы не выходили из головы, мешая переключиться хотя бы на холод за окном. Джек правда пытался вспомнить, сконструировать тот день три года назад в своей голове, но ничего путного не получалось. Помнил, как болела голова и ходуном ходило сердце от паники и страха. И всё. Было бы проще, если бы Питч хоть что-то уточнил, но тот будто намеренно опустил важные детали. Это было… Странно. Питч не создавал впечатление такого человека. Джек, к своей беде, ещё прекрасно помнил, как они провели ту двухдневную изоляцию. И тот свой сон тоже, где он убил кролика. Тогда Блэк не проявил ни грамма тактичности. Но с того времени уже утекло многое, и их отношения кардинально изменились. Они до недавнего времени хорошо общались, пока Питчу опять что-то не взбрело в голову, и сегодня… Джеку хотелось взвыть. А ещё, сидя на кровати, он ощущал тепло тела Питча и всё думал, как подползёт к нему под бок и погреется. Но Фрост никогда не позволит себе нечто подобное, чтобы не потерять то немногое, что было между ними. Хотя бы те… Дружеские отношения. Которых уже стало настолько мало, что Джеку казалось, что однажды он сделает какую-нибудь глупость. Лишь бы поближе оказаться хотя бы на мгновение. Он устал рвать себя этими мыслями, не понимая, почему его это всё заботит сильнее, чем вновь давший о себе знать Пожиратель. Эта тварь не пугала почти, лишившись способа влезть ему в голову. Джек вообще спокойно спал по ночам и прекрасно высыпался. Сегодня его не преследовало чувство, будто кто-то череп просверлить пытается. Вообще всё было спокойно и тихо, даже в столовой не создалось впечатление, что вчера случилось что-то неординарное. Только любопытная Туф сразу обложила его вопросами, на которые Джек ответил: хранить секретность его никто не просил. Лишь про Питча смолчал, считая это слишком личным, тем, что другие видеть не должны. Только вот не было между ними никакого «личного». Питч просто выполнял свою работу и присматривал за ним. Осознать и принять это было трудно, болезненно, но необходимо, чтобы перестать тешить себя иллюзиями. За ним должен был прийти доктор Дирн. Второй человек, за которого Джек очень переживал. Они не виделись со вчерашнего вечера, и благо, Дирн ему хоть что-то рассказал и успокоил, но при этом выглядел так несвойственно ему мрачно, что Джек терялся в догадках. А сегодня ещё и Питч с этими вопросами. Он ведь видел, что силы из Блэка вытекают, как сквозь решето. И он ничем не мог помочь. А сам Питч не позволит, не подпустит даже для разговора. Чего только стоил тот огрызок фразы от него, который Питч так и не продолжил, ясно этим показывая, что Джек не тот человек, кому он хотел бы рассказывать о себе хоть что-то. И с этим нужно было смириться, только вот эта сука — смирение — приходить не желала. Джек знал, что дальше будет только хуже, сильнее и больнее, и он беспомощно смотрел в своё будущее, такое безнадёжно окрашенное в серое, и понимал: ничего не изменится. Питч окончательно отдалится, когда примет свою новую должность в Руководстве, а он сам так и останется одним из множества объектов. И жаловаться на это не было смысла — сам ведь виноват во всём. И в том, что поймали, и в том, что подпустил ближе, и в том, что, кажется, влюбился. И так по-глупому, но сильно, впервые, в мужчину, в своего куратора, в того, кому это всё нахер не было нужно. Неправильно, глупо, безнадёжно и совершенно безответно. Будто мало ему было всего того, что уже успел пережить. Ещё предстояло вспомнить многое, и Джек был уверен, что это многое ему не понравится совершенно. Но выбора ему никто не представлял. Только единожды, когда Марта предложила пропуск, предоставила пресловутый выбор, а теперь он гадал, а правильно ли вообще поступил, приняв его. Только вот уже не жалел ни о чём. У него появилось так много дорогих людей, он больше не знал, что такое хронический голод и закостенелое одиночество. Страх за свою жизнь не пропал, и здесь было даже опаснее, чем на причале. И эта охота за ним, это отравление, которое Джек так и не смог уложить в своей голове, Пожиратель, которому он неудачно повстречался возле Стены на Пятом уровне. Джек подошёл к окну. Вид снега его совсем не радовал так, как раньше. Внутри поселилось предчувствие чего-то плохого, что случится совсем скоро. Может, и прав был доктор Дирн, придумавший все эти тренировки. Теперь Джек был куда сильнее и силой своей пользоваться научился. Один взгляд, одна мысль, и стекло начало покрываться морозным узором, медленно оплетая снежной паутиной всё пространство. Это — ерунда. Он может и умеет лучше, сильнее. И если Пожиратель покусится на жизнь дорогих ему людей… Джек сам его убьёт. Найдёт способ сделать свой лёд и холод смертоносным даже для этой твари. Не осталось в нём былого гуманизма, который считал вопиющими такие мысли. Стекло стало белым, и Джек безразлично скользнул по нему взглядом. Снежный узор покрылся ломаными линиями, словно стекло, покрывшееся множеством трещин. Он защитит дорогих ему людей. Изморозь треснула и слетела на подоконник снежной крошкой. Зима сделала его сильнее, но теперь это не пугало, как раньше, а давало надежду на то, что всё однажды станет хорошо, и даже чёрные тучи над их головами рассеются. Знакомый щелчок заставил обернуться. В комнату вошёл доктор Дирн. — Здравствуй, Джек, — ему вымученно улыбнулись, и Фрост окончательно понял, что произошло что-то отвратительное. Слишком уж у доктора был странный, коробящий взгляд и усталый, буквально кричащий усталостью вид. На душе потяжелело. Все вокруг знали нечто такое, что разом испортило настроение. А ему, как всегда, не говорили. Так и хотелось сказать, что им пора перестать беречь его от собственного прошлого. Теперь казалось, что всё завязано именно на этом — тех событиях после пожара на базе Третьего уровня. — Доброе утро, — кивнул ему Джек, даже не попробовав улыбнуться. — Пойдём, я сегодня хочу попробовать кое-что совершенно новое, — Дирн всё ещё странно на него смотрел. Словно… Виновато. Джек окончательно запутался. — Я подумал, что если ты можешь втягивать холод из воздуха, — они вышли в коридор, и двое агентов сразу пошли следом, — то из физических объектов тоже сможешь. В теории, конечно. Но посмотрим, как дело будет обстоять на практике. — Из каких объектов? — нахмурился Джек. — Самых простых, — попробовал приободриться доктор, — увидишь. Не переживай, сегодня долго мучить тебя не буду. Простой, но важный эксперимент. Больше Джек ничего спрашивать не стал, только кивнул. Сейчас ему казались нужными любые тренировки. Пришла стойкая уверенность в том, что они с Пожирателем ещё встретятся в последний раз. И тут всё будет зависеть от самого Фроста: он либо сможет убить, либо убьют его. Джек вовсе не хотел, чтобы ему обгладывали лицо, и не хотел, чтобы другие люди пострадали. Странная такая решимость. Себе Джек врать не стал: он боялся этой встречи. Не хотел умирать, трезво оценивал свои шансы, которых было не особо много. Если уж эту тварь не смогли убить всеми теми способами, о которых он читал в досье, то куда уж ему тягаться… Одно обнадёживало — в прошлый раз он справился. Может, и в этот получится. Теперь у него была видимая мотивация закончить всё это правильно. Доктор Дирн тоже шёл молча, только поглядывал на него, пока сам Джек вслушивался в шаги за спиной. Сегодня его вели не в ту маленькую комнату, в которой он учился отдавать, а потом и забирать обратно свой холод. Они шли в тот зал, где на полу была разметка. Там Джек тоже проводил много времени. Двое агентов, как всегда, остались снаружи. Джек прошёл внутрь вслед за Дирном и замер, увидев большой куб льда на подставке. Ему сразу стала понятна идея доктора Дирна. Только вот он слабо представлял, как именно забрать холод у льда. Он же просто растает тогда. — Уже понял? — доктор подошёл к столу, но садиться не стал, записывая протокол эксперимента стоя. Джеку уже слишком хорошо была знакома эта процедура. — Понял, — он медленно обошёл куб по кругу, даже не чувствуя от него никакой температуры. Осторожно притронулся пальцами, которые тут же стали влажными: лёд в комнатной температуре начал подтаивать. Определённо в этой глыбе много холода, но что-то Джеку подсказывало, что холод этот — напрочь искусственный. Наверняка воду залили в форму и просто заморозили, а потом привезли результат сюда. Если снег на улице он мог ощутить, то в этом случае — странное отторжение, словно лёд был чужеродным, неправильным. А как без связи забрать холод, Фрост не знал. — Справишься? — спросил Дирн перед тем, как начать запись на диктофон. Джек только плечами пожал. Он этот кусок упорно не чувствовал. Странно было думать о льде и холоде так, но в этом кубе будто… Не было жизни. — Это странно, — поделился Джек, надеясь на совет, — я знаю, что делать, но не могу понять, как это сделать. Он положил ладони на мокрую, гладкую поверхность. Словно трогал столешницу, на которую случайно пролили воду. Не чувствуя притока сил, он даже не мог понять, получается у него или нет. Доктор Дирн, видя его сомнение, подошёл и сразу сказал: — Всё ещё холодный, — он задумчиво покрутил в руках непонятно откуда взявшийся термометр. — Нужно было замораживать сильнее. Какие у тебя ощущения? — Никаких, — честно ответил Джек, вздохнув. Он знал, что Дирн его поймёт правильно. Его решительность взяла пример с этого куба льда — начала таять. — Я, если честно, не ожидал успеха, — доктор безразлично откинул термометр и отошёл к накрытому белой тряпкой… Предмету. Джек недоумённо на него посмотрел. — Твои способности с каждым разом удивляют меня всё больше. Подойди, — Дирн стащил тряпку, и Фрост увидел странного вида чан с водой. Невысокий, ему по пояс. Он несколько секунд смотрел своему отражению в глаза на гладкой поверхности воды. — Заморозь. Это они тоже уже проходили. Джек прикоснулся пальцем к глади, выпустив немного холода изнутри. Вода полностью замёрзла быстро — только лёгкий дымок взвился над поверхностью. — Забери обратно, — сегодня доктор Дирн был не слишком многословен. Да и выглядел всё ещё подавленно, но Джек пока повременил с вопросами, решив задать их после эксперимента. Лёд, который получился от собственного воздействия, от своей силы, ощущался по-другому, совсем иначе. Но в этом Джек изначально не сомневался. Однако это не отменяло того, что раньше он подобного не делал никогда. Даже не задумывался о такой возможности. Ему стало любопытно, как вообще подобные идеи приходят в голову доктора Дирна. Джек сосредоточился, положил обе ладони на немного шершавую, но сухую поверхность льда, стараясь почувствовать это так же, как обычную температуру. И втянуть холод в себя. Доктор Дирн стоял рядом и держал в руках какое-то оборудование. Он всегда фиксировал результаты любого эксперимента. Это было странное ощущение короткого ожога в центре ладоней. Словно несколько раскалённых спиц вонзились в кожу, но тут же остыли, так и не причинив толком боли. Джек удивлённо оглядел никак внешне не изменившийся лёд, разве что дымок с поверхности окончательно исчез. Джек повернулся к Дирну и увидел его не менее удивлённый взгляд. Доктор левой рукой дотронулся до льда, скользнул по нему пальцем. — Надо же, — тихо сказал он, — я думал, что вода просто примет прежнее агрегатное состояние. — У меня получилось? — Джек в себе не ощущал вообще никаких изменений. Оно и понятно: чтобы заморозить такой маленький объём воды, много сил от него не требовалось, лишь самый мизер. С его-то новыми способностями. — Да, — во взгляде Дирна смешались неверие и явный интерес. — Это надо исследовать, вот этого я точно не ожидал, удивительно. Джек пожал плечами и отошёл к столу, оглядывая документы и всякий бумажный хлам. Теперь, когда они, кажется, тут закончили, он хотел задать несколько вопросов. Но совершенно не знал, как сформулировать? Этим «что случилось» он уже сам едва не давился каждый раз. — Доктор Дирн, — позвал увлечённого Дирна Джек. Тот повернулся к нему, перестав ощупывать лёд. Наверное, со стороны учёного подобное интересно, но вот в данный момент Фросту было вообще не до этого. — Что сегодня произошло? Он мысленно чертыхнулся, поняв, что другими словами сказал надоевшую фразу. — О чём ты? — неубедительно вновь отвернулся Дирн. Джек поджал губы. Внезапно доктор ссутулился, снял очки, потёр глаза. — Некоторые вещи, Джек, лучше тебе пока не знать. Я обещаю, что… Ты узнаешь об этом позже, но пока нам нужно убедиться. — Это связано со мной, да? С моим прошлым? — Фрост подошёл ближе. Одна его часть хотела всё узнать, а другая открыто протестовала. Судя по тому, в каком состоянии сегодня к нему пришёл Питч, услышанное ему очень не понравится… Но он ведь сам вспомнит однажды, так к чему эти тайны? — Да, — просто ответил Дирн. — Но мы не уверены, происходило ли вообще то, что мы узнали, с тобой. Не спрашивай, прошу тебя. У меня очень-очень плохое предчувствие, Джек. И мне хочется, чтобы хотя бы ты чувствовал себя хорошо. В светло-голубых глазах плескалась такая печаль, что Джеку стало не по себе. Он не хотел убегать от своего прошлого, уже давно уяснил, насколько это бессмысленно, только вот в этот раз решили за него. Оградили от чего-то неведомого, страшного, но всё равно неизбежного. Джек не знал, как на это реагировать. То ли характер показать, то ли замолчать и прислушаться, оттянуть момент. И он не знал, что из этого хуже: блаженное неведение или жестокая правда. В конце концов, он в любой момент придёт к последнему, когда его мозгу в очередной раз приспичит возродить старое воспоминание. И что тут выбрать, он не знал. Но всё, кажется, и так решили за него. В очередной раз.