По воле волн / Adrift

Легко. Так легко было лететь лицом вниз в бездну, будучи совершенно не в состоянии определить, где она находится и как долго пробыла здесь, потому что ее окружала кромешная тьма. Свободное падение не доставляло особого дискомфорта; пропасть казалась бездонной, по ощущениям прошли года, а она так и не достигла земли. И вот наконец она наткнулась на что-то. Первая мысль была о том, что это дно или каменная стена самой пропасти, но, вопреки ожиданиям, прикосновение к коже было мягким и теплым. Что, если это облако? Хотя нет, не может быть. Слишком плотное облако, она провалилась бы сквозь него, будь это просто водяной пар. А если каменная стена, окутанная облаками? Такое она могла себе представить, все равно не видно ни зги. Она врезалась в это, чем бы оно ни было, лицом, и оно обволокло ее, останавливая падение. Что-то теплое и нежное обвилось вокруг талии и еще ближе притянуло к себе ее обмякшее тело. Вата. Может быть, это вата? Гора из ваты? Или матрас. Спасательный надувной матрас, способный сам оборачиваться вокруг падающих людей. Он был текучим и снова задвигался, подхватывая под лопатки и колени, чтобы поднять ее тело и разместить его горизонтально. Это точно матрас, вяло подумала она, нежась в мягком тепле, концентрируя все внимание на легком движении, которое успокаивало ее, словно чужое дыхание. Она повернула голову, чтобы уткнуться носом в удивительный материал, и на секунду, застывшую во времени, ей показалось, что она умерла. Все потому, что тот запах, который она почувствовала, не имел аналога на Земле. Он мог существовать только здесь, в этом волшебном царстве: без времени и пространства, без сожалений и тревог. Здесь была только уверенность, эта всеохватывающая, всепоглощающая уверенность в правильности — именно здесь она и должна быть. Наверное, так пахнут небеса. Она сделала три неторопливых, глубоких вдоха, надеясь, что это никогда не прекратится. Каждый вздох, как священный бальзам, успокаивал тело и одновременно с этим оголял нервы. Удивительно, что она лучше видела запах, чем слышала его. В темноте он вспыхивал короткими, кристально-чистыми образами, которые она не могла расшифровать; те приносили почти греховное чувство покоя. Маленький ярко-зеленый кактус в небольшом коричневом горшке стоит на подоконнике в приюте. Первое создание, чья жизнь зависела от нее. Медленная волна набросила хрустальную вуаль морской воды на неровную скалу. Трепет от ожидания, когда же она коснется ее ног. Крупные капли дождя во время урока барабанят по стеклу, рисуя на окнах карты далеких стран, — успокаивающая, оглушительная симфония, которая ворвалась в класс, принося с собой запах мокрой травы. Жизнь. Баланс. Мир. — Положи ее на диван, черт возьми! Голоса. Вдалеке раздавались голоса; слабые и едва различимые, они накатывали волнами — обрывочные, несвязные. Может, она не одна здесь? — …я думала, в четверг… — …почему никто не знает… — …Рей, дорогая, ты… — Может, кто-нибудь все же позвонит им и скажет… — Да положи же ее, наконец! В какофонии звуков раздался новый голос, он был гораздо ближе, яснее и, казалось, доносился из глубины самой бездны. — Рей? Рей. Он пронзил каждую мышцу в ее теле, заставляя расслабиться и еще больше раствориться в окутывающей мягкости. Казалось, в ответ нечто сжало ее в своих объятиях еще крепче, и она снова уткнулась в него носом, глубоко дыша. Ей так хотелось остаться в этом подвешенном состоянии до скончания времен. Голоса до сих пор бормотали неразборчивые слова, которые она больше не пыталась понять. Зачем, все и так было ясно, когда смысл ее существования был прямо перед ней, здесь, в темноте, сияя так же ярко, как летний солнечный день? Она должна остаться. Она была рождена для того, чтобы быть здесь, быть окутанной им и растворяться в нем, пока они не станут единым целым. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой легкой, свободной и такой значимой, как сейчас. Она была счастлива. До тех пор, пока все не закончилось. Потому что то, что принадлежало ей, стало ускользать, вновь оставляя ее одну в холодной бездонной пропасти. Как оно могло так поступить с ней, после того как убедило ее, что это судьба? Только не намеренно, только не по собственной воле. Невозможно было оторваться от нее, не почувствовав такой же острой, мучительной боли, что пронзала ее грудь при мысли об одиночестве. Она попробовала закричать, забить руками и ногами, ухватиться за него, но тело стало таким тяжелым, будто конечности вылили из свинца. Чем больше она боролась, тем сильнее и изощренней становилась боль. Паника высосала весь ее запал, перенаправляя его в горящую точку на шее. Но боль не шла ни в какое сравнение с тем, что этого больше нет. Она знала, что агония пройдет, как только он снова окажется рядом, поэтому она боролась, пробивалась сквозь кромешную тьму, лихорадочно пытаясь дотянуться до него, схватить и больше никогда не отпускать. Все произошло одновременно. Протяжный, болезненный стон вырвался из горла, когда свет ослепил ее. Руки дернулись вперед, и дрожащие пальцы сомкнулись вокруг чего-то твердого, мягкого, теплого и… наконец-то… Распахнув веки, первое, что она увидела, — глаза Бена Соло; ее грудь тяжело вздымалась, пока она привыкала к свету, а пальцы крепко ухватились за его предплечье. Удивительно, его глаза были черными, а не карими — так неестественно, что это казалась неправильным. Он застыл на месте, склонившись над диваном в гостиной, куда только что уложил ее, карамельная радужка была полностью поглощена зрачками. Его губы дрожали, а глаза, безумные, отчаянные, затянутые водянистой пеленой, прожигали её насквозь, моля о чем-то, чего она не понимала. Или слишком боялась понять. Осознав, где находятся ее руки, она отпустила рукав его пиджака, будто обожглась, и снова упала на диван, когда мир вокруг завертелся. — Рей? Рей, ты меня слышишь? О, дорогая. Она практически всхлипнула, когда Лея опустилась на колени рядом с диваном, физически загораживая ее от Соло, который все еще смотрел, медленно отступая. Она убеждала себя, что такая реакция была вызвана жгучей болью в шее, и увеличивавшееся расстояние между ними тут совсем ни при чем. Нет ни шанса, что железу не видно, думала она, пока теплые слезы скатывались по вискам. Не может быть, чтобы кожица не приподнялась и не порозовела, выставляя ее перед всеми лгуньей. Из груди вырвался рваный вздох, когда Лея положила теплую ладонь ей на лоб, и за ту долю секунды, что была у нее, Рей старалась изо всех сил показать взглядом женщине, как она сожалеет, прежде чем ее обман будет раскрыт. — Что такое, милая? Тебе больно? — Лея, я… — прохрипела она, в горле пересохло и саднило. — Пожалуйста, принесите влажное полотенце. Она вся в поту, — бросила Лея через плечо, после чего повернулась и погладила лицо Рей. — Все хорошо, милая. Ты потеряла сознание. Что-нибудь болит? Ты ела сегодня? От нежности в ее голосе сердце болезненно сжималось в груди, и поток слез усилился, стекая по вискам в волосы. — Вот, — послышался хриплый голос Хана, когда он протянул Лее пушистое белое кухонное полотенце. Рей встретилась с ним взглядом, и беспокойство на его лице заставило ее отвести глаза. — Дорогая, ты что-нибудь ела сегодня? Опять сахар упал? Лея произнесла эти слова по-матерински заботливо, прикладывая полотенце ко лбу девушки, ее щекам и вискам, двигаясь ниже к… — О, Рей, — она мягко улыбнулась, касаясь ее шеи. — Помнишь, о чем мы говорили? Про кислородные маски в самолете? Она снова поднесла полотенце ко лбу Рей, сложила его пополам и прижала прохладной стороной к теплой коже. — Прежде чем помогать другим, сначала нужно позаботиться о себе, милая. У Рей звенело в ушах, когда она искала в глазах Леи замешательство, осознание, разочарование. Но в ее взгляде были только забота и нежность, и это сбивало с толку, потому что Лея точно видела все своими глазами. На чистом инстинкте она медленно подняла дрожащие руки к шее и обхватила ее, прижав ладони к горлу. С обеих сторон пальцы не чувствовали ничего, кроме ровной, гладкой кожи. — Повредила шею, малая? Когда падала? В голосе Хана проскальзывали нотки волнения, когда он наклонился над Леей и, поджав губы, осматривал Рей с макушки до пяток в поисках повреждений. Сквозь завесу замешательства Рей смогла выдавить из себя лишь тихий шепот. — Слегка, кажется. Хан кивнул с серьезным выражением лица и резко развернулся. — Я принесу лед. Прежде чем возвратиться к Лее, взгляд Рей скользнул по Соло, который все еще стоял на том же месте с затравленным выражением лица. Его зрачки были расширены, а полные губы побледнели. Как будто его способность изображать полное безразличие вышла из строя, и теперь можно было разглядеть оттенки различных эмоций. Шок. Боль. Смятение. Сожаление. Там же, перекрывая все остальное, было нечто подозрительно похожее на тоску. Он двигал челюстью, плотно сжав губы, и, когда его глаза сверкнули, боль в шее усилилась, а железа, предательски впитывая его запах словно губка, мгновенно разнесла его по всему телу. Рей быстро отвела глаза; она говорила как в бреду, когда обратилась к Лее. — Мне нужно идти. — Рей, не стоит… — Я должна уйти! Ей почти удалось встать, перед тем как Лея настойчиво усадила ее обратно на диван. Эта женщина была непреклонна. — Рей, забудь на секунду о работе, тебе нужно… — Лея, вы не понимаете… — По скоро приедет, мы уже позвонили ему и… — Лея, пожалуйста! Мучительная просьба, сорвавшаяся с ее губ, эхом отразилась от стен, а слезы снова потекли по щекам. Сидя на диване, она сжимала руку Леи, в отчаянии позабыв о гордости. Лея обхватила ладонями лицо Рей и заставила лечь, добрые глаза женщины смотрели на нее с пониманием. — Ты дезориентирована, дорогая. Приляг, все хорошо, я здесь. Все в порядке. По уже в пути. Впервые в жизни присутствие Леи не успокаивало, а лишь усиливало страхи и тревоги. Ей необходимо уйти. Еще не все потеряно, но нужно убраться отсюда, от него, пока не стало слишком поздно. — Вы не понимаете, мне… — прохрипела она, не успев закончить, как скрипучий голос Бена Соло прервал ее. — Я пойду, мам. Лея резко повернула к нему голову, на мгновение позабыв о просьбах Рей. — Бен, разве ты не можешь подождать, пока они не приедут? Он отрицательно покачал головой, явно избегая зрительного контакта с Рей. — Мы с Демероном в одной комнате? Ей не нужен дополнительный стресс. — Все, что вам, парни, нужно, чтобы избавить нас от стресса, — это перестать ссориться, как старые супруги, — сказал Хан, возвращаясь в гостиную, попутно похлопав сына по плечу, после чего вручил Лее пакет с замороженным горошком. Лея поджала губы в знак неодобрения, продолжая прикладывать полотенце ко лбу Рей. — Ты бы очень помог нам здесь, Бен. Он снова покачал головой и попятился, засунув кулаки в карманы. — Мне правда пора. Вы… — на последнем слове его голос дрогнул, и он стиснул зубы. — Позвоните, ладно? Лея молча кивнула; она была слегка шокирована, наблюдая за тем, как ее сын разворачивается и выходит за дверь. — Оставь его, принцесса, — нежно прошептал Хан и, сжав ее плечи, поцеловал жену в макушку. — Не все сразу. Кивнув, Лея пару раз моргнула и с легкой улыбкой на губах прижала пакет замороженного горошка к шее Рей. В этот момент снаружи раздался рев заведенного мотора.

***

Остаток дня прошел для Рей как в тумане. Она помнила, как По, Финн и Роуз вломились в дверь и начали суетиться вокруг нее, бормоча что-то, чего ей уже и не вспомнить. Еще она помнила, как ехала домой, положив голову на колени Роуз, и как пальцы подруги перебирали ее волосы, а ласковый шепот доходил до нее вместе с шумом волн за окном. Помнила, как уткнулась носом в шею Финна, когда его руки крепко держали ее плечи, укладывая на диване в гостиной. Припоминала голоса По и Роуз, доносящиеся с кухни, когда они обсуждали, что бы ей приготовить. Но лучше всего она помнила глубокое, бездонное одиночество, что поселилось внутри, несмотря на полную гостиную людей. Три — она заперлась в ванной и проглотила не одну, не две, а три голубые таблетки сразу же по возвращении домой несколько часов назад. Когда все попрощались и разошлись, солнце уже утонуло в океане за горизонтом, а пульсирующий, зудящий жар в ее железе так никуда и не делся. Рей провела по ней пальцами; в темноте гостиной ее блестящие от слез щеки отдавали голубым. Она выглядела крошечной, свернувшись на диване в позе эмбриона; одна рука покоилась у нее под головой, а вторую девушка прижимала к шее. Нельзя было передать, какой ничтожной она себя ощущала. Процесс запущен. Уже не важно то, что кожа под кончиками пальцев была гладкой, с ровной текстурой, а все зеркала в доме подтвердили, что ее золотистый оттенок сливался с остальной кожей на теле. Всего лишь вопрос времени, когда все это на нее обрушится. Что бы с ней ни происходило, назад пути не было. Больше не было смысла лгать самой себе: все сводилось к тому, сколько времени у нее осталось до полной реверсии. Реверсия. Вот что происходит. И он был тому виной. Он. С тех пор как он вышел за двери родительского дома, она пыталась вызвать в себе тот гнев, который поддерживал ее на протяжении нескольких дней. Но тот не мог пробиться сквозь толстый слой печали, окружавшей ее. Или же его запах не давал ему разгореться вновь. Его запах был повсюду. Она пыталась соскрести его с себя в душе, растирая кожу докрасна, пыталась избавиться от него, бросив одежду в стиральную машинку. Она попробовала почесать железу, как только все ушли, морщась от ощущения ногтей, которые как будто пытались сковырнуть причину всех ее страданий. Но тщетно. Казалось, теперь он был ее частью, слился с ней так, что она больше не понимала, где заканчивается ее запах и начинается его. Она всегда боролась, вся ее жизнь — борьба. Однако он свел все усилия к нулю, и вот она просто лежит, свернувшись калачиком, такая жалкая, и рисует слезами темное пятно на светло-сером диване. В темноте загорелся экран телефона, и тот зажужжал на старом кофейном столике. Вытирая щеки, она потянулась за ним, готовая в сотый раз заверить Роуз, что нет, ей больше ничего не нужно, большое спасибо. Но не имя подруги высветилось на экране, когда она открыла уведомление, сощурившись от яркого света.       KyloRen: Кира Ты здесь? Она снова вытерла слезы и перекатилась на спину, чтобы освободить руки.       Scavenger287: Привееет! Как ты?       KyloRen: Ничего. Хотел поговорить с тобой.       Scavenger287: У тебя все получилось? С тем секретным делом, что ты запланировал?       KyloRen: Отчасти. То есть все прошло не совсем так, как я думал.       Scavenger287: А когда что-либо шло по плану?       KyloRen: Touché       Scavenger287: Неожиданно хорошо или неожиданно плохо?       KyloRen: Думаю, худший вариант развития событий, помноженный на десять. И одновременно лучшее, что когда-либо случалось со мной. Рей вздрогнула; воспоминание об объятиях Соло было ясным, как при свете солнца, даже если то больше не светило. Она поджала губы, ощущая, как по виску стекает свежая слеза.       Scavenger287: Ок, смутно и неопределенно. Но, кажется, я понимаю, о чем ты.       KyloRen: Конечно, ты понимаешь. Ты всегда все понимаешь. Иногда кажется, что ты единственная способна на это. Она улыбнулась натянутой, грустной улыбкой, устраиваясь поудобнее на диване, в этот момент Биби зашла в гостиную и абсолютно беззвучно запрыгнула на диван, чтобы улечься у Рей на животе.       KyloRen: Ты веришь в карму?       Scavenger287: В карму?       KyloRen: Да, я имею в виду Как наказание. Когда высшие силы возвращают тебе все то дерьмо, что ты натворил, чтобы оно схватило тебя за задницу. Тычет тебя носом во все хорошее, что у тебя могло бы быть, если бы ты не был таким мудозвоном.       Scavenger287: Я думала, мы договорились, что ты перестанешь себя принижать.       KyloRen: Нет, на это я не подписывался. Она тихо засмеялась и впервые за последние несколько часов почувствовала себя лучше. Биби посапывала, свернувшись клубком.       Scavenger287: Ну, по части навязывания своего мнения людям я профессионал. И кстати, я в это не верю. В карму. Но верю в то, что жизнь может быть той еще сукой. Она сначала дает вам все, чего вы когда-либо хотели, а потом в одно мгновение вырывает это у вас из рук. Просто так, на ровном месте.       KyloRen: Для меня все немного иначе. Как будто все, что я хотел, собрали в одной комнате и заперли ее, оставив меня снаружи. А потом еще добавили сраное окно, чтобы я смотрел на все это, но ни в коем случае не получил. Рей прикусила нижнюю губу, она почти видела, как ее друзья ходят вокруг нее, разговаривают и смеются, хотя они ушли несколько часов назад.       Scavenger287: Мне кажется, это почти одно и то же, разве нет? Ощущение, что счастье — большая шумная вечеринка, на которую тебя не пригласили.       KyloRen: Именно так. Кстати, у тебя все в порядке? Прости, что не спросил. В порядке ли она? Черт, сколько раз она ответила на этот вопрос сегодня? По меньшей мере дюжину. Может быть, две. И каждый раз она находила в себе силы улыбаться и лгать. Однако по какой-то причине лгать Кайло было равносильно тому, чтобы лгать самой себе, и, пока безмолвная агония продолжала терзать ее шею, она решила, что с нее хватит.       Scavenger287: Не совсем       KyloRen: Хочешь об этом поговорить? Могу я как-то помочь? Ее глаза блуждали по потолку и задержались на нем на какое-то время, потрескавшаяся краска расплывалась за ее слезами. Она вытерла их, прежде чем напечатать:       Scavenger287: Думаю, что нет. У меня некоторые проблемы со здоровьем.       KyloRen: Дерьмо. Мне очень жаль. Это началось недавно?       Scavenger287: И да, и нет. Это было давно, но сейчас все стало хуже.       KyloRen: Ты сейчас лечишься? Саркастический смех, вырвавшийся из ее груди, был абсолютно не веселым. Лежа на ее животе, Биби пошевелилась во сне.       Scavenger287: Нет.       KyloRen: Но ты же ходишь к врачу, да?       Scavenger287: Неа.       KyloRen: Кира, какого хрена? Почему? Все дело в страховке? Возможно, я смогу помочь.       Scavenger287: Нет, страховка тут ни при чем. Я просто не могу видеть врачей.       KyloRen: Почему?       Scavenger287: Потому что тогда они так или иначе узнают.       KyloRen: Что узнают? Прости, я не понимаю. Мозг тупит. Это что-то, о чем мы уже говорили? Она сердито потерла глаза, пытаясь остановить слезы, но они только намочили рукав старой толстовки, оставив темные влажные пятна наподобие тех, что были на диване.       Scavenger287: Опять же, и да и нет Помнишь, я сказала, что я с Джакку?       KyloRen: Конечно.       Scavenger287: Правда в том, что я не знаю откуда я. Я выросла в Джакку, потому что мои родители как бы… оставили меня там. Когда мне было пять. Я даже не помню их.       KyloRen: Ты выросла в детском доме. Это был не вопрос. Она прижала мокрый рукав ко рту, пытаясь заглушить сухое рыдание.       Scavenger287: Да, это так.       KyloRen: И тебя не удочерили.       Scavenger287: Нет. Она качала головой, печатая, и усилие, которое понадобилось для того, чтобы набрать малюсенькое слово из трех букв, показалось нечеловеческим. Он не отвечал всего две минуты, но даже они ощущались как вечность, в течение которой она не открывала глаз, пытаясь сосредоточиться на дыхании, пока горячие слезы скатывались вниз. С закрытыми глазами ей казалось, что она видит, как его осенило, а ведь она даже не знала, как он выглядит.       KyloRen: Подруга, о которой ты писала, та, что отказалась от ТНВ, потому что ее удочерили. Ее ведь не существует, да? Рей открыла глаза и шмыгнула носом, будя прерывистым вздохом Биби; большие пальцы дрожали над экраном телефона. Даже напечатанными, его слова звучали по-доброму вежливыми, когда она читала их. По какой-то причине в ее воображении у него был глубокий и низкий голос.       Scavenger287: Да. Но вот другая существует. Та, которая прошла терапию и посоветовала клинику. Но она прошла реверсивную терапию, когда ТНВ стала незаконной.       KyloRen: А ты не стала. И снова утверждение. Она опять замотала головой, будто бы он мог ее видеть, и судорожно втянула воздух.       Scavenger287: Боже, ты сейчас, наверное, думаешь какая же я идиотка. И к тому же трусиха.       KyloRen: Нет. Я правда так не думаю. Сообщения приходили так быстро, что у нее совсем не было времени на их осмысление.       KyloRen: Я считаю, что ты невероятно храбрая и сильная. Ты замечательная, веселая, остроумная, великодушная, добрая и напористая в хорошем смысле. Это все про тебя. Все эти качества делают тебя необыкновенной. Ты стала для меня оазисом посреди того дерьма, что вывалилось на меня. И то, что биологически было когда-то запрограммировано, не имеет к этому никакого отношения. Ты сама выбрала, кем быть, несмотря на ожидания окружающих. Это то, на что мне когда-то не хватило смелости. К тому времени как ей пришло последнее сообщение, на ее губах появилась настоящая улыбка. Возможно, не самая счастливая: ее губы дрожали, а лицо было мокрым от слез и соплей. Но она была искренней, и это было самое главное.       Scavenger287: Такие теплые слова. Хотя я и не со всем согласна. Но спасибо. Мне это очень, очень помогло. Поделиться этой историей.       KyloRen: Больше никто не знает?       Scavenger287: Из моих близких никто, нет. По правде, ты первый, с кем я поделилась. Сделаю тебе значок.       KyloRen: Буду носить его с гордостью, рядом с тем, что у меня уже есть: «мудак необыкновенный». И вот, неужели она плачет от смеха? Неожиданный поворот событий на исходе дня.       KyloRen: Послушай, я не хочу нарушать личные границы, если ты не хочешь говорить об этом. Поэтому, если что, не стесняйся послать меня далеко и надолго. Я не особо следил за новостями о реверсивном лечении, но помню, о каких ужасах рассказывали по телику. Это то, с чем ты столкнулась? Запоздалые побочные эффекты?       Scavenger287: Нет, не совсем. У меня никогда не было тех симптомов, с которыми нужно бить тревогу. Сердце, почки, печень — все в порядке.       KyloRen: Понял. Глубокий вздох на этот раз был гораздо спокойнее.       Scavenger287: Думаю, то, что со мной происходит — спонтанная реверсия. Из-за этого парня. Ну вот. Наконец слова были произнесены, и им больше не нужно было прятаться в самых параноидальных уголках ее разума, затравленным и притихшим. Очередной вздох, как ни странно, был полон облегчения.       KyloRen: Черт возьми. Все из-за его усилителей?       Scavenger287: Может быть. Возможно. По правде говоря, я уже ни в чем не уверена. Как будто мир рушится. Я в растерянности. И мне страшно.       KyloRen: Чего ты боишься? Она вновь подняла глаза к потолку и прикусила нижнюю губу, переваривая вопрос, который не осмеливалась задать себе.       Scavenger287: Подвести людей. Или отпугнуть их. Боюсь, что все просто разочаруются и уйдут, когда узнают.       KyloRen: То есть одиночества. Из уголка глаза выкатилась новая слезинка, но на этот раз она не была такой печальной.       Scavenger287: Да, наверное, так и есть.       KyloRen: Ну, я скажу это еще. Ты не одинока. И если кто-то, кто настолько привилегирован, чтобы знать тебя лично, захочет из-за этого уйти, то он никогда не заслуживал быть рядом. Поверь, для тех, кто любит тебя, это не имеет никакого значения. А я, по правде говоря, не представляю, чтобы в этом мире были такие, кто знал бы тебя и не любил. Она снова улыбнулась этой некрасивой, но искренней улыбкой, и в этот момент телефон зажужжал в руках, показывая, что ей пришло сообщение в другом приложении. Роуз: Привет, детка, как ты себя чувствуешь? Все в порядке? Роуз: Уверена, что не хочешь, чтобы я вернулась и осталась на ночь? Слезливая улыбка Рей стала шире. Она повернулась на бок, зажав Биби между собой и спинкой дивана, и взбила подушку под головой. Рей: Милая, ложись спать и не переживай. Рей: Мне уже гораздо лучше. Готова поклясться на мизинчиках. Второй раз за день ее ответ не был ложью.