***
Сердце Джинни так грохотало в ушах, что она едва слышала скольжение чешуи по камню. Она пыталась не заплакать, крепко сжимая палочку в руке. В остальном была бессильна. Совершенно. Как такое могло случиться? Разве правильно, что она стоит здесь и ничего не делает? Нет! Она должна… Мысли прервало громкое шипение. Дыхание застряло в горле, а глаза приковались к гобелену над укрытием. Джинни не смела пошевелиться. Не смела дышать. Шипение прекратилось, но последующие звуки были ещё хуже. За гобелен залетел резкий, пронзительный смех, отскакивая от окружающих девушку камней. — В чем дело, мой Лорд? — голос был женским, даже девчачьим, и у Джинни волосы на затылке встали дыбом. — Поттер. Он бежит от моего питомца. Мы с ним разберемся. — Мы, мой Лорд? — спросил мужской голос. — Да, мои питомцы и я. Этого достаточно, чтобы справиться с мальчиком-у-которого-закончилась-удача. — Тогда что делать нам, мой Лорд? — снова спросила женщина. — Мне всё равно. Хотя мне интересно, что с моим подкреплением. Хочу, чтобы к рассвету Хогвартс был под нашим контролем. Понятно? — Да, мой Лорд, — быстро ответили два голоса. Раздался шорох мантии, за которым послышалось еще одно скольжение, и Джинни медленно выдохнула. Только чтобы опять резко вдохнуть, снова услышав голос женщины. — Где Кеван? — Он сказал что-то о неурегулированных семейных делах. — Ах, — произнесла женщина, что почти прозвучало как стон удовольствия. — Если он занимается семейными делами, может, сделаем то же самое? Уверена, грязнокровка должна быть где-то здесь. — Наверняка она рядом с Поттером. Женщина прыснула, и, к счастью, смех стал более отдаленным — они ушли. Джинни досчитала до пятидесяти и медленно подняла гобелен, направив вперед палочку. Коридор был пуст. Она выбежала из-за угла под продолжающиеся громкие удары сердца. Как вдруг остановилась статуей посреди коридора. Рон лежал, словно каменный, обхватив руками Луну, а рядом с ними находился серебряный меч. Открытые глаза были стеклянными и не видели ничего перед собой. Джинни пришлось подавить всхлип, и она обратила внимание на Луну. Увиденное вселило надежду. Подруга была вся в крови, но она больше не покидала ее организм, и ее грудь коротко вздымалась. Джинни бросилась на пол и коснулась лучшей подруги, осторожно поднимая клочья рваной, окровавленной ткани. Как вдруг шокированно ахнула. Под раскуроченными полосками одежды не было разорванной наполовину превратившимся оборотнем кожи. Было только много шрамов, но все они выглядели старыми, словно им по меньшей мере несколько месяцев. — Как… — начала она, но тут же замерла, удивленно посмотрев на брата. Должно быть, родовая магия. Когда несколько лет назад мама позвала ее «на разговор», она объяснила, что никогда не связывала магию Пруэттов. Что каждый из ее детей обладает смесью магии Пруэттов и Уизли, но у каждого свои особенности. У обеих семей было много причуд, но общим было то, что они верили в защиту тех, кто в ней нуждался, и что семья была на первом месте. Билл молчал о своей магии, но в семье подозревали, что его успех в ликвидации заклятий проявился потому, что он хорошо умел создавать безопасные места. В детстве он постоянно нянчился со всеми ними, следя за тем, чтобы они ничего не учудили. Чарли однажды признался, что ему никогда не бывает больно, когда он помогает тем, кто нуждается в помощи. Хорошая способность, когда имеешь дело с драконами. Магия Перси была загадкой — он никогда о ней не говорил. Что до близнецов, то, как сказала мама, следствием родовой магии была их странная связь. У Джинни защемило сердце, когда она подумала, какую боль сейчас испытывает Фред. Ее магия становилась намного сильнее, когда она защищала других. Становилось ли она ещё сильнее, когда дело касалось семьи, Джинни ещё не заметила, но возможно. Что касается Рона… он всегда обладал лучшими, по сравнению со своими одногруппниками, способностями к заклинаниям. Что-то, что было дано им всем. Но если он мог исцелять… Мощная способность и теперь… Джинни подавила всхлип и перевела взгляд на Луну, вскоре зацепившись им за меч. Луна была жива, и Джинни не сможет вытащить ее из одеревеневших рук Рона, не сломав ни одной кости. Что-то, чего она не хотела делать даже после смерти. Джинни огляделась в поисках места, где можно было бы спрятать их, но замерла, когда до ушей донесся звук шагов. Кто-то быстро спускался по ближайшей лестнице, так что это не могли быть те два Пожирателя, которые прошли мимо нее. Возможно, это был тот самый таинственный Кеван. Не имея времени прятаться, она встала, закрывая близких. Подняла палочку и приняла дуэльную стойку, как учила Алианора. Кто бы это ни был, пусть приходит. Она готова.***
Гермиона застыла. Ее мир сузился до того факта, что на ней не осталось никакой одежды. На ней не осталось никакой одежды. Ни рукавов. Ни чулок. Ни брюк. Ее конечности были обнажены. Полностью. Хотелось заплакать, закричать, спрятаться и убежать. И она могла последовать за своими желаниями, а могла и остаться. Трудно было предсказать собственные действия. Потому что прежде чем она успела принять решение, руку пронзила сильная боль. Гермиона посмотрела вниз, очерчивая взглядом строчки слов, пока не дошла до маленькой фразы, написанной собственным почерком. Я должна уважать власть. Слова оказались скрыты тонкими бледными пальцами. Глаза проследили за этими пальцами до узкого запястья, которое исчезло под черными рукавами. Рукава. Если бы у неё были рукава… Это замечательная вещь. Глаза продолжали подниматься по рукавам к красивому аристократическому лицу. Она хорошо знала это лицо. Она видела, как оно улыбается ей, смеется, морщится от отвращения, надувается, корчится от боли, а однажды даже видела, как его разрывают на части слезы. Сейчас на этом лице не отразилось ни одной из перечисленных эмоций. Нет, сейчас его пересекало самое жуткое выражение. На полсекунды Гермионе показалось, что оно предназначалось ей. Ее шрамам. Но нет, она ошиблась. Гермиона проследила за взглядом, не теряя фокус из-за боли в руке — потому что он сжимал ее, теперь она это остро понимала. Его ненависть была направлена на двух стоящих неподалеку людей. «Почему?» Взгляд Драко не отрывался от пары, но рука немного расслабилась. «Потому что они причинили тебе боль». Это даже удивило ее. Не злость за причиненный ей вред, но скорее степень этой самой злости. Никто раньше не был так зол за действия по отношению к ней «Разве тебя не волнуют шрамы?» Теперь Драко смотрел на нее. Он вперился в нее взглядом, после чего отпустил его, изучая каждую конечность, читая каждое слово, перед новой встречей глазами. «Хочешь, чтобы мне было не всё равно?» «Так должно быть. Мне не всё равно». «Мне не всё равно. Просто не так, как ты думаешь». «Что ты имеешь в виду?» «Мне не всё равно, потому что они — часть тебя. Они доказывают, насколько ты сильная, через что ты прошла, и насколько ужасны эти люди». «Ты не считаешь их отвратительными?» «Нет. Они — часть тебя. И уж точно я не считаю тебя отвратительной. Разве произошедшее в кабинете не является доказательством? Не говоря уже обо всех предыдущих случаях?» Гермиона почувствовала, как вспыхнули щеки. «Ты доказал». «Хорошо. Тогда давай уже избавимся от этих двоих и пойдем спасать твоего брата и наших друзей? А потом я помогу тебе наложить обливиэйт на всех, кто видел мою девушку в одном нижнем белье. Лишь некоторым людям позволена такая привилегия. В первую очередь мне». Она усмехнулась, тело вернулось к жизни, а мир стал шире. Гермиона до сих пор ненавидела свои шрамы. Они вызывали крайнее отвращение, но понимание того, что один из главных людей в ее жизни не смотрел на них с отвращением или жалостью, впервые отодвинуло мысли о них в самый тёмный угол сознания. «Давай сделаем это. Кто тебе нужен?» — Что такое? Грязнокровка окаменела? — проворковала Беллатриса. — Думаю, она в восторге от твоей работы, — проворковал в ответ Рудольфус. «Не собираешься ответить Беллатрисе? Она убила твоих родителей». Внутренний голос Драко был полон удивления. Она пожала плечами. «Как и твоего отца». — Очко. От слов Драко пара удивленно моргнула, и Гермионе захотелось рассмеяться, что она и сделала. Беллатриса и Рудольфус замялись — смех сбил их с толку и лишь нервировал. «Ну?» Драко ответил не сразу. Он вытащил серебряный кинжал левой рукой и поднял палочку другой. Гермиона на секунду залюбовалась блеском лезвия, гадая, где он взял оружие. «Возьми того, кто тебе нужен. Думаю, сейчас я ненавижу их примерно в равной степени». Гермиона усмехнулась и приняла дуэльную стойку. Ярость неслась по венам, но она не выпускала ее — не так. Сейчас она не хотела терять контроль. — Что ж, Беллатриса, вот мы и остались один на один. Женщина удивленно моргнула, а затем неуверенно рассмеялась и тоже приняла дуэльную стойку. — Глупая девчонка, мы не одни. Любимый, будь миленьким и прикончи моего племянника. Нужно подрезать семейное древо Блэков. Рудольфус ухмыльнулся и вытянул палочку. — С удовольствием, дорогая. «Драко?» «Прошу, не злись. Я подправил одно древнее малфоевское заклинание. «Что…» — Умбрис Эхо! Мир закружился, а когда остановился, Гермиона едва не задохнулась. Она до сих пор стояла перед замком в одном нижнем белье. Беллатриса и Рудольфус озирались по сторонам, явно не понимая сути происходящего. Лишь через секунду появился эффект заклинания Драко. — Гермиона! Беги! — закричал женский голос. Она быстро его узнала — слишком часто слышала в кошмарах. — Думаешь, твое отродье сможет убежать? От меня?! Тупая сука! — Беллатриса хихикнула. — Ма-ма? От детского голоса у Гермионы перехватило дыхание, и она посмотрела на Драко, который выглядел слегка удивленным. Какое-то мгновение ничего не происходило, и все четверо неподвижно стояли на своих местах. — Нет! Детский голос Гермионы пронзил темноту, и что-то всколыхнулось внутри. В ночи раздавались крики матери и дочери, и девушка поняла, что теряет самообладание на удовлетворенный взгляд Беллатрисы. Она знала этот момент. Именно тогда она получила шрамы. Она столько раз видела этот момент… «Почему?» Слезы жгли глаза при вопросе, обращенном Драко. «Потому что. Ты победишь ее здесь. Я знаю твою историю. Мама заставила выслушать. Хотя тогда она ничего не сказала о шрамах». «Почему?» Повторила она, до сих пор не понимая. Крики стихли. «Ты сдержала ее, когда была совсем маленькой. Я хотел напомнить ей об этом. И напомню тебе. Если ты сделала это тогда, без палочки. Что ты можешь сделать сейчас? Скажи, и я отменю заклинание». — Пора умирать! — воскликнула прошлая Беллатриса. Нынешняя Беллатриса рассмеялась и повторила слова, подняв палочку и направив ее на Гермиону. — Нет! У Гермионы перехватило дыхание, а глаза расширились. Кошмары никогда раньше не доходили настолько далеко. «Нет. Не отменяй. Я злюсь, нам надо поговорить. Но после того, как я убью эту суку». — Нет? Глупая маленькая грязнокровка. Никто не имеет права говорить Беллатрисе «нет». Кроме того, ты будешь следующей. Нынешняя Беллатриса снова повторила слова прошлой, и в ее глазах появилось дикое выражение. — Нет! Детский крик что-то сделал с настоящей Беллатрисой. Она вздрогнула, расширив глаза, и рассеянно потянулась вниз, касаясь бедра. Теперь она вспомнила. Она пырнула эту суку ее собственным ножом. Гермиона была не единственной, кто после той ночи ушел со шрамами. — Хорошо, ты будешь первой, — прошипела прошлая Беллатриса, пока нынешняя отрицательно качала головой. «Вот». Драко вложил нож ей в руку. Гермиона приняла его и некоторое время оглядывала. Обнаженные, шрамированные руки притягивали взгляд, а слова, вырезанные на белой, неровной коже, просили прочтения. Она так долго избегала шрамов. Как мысленно, так и физически. Может, пришло время наконец положить всему конец. Да. Она сделает всё просто и чисто. Потому что она не была монстром. Нет, она лишь наблюдала за вершением правосудия. — Гермиона! Голос матери, эхом отдающийся во времени от той давней ночи, подтолкнул Гермиону. Она сократила расстояние между собой и убийцей своих родителей, даже когда ее детской голос раз за разом продолжал кричать: «нет!». Яростные крики прошлой Беллатрисы теперь перекликались с криками страха нынешней, которая безвольно стояла напротив, совершенно потерявшись в прошлом. Древний серебряный кинжал быстро скользнул меж ее ребер, пронзая оставшийся маленький кусочек сердца.