***
После этого я и приняла решение переехать за город. Да, возможно, я поспешила и действовала на эмоциях… Но я ни о чём не жалею. В конце концов, мне не пришлось даже увольняться с работы — отсюда было, конечно, немного сложнее добираться, но не намного. Главное, что тут не было никаких родителей с настойчивыми попытками выдать меня замуж, мерзких, наглых, самоуверенных Даичи и его семьи тоже. Зато был чудесный дом, внутри обставленный в традиционном стиле — с раздвигающимися дверьми, низким столиком для приёмов пищи, с футонами вместо кроватей… Пришлось немного переплатить, но зато в нём была уже и мебель, и посуда, и даже небольшой, любезно оставленный бывшими хозяевами запас солений. И замечательный сад. Деревья тут были старыми, но всё ещё плодоносили: персики уже поспели (какой-то ранний сорт, по словам хозяев), а вишни должны были вот-вот, в течение пары недель. Отличная возможность отвлечься от переживаний за работой… К тому же, были и другие дела: хотя участок был небольшой, по всему периметру шла густая зелёная изгородь, достающая где-то до моей груди, и кое-где её бы не мешало подстричь. Да и дома нужно было убраться: всё-таки я теперь новая хозяйка, да и жить в чистом доме даже как-то приятнее. С этими делами я разобралась ещё вчера, так что сегодня, в последний день отгула, законно наслаждалась спокойствием. Кстати, не только я. С того памятного вечера пятницы мы с котами так и не расставались: я не хотела их отпускать, они — уходить, и в результате в новом доме мы поселились втроём. Они оказались какими-то неожиданно… И, наверное, ненормально умными для котов. У меня было такое ощущение, что они понимают всё, что ты говоришь, и иногда даже реагировали — кивали, соглашаясь, или, наоборот, качали головами… Или как будто бы улыбались. Мы даже имена для них выбирали вместе: в ответ на мою высказанную вслух мысль, что «надо бы вас как-то назвать» серо-серебристый кот аккуратно принёс и положил мне на колени книгу сказок. Я пролистала содержание, мысленно усмехнулась — «может, секрет такой сообразительности и понятливости котиков в том, что они — бакэнэко? Хотя нет, уж очень они добрые» — и стала читать вслух все встретившиеся имена или названия ёкаев. В результате мы остановились на Тэнгу и Кирине: имя в честь ёкая с сомнительной репутацией выбрал себе чёрный кот — кстати, оказалось, что помимо шерсти с красноватым отливом у него и чудесные, такого мистического фиолетового оттенка глаза. А вот серебристый очень долго не мог определиться, и у меня возникло такое ощущение, что его немного коробило то, что он сам выбирает себе имя, поэтому я предложила «Кирин» — в честь справедливого зверя, воплощения добродетели. Кот, по-моему, очень смутился, но новое имя принял. И Кирин, и Тэнгу оказались хорошими помощниками по дому: конечно, по понятным причинам какой-то сверхъестественно большой помощи от них ждать не стоило, но я всё равно очень радовалась даже маленьким «приятностям»., тем более, что самим котам это, похоже, было в радость. Тэнгу, например, очень любил будить меня по утрам: он вставал передними лапами мне на грудь и начинал облизывать нос, щёки, подбородок, и иногда, когда я особенно долго не вставала, чуть-чуть прикусывать открытую шею. От этого ощущения я тут же подскакивала, иногда едва не роняя самого Тэнгу, а он как-то подозрительно лукаво на меня смотрел, как будто всё прекрасно понимал… И здорово веселился. Кирин по натуре был совсем другой. Он редко проявлял какие-то «эмоции» и всегда строго следил, чтобы я успела встать, поесть и отправиться на работу. Иногда он настолько настойчиво меня выпроваживал, явно работая вместо моей совести и чувства ответственности, что меня так и тянуло показать ему язык, как маленькой. За этим зрелищем обычно с удовольствием наблюдал более раскованный и менее серьёзный Тэнгу, за что — вы удивитесь — получал лапой от товарища. Но была у Кирина одна слабость: он очень, очень, очень смущался, когда видел меня, например, в короткой ночнушке, или в одном белье, пока я переодевалась или, не дай боги, была в ванной, и тут же отворачивался. И у меня было стойкое ощущение, что он это делает не просто так и не из-за неприязни точно, а именно в порыве смущения. А Тэнгу снова получал лапой, только теперь уже за попытки подглядывать. И Кирин был совершенно беспомощен, когда я изображала какие-то детские гримасы: показательно «обижалась», оттопырив нижнюю губу, хмурилась, показывала язык… Таким образом возможно было даже выторговать себе несколько минут на «поваляться» — Кирин в такие моменты ничего не мог поделать ни с собой, ни со мной. И я этим нагло пользовалась! Единственное, что немного омрачало идиллию, на мой взгляд, были отношения Тэнгу и Кирина. Мне казалось, что они друг друга как-то недолюбливают, и от конфликта их удерживает только то, что я рядом, и они как будто… Не хотят мне это показывать? Я уже во что угодно готова поверить. Но кое-что их, определённо, объединяет — они просто млеют, когда гладишь их или — о небо! — обнимаешь. Тэнгу начинает даже немного покусывать то, до чего дотягивается, от переизбытка чувств, а Кирин мурчит, так, что можно ощутить эту вибрацию, всем телом прижимается ко мне и, когда у него особенное настроение, может очень-очень нежно лизнуть в нос или в подбородок. И каждый начинал безумно ревновать, когда видел, что я обнимаю другого. Они оба — невыносимые ревнивцы, каждый со своими тараканами… Но я люблю их.***
Пару дней спустя мы наконец-то набрались мужества и обобрали два из четырёх персиковых дерева. Плоды оказались невероятно вкусные: очень сочные, даже чуточку переспелые, чуть-чуть откусишь — и сразу сок льётся. Хоть соковыжималку покупай! Наверняка из них сок и без сахара безумно сладким получится… Но, как бы то ни было, следующий день наступил весьма обычно. Спелые персики были бережно и осторожно сложены в холодильник, а я встала (сегодня даже без предупреждающих взглядов Кирина и маленьких укусов от Тэнгу), позавтракала, полностью разделась и, совсем забыв о котах, стала выбирать одежду. У меня сегодня было какое-то особое настроение, как будто предвкушение чего-то неведомого, поэтому захотелось как-то разнообразить хотя бы даже свой внешний вид. Вдруг я услышала два чьих-то громких вздоха и резко обернулась — они мне показались какими-то очень… Человеческими. И, определённо, возбуждёнными. Но нет, я выдохнула — за моей спиной стояли только Тэнгу и Кирин, и взгляды их перемещались между моей грудью и, собственно, местом пониже спины. В этот раз даже Кирин не вмешивался и не пытался прервать безобразие, а также откровенно пялился, абсолютно забыв про своё смущение… Правда, теперь смущалась уже я. Не знаю, почему, но мне показалось, что вот такими глазами смотрят мужчины перед тем, как затащить девушку в постель и не выпускать оттуда как минимум целую ночь. Но ведь это Кирин и Тэнгу, мои коты. Просто коты. Поэтому теперь я выдохнула уже сердито и зашипела на них не хуже настоящей кошки: — Подглядывать нехорошо! Дайте мне переодеться, хватит уже пялиться! Оба извращенца, не иначе, синхронно отвели глаза и поспешно выскочили из комнаты. За дверью сразу раздался угрожающий и сердитый мявк от Кирина и, как будто колкость, протяжное «мя-яу» от Тэнгу. Они явно препирались. Я, уже не думая, что надеть, поспешно натянула на себя первый попавшийся отглаженный комплект и помчалась на работу, от смущения стараясь даже не смотреть на этих двоих, но ещё долго чувствовала спиной их взгляды. Да-а, вот уж действительно — особенный день… Вечером я возвращалась уже значительно более спокойная. Всё-таки работа тоже помогала как-то отвлечься от постоянного прокручивания в голове этой ситуации, да и я окончательно убедила себя, что мне просто показалось. Ерунда какая! Они же ко-ты! Свет в доме ещё не горел, потому что, несмотря на поздний час, на улице было светло — лето ведь. Я зашла домой, почему-то не застав Тэнгу и Кирина — обычно они всегда меня ждали, но, не слишком впечатлившись, пошла в свою комнату переодеваться. Быстро, помня о сегодняшнем утре, стянула офисную одежду, бельё и надела лёгкую юкату. В доме, конечно, было не так душно, как на улице, даже прохладно, но срочно во что-то переодеваться не хотелось вообще. Я поспешила на кухню, думая о таком прекрасном, таком холодном персике в холодильнике… И застыла в дверях как громом поражённая. За моим столом сидели двое. Один полулежал на низком столике, играя персиком в руках, миска с которыми стояла там же. Его чёрные волосы были в полном беспорядке, как будто он постоянно трепал их рукой, а лицо и фиалковые глаза выражали скуку и какое-то ожидание. Второй мужчина был полной его противоположностью. Белые, скорее всего, поседевшие волосы лежали аккуратно, а он сидел идеально прямо, ровно держа спину. Сближало их, пожалуй, только одно обстоятельство: они оба были абсолютно обнажёнными! Они оба почти одновременно заметили, что я вошла, и второй мужчина тут же прикрылся, придвинувшись ближе к столу и поменяв позу. Первого такие условности как будто не волновали, но, заметив, что я вот-вот наберусь решительности, чтобы сбежать, он грациозно выпрямился и негромко, издевательски протянул: — Что же, ты нас боишься, дорогая жёнушка? А ведь обещала выйти замуж за «первого встречного»… Ай-ай-ай, как нехорошо, куколка. Я застыла, пытаясь переварить услышанное и сформулировать цензурно все мои вопросы к этим извращенцам. Пока не получалось. Тем временем второй мужчина, сглотнув и стараясь на меня не смотреть, строго бросил: — Не стоило её пугать. Она ведь хрупкая и нежная женщина, нужно помягче. — И, обращаясь ко мне (у которой от его слов по спине пробежали возбуждённые мурашки), произнёс спокойно: — Т/и, постарайся успокоиться и принять то, что мы, — он неодобрительно покосился на другого, — тебе скажем. Дело в том, что мы… Мы — твои бывшие коты. Его ты называла Тэнгу, — он снова посмотрел на черноволосого мужчину, — а меня — Кирин, но на самом деле его зовут Мори Огай, а меня — Фукудзава. Фукудзава Юкичи. Мори внимательно посмотрел на меня, а потом неожиданно серьёзно добавил: — Прости, что мы в таком виде, но мы «пришли в себя» совсем недавно, и разжиться одеждой не успели. Не смущайся сильно. И вообще, — он игриво подмигнул, — будешь персик? Холо-одный, сладкий. И не волнуйся, жёнушка, я очень постараюсь тебя не съесть… Я опасливо, всё ещё не до конца доверяя экс-котам, приблизилась. Не знаю почему, но слова Юкичи Фукудзавы заставляли почти сразу ему поверить, так что у меня не возникло даже мысли о каком-то розыгрыше или двух маньяках. Однако полностью поверить, что вот это — мои бывшие коты, которые вдруг стали людьми, было всё-таки сложновато. Подойдя к столику, я сильно наклонилась, так как миска с персиками стояла на другом его конце, и случайно задела грудью наклонённую голову Фукудзавы — совсем чуть-чуть, но он почувствовал и резко выпрямился. Потом встретился со мной взглядом… Я скорее по привычке, чтобы разрядить обстановку, нахмурилась и надула губы, как будто рассердившись. И тут же, не успев понять, что произошло, оказалась сидящей на столе и одновременно прижатой к кому-то настолько плотно, что между нами почти не оставалось свободного места. В следующую секунду моего лица коснулись белые волосы, а губ — поцелуй. Невероятно нежный и аккуратный, Фукудзава как будто боялся меня спугнуть или причинить боль. Его руки прошлись по моей спине и поднялись к шее, очень мягко и почти невесомо обхватывая, не прерывая поцелуя. Тем временем сзади пояс кто-то осторожно развязал и, проворчав что-то вроде «никто меня не любит», стянул с плеч юкату и куда-то отбросил. Меня перестали прижимать к крепкой мужской груди и я, пользуясь случаем, испуганно оглянулась, ища взглядом одежду… И понимая, что теперь я до неё не добегу — не отпустят. И в этот раз, в этот пятничный вечер я была совсем даже не против… Вдруг на мой загривок, спину, а потом на плечи и ключицы полилось что-то с сильным ароматом персика. Передо мной появился Мори, сжимая в руке почти полностью раздавленный персик, и усмехнулся: — Вот теперь ты действительно наша сладкая девочка. Фукудзава-сан, — он обратился к Юкичи, который всё ещё придерживал меня за шею, — не поделишься? — но прежде, чем тот успел ответить, перебил его и по-детски развёл руками. — Тогда, так уж и быть, ты первый. И прежде, чем успела возмутиться таким ко мне отношением, мужчина снова меня поцеловал. Только в этот раз к нежности примешалось неистовое, почти неконтролируемое желание, лишая способности даже просто ровно сидеть, не то что встать и уйти. Меня переместили верхом на мужские колени, нежно обнимая за талию. В это время моего загривка коснулось что-то горячее и мокрое, пуская новую волну мурашек по всему телу. Чужой… Язык стал медленно и тщательно слизывать сладкий сок с кожи, иногда оставляя болезненные засосы, от которых я вздыхала в губы Юкичи. Я несмело положила свои руки к нему на плечи и так же, как и он, на шею, осторожно поглаживая мягкую кожу, и тут же услышала сдержанный полустон-полурык, разошедшийся новой волной возбуждения по телу. Я потянулась прижимаясь к нему всем телом, и уже потянулась рукой к его бёдрам… Внезапно всё прекратилось. Я вопросительно посмотрела на отстранившегося Юкичи, взглядом спрашивая, что случилось. Он медленно выдохнул и с мнимым спокойствием в голосе сказал: — Нет. Я не хочу, чтобы ты сейчас поддалась порыву, а потом жалела об этом. Давай прекратим всё это сейчас, пока мы — и я, и Мори-сан — всё ещё можем остановиться. Огай Мори отодвинулся от меня и посмотрел на Фукудзаву с явным сомнением. Я отрицательно помотала головой, говорить не получалось — в горле совсем пересохло от желания. Юкичи взглянул на меня снова, посмотрел очень внимательно, проникая взглядом прямо в душу… И сдался. Мори посмотрел на меня с плохо скрываемым торжеством: — Теперь не жалуйся, сама виновата, милая жёнушка. Мы покажем тебе самую сладкую брачную ночь в твоей жизни… — И единственную. — Я твёрдо взглянула в глаза сначала Огаю, а потом Фукудзаве. На несколько секунд наступило затишье, а потом разразился шторм: быстрые, дразнящие руки Мори были буквально везде — только что они впивались почти до боли в бёдра, а теперь сжимали и оттягивали соски, вырывая у меня несдержанные стоны, а язык вырисовывал узоры на спине, слизывая остатки сладкого сока. Юкичи аккуратно раздвинул мои ноги и осторожно, почти полностью держа на весу, опустил меня на уже давно затвердевшую, обжигающе горячую плоть. Меня пронзила вспышка боли, и я попыталась слезть, отодвинуться от этого ощущения, но меня удержали две пары рук, а губы снова накрыли поцелуем. Мужчина не двигался, давая привыкнуть, и даже Мори почти застыл, уткнувшись носом в мою шею и что-то успокаивающе бормоча на ухо. Выждав где-то минуту, пока боль более-менее уйдёт, я повернулась к Огаю, быстро коснулась носом его шеи, пытаясь выразить благодарность и нежность, а после немного приподнялась и снова опустилась, задержав руки на плечах Юкичи. Он, правильно поняв мой знак, начал двигаться, сначала медленно, но потом, окончательно теряя контроль, глубоко и резко. Благодаря позе он каждым вторым толчком доставал головкой до шейки матки, добавляя пронзительности ощущениям, как вдруг мою голову запрокинули назад, а в шею впились жёстким, собственническим поцелуем… Перед глазами мелькнула какая-то вспышка, а потом меня захватило ощущение чего-то жидкого и горячего внутри, частично проникнувшего в матку, и я скорее почувствовала, чем услышала тихий стон Фукудзавы. Он вышел из меня и я, обессиленная, упала на столик, тяжело дыша. Но отдохнуть мне не дали: шеи коснулись короткие чёрные волосы, а меня мягко взяли за талию и снова посадили на твёрдый и горячий член. Передо мной оказалось лицо Мори, выражавшее какое-то мстительное удовольствие: — А теперь заставлять ревновать буду я и, обещаю, о том, как тебе хорошо, не услышат только глухие. Он укусил меня за шею и оттянул кожу, оставляя новый яркий засос, красноречиво говорящий о принадлежности. И в тот же момент мне оставили такой же на копчике… Да, это будет незабываемая брачная ночь, и единственная в моей жизни. Уверена, вряд ли меня отпустят… Да что там, я сама их не отпущу.