— Что? Меня — в эту деревню?! Да ни за что на свете!
Я злобно запыхтела, потратив слишком много дыхания на этот вопль и набираясь сил для нового. Это же надо! Меня тут за выездную уборщицу принимают, и кто — моя же собственная мать!
— Нет, это не обсуждается. Собралась и поехала, сегодня же! — резко бросила мама. — Билет я тебе уже заказала, вот, выезжаешь ровно в 21:30, так что у тебя ещё три часа на сборы. И нет, заказ клинерской компании мы даже обсуждать не будем! — она на секунду замолчала, а потом добавила уже гораздо мягче: — Ничего от тебя не отвалится. Заодно и проветришься… Совсем из учёбы не вылезаешь, хотя, казалось бы, четвёртый курс — повод подуспокоиться. Давай-давай.
Я, до этого монолога раскрывшая было рот, чтобы возмутиться, его захлопнула и проглотила невысказанные слова: да уж, уметь заранее отвечать на все возникающие у меня вопросы и варианты претензий — мамин исключительный талант. Даже возразить нечего.
Ладно, торжественно клянусь, что больше не прогнусь под мамино «если бабушкин дом стоит, ветшает, зарастает грязью, и никто за ним не ухаживает, значит, этим вполне можешь заняться ты». И на посулы полного спокойствия и умиротворения больше не поведусь! Конечно, целый месяц провести в тишине и относительном одиночестве — неплохая перспектива, особенно после шумного университета, но если за это придётся отскребать от грязи древний разваливающийся дом… Бр-р. Неравноценный обмен получается.
Вообще-то свалилось это всё на нашу семью и меня лично потому, что в нём никто не живёт уже лет так пятьдесят. Даже покойная ныне бабушка по каким-то откровенно странным причинам последние тридцать лет своей жизни ездить туда отказывалась — говорила, что, мол, «неспокойно там стало», и на этом всё. По-моему, какие-то глупые смутные подозрения — не повод бросать хороший — по крайней мере, тогда он был хорошим — дом и целый участок земли, но никакие другие причины отъезда выведать у бабушки не получилось. Да и в то, что её накрыло слабоумие сразу после сорока, тоже не верилось… В общем, мутная история.
Смирившись со своей участью (всё равно спорить на данной стадии уже бесполезно, только нервы зря тратить), я поплелась собирать чемоданы. Уже минут через пятнадцать мне стало значительно лучше, и желание послать это всё куда подальше пропало: в процессе сборов я подуспокоилась и переключилась на более насущные проблемы — скажем, куда подевались резиновые сапоги, где валяются мои старые и грязные чуть ли не до черноты кроссовки и другие вещи из категории «не жалко», в какие именно сумки — или всё-таки чемоданы? — мне это богатство упаковывать… Часа два пролетели незаметно.
Ещё через час я уже благополучно попрощалась с домашними, и, взяв с собой дополнительную сумку с едой на первое время, стояла на перроне. Поезд подошёл ровно в срок, я успешно выполнила задачу «погрузись с кучей сумок за полминуты», а потом, устроив их под сиденьями нижней полки купе, перекинулась парой слов с милыми девушками-попутчицами и вскоре уже засыпала. В конце концов, приезжаю я завтра где-то в шесть, так что имею полное право. Да и вряд ли мне удастся полноценно выспаться в полузаброшенном доме, по крайней мере, в первые дни.
Эх, знала бы я, насколько окажусь права…
***
Умолчу о том, как я топала километра три-четыре от станции до деревни под постепенно набирающим силу солнцем, скажу только, что обыкновенная скорость пешехода во всяких математических задачках средней школы — полное враньё. Какие там пять километров в час! Мне кажется, я даже до трёх едва дотянула — так и запишите. Даже без сумок там по таким холмам и тропинкам быстрее не пройдёшь!
А потом ещё полчаса я искала нужный дом — по одному маминому описанию (почему-то ни одной несчастной фотографии нужного места в нашем доме не нашлось), а это, знаете ли, то ещё занятие. Я была уже близка к тому, чтобы сдаться, завыть, побиться головой о дерево и пойти просить помощи по первым попавшимся участкам, но тут помог чистой воды счастливый случай, спасший моё физическое и, пожалуй, психическое здоровье: мне навстречу попался кот.
Он был рыжим, худым и очень грязным, как и все бродячие коты, но у него на шее виднелся серебристый блеск, несомненно, дорогого ошейника. Ну надо же! Значит, не бродячий — наверняка сбежавший, и наверняка достаточно давно, раз растерял весь лоск домашнего любимца. Бедненький!
Я, как-то совершенно забыв про тяжёлые сумки, попыталась подойти к нему, чтобы погладить и, возможно, взять с собой — мало ли, вдруг повстречаю его хозяев, но кот не дался. Вот и правильно, я бы тоже не стала походить к потной, увешенной сумками человечке, у которой даже еды нет…
Он очень незаметно, шаг за шагом стал удаляться от меня, а потом и вовсе махнул головой и развернулся, ко мне, скажем так, хвостом. Только почему-то меня не отпускало ощущение, что он меня куда-то зовёт, а своим чувствам жизнь меня научила доверять.
Жутко заинтригованная, я двинулась за ним (а что, всё равно дом найти не получается, я и так уже заблудилась — ничего не теряю), но буквально через сто метров необычное шествие прекратилось: рыжий беглец ловко запрыгнул на невысокий — где-то мне по грудь — заборчик, и, словно рисуясь, как подросток на папином мотоцикле, прошёлся по узким доскам до столбика калитки. Ох, ну и артист!
Я улыбнулась, погладила довольно зажмурившегося кота по голове и только теперь обратила внимание на дом. Потом, что-то заподозрив, в очередной раз уткнулась в телефон и проглядела мамино описание… Ого! Да ведь он идеально под него подходит!
Красная черепица, довольно узкий, белого цвета, на фасаде только дверь с маленьким крылечком и два окна — на первом этаже и на втором, слева от калитки растёт персиковое дерево. Ну да, конечно, он самый!
Я восхищённо уставилась на умную животинку и, не сдерживая эмоций, расцеловала недоумённую мордочку:
— Ничего себе! Ты мой спаситель, рыжик, самый настоящий спаситель!
Отпустив, кажется, совершенно ошеломлённого кота («а него, наверное, не каждый день незнакомые девушки с поцелуями набрасываются», — мысленно хихикнула), я пошла по дорожке к дому. Так как она была вымощена булыжником, трава, полностью захватившая весь остальной участок, её не тронула, поэтому было ощущение, что идёшь по специально вырубленному в зарослях коридору. Мне этот «сказочный путь» среди буйства растений даже понравился… Ровно до того момента, когда я вспомнила, что косить всё это безобразие мне. Ручками.
Вот, получите и распишитесь — верное лекарство от приступов сентиментальности. Действует безотказно!
***
Если вкратце, дом представлял из себя именно то, что я и думала: всё ещё крепенькое, хоть и старое строение, с идеальным порядком внутри, но и ровным слоем пыли, толщиной где-то в сантиметр, а то и больше. Очевидно, что там уже очень давно никто из людей не появлялся — на полу бы непременно остались следы, а
человеческих следов я там не видела.
Зато на бесконечно пыльном полу отпечатались сотни маленьких лапок, насколько я могу судить — кошачьих. Они пересекали всё пространство дома по какой-то невероятной траектории, вели почему-то из самого центра кухни и, кажется, были вполне свежими. Интересно, что за кошачье нашествие тут случилось? И почему нигде нет иных следов их пребывания? Ну… Луж, в конце концов?
— М-да… Какие же тут всё-таки странные коты, — пробормотала я. И правда: один, судя по всему, откуда-то сбежавший, довёл меня до дома, чуть ли не телепатически угадав, куда мне нужно; другие (по-моему, их тут побывало не меньше двух или трёх) устроили обзорную экскурсию в дом, столько лет стоявший заброшенным, и, кстати, незадолго до моего приезда… Может, бабушка была права, и здесь и правда творится какая-то чертовщина?
Не то чтобы я скептик, но просто взять и поверить во всякую ерунду — не в моём стиле. Я обязательно во всём разберусь, но это попозже. Пока неплохо было бы проветриться, после таких-то событий… Вроде бы ничего серьёзного, обыкновенное совпадение, но что-то тут нечисто, да и на душе неспокойно.
Я вышла из дома, оставив там сумки, но не проведя в общей сложности и получаса, на всякий случай заперла дверь и уже стала спускаться по небольшому крылечку — пришлось даже немного пригнуться, чтобы не зацепить головой доску — и вдруг мне на загривок свалилось что-то
живое! Вскрикнув от неожиданности, я попыталась снять с себя неведомое чудовище, но оно вцепилось в майку и мою шею когтями, явно не разделяя мою точку зрения.
— А-ай! Ай! Слышь, ты, больно же! — завопила я, от неожиданной боли прекращая сопротивляться. Действовать радикально и биться спиной о стену мне не хотелось, поэтому я просто повернула голову, насколько только смогла… И встретилась взглядом с удивительными чёрными глазами, внутри которых вместо зрачков золотыми линиями проступали пятиконечная звезда в правом и контур полной луны в левом, гипнотизируя своими очертаниями. Нет, погодите, что? Что это вообще такое?!
Но стоило мне об этом подумать и изумлённо моргнуть, как зрачки неведомой твари стали абсолютно нормальными, чёрными, только радужка приобрела тот самый золотистый цвет. В тот же момент я наконец обрела способность мыслить, разглядела напавшее и удерживающее меня в заложниках существо, и с удивлением узнала в нём кота — обычного чёрно-белого кота. Только он не был ни пятнистым, ни полосатым — белый и чёрный сочетались в нём удивительным образом: было ощущение, что его просто очень ровно покрасили, так как ровно одна половина его худого тела была снежно-белой — ни следа грязи! — а вторая угольно-чёрной. Хотя… Эти цветовые мутации какими только не бывают.
Я, совершенно не задумываясь о том, что коты, по идее, только весьма приблизительно понимают человеческую речь, раздражённо фыркнула и спросила у этого садюги, спрятавшего когти, но всё ещё не отпускавшего меня и мою одежду:
— Так ты слезешь или нет? — в ответ злобно чихнули. Я, сменив гнев на милость, тихонько хихикнула от такой милоты и неожиданно для самой себя продолжила: — Ну ладно, что с тобой поделаешь. Только расположись получше, мне неудобно!
Кот кинул на меня презрительный и вместе с тем потрясённый взгляд, но послушался. А я успела заметить своего прежнего знакомца, преданно сидевшего на всё том же столбике калитки, и просто забыла про невероятно наглого «наездника». Ничего себе! Это он меня ждал?
О боги, и с каких это пор я стала заклинательницей кошек?
Как я выглядела со стороны, с одним котом на плечах, и со вторым, спокойно идущим рядом, я даже представить боюсь. Просто невероятное счастье, что все жители сейчас почему-то сидели по домам… Странно-то оно, может, и странно, но мне только на руку.
Примерно так мы и дошли до небольшой просёлочной дороги. За время пути я уже успела привыкнуть к ощущению чего-то тёплого и мягкого на шее — правда, если бы иногда особенно наглый представитель кошачьего племени не кусал меня за неё (хоть и не очень больно) и не царапал коготками кожу головы, было бы совсем замечательно.
Тот кот, которого я про себя уже окрестила Рыжиком, оказался абсолютно беспроблемным спутником, особенно на фоне своего собрата с садистскими замашками. Он шёл рядом, не отставал, но и не спешил вперёд, как хороший компаньон, только изредка мяукая, не то по какой-то странной привычке, не то выражая впечатления от пейзажа, не то просто так.
…А за этой просёлочной дорогой, находившейся на небольшой насыпи, простиралось поле. Или нет, не поле, а настоящее море — бескрайнее море маленьких солнц, спустившихся с неба. Ветер пролетал над ним, едва касаясь головок подсолнухов, и сверху казалось, что это солнечные волны бегут куда-то за горизонт, далеко-далеко, в нежно-голубую даль — то ли в небо, то ли в волшебную летнюю мечту. И в тот момент я была абсолютно уверена, что это поле просто бесконечно.
— Никогда в жизни не видела такой красоты… — протянула я, не сразу заметив, что сказала это вслух. Над моим ухом кто-то снова чихнул, впрочем, продолжая расслабленно свисать с моих плеч, а Рыжик отошёл чуть в сторону и согласно мяукнул.
Вдруг море цветов всколыхнулось, и прямо передо мной из зарослей выскочил — ну надо же — очередной кот! Этот своим окрасом ни капельки не уступал подсолнухам — разве что «сердцевинка», у него состоявшая из умных голубых глаз и чёрного носика с усами, не так выделялась среди солнечно-жёлтой шерсти. И я скорее почувствовала, чем увидела, что тот улыбается — улыбается так широко, как только может это делать обычный кот, радуясь жизни и — в этот самый момент — лично мне.
Вот это да! Теперь я и правда готова поверить, что здесь пахнет настоящими чудесами!
Увы, но я слишком поздно услышала громкое шипение всех трёх котов, запоздало почувствовала вцепившиеся в загривок (наверное, до крови) когти: надо мной что-то угрожающе зашуршало, и склонившееся над дорогой дерево, в тени которого я стояла, внезапно начало заваливаться прямо на меня. Я видела всё как будто в замедленной съёмке: вот оно кренится, сильнее, сильнее, и вот я уже зажмурилась, предчувствуя страшный удар и понимая, что убежать не успею… Как вдруг меня что-то с невероятной силой оттуда вытолкнуло!
Я отлетела куда-то в сторону, и буквально в воздухе меня поймали чьи-то крепкие руки, осторожно опуская на землю и не допуская падения. Никак на это не отреагировав, я оторопело продолжала наблюдать, как из клубов взметнувшейся пыли приближается чей-то силуэт, а дерево, как будто зависшее в воздухе на десяток секунд, медленно опускается на землю.
Ну всё, здравствуй, солнечный удар. Только галлюцинаций мне и не хватало!
Вдруг за мной послышалось лёгкое покашливание, а потом кто-то — кажется, мой спаситель — поднял меня на ноги. Ощущение оказалось вполне реальным… Хорошо, а что это тогда, раз не глюки? Нет, сегодня и правда день настоящих чудес!
Тем временем из пыльного облака показалась даже не одна, а две фигуры. Они, покашливая, вышли на яркий солнечный свет, и я смогла разглядеть… О-ой, двух совершенно обнажённых парней. У одного волосы были один-в-один как у того кота, которого я видела за минуту до падения этого несчастного дерева, а у второго — очень приметная чёрно-белая причёска с идеально ровной границей.
Совсем как у того кота, с которого начались глюки.
На вид им обоим было лет двадцать шесть, а телосложение такое, что я с трудом заставила себя отвернуться, напоминая себе, что
нормальные по улице в таком виде не ходят. Хотя это, определённо, ненормальные… Та-ак. Кстати! А кто меня поймал?!
Я резко обернулась, в глубине души догадываясь, кого я там увижу. И точно: прямо у меня за спиной стоял третий парень, тоже без какой-либо одежды, со спутанными, но чистыми рыжими волосами и тем самым ошейником — да-да, я его запомнила. Серебряный такой, только, оказывается, ещё и с блестящим камнем в центре.
Нервно хихикнув, всё ещё отказываясь принять эту ни черта не объективную реальность, я сделала пару шагов в сторону от этих людей (или, скорее, совсем не людей), а потом развернулась и рванула к морю подсолнухов. За мной послышался быстрый топот ног, что только придало мне скорости: ну уж нет, хватит с меня, сначала доберусь до хоть какого-нибудь убежища, а потом буду думать, что делать с котами-оборотнями!
Вдруг топот на мгновение прекратился, а потом меня сбил с ног кто-то горячий и очень сильный, и повалил на траву — благо подсолнухи росли всё-таки не на голой земле. Правда, этот кто-то позаботился, чтобы я в любом случае не ушиблась: под удар он подставил свою спину, зато потом, когда мы оказались на земле, перекатился, прижал мои руки к телу и уселся сверху, легко удерживая коленями. Впрочем, это положение не помешало ему мило улыбнуться и, как ни в чём не бывало, представиться:
— Моё имя Кенджи, госпожа… Эм, леди? Девушка? Как вас лучше называть?
В этой ситуации меня морально и физически хватило только на то, чтобы еле-еле выдавить: «Госпожа». Война войной, а всё-таки мне ещё никто не предлагал так ко мне обращаться — не упускать же шанс. И вообще, кто знает, что нужно этим оборотням — может быть, они меня просто о чём-нибудь попросят и благополучно уйдут — куда они там уходят? — в лес, или в зоопарк. Общаются-то вроде дружелюбно…
Ну, правда, прижав к земле голым телом, но у всех свои недостатки. Может, у них так принято, или они просто половом воспитании ничего не знают — детей находят в капусте или там где-нибудь ещё…
Тем временем парень абсолютно спокойно, как будто бы мы просто сидели рядом, продолжил светскую беседу:
— Значит, госпожа. Извини, что не смог поймать то дерево раньше — превращался долго, — он улыбнулся, взглядом извиняясь за произошедшее. — Я бы тебе всё объяснил, честное слово, но там уже идут мои друзья. Эй! Мы здесь!
И правда, из-за огромных цветов как по команде появились двое: парень, похожий на Рыжика, и тот самый, с чёрно-белыми волосами. Они оба попытались приветственно улыбнуться, только у Рыжика это вышло по-доброму и немного смущённо, а у бывшего кота-садиста — страшновато. Хотя, может быть, это всё его завораживающий взгляд… Теперь я уверена, что тогда, на крыльце, мне не показалось: его зрачки мало походили на человеческие.
— Извини, мы, наверное, тебя напугали, — неловко начал рыжий парень. — Кстати, я Карма. Ещё раз извини за все неудобства! Понимаю, тебе очень сложно понять и принять наше перевоплощение, но, пожалуйста, постарайся…
— Потому что другого выхода у тебя нет, — закончил за него единственный молчавший до этого момента парень со странной причёской. — Называй меня Кюсаку, и учти, — он подошёл совсем близко и присел на корточки, глядя мне в глаза, — я согласен делить тебя только с этими двумя, и то вынужденно. Ни с кем другим. Ни с одним. Человеком. В этом. Убогом. Мире! — последние слова он отчеканил, обводя кончиками пальцев ранки от его же собственных когтей и зубов на моей шее.
Я не на шутку перепугалась, — и было от чего! — а в следующую секунду ещё и смутилась — я только сейчас заметила, что все эти парни, они как бы не совсем равнодушно ко мне относятся… То есть возбуждены настолько, что их желание было отчётливо видно. Ой-ой-ой.
Я попыталась вырваться из захвата Кенджи, но ровно с тем же успехом можно было двигать самосвал, и вдруг я заметила, что лямка плотной майки, которую я носила без белья, предательски сползла, почти не скрывая того, что должна. Во взгляде парня, тоже это заметившего, зажёгся какой-то голод — увы, кажется, совсем не обыкновенный. Он замер, не говоря ни слова и продолжая смотреть мне в глаза, и я окончательно поняла, что пора активно делать отсюда ноги — жаль только, уже не было ни малейшей возможности.
Тем временем Кюсаку неприятно усмехнулся и потребовал:
— Двигайся, Кенджи. Я, между прочим, больше всего сделал, чтобы её выследить, поэтому она принадлежит мне! Скажите спасибо, вы, оба, что я согласен
делиться.
Рыжеволосый Карма у него за спиной закатил глаза, но тоже подошёл поближе.
— А-а-а! Нет! Нет-нет-нет-нет…
Я снова задёргалась под тяжёлым парнем, но он просто в очередной раз очаровательно улыбнулся, а потом немного неловко перекатился на спину, так, что я очутилась сверху. Но не успела я сделать хоть что-то, как мои кроссовки и джинсовые шорты исчезли с невероятной скоростью, а вскоре (мамочки!!!) та же участь постигла майку и бельё, и я осталась сидеть на Кенджи, пригвождённая к его животу крепкой хваткой.
Внезапно меня грубо схватили за подбородок и, почти неестественно повернув мою голову влево, впились в мои губы. Кюсаку — а это был он, кто же ещё, садистские замашки всё те же — целовал собственнически, жадно, но очень переменчиво: в одно мгновение жёстко, заставляя замычать от боли, прикусывая почти до крови губы, а в следующее — нежно, почти невесомо, как робкий влюблённый на первом свидании.
Наконец он оторвался от меня, оставив губы припухшими и наверняка ярко-алыми, и настала очередь Кармы. Он коротко чмокнул уголки моих губ, и утянул меня в нежный и, как казалось, безумно долгий французский поцелуй… Прямо классический такой, с языком… Но внезапно всё закончилось.
Меня без предупреждения подняли две пары мужских рук — очень легко, как пушинку — и усадили на твёрдый и обжигающе горячий член лежащего подо мной Кенджи. Мы с ним почти одновременно громко застонали: я — от обжигающей рези внизу живота, он — явно не от неё, кусая пухловатые губы. Где-то на краю сознания проскользнула удивлённая мысль: надо же, неужели я у него первая?..
Я рассчитывала, что на этом парни остановятся, максимум — повторят программу. Если так подумать, не то чтобы я была против вот такой спонтанной связи, раз уж другого выхода всё равно нет, к тому же, это ведь не мой первый раз, да и мальчики симпатичные… Но оборотней моё мнение абсолютно не волновало — ни положительное, ни отрицательное!
Меня наклонили вперёд, так, что я была вынуждена лечь сверху на Кенджи, грудью уткнувшись почти ему в лицо — впрочем, мне кажется, сейчас его это мало заботило — и я тут же постаралась выпрямиться на руках. Интересно, что они собираются де-
Внезапно к моим губам прижалась нежная, но твёрдая головка, слегка махнув чем-то липким. Я подняла ошеломлённый, неверящий взгляд вверх, и встретилась глазами с ухмыляющимся Кюсаку, который, словно издеваясь, чуть сильнее надавил членом, немного соскользнув им на мою щёку и пачкая её уже выделившейся смазкой, но тут же возвращая его обратно. У меня тут же возникло желание полить его благим матом, но я побоялась открывать рот по одной горячей, пульсирующей и довольно веской причине.
Чёрт возьми, ну уж нет! Я на такое не подписывалась!
Я в знак протеста ещё крепче сжала губы, показывая, что не пойду на поводу у чьих-то грязных желаний. Кюсаку кивнул кому-то за моей спиной, и вдруг вдоль выступающего в таком положении позвоночника, от шеи до копчика, прошёлся чей-то юркий язык, а в следующую секунду мне стало не до сопротивления: в тугое колечко мышц анального отверстия ткнулось что-то не слишком горячее, но
очень большое.
На секунду паническая мысль «оно не войдёт!» заполнила всё моё сознание, я, забыв, в каком положении нахожусь, дёрнулась, и Кенджи подо мной вдруг застонал, а потом, схватившись за мои бёдра, вернул обратно. Надо мной раздался тихий, но угрожающий голос Кюсаку:
— Последний шанс по-хорошему открыть ротик, человечка. — Я отчаянно замотала головой. Парень, впрочем, совсем не расстроился: — Что ж, так даже интереснее. Карма?
Тот, явно не в восторге от необходимости подчиняться, резко отозвался:
— Не командуй. Я не для того сбежал из одного рабства, чтобы попасть в другое, — и обратился ко мне совершенно иным — мягким, извиняющимся тоном: — Прости, мне правда жаль, что так получается. Я бы хотел, чтобы наш первый раз случился в совершенно иной обстановке, но… — Он, лаская, с нажимом провёл узкими ладонями по моей спине, от плеч к тазу, и остановился где-то на пояснице. Потом сделал резкий вдох, аккуратно погладил кожу под своими пальцами, и шумно выдохнул, продолжив внезапно охрипшим от возбуждения голосом:
— Но я совершенно не могу сопротивляться.
И резко подался вперёд, входя всего лишь на длину головки. Однако от одного этого движения я вцепилась пальцами в траву, зарываясь в неё ими почти до боли, и мелко затряслась от напряжения. Кенджи, про которого я успела совсем забыть, вдруг открыл зажмуренные до этого глаза, и неумело, но очень пылко поцеловал меня в уже припухшие губы, и одновременно с Кармой сделал сильный толчок.
…Сказать, что у меня искры из глаз полетели — это ничего не сказать. Я задохнулась от ощущения невероятно приятной наполненности и одновременно от тянущей, распирающей, но сладкой боли, и только через пару секунд у меня вырвался первый стон — протяжный и громкий. Руки вдруг ослабели, и если бы не Кенджи, поймавший меня буквально за секунду до, я бы врезалась ему в нос лбом.
Но внезапно, как только я успела опомниться от такой гаммы ощущений, в мой рот ворвалась возбуждённая плоть Кюсаку, и он тут же, не давая привыкнуть, задвигался, то утыкаясь головкой во внутреннюю сторону щёк, то проникая даже в горло, от чего у меня на глазах выступили слёзы. Его, казалось, это только сильнее заводило: он запустил руки в мои волосы и, с силой давя на затылок, регулировал скорость и глубину рывков.
Однако ни Карма, ни Кенджи не собирались полностью уступать ему главенство: какое-то время они двигались синхронно с ним, и получалось так, что когда я удаляюсь от одних, то только сильнее насаживаюсь на другого, но вскоре они стали входить, почти выскальзывать, а потом снова входить вразнобой, и это было гораздо, несравнимо хуже. Или лучше — я в том состоянии почти перестала мыслить из-за дьявольского смешения боли, удовольствия, стыда и желания, но, определённо, согласилась бы на
вечность этих ощущений.
Я даже толком не помню, когда это закончилось и сколько раз я кончала. Когда Кюсаку освободил мой рот и губы, к тому времени уже изрядно саднившие, Карма быстро вышел (растянутое отверстие медленно возвращало свою нормальную форму, и это очень хорошо ощущалось), а Кенджи с громким и пошлым хлюпом наконец снял меня с себя, я, кажется, отключилась.
Потом несколько раз приходила в себя — уже в сумерках и, как правило, на руках у последнего. Он что-то успокаивающе шептал мне на ухо, а потом до меня сквозь сон долетели отдалённые ругательства:
— Говорил же вам, нужно было нести её к речке! До дома далековато, она ведь замёрзнет! — ворчал Карма. Я сквозь сон слабо улыбнулась, гадая, какое же у него в этот момент выражение лица.
— Ну да, в речке мы бы скорее её отмыли от… Последствий. Бедная, — достаточно тихо, чтобы не разбудить меня, сказал Кенджи. Вибрация его груди передалась и мне, успокаивая, а рядом с правой щекой что-то пульсировало и билось. «Сердце, наверное…» — сонно подумала я, и, еле-еле разобрав раздражённый голос Кюсаку, снова провалилась в крепкий сон.
Окончательно пришла в себя я только дома. Я лежала на тонком матрасе на полу, головой на чём-то очень тёплом и ровно вздымающемся, правую мою руку кто-то крепко сжимал в объятиях, как плюшевого медвежонка, а на обнажённой груди и поперек ног лежало что-то тяжёлое.
Разлепив глаза, я увидела, что на улице глубокая ночь, я лежу на полу у себя в доме — да-да, в том самом, где мне когда-то очень давно, кажется, в прошлой жизни, было неуютно. Сейчас это место показалось мне очень милым, а уюта хватало и от расположившихся вокруг — а то и на мне! — мужских тел.
Я лежала на груди Кармы, поперек, как на подушке — он ровно дышал во сне, и моя голова поднималась вместе с его грудью, что мне совсем не мешало. На мою же грудь положил голову Кенджи, и вольготно развалился рядом, очень мило посапывая. Его волосы, в темноте казавшиеся не солнечно-жёлтыми, а пшеничными, разметались по моей коже, немного щекоча шею, так что я с трудом подавила желание рассмеяться, не желая нарушать такую идиллию.
А в мою руку вцепился Кюсаку — ну, если вспомнить его поведение в облике кота, это казалось вполне логичным… Он же перекинул свою ногу через мои, как будто подсознательно стараясь занять как можно большую часть моего тела.
Я глубоко вздохнула, ощущая, что слишком выспалась для того, чтобы снова заснуть, но точно не настолько, чтобы быть готовой к взаимодействию с этими… Кстати, очень интересно, а они кто? Оборотни? Но они же днём превратились, не ночью и не в полнолуние — это я вам точно скажу, половинка луны на небе сейчас светит мне ровно в глаз. Не канон.
Хотя, оборотни, по идее, превращаются только в волков и обратно, так что этот вариант не годится.
Может, они какие-нибудь заколдованные принцы? Все трое? Да нет, вряд ли. Я не настолько везучая, а принцы всё-таки эксклюзив.
Внезапно я вспомнила, в каком состоянии, собственно, была, когда всё закончилось, и в панике посмотрела на свои руки и ноги, но ничего ужасного не увидела. Ну да, несколько царапин, шея саднит — на ней, наверное, тоже, но всё обработано. И ноги, до этого заляпанные мужским семенем, сейчас радовали чистотой, не было никакого ощущения липкости или чего-то подобного.
Из дискомфортных ощущений разве что ломота в мышцах, но с этим в любом случае мало что можно сделать. Эх, интересно, и где эти герои-любовники здесь воду нашли, а?
Тогда ладно, все выяснения отношений с такими парнями могут подождать до утра. Переспать — это каждый может… Хотя нет, погорячилась,
так, пожалуй, немногие, но позаботиться после… Признаю, у этих троих есть все шансы заполучить моё сердце.
Потом.
Когда я высплюсь.
