Amor vincit omnias

      Если путь из Солеварен в Браавос оказался для Сансы сплошной телесной мукой, то обратный – из Браавоса в Солеварни – оказался полон муки душевной. День за днем она ходила по палубе взад и вперед рядом с люком, ведущим в трюм, где, как она догадывалась, держали Сандора. Помня о приказе Робба, она не пыталась подходить близко к воинам, охранявшим люк и дважды в день спускавшимся по очереди вниз, утром – чтобы вынести зловонное ведро для испражнений, вечером – чтобы отнести туда кувшин пива и тарелку, на которой чаще всего бывал хлеб и сыр, но иногда и мясо, как удалось ей подглядеть и почувствовать по запаху. Пожалуй, это было единственным, за что Санса могла быть благодарна брату за время путешествия. Робб же ограничивался тем, что здоровался с ней, когда они встречались на палубе корабля, но большую часть времени вольно или невольно избегал сестру, и уж конечно, больше не приглашал ее на ужин.       Как ни бы ни было ей легко плыть на корабле, не страдая от постоянной дурноты и головокружения, все же под конец плавания, когда вдалеке показалась полоска земли, и Санса часами наблюдала за тем, как она становится шире, и на ней начинают проявляться очертания города и гавани, в миг, когда ее ноги ступили на твердую землю Вестероса, она ощутила такую слабость и изнеможение, что едва не упала. Робб шел впереди нее, как обычно, с хмурым сосредоточенным видом, и уже не скрывая, кто он такой – пряжки ремней его плаща были украшены оскаленными головами лютоволков, и голову он нес гордо. Харрион Карстарк заметил, что ей нехорошо, и вовремя подал руку, чем заслужил ее благодарную улыбку. Санса поискала глазами Сандора, стараясь делать это незаметно для него и остальных, но ничего не увидела и покорно пошла вслед за Роббом, чувствуя тяжесть на душе и тревогу.       Они остановились в замке cира Квинси Кокса, на чьей земле и стоял город. Старик до того лебезил перед ними, что Cансе стало противно – открытый страх, неприязнь или холодная внешняя учтивость по крайней мере вызвали бы в ней больше уважения. «Я становлюсь похожей на Сандора» - невесело усмехнулась она про себя, и снова страх и боль за него сжали ее сердце. Впрочем, Робб и не собирался чрезмерно злоупотреблять его гостеприимством – они не пробыли в доме сира Квинси и трех часов. Санса едва успела поесть, с помощью служанок обтереться влажной тряпицей, переменить платье да расчесать волосы, как за ней уже прислали. Во дворе замка ее ждал крытый возок, но на нем они доехали только до пристани, а там пересели на барку с гребцами, на которой им предстояло подняться по Трезубцу до самого Риверрана. Санса попыталась было заговорить с Роббом, но тот был слишком занят, отдавая приказы солдатам и обсуждая что-то вполголоса с лордом Карстарком – или делал вид, что занят. Проглотив очередной ком отчаяния и тревоги, Санса вновь по шатким сходням поднялась на кораблик, где ее проводили под кожаный полог на деревянном каркасе, служивший здесь каютой. Сир Квинси дал ей с собой одну из служанок, и дорожные хлопоты ненадолго отвлекли Сансу, но, стоило барке набрать ход, как мерное покачивание судна, скрип уключин, стук маленького барабана, которым десятник отбивал ритм гребцам, снова вернули ее к мыслям о Сандоре. Где он? Что с ним? Робб уже отослал его Ланнистерам, точно подарок?       *** И вот уже во второй раз за короткое время она стоит на носу корабля и смотрит на приближающуюся пристань. На сей раз это не город, а замок, здесь нет толкотни мелких рыбацких лодочек, с которых их владельцы выкрикивают цены на свежий улов, соревнуясь в громкости с чайками, нет и торговых галей, и речных барж – только две или три лодки у небольшого деревянного причала. Чем ближе они подплывают, тем лучше видны резные столбики, на верхушках которых плещется красно-голубое знамя с прыгающей в речных волнах форелью. Риверран или Быстроречье – дом ее матери, в котором сама Санса никогда прежде не бывала. Неподвижная, прямая и стройная женская фигура, одиноко стоящая впереди остальных – может быть только леди Кейтилин. Впервые за время путешествия Санса забыла о Сандоре – встреча с матерью, на которую она уже не смела надеяться после почти трех лет разлуки, захватила ее полностью.       Как и в Солеварнях, первым на причал сошел Робб, подошел к матушке, поцеловал ее руку, в то время как она целовала его в лоб. Потом он обернулся и с улыбкой, на мгновение превратившей его в того, прежнего Робба, указал рукой на Сансу. Леди Кейтилин, переменившись в лице, едва не оттолкнув сына-короля, быстро пошла вперед и едва не подхватила идущую по сходням Сансу, сжав ее в крепком до боли объятии. - Санса… Доченька… Наконец-то… Хвала богам… – повторяла она, то целуя Сансу, то вновь прижимая к себе – в глазах леди Кейтилин стояли слезы, Санса впервые в жизни видела ее такой. - Что же мы стоим, идем скорее в замок! Робб! – она с укоризной обернулась на сына – Почему же ты не прислал ворона заранее, разве так можно! - Простите, матушка – Робб покаянно склонил голову – Я решил, что это будет слишком опасно, если письмо попадет не в те руки.       Леди Кейтилин закивала и, подхватив Сансу под руку, повела ее к лестнице, которая по крутому берегу Трезубца вела ко входу в замок. Сансе все время казалось, что та сторона ее тела, что была ближе к матери, купается в тепле и радости, а другая – наоборот, страдает от боли и холода. Неужели можно одновременно испытывать столь противоположные чувства? Матушка улыбалась сквозь слезы, но шла молча, оставив более бурные изъявления чувств до мгновения, когда они останутся вдвоем – все же воспитание и природная сдержанность дали о себе знать, а Санса размышляла, как ей подступиться к разговору о Сандоре.       Побыть наедине им дали далеко не сразу: стоило им войти в замок, как их окружили слуги и придворные, командиры Робба, жены речных и северных лордов, которые прибыли за своими мужьями и составляли двор леди Кейтилин, и какие-то другие люди. Все они жаждали подойти к «принцессе Севера», как они называли Сансу, засвидетельствовать почтение, выразить соболезнование, сделать комплимент, ужаснуться, восхититься и прочее. Санса ради матушки старалась быть любезной и улыбаться, напоминая себе, что учтивость – доспехи леди, но усталость и желание как можно скорее добиться освобождения для Сандора мешали ей. Когда Сансе показалось, что если к ней подойдет еще хоть один человек, то она закричит, леди Кейтилин повернулась к собравшимся и сказала: - Мои добрые лорды и леди, я благодарна вам от всего сердца, что вы пришли разделить мою радость от возвращения моей дочери Сансы в целости и сохранности, но сейчас мы должны вас оставить. Полагаю, все матери меня поймут – улыбнулась она, и женщины согласно закивали.       Мать взяла Сансу за руку и повела к боковой двери, которая выходила коридор. Они долго шли, прежде чем оказались в уютном небольшом солярии – это были личные покои леди Кейтилин. Трое служанок расположились на стульях у окна с шитьем. - Оставьте нас – привычным с детства прохладным тоном сказала она, и все трое с поклонами вышли, закрыв за собой дверь, а матушка повернулась к Сансе и, взяв ее за обе руки, посмотрела на нее совсем с другой улыбкой – теплой и полной любви. - Доченька, как же ты выросла, как похорошела! Я была красива в молодости, не могу пожаловаться – но ты гораздо красивее. К сожалению, для женщины красота часто несет больше горя, чем счастья – добавила она более строго, но тут же улыбнулась снова – Главное, что ты снова с нами. Хотя бы одну дочь боги мне вернули. Санса встрепенулась: - Вам известно что-то об Арье? - Нет. Лорд Варис уверяет меня, что она, по словам слуг, исчезла в день, когда вы должны были отправиться домой, и с тех пор никто ее не видел. Правда это или ложь – кто знает? Как ни больно мне об этом говорить, скорее всего, она уже мертва. Еще одно дитя, которое расплачивается за мои грехи. - Не говорите так! Вы ни в чем не виноваты перед нами. - О нет, Санса. Я виновата, глубоко виновата, и еще долго буду за это расплачиваться. Трое из пятерых детей, что вышли из моего чрева, погибли, еще один был тяжело ранен, дочь похищена и провела больше года в плену, - а все потому, что я так и не смогла избыть в себе ненависть к ребенку, который был не виноват в том, что родился вне брака. Я ненавидела его – с усилием продолжила леди Кейтилин – потому что это было проще, чем злиться на мужа. Нет, Санса. Все горе, что со мной случилось, я заслужила. И пока я не расплачусь до конца, беды не окончатся.       Санса, не зная, что сказать, крепко обняла мать, и какое-то время они стояли молча. Затем леди Кейтилин мягко высвободилась из объятий дочери, подвела ее к столу, усадила и налила обоим вина из серебряного кувшина, украшенного искусной выпуклой чеканкой – прыгающие форели в речных волнах. - Ну а теперь расскажи мне все, Санса. Как Псу Ланнистеров удалось похитить тебя и увезти в Браавос? - Но, матушка, он вовсе не похищал меня! Я уехала с ним в Браавос по своей воле, точнее сказать, он собирался сбежать из города во время осады Станниса, и я попросила его взять меня с собой. - Санса – мягко сказала леди Кейтилин, беря дочь за руку – Тебе больше нечего бояться. Этот человек больше не причинит тебе никакого вреда, ты можешь сказать правду. - Что вам написал Робб? - Ничего. Лишь сказал, что хочет отправиться в Браавос сам и проверить, правду ли сказал ему карлик Ланнистер. Санса, о чем ты? - Он так же мне не поверил, как и вы сейчас. Но я говорю правду! Посудите сами: если бы он похитил меня ради выгоды, какой был бы смысл увозить меня за Узкое море и держать там год?       На лице леди Кейтилин отразилось сомнение, и Санса, не задумываясь, снова ударила в ту же цель. - Если бы Пес Ланнистеров хотел похитить меня и продать кому-либо, хотя бы даже и вам, то сделал бы это сразу, я была в его полной власти. Но Сандор не мой похититель, он мой защитник, мой друг… И мой муж – уже тише закончила она. - Что? – потрясенно воскликнула леди Кейтилин – Он твой… - Муж – твердо повторила Санса – Мы поженились в Заморской септе, и септон благословил наш брак. - Я не понимаю… Он тебя принудил? - Сандор не принуждал меня. Это была моя мысль. Я так боялась, что нас найдут Ланнистеры и заберут меня обратно, что предложила ему брак ради моей защиты. Сейчас я понимаю, как была наивна – можно подумать, это остановило бы Серсею или лорда Тайвина – но я надеялась, что раз у Сандора в Браавосе появились друзья, то меня как его жену не выдадут чужакам. Как видите, боялась Ланнистеров я не зря, они все же нашли нас. Не понимаю я лишь одного – почему лорд Тирион рассказал об этом вам, а не своему отцу. - Робб говорит, что Тирион уверил его, что желает мира, и что лорд Тайвин сам понимает, что эту войну ему не выиграть, но гордость мешает ему признать это открыто, и он решил ускорить события. Cанса, дочь – леди Кейтилин вперилась напряженным взглядом в лицо Сансы – Я спрошу тебя прямо. Этот человек возлег с тобой? Забрал твое девичество?       Санса покраснела, но не отвела взгляд: - Да. Наш брак был благословлен и скреплен, как положено. Я стала его женой и… Легла в его постель, добровольно. Клянусь в этом богами, старыми и новыми. - О боги – мать опустила взгляд и прикрыла глаза дрожащей рукой – О боги, Санса, что вы наделали… - О чем вы? Матушка ответила не сразу, а когда она заговорила, голос ее был сухим и чужим, в нем не было прежней радости. - Мы поговорим об этом позже. Но сейчас тебе нужно отдохнуть… Да, отдохнуть с дороги. Идем, я провожу тебя в твою комнату. - Матушка, подождите, а как же Сандор? Робб велел взять его под стражу, как преступника! Я просила его выпустить, но он даже не стал меня слушать. Леди Кейтилин бросила на дочь странный взгляд, но ничего не сказала и встала из-за стола. Санса поднялась за ней. - Прошу вас, матушка, поговорите с Роббом. Уверена, он послушается вас, как сын! - Хорошо, дитя. Я поговорю с Роббом. Но сейчас тебе нужен отдых.       Санса растерянно кивнула, не понимая, что происходит, и покорно последовала за матерью. Леди Кейтилин проводила ее в одну из спален, предназначенных, как догадалась Санса, для знатных гостей. По дороге она кликнула служанок и те, стоило им войти в комнату, принялись хлопотать и суетиться вокруг Сансы, а матушка погладила ее по щеке и вышла, ничего больше не говоря.       ***       Солярий короля Севера напоминал помесь детской и оружейной – повсюду были разбросаны свитки, книги, одежда, оружие, кубки и кувшины, а в воздухе стоял крепкий запах свежего молодого мужского пота. Робб стоял, опершись на большой стол, на котором была расстелена карта Вестероса, и задумчиво смотрел на расставленные по ней деревянные фигурки, обозначавшие его и вражеские войска. На стук в дверь он поднял голову, и, когда вошла леди Кейтилин, оторвался от стола и вопросительно посмотрел на нее. - Ну что? Кейтилин ответила не сразу. Она подошла к столу, села, задумчиво поиграла рукояткой охотничьего ножа, небрежно брошенного на сдвинутую в сторону и смятую бархатную скатерть и заговорила. - Они женаты по всем правилам. Санса в этом поклялась, и я ей верю. Она не стала бы так просить за похитителя и насильника. - Проклятье! – Робб стукнул по столу – Неужели все, что за что я сражался, рухнет из-за глупости этой девчонки? - Придержи язык, Робб – резко одернула его леди Кейтилин – Она твоя сестра. И если уж на то пошло, то ты не смог спасти ее – мы не смогли – и вытащить из рук Ланнистеров, так чему ты удивляешься? Она нашла спасение там, где его предлагали.       Робб промолчал на эту отповедь, но опустил голову, молча признавая правоту матери. - Но ты прав – теперь мир с Ланнистерами висит на волоске, а войну мы больше себе позволить не можем. - Раз так, придется от него избавиться. - Ты убьешь его? - Хотел бы я. Но Харрион Карстарк намекнул мне, что король – убийца родичей – лишится любви северян. - И он прав. К тому же, Сандор Клиган не твой подданный и не сделал ничего, за что его можно было бы судить и казнить по законам Семи королевств. - Вы намерены поучить меня, как править, матушка? - Нет – спокойно ответила леди Кейтилин – Я лишь намерена помочь тебе найти выход из этого положения. Было бы лучше всего аннулировать этот брак, но боюсь, у нас нет столько золота, чтобы верховный септон на это согласился. К тому же, если об этом узнают Ланнистеры… - …то немедленно этим воспользуются – подхватил Робб – и либо откажутся от перемирия вовсе, либо начнут выторговывать новые условия. Вы правы. О том, что они муж и жена, никто знать не должен. Как и о том, что я не смогу своими руками предать Пса смерти. - Ты найдешь решение – успокаивающе произнесла Кейтилин – Но, Робб, ты не должен так обращаться с сестрой, не должен вымещать на ней гнев за собственные неудачи. Санса поступила крайне неразумно, даже глупо – но кто из нас может сказать, что в ее положении придумал бы что-то получше? Если ты хочешь, чтобы она действовала в интересах Севера, будь ей ласковым и любящим братом.       Робб коротко кивнул. Кейтилин поняла, что разговор окончен и встала, но тут ее взгляд случайно упал на полоску пергамена, придавленную кинжалом – она была смята в комок и застряла в складках ткани, но краешек письма был виден, и на нем можно было прочитать «моя возлюбленная Ж…». Нахмурившись, она вытащила смятое письмо, расправила, бросила быстрый взгляд на строчки, и краска бросилась ей в лицо. - Робб, что это?       Он перевел взгляд от стола на ее лицо, затем на письмо в ее руках, быстро подошел к матери, вырвал письмо у нее из рук и скомкал в кулаке. На скулах короля появились красные пятна, глаза заблестели. - То, что, при всем уважении, матушка, вас не касается. - Не после Красной свадьбы. Похоже, боги отняли разум не только у Сансы, но и у тебя. Робб, ты понимаешь, что ты делаешь? - Оно даже не отправлено – румянец на его скулах стал гуще – Я имею право писать своей жене, в конце концов! - Она тебе больше не жена – Кейтилин почувствовала, как нутро заливает страх и отчаяние, и взяла себя в руки – И тебе об этом прекрасно известно. Как и то, что, попади это письмо в руки Гарольду Вестерлингу, – и миру конец! Боги, и ты еще смеешь в чем-то винить Сансу? Да ты ведешь себя глупее нее! Робб! - Имейте уважение, матушка – на виске Робба забилась жилка – Вы говорите с королем. - Сейчас я говорю с сыном – отрезала она – Которого, по справедливости, следовало бы выпороть за глупость, будь он помладше. Но ты уже взрослый мужчина – чуть спокойнее произнесла она и даже отступила на полшага, чтобы не злить его еще больше – И я не могу указывать тебе, что делать. Но я прошу тебя выслушать меня. - Как вам угодно – голос Робба сделался деревянным, но он тоже как будто немного успокоился и жестом пригласил мать снова сесть. - Сядь, сын. Робб поколебался, но сел, не глядя на нее. - Робб, не мне тебе говорить, какой кровью всему Северу далась эта война и это перемирие – ты об этом знаешь куда больше меня, и сам заплатил за это самую высокую цену. Так неужели ты сейчас готов все это разрушить – и ради чего? - Если бы вы не… Не вмешивались не в свое дело, вы никогда не узнали бы об этих письмах – глухо произнес Робб и добавил – Я пишу их, но не отправляю, можете быть спокойны: я еще помню, что я король, и что у меня есть свой долг. Но чувствовать мне никто не запретит.       Кейтилин вздохнула и помолчала, подбирая слова. - Никто и не запрещает, сынок. Но это чувство вечно будет искушать тебя, а написанные письма рано или поздно захочется отправить, и одного-единственного хватит, чтобы тебя погубить. Я не радовалась, когда ты привел Жиенну Вестерлинг в наш дом. Не потому, что она бедна и недостаточно знатна, а потому, что ее семья присягала Ланнистерам, а ты ради нее нарушил слово, данное лорду Уолдеру Фрею. - По-вашему было бы лучше бросить ее с бастардом в животе? - Лучше всего было бы не ложиться с ней в постель вовсе. Ты поступил с ней по чести – и это было правильно, но одновременно ты поступил и бесчестно по отношению ко всем остальным. Я очень надеюсь, что ты не повторишь этой же ошибки сейчас. Робб, не позднее, чем через три луны ты женишься на Мирцелле Баратеон. - Которую я не люблю и не хочу. И которая, если верить тому письму Станниса, вовсе не Баратеон. - Ничто из этого сейчас не имеет значения, и любовь – меньше всего остального. - Легко вам говорить – вы с отцом любили друг друга. - Это мне-то легко? Ох, Робб… То, что я сейчас расскажу, я до этого не говорила ни одной живой душе, потому что это никого не касалось, кроме меня и его. Но тебе сейчас полезно будет это услышать. - Матушка, думаю, не стоит… - Стоит. Когда мне было двенадцать, меня обручили с Брандоном Старком. Сам Джон Аррен, лорд Долины, приехал к нам с этим предложением от лорда Рикарда и привез его портрет на деревянной доске – прекрасный портрет. На меня с него смотрел пригожий молодой воин, а лорд Аррен расписывал его достоинства так, как никакому барду и не снилось. Впрочем, это не имело значения, мой отец в любом случае был счастлив и горд породниться с одним из древнейших домов Семи королевств, и помолвка состоялась. Я тоже была счастлива – я стану леди Винтерфелла, мой будущий муж молод, силен, хорош собой и богат, о чем еще может мечтать девица? Я и не мечтала.       Встретились мы лишь через три года. Я уже давно расцвела, и повсюду говорили, что нет в Речных землях девушки красивее меня. Брандон приехал в Риверран, и мы наконец увидели друг друга воочию. Он оказался еще лучше, чем на том портрете – высокий, широкоплечий, но стройный, с темными волосами, серыми глазами, которые ласково смотрели на меня, и губами, которые улыбались мне и говорили комплименты. Он был обходителен, прекрасно танцевал и держал себя за столом. Я наслаждалась всем этим и с нетерпением ждала свадьбы. Единственное, что омрачило тот его приезд – ссора с Петиром Бейлишем и глупый поединок, на котором Петир едва не погиб, но я постаралась об этом не думать.       Можешь себе представить, что я почувствовала, когда узнала сначала о его смерти, а затем, не успев оплакать жениха – что стану женой одного брата вместо другого, потому что Северу и Долине по-прежнему были нужны мечи Риверрана. Я не обрадовалась этому. И еще хуже мне стало, когда я впервые увидела своего нового нареченного – невзрачного, среднего роста, худого, молчаливого и лишенного всякой красоты и обходительности, подобающей великому лорду. Даже меч казался на нем слишком большим, как у ребенка, баловства ради прицепившего на пояс отцовское оружие. Думаешь, я была счастлива отдать руку такому человеку? Или я испытывала хоть малейшее желание, когда легла с ним в постель в брачную ночь? Нет, Робб. Нет и нет. Но у меня был мой долг, и я была готова исполнять его с честью и не уклоняясь. Так же поступал и твой отец.       И постепенно мы открылись друг другу, а после и полюбили. Со временем я поняла, что Нед – лучший из людей, лучший из мужчин, и что с его братом я не обрела бы и десятой доли такого счастья. Но если ты думаешь, будто любовь упала на нас, точно спелая слива с ветки, то ты глубоко ошибаешься. Мы строили ее, точно дом, камень за камнем, каждый день, каждый час, постоянными усилиями, в которых в самом начале было больше сухого долга, чем живого чувства. Но все это вернулось к нам стократно, а если бы каждый из нас считал, что это бесполезно – мы могли бы никогда не узнать каково это. То, что было между нами, я буду помнить до самой смерти.       На свете хватает мужчин, которые считают, что жена нужна лишь для того, чтобы следить за хозяйством и рожать детей, пренебрегая ей во всем остальном – и тем самым делают из них своих худших врагов. Так произошло и с Робертом Баратеоном, если то, что я видела и слышала – правда хотя бы отчасти. Ты можешь этого избежать, Робб – если приложишь усилия. Тогда ты получишь жену, преданную тебе и Северу, а не своей матери и Ланнистерам, и, покидая Винтерфелл, сможешь не думать о том, какие песни она поет твоим детям, и какие мысли вкладывает в их головы, пока тебя нет рядом. Ты король, как и сказал. Поступай, как сочтешь нужным, только помни о последствиях.       Кейтилин еще раз вздохнула и встала – вслед за ней встал и Робб. Мать и сын встретились взглядами. - Санса просила меня просить тебя, чтобы ты выпустил Сандора Клигана из-под стражи. Этого не будет, верно? - Верно, матушка. Он останется в темнице, пока я не решу, что с ним делать. - Ничего другого я и не ждала. Я передам Сансе твое решение – Кейтилин склонила голову перед своим сыном и королем и, шурша шелковой подкладкой платья, вышла из комнаты.