The Brightest Black

      — Гарри Джеймс Поттер, если ты ещё раз предложишь заколдовать Малфоя, я превращу твою Молнию в кучу щепок, — процедила Гермиона сквозь зубы.       Честно.       Брат поднял руки в знак капитуляции, а Рон и Невилл засмеялись.       — Эй, Миона! Я просто пытался помочь…       Она бросила на него свирепый взгляд, а затем сосредоточилась на лежащем перед ней тексте. У них были свободные часы для учебы, а не для сплетен о некоторых слизеринских парнях, которые явно делали что-то несвойственное им.       Они были в школе уже больше месяца, и всё шло совсем не так, как представляла себе Гермиона. Она была уверена, что Малфой нарушит их клятву или, по крайней мере, попытается. Что расскажет всей школе о ее шрамах или будет шантажировать.       И, рассказав, он этим действием причинит ей такую же боль, как какое-нибудь проклятие.       Но он ничего не сделал.       Он сделал меньше, чем ничего. Он делал всё возможное, чтобы они не встречались. Он даже разворачивался и шел в противоположном направлении, чтобы не проходить мимо нее.       Из-за этого Гермиона чувствовала себя отвратительно.       Тот факт, что он даже не мог притворяться, что относится к ней так же, как раньше…       Это было больно, действительно больно.       И хуже всего было то, что она даже не могла объяснить, почему это так ее обижало.       Гермиона никому не говорила, что Малфой видел ее шрамы — даже Гарри. Он знал только то, что она ужасно расстраивалась каждый раз, когда видела Малфоя. До такой степени, что у нее начались трудности с Зельями. Снейп даже спросил после занятий на прошлой неделе, всё ли у нее в порядке.       — Миона…       — Что? — она подняла голову ровно настолько, чтобы раздраженно посмотреть на брата.       — Если я не могу заколдовать Малфоя, то не могла бы ты хотя бы объяснить мне, почему я не могу заколдовать его?       Она сжала губы.       — Нет. А теперь, может, сменим тему?       Гермиона поерзала на стуле и взяла перо. Если она не напишет это эссе, и не напишет хорошо, Снейп может просто отправить письмо домой Бродяге. Она всё ещё не могла переварить тот факт, что он спросил, как она себя чувствует.       — Как насчет заколдовать Маклаггена? — спросил Рон, когда она опустила кончик пера на пергамент.       Гермиона замерла и посмотрела на своего веснушчатого друга. Костяшки ее пальцев побелели, когда она сжала бедное, невинное перо.       — О чем, — выпалила она, — ты думаешь?       — Я думаю, что тебе действительно всё равно? — с надеждой спросил он.       — Невилл.       — Да? — невинно откликнулся ее коллега-префект.       — Не мог бы ты объяснить этим двум болванам, почему мы не можем заколдовывать наших однокурсников?       — Гермиона, Маклагген не однокурсник, он посягатель. Я не знаю, почему наши родители разрешили ему вернуться в Хогвартс, — запротестовал Гарри.       Она закатила глаза.       — Он нарушил какие-нибудь школьные правила? Сделал что-нибудь противозаконное? Подверг кого-нибудь из нас опасности?       — Ну…       — Думаю…       — Нет, — ответил Невилл.       — Но, Нев, как же…       — Рон, всё. Дин и Симус позволили этой ситуации обостриться, и все трое получили наказание. Всё, что он делает сейчас, это посылает Гарри и мне неодобрительные взгляды.       — Я слышал, как он жаловался Кристону на то, что делит комнату с парой гомосексуалистов! Ты ведь понимаешь, что он говорил о Дине и Симусе!       Гермиона пыталась сосредоточиться на тексте по Зельям, но при этих словах ее внимание вернулось к мальчикам.       — Что он сказал?       Рон серьезно посмотрел на нее.       — Он назвал их парой гомосексуалистов и подразумевал ещё кое-что.       — И Кристон ничего не сказал? — она знала, что он никчемный префект, но чтобы не донести об этом…       — Конечно, он ничего не сказал. Он никчемный префект, — заявил Невилл, вторя ее мыслям. — Он получил значок только потому, что остальные студенты на его курсе ещё хуже.       Она замолчала, когда Гарри кивнул в знак согласия. Нынешние семикурсники Гриффиндора были весьма проблемные. По крайней мере, со стороны мальчиков. Девочки были намного лучше, чем ее собственные соседки по комнате. Если бы она родилась на месяц раньше, то могла бы жить с Кэти Белл, а не с Лавандой Браун.       У Кэти не было склонности к хихиканью.       — Ладно, — начала она, — я, конечно, буду следить за ним, но пока он не переступит черту, никакого заколдовывания не будет. Нам не нужно больше врагов, чем у нас уже есть.       Рон проворчал что-то по этому поводу, но остальные ничего не сказали и вернулись к своим занятиям.

***

      Драко почувствовал, как Пэнси напряглась рядом с ним, как только развернула свой экземпляр «Ежедневного Пророка». Лично ему не хотелось читать ту чепуху, которую они в последнее время начали публиковать. Не то чтобы они все эти годы не публиковали всякую чепуху, но, по крайней мере, обычно она была интересной. Теперь же их статьи были абсолютно ужасными.       Он поставил чашку с чаем на стол и повернулся, начав читать через плечо Пэнси.       Драко закатил глаза.       «Ежедневный Пророк» не нанимал себе фактчекера?       — Знаешь, я никогда не встречал магглов, но совершенно уверен, что их методы обучения ничуть не хуже — если не лучше — наших.       Пэнси стрельнула в него глазами, подняв одну тонкую бровь.       — Почему ты так говоришь?       — Однажды, когда мама повела меня к своей сестре, мне стало скучно. У моего дяди, — Драко слегка сморщил нос при этом слове, — поблизости стоял один из этих маггловских автомобилей — поскольку у него всё ещё есть связи с маггловским миром — и я взглянул на него. В нем так много переключателей и циферблатов, что нужно хорошее образование, чтобы всё это понять. Не говоря уже о том, что они называют «двигателем», который заставляет его ехать. Я никогда не видел ничего более непонятного. И мне сказали, что в некоторых местах магглы уже в пятнадцать лет могут грамотно ими пользоваться. Но… — Драко не забыл добавить, зная, что у них уже есть аудитория, — конечно, магглы не умнее нас. Следовательно, у них хорошие методы обучения.       — Драко, твоя голова работает загадочным образом, — подала голос сидящая рядом Дафна Гринграсс.       — Я и не знал, что у тебя есть дядя с маггловскими связями, — удивился Тео.       Трейси хлопнула его по плечу.       — Теодор Нотт! Ты совсем не слушаешь, что я говорю? Старшая сестра Нарциссы Малфой вышла замуж за магглорожденного. Андромеда Тонкс, урожденная Блэк, была за это выжжена с фамильного древа. Но они помирились несколько лет назад.       Угловатое лицо Тео исказилось от удивления.       — Серьезно? Я не помню, чтобы слышал это.       Драко хмыкнул, когда Тео подмигнул ему, и Трейси тут же начала ругать друга за то, что он никогда ее не слушает. Дафна посмотрела на двух своих друзей с легким удивлением, а Драко снова перевел взгляд на Пэнси.       У нее было чрезвычайно расчетливое выражение лица.       Он вдруг почувствовал беспокойство за сотрудников «Ежедневного Пророка». Никому не сойдет с рук нападение на ее семью.       Эта мысль заставила Драко поднять глаза и посмотреть поверх головы Дафны. Его взгляд просканировал Большой зал, пока не наткнулся на знакомые черные волосы. Она сидела к нему спиной, но парень ясно видел газету в ее дрожащих руках.       И впервые за несколько недель, думая о ней, он не видел перед глазами ее беспомощную в больнице. Нет, он видел образ, как она гневно защищала свою семью, когда он осмелился оскорбить их.       Дыхание перехватило, и он был в нескольких секундах от того, чтобы встать и… и…       Драко замер.       И — что?       Что он мог сделать?       — Драко?       Он моргнул и оглянулся назад на Пэнси:       — Да?       — Ты не мог бы мне помочь? Кажется, мне нужно написать несколько писем.       Он снова моргнул, и внезапно до него дошло, что он может быть в чем-то полезен.       — По-моему, сейчас у нас окно. Может, тебе нужна помощь прямо сейчас?       Пэнси закатила глаза от его вежливой речи, но всё равно встала. Как только Драко поднялся на ноги, она схватила его за запястье и буквально выволокла из Большого зала.       Прежде чем он переступил порог, ему показалось, что он увидел маленькую струйку дыма, вьющуюся из газеты в руках Гермионы.

***

      Руки Гермионы дрожали от гнева, когда она отложила газету. Да как они смеют!       Было недостаточно писать о сумасшествии Гарри или ее с Джинни некомпетентности. Нет, теперь они нападают на их родителей!       Говоря, что те, кто не умеет — учат.       Следовательно, миссис Лонгботтом, Дора и Бродяга стали учить только потому, что больше не были способны быть аврорами!       Они даже откопали реестр оборотней и публично разоблачили дядю Ремуса!       И что они говорили и подразумевали о мистере Уизли!       Гнев горел в ней, подпитываемый магией. Как они посмели критиковать то, что принадлежало ей?!       Она была в нескольких секундах от того, чтобы поджечь всю газету без палочки, как вдруг подошла Луна и выхватила бумагу из рук девушки.       Гермиона повернулась на скамейке, посмотрев на подругу. От Луны исходило мягкое тепло, успокаивающее злость. Охлаждающее ее, делая по-настоящему опасной.       Обычно мягкие глаза Луны стали твердыми, как алмаз, пока она читала статью. Дойдя до конца, девушка аккуратно сделала из газеты шляпу и надела ее себе на голову.       Гермиона могла только предположить, что когтевранка знала, что, сложив ее таким образом, она изменила заголовок. Вместо: «Министерство провозгласило Академию Мародеров мошенничеством!» теперь была надпись «Министерство мошенничество».       Джинни хихикнула:       — Молодец, Луна!       Луна мило улыбнулась, хотя ее глаза все еще были такими же твердыми. Она наклонилась и поцеловала Рона в щеку, после чего посмотрела на Гермиону.       — По-моему, ты прекрасно пишешь. И можно привести очень много восхитительных фактов.       Улыбка медленно скользнула по лицу Гермионы, когда она поняла, чего хотела Луна.       Они хотели печатать ложь? Что ж, она утопит их в правде.

***

      Потребовалось около недели, чтобы найти всю необходимую информацию. Гермиона послала несколько сов мистеру Франку, и он с радостью нашел маггловские исследовательские работы, которые она просила. А в библиотеке Хогвартса хранилась остальная информация.       Теперь перед ней лежало около двух десятков четко написанных и хорошо проработанных статей об Академии Мародеров. Она знала, что «Ежедневный Пророк» ни за что не согласится опубликовать их, но это было не единственное издание в мире. Каждый экземпляр статьи был специально подготовлен для отдельной публикации.       Она не хотела этого делать, но попросила Бродягу прислать ей фамильную печать. В роду Блэков, возможно, и осталось только два представителя, но их фамилия была почти легендой во всем волшебном мире.       Увидев печать, они вскроют письмо.       Ознакомившись с вводным письмом, они заинтересуются ее статьей.       Прочитав и проанализировав всю информацию, содержащуюся в статье, они опубликуют ее.       Ей даже разрешили переводить статьи на любой язык по мере необходимости.       В течение многих лет Гермиона составляла список вещей, которые хотела выполнить. Что ж, очевидно, будущее наступило, и пришло время приступить к этому списку.

***

      Последние несколько лет у Риты прошли не очень хорошо. Она всегда говорила себе, что всё простительно, если это делается в погоне за историей. К сожалению, правительство с ней не согласилось.       Не помогло и то, что она — в какой-то степени — непреднамеренно оскорбила Блэков. Эта семья не отличалась снисходительностью к оскорблениям.       Рита мыслила достаточно реалистически, чтобы признать, что переоценила свои способности.       Единственным положительным моментом — по ее мнению — было то, что они решили наказать ее законно, а не лично.       Поэтому она осталась жива.       И находилась в очень маленькой камере общего режима в Азкабане. Дементоры не приближались к этому месту в дневное время — только бродили по коридорам ночью. Кроме того, у нее был доступ в небольшую библиотеку, где всегда хранились самые разнообразные газеты.       Конечно, к тому времени, когда им доставляли газеты, проходило довольно много времени после их публикации. Они получали всю корреспонденцию на месяц одновременно.       Всего час назад Рита прочитала статью почти трехнедельной давности, от десятого октября, в «Ежедневном Пророке» и в предвкушении засмеялась. Ее замена в газете — выскочка-ведьма, если такая вообще существовала, — стремилась выиграть там, где Рита не смогла.       Она раскритиковала Блэков.       Закончив читать эту восхитительно ужасную статью, Рита просматривала новые газеты. Она пропускала бесчисленное количество статей, уничтожающих Гарри Поттера, нападающих на Альбуса Дамблдора и объявляющих невозможным возвращение Того-Кого-Нельзя-Называть.       В «Ежедневном Пророке» ничего не было. Хотя ей показалось интересным, что ни один репортер не написал больше одной негативной статьи о ком-либо, связанном с Блэками, прежде чем полностью исчезнуть из газеты. Включая ту выскочку-ведьму.       Рита перешла к стопке канадских газет. «Циркадный Лист» она всегда считала неинтересным. Они постоянно печатали всё положительное, не говоря уже о том, что ужасно любили проверять факты. То, что она никогда не позволяла себе ради хорошей истории.       Вероятно, именно поэтому они всегда отказывались печатать ее работы.       Ей даже не пришлось открывать газету, чтобы прочитать статью. Она вместе с огромной движущейся фотографией преподавательского состава занимала всю первую полосу. Внизу Рита увидела, что продолжение находится на странице три.       — Заканчиваем! Выходим! Ужин, а потом спать! Дементоры будут здесь через час!       Ее размышления прервал резкий голос аврора Сильвана. Рита поспешно сунула газету под тюремную робу и присоединилась к горстке других направлявшихся в маленькую столовую заключенных общего режима.       Меньше чем через час, когда желудок наполнился водянистой похлебкой, она уже была заперта в своей маленькой камере.       Острый, узкий луч света пробивался сквозь решетки на двери, и Рита поднесла к нему газету. Она медленно читала каждое слово. Когда женщина закончила первую страницу, ее лицо исказила улыбка, и она изо всех сил старалась сдержать волнение, когда перевернула на страницу три.       А она умела писать! Если бы Рита смогла написать что-то настолько восхитительно злое, как эта статья, пройдя проверку фактов в «Циркадном Листе»…       Теперь женщина уже не чувствовала себя так плохо из-за того, что недооценила девчонку и ее потенциального жениха. Кто бы мог подумать, что гриффиндорцы способны так хитро мыслить?       К концу второй страницы ее улыбка превратилась в резкий, дикий смех. Такой, что скрыл от ушей женщины звук осыпающихся камней, крики людей и стук срывающихся с петель дверей.       Рита смеялась до тех пор, пока этот узкий луч света не стал намного больше, когда взорвалась ее собственная дверь.