The Brightest Black

      Начал падать снег, покрывая темную землю чистым белым одеялом, но Драко не обращал на это внимания.       Его мысли были настолько далеки от маленького сада, насколько это вообще было возможно.       Всякий раз, закрывая глаза, он возвращался в столовую Малфой-Мэнора. Иногда он снова разговаривал с Лордом Волдемортом. Иногда видел, как падал отец, совершая то, что, как ему казалось, он никогда не сможет сделать — противостоя своему хозяину.       Неужели слова отца о магии Малфоев были правдой? Была какая-то цепь? Или это ложь, передаваемая из поколения в поколение? Чтобы контролировать Малфоев.       — Зачем, отец? Зачем меняться сейчас? — прошептал он в мягкую тишину.       — Драко?       Он поднял глаза и увидел стоящую у закрытого входа мать. Веселые огни коттеджа заставляли ее сиять, как ангела, которым он когда-то считал ее.       Это была ложь.       За те несколько дней, что он провел в постели, Драко довольно легко понял, что она была готова к этой схватке. Этот щит — замаскированный под сервировочное блюдо. Даже ее место за столом — между ним и Лордом Волдемортом. Она так быстро отреагировала на его неповиновение, словно предвидела это.       Поттер был прав: его мать была гораздо большим, чем притворялась.       Вот почему он избегал ее эти несколько дней, когда проснулся от спора Гермионы с мистером Лавгудом.       Увидеть это было так же неожиданно, как и Поттера, лежащего поперек кровати. Не то чтобы тогда это действительно было неожиданностью, но стало ей, когда действие зелий прошло и мозг прояснился. Поначалу Драко казалось правильным видеть ее рядом с собой, лежащей на кровати, с перевязанными рукой и плечом. Он опять заснул под звуки ее требовательного голоса. Когда снова проснулся, то услышал, как его мать разговаривает со Снейпом о зельях, и их разговор сопровождался ровным дыханием Гермионы под ухом. Он притворился, что всё ещё спит, хотя в голове уже достаточно прояснилось, чтобы можно было вспомнить, почему он находился в чужой постели. Но несмотря на это, его сердце и душа не хотели склонять чашу весов, и показать ему всё, к чему привело его неповиновение.       С тех пор он избегал ее. Как и почти всех остальных. По крайней мере, Поттер и Гермиона не выглядели так, словно хотели поговорить, когда он был рядом с ними.       Но Драко полагал, что сегодня избегать встречи с матерью — не самое лучшее решение. В конце концов, сегодня был Сочельник.       Когда он не ответил, она пересекла дорожку, усыпанную свежими белыми хлопьями, и села на скамейку рядом с ним. Лениво стряхивая снег рукой, она нечаянно приоткрыла рукав, и Драко заметил спрятанную в ее мантии волшебную палочку. Нарцисса не прибегала к помощи магии — так будет ещё несколько недель.       — Ты избегаешь меня.       Драко пожал плечами. Ей нужно объяснить больше, а потом он решит, отвечать ей или нет.       — Полагаю, у тебя есть вопросы.       Драко по-прежнему молчал.       Удивительно, но она усмехнулась.       — Ты, несомненно, мой и Люциуса сын. Мы оба очень упрямые, чтобы видеть правду.       Он посмотрел на нее и приподнял бровь. Нарцисса улыбнулась в ответ, а затем глубоко вздохнула.       — Ладно, перебивай, когда возникнут вопросы. Я попытаюсь объяснить, почему ты чувствуешь себя таким преданным. Будучи Блэк, в Хогвартсе я чувствовала себя почти что членом королевской семьи. Когда меня распределили на Слизерин, там уже учились две мои старшие сестры. Беллатриса была на четыре года старше, но из-за времени нашего рождения она была на пять курсов выше. Андромеда была всего на два года старше, и до Хогвартса мы были неразлучны. Пока они не окончили школу, я была практически невидимкой — просто младшая сестра двух гораздо более заметных ведьм. Я приспособилась к этому и, когда Беллатриса закончила школу, сделала так, чтобы это работало на меня — использовала свою невидимость, но видное семейное имя, чтобы вносить небольшие изменения в факультет. Чтобы развеять некоторые «традиции», которые начал старый префект примерно за двадцать лет до моего поступления. Андромеда окончила школу и сбежала с Тедом прямо перед моим шестым курсом. Люциус тоже выпустился в том году, так что он знал лишь мое имя, а не меня лично. Он должен был жениться на Андромеде, пока она не сбежала, последовав зову сердца. В последние два года учебы в Хогвартсе я взяла власть в свои руки и управляла факультетом железным кулаком — хотя об этом знали только те, кто учился на моем курсе. Поддержание видимости и работа в тени, как правило, приносят больше результатов, чем нахождение в центре внимания.       Нарцисса остановилась и тихо вздохнула.       — И тогда я совершила первую ошибку.       — Что ты сделала? — не смог удержаться от вопроса Драко.       — Я оказалась помолвлена с твоим отцом и решила скрыть свой истинный характер. Он презирал меня. Ему нужна была сильная, уверенная в себе жена, а не фарфоровая кукла, которую я показывала окружающим. Есть причина, по которой мы поженились задолго до твоего рождения. Он…       — Мама! Я понял! — запротестовал Драко, потому что ничто на свете не сможет заставить его слушать о сексуальной жизни своих родителей. Он предпочитал верить, что вылупился из яйца.       — Хорошо, — она усмехнулась, — но к тому времени, как я расположила его к себе и он принял меня, он уже отдал свою верность Темному Лорду. Вот тогда-то я и сорвалась и показала истинную себя. Потому что, видишь ли, я знала, что Темный Лорд родился Томом Реддлом. Мой отец знал его в школе и любил поэтически отзываться о нем. Темный Лорд был префектом — Томом Реддлом — который положил начало отвратительной практике на Слизерине. Той, что разрушила репутацию нашего факультета. Я ненавидела этого человека. Я и сейчас ненавижу. Вот почему я много лет назад начала действовать, чтобы убедиться, что ты никогда не последуешь за ним, как твой отец.       Драко содрогнулся от этой информации.       — Вот почему ты хотела, чтобы я обручился с Гермионой. Чтобы я не восхищался им, как отец!       Он не мог в это поверить. Она не просто спланировала тот день. Она спланировала всю его жизнь.       — Да, это одна из причин. Но я также знаю, что ты очень похож на своего отца. Ты хочешь, чтобы тебя окружали сильные, уверенные в себе люди. Несмотря на то что твоего руководства ищут слабые, ты жаждешь внимания тех, кто равен тебе или даже выше. Помнишь, как ты столкнулся с Гермионой на втором курсе, и она ударила тебя коленом посреди коридора Хогвартса? А потом тебя нашел Дамблдор? Ты мне об этом писал.       — Да, — Драко поморщился, вспомнив тот год.       — Она тогда случайно заполучила то, что твой отец подсунул Джиневре Уизли. Темный предмет, который когда-то принадлежал Темному Лорду. Я мало что знаю о нем, но знаю, что тот дневник говорил словами Темного Лорда. Судя по тому, как он отреагировал, узнав о его уничтожении… Могу сделать несколько предположений, хотя некоторые из них кажутся мне поистине невероятными. В то время я знала только то, что эта штука была злом. И что это был знак — глубоко в душе я понимала, что он вернется. Я была в растерянности и не знала, что делать, чтобы защитить тебя, а потом ты вернулся домой и почти час рассказывал мне о «Гермионе Блэк и ее проклятой неспособности заниматься своими делами». Честно говоря, я очень благодарна, что она не способна заниматься своими делами. Иначе я лежала бы сейчас рядом с твоим отцом.       — Ты планировала этот момент с моих двенадцати?!       Драко не мог в это поверить. Планировать всё заранее… с таким количеством переменных…       Это было немыслимо.       — Драко, я планировала твое будущее с того самого дня, как ты родился. Я сожалею, что позволила своим кровным предрассудкам сформировать твое детство, как и своей неспособности отказать тебе в чем-либо. После падения Темного Лорда у меня кружилась голова от мысли, что теперь Люциус полностью принадлежит мне. Темный Лорд, возможно, и приковал к себе Люциуса силой, но я приковала его любовью. Любовью, на которую я отвечала в равной мере, — Нарцисса замолчала, и он увидел, как ее пальцы сжались в кулаки, сминая мантию. — Один мудрый, хотя и довольно глупый человек всегда говорил, что любовь — самая могущественная сила в мире. Твой отец доказал, что это правда.       — Он сказал, что ничто не может разорвать цепь, образованную нашей родовой магией. Откуда ты знала, что любовь сможет?       Она грустно улыбнулась и прижала ладонь к его щеке, через секунду отстранившись.       — Я не знала. Я была готова к обоим вариантам, но мне оставалось лишь надеяться, что твой отец сможет разорвать цепь. Я много лет исследовала родовую магию. Родовая магия Малфоев построена на тонкостях и искусности, но больше, чем любая другая родовая магия, она сосредоточена на защите себя, несмотря ни на что. Когда ты был в опасности, будущее семьи было в опасности. Этого и любви, которая связывает нас троих, было достаточно. Он сделал то, чего никогда не делал ни один Малфой — он разорвал цепь, образовавшуюся из-за идиотизма молодости.       Драко сжал кулаки и поднял голову, глядя, как в лунном свете танцует снег.       — Идиотизм молодости. Что, если я пойду по его стопам? Я не восхищаюсь Лордом Волдемортом, — его мать заметно вздрогнула, услышав из его уст это имя, но он продолжил. — Но что, если я восхищаюсь не тем волшебником? Если история повторится?       — Драко, человек, которым ты восхищаешься, не обязательно должен быть мужчиной.       Ее слова ускользнули в холодный воздух, танцуя среди снежинок, прежде чем, подобно лавине, обрушиться на него.       — Гермиона, — прошептал Драко.       Это имело смысл. Он начал немного восхищаться ею в тот момент, как она выпрыгнула из окна, чтобы спасти брата. В последующие месяцы его уважение к ней только возросло. Особенно после того, как он увидел ее шрамы и понял, с чем она живет каждый день. Он восхищался ею, и она была могущественной ведьмой. Он даже рисковал собой, чтобы спасти ее. Подверг риску всю свою семью.       Он приковал себя цепью, даже не осознавая, что это возможно.       Что-то щелкнуло в глубине его магии. Драко почувствовал линию, которая была внутри уже давно, но он заметил ее лишь сейчас. Она улетала от него и возвращалась в коттедж.       Сначала Драко захлестнуло облегчение. Гермиона никогда не встанет на темную сторону. Она никогда не будет мучить детей или заставлять его убивать. Из всех людей, к которым он мог быть прикован, Гермиона была лучшим вариантом.       Она никогда не будет использовать это против него.       Когда облегчение исчезло, в нем закипел гнев. Всё это устроила его мать. Она манипулировала им так же, как его дед манипулировал его отцом.       — Ты всё это спланировала.       — Да.       В ее голосе не было сожаления.       Драко хотел спросить почему, но уже знал.       Он встал и поправил мантию.       — Ты не могла всё спланировать заранее. Ты не знала, что я… — Драко замолчал, и у него в голове промелькнула очень ясная мысль.       — Ты знала! Это ты сказала Снейпу показать мне, как вылечить Гермиону!       Драко потрясенно уставился на Нарциссу, не сводя глаз с ее измученного и усталого лица.       — Да, хотя это был твой выбор. Тебя не заставляли варить зелье. Тебя не заставляли ее спасать.       У него закружилась голова. Это было уже слишком.       Драко развернулся и убежал.

***

      — Ты слишком тихая, о чем думаешь?       Гермиона прикусила губу и посмотрела на Бродягу. От одного его вида ей хотелось забиться в какой-нибудь угол и заплакать.       Его волосы были подстрижены целителями, что только подчеркивало свежие красные шрамы, пересекающие его кожу.       Теперь он был похож на дядю Ремуса.       Гермиона слышала, как Бродяга шутил по этому поводу, когда ещё был в Мунго.       Она не понимала, как они могут шутить, когда ей хотелось только плакать.       Бродяга был весь в шрамах, как и она.       Вот только спрятать их он не мог. И это была ее вина. Именно она возглавила атаку на Малфой-Мэнор. Именно из-за нее пришел Орден.       Причина, по которой Дамблдор, Уислдаун и ещё несколько человек погибли.       Пэнси была в коме, а Тео — на физической реабилитации. Это была ее вина, что теперь у Рона был отвратительный шрам от проклятия на груди (он утверждал, что заклинание ударило его после того, как отскочило от серебряного кубка).       Гермиона содрогнулась при мысли о том, что бы произошло, будь это прямое попадание.       Луна была поражена в голову маленьким огненным шаром. Она получила только минимальные ожоги, но теперь на некоторых участках ее головы не росли волосы.       И всё потому, что они доверяли Гермионе, чтобы пойти за ней.       Она могла их всех убить.       Они с Гарри были на волосок от смерти. Она позволила себе потерять контроль. Сначала из-за блэковской жажды крови, а потом из-за собственного страха.       Она была слабой.       — Гермиона Грейнджер-Блэк.       Она подпрыгнула и снова посмотрела на Бродягу. Было трудно смотреть ему в глаза, когда он лежал лицом вниз на кушетке, так как его спина всё ещё болела.       — Я вижу, как крутятся шестеренки в твоей голове. И я скажу тебе то же самое, что сказал Гарри: посмотри на свою вину, прими ее, а потом отодвинь на задний план. Как только ты это сделаешь, взгляни на ситуацию ещё раз. Я не скажу тебе, что увидишь ты, но я знаю, что увижу я.       Ее пальцы сжались в кулаки, но она не отвела взгляда. Отец был прав, она не могла позволить чувству вины поглотить ее, это не принесет ничего хорошего.       — И что ты видишь? — спросила Гермиона.       — Я вижу свою дочь, молодую, храбрую и благородную девушку, которая смогла организовать спасательную миссию, чтобы спасти нашу семью. Я также вижу молодую, умную девушку, у которой получилось привести Орден в действие и, манипулируя общественным мнением, заставить Министерство вмешаться. Заставить их понять, что Волдеморт действительно вернулся.       — Это ты сначала солгал Министерству. Ты показал фальшивую записку с требованием выкупа.       — Это была идея Анди, признаю, но эта записка их расшевелила. Но именно твои статьи заставили их принять то, что они увидели. Сделать так, что когда авроры вернулись из Мэнора в Министерство с новостями, им поверили. Кроме того, — Бродяга серьезно посмотрел на дочь, — Цисси не была бы сейчас жива, если бы ты не приняла меры.       — Но ведь погибло так много людей…       Она снова отвернулась и стала смотреть, как свет от камина пляшет по ковру.       — Да, но мы также убили и захватили в плен много Пожирателей. Это война, Гермиона, люди будут умирать. Мы просто должны сделать всё возможное, чтобы снизить количество потерь и сделать каждого человека значимым.       Гермиона сжала руки в кулаки и почувствовала, как ногти впиваются в кожу. Острая боль успокоила, вернув внимание к настоящему. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Немного спустя она разжала пальцы.       Маленькие полумесяцы украсили кожу рук, напоминая о полной луне снаружи.       Это было первое полнолуние, когда Бродяга не смог составить компанию дяде Ремусу. Последнее полнолуние, к которому Уислдаун сварила для него волчье противоядие.       Нет.       Она отогнала эти мысли и заставила себя сосредоточиться на дыхании.       Гермиона была настолько в себе, что вернуть ее в настоящее смогло лишь мягкое прикосновение руки.       Она подняла глаза, растерянно моргая, пока не поняла, что женщина, усевшаяся перед ней на ковре, была не кто иная, как Нарцисса Малфой.       — Гермиона, думаю, нам с Сириусом нужно ещё поговорить с тобой о магии Блэков. Если ты чувствуешь себя в состоянии говорить в данный момент.       Гермиона тут же вспомнила о потере контроля; о том, что через несколько секунд могла убить Беллатрису.       Эта мысль вызвала тошноту, но ее не вырвало.       — Как мне контролировать жажду крови? Я не… — она замолчала и сглотнула, — я не хочу снова потерять контроль.       — Найди якорь, — сказали они одновременно, заставив Гермиону слегка улыбнуться выражению на их лицах.       Она сомневалась, что они часто думали об одном и том же, даже если в данный момент их жизненные цели были удивительно схожи.       — У меня это были Джеймс, Ремус и, — он нахмурился, — крыса. Вот почему я чуть не потерял контроль, когда узнал, что Джеймс умер, потому что нас предали. Один довольно мудрый, хотя и неврастеничный волшебник заметил, что у меня в тот момент были другие обязанности. Я превратил тебя и Гарри в свои якоря.       — В школе моим якорем была Андромеда. Потом она сбежала, и я некоторое время плыла по течению. К счастью, ничего по-настоящему страшного тогда не произошло. Когда мы с Люциусом сблизились и полюбили друг друга, моим якорем был он, но потом его место занял Драко. И очень хорошо, потому что не уверена, что была бы сейчас в здравом уме, если бы моим единственным якорем был Люциус.       Гермиона невольно нахмурилась.       — Почему мне не сказали об этом раньше?       Сириус вздохнул и вытянул руку, чтобы рассеянно почесать сморщенный розовый шрам.       Нарцисса многозначительно посмотрела на него.       — Да, почему ей не сказали? Помню, мне сказали об этом ещё до того, как я поступила в Хогвартс. Как и тебе.       Сириус отвел взгляд.       — Сначала я думал, что жажда крови ее обошла, хотя я предупреждал ее, что магия Блэков может попытаться заставить ее сделать какие-нибудь ужасные вещи. Когда я начал подозревать обратное, понял, что ее якорем был Гарри. Поскольку с ним у нее не было кошмаров, а также связывающая их вместе кровная защита. Поэтому я решил, что это спорный вопрос, но ошибался. Когда ты столкнулась с убийцей родителей и человеком, который оставил на тебе множество шрамов, очевидно, твой брат оказался недостаточно сильным эмоциональным якорем.       — Очевидно, нет, — холодно ответила Нарцисса, выгнув изящную бровь в сторону Бродяги. Гермиона позавидовала этой ее способности.       Бродяга демонстративно не смотрел на кузину, вместо этого сосредоточившись на потрескивающем огне.       Внезапно почувствовав себя неуютно при мысли об эмоциональных якорях, Гермиона переключилась на другую тему. Тишина коттеджа быстро придала ей сил.       — А где все остальные?       Нарцисса снова обратила внимание на Гермиону.       — Драко плохо отреагировал на наш разговор и убежал в лес. Я видела, как за ним погнался Гарри, а так как в настоящее время моя магия, как у первокурсника, я послала за ними Нимфадору и Алианору. Кикимер и Добби спорят на кухне о том, кто завтра будет готовить завтрак. Я наложила заглушающее заклинание на комнату, поскольку они начинают шуметь.       — Как думаете, может, прекратить их ссору? — спросила Гермиона.       Бродяга фыркнул:       — Даже не думай вмешиваться в дела эльфов. Они оба старше тебя и, уверен, смогут сами разобраться.       — Да, кроме того, они не будут вечно работать вместе. Думаю, что Драко и я найдем новое жилье, как только ко мне вернутся силы.       — Нет, вы не будете жить в одиночестве. Держу пари, что Драко теперь почти делит с Гарри первую строчку в черном списке Волдеморта.       — Согласна, — сказала Гермиона, когда Бродяга закончил.       Глаза Нарциссы угрожающе сузились.       — Вы пытаетесь мне запретить?       Гермиона и Сириус изумленно уставились на нее, а потом Бродяга закатил глаза:       — Серьезно, Цисси? Ты действительно думаешь, что мы настолько глупые и не понимаем, что ты хочешь остаться здесь? В конце концов, разве то, что Гермиона и Драко будут жить под одной крышей, не облегчит тебе жизнь? Если только ты не отказалась от своего плана увидеть их свадьбу? — Гермиона поморщилась, но, как ни странно, не почувствовала прежнего отвращения к этой идее.       Нарцисса вздохнула, и раздражение исчезло с ее лица.       — Ты не можешь хотя бы позволить мне притвориться хитрой?       — Нет! А теперь серьезно, ты действительно планируешь найти другой дом?       Нарцисса резко покачала головой, ее взгляд обещал возмездие за испорченную попытку быть неуловимой.       Гермиона ничего не могла с собой поделать, она хихикнула, а когда услышала, что Бродяга сделал то же самое, засмеялась ещё громче. Через миг к ним присоединилась Нарцисса, и вся напряженность покинула уютную комнату. Гермиона сейчас чувствовала себя более непринужденно, чем за всё последнее время.

***

      Он был где-то в лесу у небольшого замерзшего ручья. Воздух был наполнен тишиной, которую можно было ощутить только в зимнюю ночь. Даже его хриплое дыхание не могло по-настоящему разорвать ее.       Драко плюхнулся на небольшой валун, пытаясь отдышаться. Что-то острое впилось ему в бедро, и он наклонился, находя пальцами грубую веревку.       Он потянул ее к себе, но это ничего не дало. При свете луны Драко проследил путь веревки до ручья, где она исчезала подо льдом.       — Это кормушка для рыбы.       Драко подпрыгнул и развернулся, едва не свалившись с валуна. Его палочка тут же указала на говорившего, хотя магия утверждала, что тот не представляет угрозы.       — Поттер.       — Драко. Не возражаешь, если я сяду? — он указал на пустое место на камне.       Драко покачал головой и подвинулся, чтобы дать Пот… нет, Гарри, больше места. Сейчас можно называть его по имени. Он чуть не погиб, спасая мать Драко. Если это не устранит их детскую вражду, то он не был уверен, что устранит.       Некоторое время оба молчали. Драко не мог не начать думать о том, как и почему Гарри последовал за ним. Тот, видимо, знал ответ на этот вопрос.       — Я видел, как вы с матерью гуляли в саду.       — Значит, ты следил за мной на случай, если тебе придется изображать героя? Решил убедиться, что я не сделаю ничего глупого? — с горечью спросил Драко.       — Нет.       — Тогда почему?       Гарри молчал, и Драко с любопытством посмотрел на него. Он слегка хмурился, и в его глазах, мерцавших, как изумруды в зимнем лунном свете, была видна задумчивость. Драко поймал себя на том, что хотел бы, чтобы у человека, сидящего рядом, вместо этих, были глаза, как полированное красное дерево.       — Как много ты знаешь о магии в других семьях?       — Немного.       — Ладно, постараюсь объяснить по ходу дела. Сильной стороной магии Поттеров всегда была оборона, а самой большой слабостью — высокомерие и самонадеянность. Ещё у нас проблемы с более точными искусствами. Теми, в которых Малфои всегда были лучшими.       Если бы Драко услышал эти слова много лет назад, то позлорадствовал бы. Теперь же он просто кивнул и прокомментировал:       — Но ты далек от самонадеянности и высокомерия. Кроме того, ты неплохо справляешься с зельями, когда Снейп оставляет тебя в покое.       — Отчасти из-за Гермионы, — усмехнулся Гарри. — Но ты прав. Я не страдаю теми же недостатками, что мой отец и дед. Отчасти потому, что моя мать была магглорожденной и из-за этого не связывала свою магию, когда выходила замуж. Ее новая родовая магия смешалась с магией моего отца во мне. И именно ее родовая магия, ее способность любить, спасли меня в ту ночь. Она отдала свою жизнь, чтобы спасти меня. А мой отец отдал свою, чтобы спасти ее. Эти жертвы в сочетании с тем фактом, что их кровь и магия сливаются во мне, позволили Дамблдору наложить на меня кровную защиту.       Гарри закатал рукав и постучал по руке волшебной палочкой, шепча странное слово.       Появились руны — руны, которые Драко не мог перевести.       — Дамблдор спрятал их, но Луна нашла заклинание, с помощью которого их можно проявить. Она научила меня ему. Они остаются активными до тех пор, пока я делю дом с кем-то из кровных родственников моей матери.       — Они всё ещё активны, — сказал Драко, констатируя очевидное.       — Очень активны, — усмехнулся Гарри. — На самом деле они превратились в нечто большее, чем предполагалось изначально. Не думаю, что Дамблдор ожидал чего-то подобного. Мы можем следить друг за другом и говорить без слов. В очень эмоциональные моменты мы даже можем видеть глазами друг друга.       — Так вот как вы это делаете.       Драко был потрясен, даже ошеломлен. Он всегда думал, откуда Гермиона узнала, что Волдеморт вернулся или как найти Гарри в мае прошлого года.       — Да, именно так я сейчас и нашел тебя. Теперь, когда ты рядом, я чувствую тебя через связь с ней. Если так подумать, я чувствую, будто знал, что ты был связан с нами ещё с того времени, когда я последовал за тобой в ту странную исчезающую комнату зелий прошлым июнем. Вероятно, поэтому я так легко доверил тебе ее спасение. Я никогда не одалживаю свою мантию. Даже Гермиона не пользовалась ей без меня.       Это также объясняло, почему Драко задели обвинения Гарри в том, что он не изменился. Или, может, это было просто его воображение. Судя по отвращению отца к Волдеморту, Драко был уверен, что узы не порождают эмоций, даже если для этого требуется восхищение.       — Знаешь, ты должен сказать Гермионе, как только всё обдумаешь. Она заслуживает знать. Особенно потому, что будет некрасиво, если она узнает об этом в неподходящий момент.       Драко нахмурился:       — Что ты имеешь в виду?       — Родовая магия Блэков. У Гермионы она немного разбавлена, так как она была удочерена не в самом раннем детстве и ее собственная магия уже немного сформировалась, но в ее случае это только ухудшает ситуацию. Ей неприятно осознавать, что кто-то — или что-то, — кого она считает своим, подвергается опасности. А с этой связью ты становишься — отчасти — ее ответственностью.       — Хочешь сказать, что она может сбежать и сделать какую-нибудь глупость? Как когда тебя похитили.       — Да. Вероятно, именно поэтому твоя мать манипулировала тобой и всеми остальными. Блэки сделают всё, чтобы защитить то, что принадлежит им, по крайней мере, так говорит Бродяга. А ты — ее самая большая ценность. Хотя сомневаюсь, что она воспринимает тебя как свою собственность, как Гермиона меня.       — Что насчет Сириуса Блэка? Он не известен своей собственнической натурой.       — О, ещё как известен. Просто большинство людей ошибочно принимают это за гриффиндорское безрассудство. Когда убили моих родителей, он чуть с ума не сошел от желания отомстить. Но когда он обо всем узнал, у него уже была Гермиона. А маленький ребенок, которого он только что спас и удочерил, занимал в его списке «собственности» более высокое место, чем мои родители. Поэтому он позволил Грюму обо всем позаботиться.       — И братьям Пруэттам, — добавил Драко, вспомнив, как отец объяснял, почему они нашли Питера Петтигрю в Азкабане с пустыми глазами, в которых не отражалось ни одного признака души.       Лишать жизни двух последних наследников древнего рода по мужской линии было непростительно. Не говоря уже о роли крысы в предательстве Поттеров.       — Да, и братьям Пруэттам.       — Я поговорю с Гермионой, — вздохнул Драко. — Завтра, после рождественского ужина. Сейчас из Мунго только выписали Сириуса Блэка. Вы должны провести с ним время.       Пот… нет, Гарри положил руку на плечо Драко.       — Ты должен называть его просто Бродяга. В конце концов, вы ведь семья.       Драко открыл было рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его, почувствовав комок в горле.       Семья.       Семья была важна. Семья — это всё, что у него было. Друзья сейчас были очень далеко. Пэнси до сих пор находилась под зельями, с нее пытались снять проклятие, а Тео был с Тонкс и учился жить с собственными ранами. Ранами, которые, Драко чувствовал, были его виной. Он слишком боялся увидеть, винит ли его Тео. Ведь именно Драко бросил вызов Лорду Волдеморту.       И всё же он получил только шрамы. Шрамы, которые легко скрывались под брюками. Чувство вины полностью охватило его, и глаза начали гореть.       Отец, директор Дамблдор и ещё несколько человек погибли из-за него. Это его вина, это всё его вина.       Холодные пальцы схватили его, и Драко ахнул, когда в его сознании внезапно возникло слабое присутствие.       Он напрягся и посмотрел на Гарри.       — Думаешь, ты единственный, кто чувствует себя виноватым? — Гарри покачал головой. — Мы все чувствуем. Я почти позволил Волдеморту убить себя из-за этого. Но знаешь, что сказал мне Бродяга, когда я навестил его в Мунго?       — Что? — прохрипел Драко.       — Вина — это учитель, прими ее, учись у нее, а потом положи в коробку. Как только ты это сделаешь, сможешь посмотреть на ситуацию должным образом.       — И, — он замолчал и откашлялся, — и ты это сделал?       — Да, — кивнул Гарри.       — И что ты выяснил?       На лице Гарри появилась мрачная улыбка, которая придала ему почти зловещий вид в лунном свете.       — Что я выяснил? Я выяснил, что единственный по-настоящему виновный — это Волдеморт. Ни ты, ни я, ни Гермиона. Я хочу, чтобы он заплатил за свои преступления. Драко, ты мне поможешь?       Гарри убрал ладонь от руки Драко — прервав мысленную связь — и вместо этого протянул ее в рукопожатии.       Малфой смотрел на нее в течение одного удара сердца, но на самом деле это был не выбор. Он вытянул руку и крепко пожал ладонь гриффиндорца.       — Конечно.       Двое молодых людей улыбнулись друг другу, хотя Драко не чувствовал счастья за своей улыбкой. Скорее утешительную безопасность.       Хрустнула ветка, и сердце Драко остановилось. Он отпустил руку Гарри и вытащил палочку.       Полная луна просачивалась сквозь деревья, открывая взгляду двух стоящих поблизости ведьм. У одной были длинные рыжие волосы, у другой — короткие и розовые.       — Приветик, мальчики! Счастливого Рождества! — радостно воскликнула Тонкс, а ее спутница усмехнулась.       — Драко, Гарри, отличные рефлексы, но вы оба всё равно мертвы. Почему вы ушли за пределы охранных чар?       Драко застонал, почему рыжеволосым так нравится мучить его своим существованием?       — Извините, я увидел, как Драко убежал, и не подумал, — извинился Гарри, убирая палочку и спрыгивая с камня.       Драко держал свою в руке и тоже сполз с камня — он не верил, что Алианора Ру не устроит ему импровизированный «тест» после его глупого поступка.       — К счастью, пришла Нарцисса и сказала нам, что вы убежали. Пришлось отложить бокал отличного глинтвейна, и погнаться за вами, придурками, — проворчала Алианора, когда они все направились обратно к коттеджу Блэков.       — Очко, — сказала Тонкс, — Драко, помни, что твоя мать всё ещё магически истощена. Она не может бежать за тобой. Сейчас у нее получается сотворить только самые простые заклинания.       Чувство вины снова нахлынуло на Драко, и он ощутил, как его щеки запылали. По правде говоря, он не подумал об этом.       Соединяя в себе так много черт идеального слизеринца, Драко в последнее время вел себя гораздо больше как гриффиндорец.       — Извините, — пробормотал он.       Алианора деликатно фыркнула и немного отступила назад, похлопав его по плечу:       — Не чувствуй себя виноватым, просто сначала думай! Хорошо? Планы могут обеспечить победу вопреки всему. Кроме того, ты же слизеринец. Планы должны быть самой важной для тебя вещью.       — Очко, — вырвалось у Драко прежде, чем он успел подумать. Чем и заработал смешок от трех человек.       Губы Драко изогнулись в печальной улыбке, когда он ступил на хорошо протоптанную дорожку.       Возможно, он был не так одинок, как ему казалось.