Ёжикам тоже нужны

Лето наступает для Лань Чжаня резко. Он будто проспал весь год и очнулся ото сна только после слов отца: «Сын, твоя путевка. На третью смену, все правильно?». Тогда он смог только выдохнуть радостное: «Да» и помчался составлять список в дорогу. И вот Лань Чжань стоит на площади вместе с другими приехавшими отдыхать детьми. Вокруг ничего не изменилось: выкрашенный в белый корпус с синими глазами-окнами, живая изгородь из кустов акации по краям дорожек, прорезающие газон кривые тропинки, музыка из колонок, вытащенных на крыльцо; от розария пахнет невыносимой сладостью, а с моря манит соленая свежесть; упитанные воробьи с жадным любопытством взирают на галдящую толпу с тянущихся проводов. И друзья все те же. Да, подросли, сменили прически, может, но Цзян Чэн все такой же заботливый ворчун, Хуайсан — мягкий манипулятор, честный и доверчивый Вэнь Нин под неустанной опекой Вэнь Цин, Ло Цинъян с кокетливой кротостью в движениях и Вэй Ин — молния, искра, разжигающая в Лань Чжане нетерпеливость, желания и стремления. Чувство кипящей жизни возвращается к Лань Чжаню, заставляя сердце биться быстро-быстро, а руки — нервно подрагивать в предвкушении. В предвкушении изматывающих до счастливой усталости дней, полных впечатлений; долго не начинающихся ночей из-за праздных разговоров; шальных проделок; ощущения, что Лань Чжань не один. Вэй Ин хватает его цепкими пальцами, привлекая к себе внимание и вытаскивая из теплых мыслей. Он весь встрепанный и потный, несмотря на только начавшийся день, волосы, которые Вэй Ин все еще отращивает, в полнейшем беспорядке, и все это такое родное, такое знакомое, что Лань Чжань еле сдерживается, чтобы не обнять Вэй Ина в порыве признательности и радости встречи. Он не решается, Вэй Ин занят важным делом — бодрым козликом скачет вокруг их компании, на тонкой шее болтается черный футляр от фотоаппарата и при каждом порыве неугомонного хозяина бьет того плашмя по животу, врезается острым уголком под ребра — наверное, неприятно. Лань Чжань морщится и трет собственный бок, избавляясь от фантомной боли. Сам фотоаппарат Вэй Ин держит в руках, пытается сориентировать их компанию на совместную фотографию. Наконец ему это удается. Все стоят довольно близко друг к другу, касаясь чужих локтей и плеч, Цзян Чэн обнимает Вэнь Цин за талию, Вэнь Нин и Цинь Су, краснея, переплетают пальцы, Лань Чжань— с краю, рядом с хихикающим Хуайсаном. — Что смешного? — шепотом спрашивает Лань Чжань, глядя на Вэй Ина, объясняющего Шэнь Юаню, их вожатому на эту смену, как обращаться с фотоаппаратом. Хуайсан качает головой и не отвечает, лишь начинает трястись от хохота сильнее. Вэй Ин возвращается к ним, присаживаясь на корточки впереди, оборачивается на стоящего позади Хуайсана, окидывая того подозрительным взглядом, и, видимо не заметив ничего странного, дает отмашку Шэнь Юаню. Тот копается несколько секунд примериваясь. — Готовы? Скажите чиз! — извещает он и жмет на кнопку. Фотоаппарат моргает с еле слышным из-за окружающего шума щелчком, Вэй Ин тут же подрывается с места посмотреть результат. — Цзян Чэн, ты моргнул! — возмущается он. — А-Су, смотри в объектив, а не на Вэнь Нина! Еще раз. Шэнь Юань обреченно вздыхает, принимая фотоаппарат обратно. Вэй Ин предупреждающе указывает пальцем на каждого и садится. Лань Чжань собирает все силы, чтобы красиво улыбнуться; для человека, который это делает крайне редко, да еще и обладает боязнью камер, подобное равняется подвигу, но он старается ради общего снимка. — Сейчас вылетит птичка, — обращается Шэнь Юань к ним, как к малышам, и делает новый снимок. Но прежде Хуайсан успевает вытянуть из кармана нечто и метко бросить в сторону Вэй Ина. Лань Чжань замечает только размазанное зеленое пятно, которое с влажным шлепком одновременно со щелчком затвора опускается прямо на макушку Вэй Ина. Крик, огласивший площадь, почти оглушает Лань Чжаня. — Не! Хуайсан! Я убью тебя! — вопит Вэй Ин. По его волосам довольно расползается токсично-зеленый лизун. Вэй Ин вскакивает и устремляется за уже сорвавшимся с места Хуайсаном. Вместе они скрываются за розарием, Хуайсан, кажется, задумал увести погоню в сторону футбольного поля. Лань Чжань оглядывается на давящих смешки Цзян Чэна и Вэнь Нина. Мянь-Мянь, пряча улыбку в кулак, подзывает его к себе, вытаскивая телефон. Лань Чжань склоняется над экраном, где открыта страничка Хуайсана в социальной сети. Там около десятка фотографий компании в разных местах, и каждый кадр испорчен — на голове, плече, сползшими на лицо Вэй Ина — лизунами. К чести Хуайсана, их цвета ни разу не повторяются. Лань Чжань листает пару снимков, и чем дальше, тем труднее даются вздохи от растущего в груди чувства несправедливости. Почему издевательства над Вэй Ином, по-другому назвать это язык не поворачивается, веселят других? Как вообще кому-то могла прийти в голову идея столь жестокой шутки? — Это — смешно? — Лань Чжань вскидывает обвинительный взгляд, в голосе сталь. Беззаботный мальчишка, каким он чувствовал себя пару минут назад, отступает, позволяя выйти вперед юноше-отличнику, радости родителей и главе школьного дисциплинарного комитета. Который не позволит обижать Вэй Ина, даже если придется для этого разругаться со всем привычным миром. Цзян Чэн неосознанно скрещивает руки на груди в попытке защититься от исходящей от Лань Чжаня ледяной ярости. Вэнь Нин прерывисто вдыхает и выглядит виноватым. Мянь-Мянь мягко вытягивает свой телефон из рук Лань Чжаня и трясущимися пальцами закрывает фотографии. Молчание тяжелой липкой паутиной повисает в теплом душистом воздухе. — Как это может быть смешным? — повторяет Лань Чжань, не дождавшись ответа. Цзян Чэн, отведя глаза, бросает неуверенное: — Он же понимает, что это шутка! Чего ты так злишься, Лань Чжань? Это прикол такой, ну! Вэй Ин сам постоянно выдумывает что-нибудь похожее. Ему тоже весело! Возможно, Лань Чжань слишком скучный, возможно, не понимает подобных «приколов», но ему искренне обидно за Вэй Ина. — Даже самая смешная шутка, повторенная дважды, перестает быть таковой, — отрезает он, останавливая поток бессвязных оправданий непреложной истиной. — Поставьте себя на место Вэй Ина, вам было бы приятно? Цзян Чэн одними губами шепчет: «Зануда». Остальные заливаются краской стыда, потому что да — им были бы неприятны такие шутки, пусть и от близких, и старательно не смотрят на Лань Чжаня. Он чувствует легкую досаду — испортил отношения с друзьями, однако Вэй Ин того стоил. Лань Чжань будет в порядке до тех пор, пока серые глаза следят за ним, пока он сам рядом. Остальное не так важно, как Вэй Ин. Эта мысль больше не пугает так сильно, как несколько лет назад, Лань Чжань смиренно принял свою зависимость от Вэй Ина, его улыбки и кипучей энергии. Рядом с Вэй Ином Лань Чжань ощущает себя удивительно целым, правильным, как еще описать это теплое чувство он не знает. Пока не знает. Когда набегавшиеся красные Вэй Ин и Хуайсан возвращаются, напряжение все еще не отпустило компанию, невидимой стеной вставшее между Лань Чжанем и другими ребятами. Хуайсан садится на бордюр и начинает отряхивать с колен прилипшие травинки, Вэй Ин благодарит Шэнь Юаня за снимки, забирает фотоаппарат, укладывая его в футляр, и оборачивается к друзьям с широкой улыбкой. Зеленый лизун расползся по его голове маленькой ермолкой, и, подходя, Вэй Ин пытается счистить липкую массу. — Вэй Ин, прости! — Если бы тебе не нравилось, ты бы сказал? — говорят одновременно Вэнь Нин и Цзян Чэн. Вэй Ин недоуменно хлопает глазами и опускает руки, перепачканные зеленой слизью. — Что? В смысле? За что? В Цзян Чэна, уже открывшего рот для дальнейших пояснений, врезается со спины девочка из младшего отряда, поймав злобный взгляд, она начинает бормотать извинения. Но Цзян Чэн, смущенный и растерянный после слов Лань Чжаня, набрасывается на малышку со всем недовольством, на которое способен. Это не более, чем бегство от грядущего разговора, понимает Лань Чжань. — Лань Чжань сказал нам, что тебе может быть неприятно, — Вэнь Цин морщится от громкой ругани Цзян Чэна, уже оставившего девочку в покое и распекающего толкнувшего ее пухлого мальчугана. — Какие действия? — Вэй Ин все еще стоит, непонимающе склонив голову. — Да вот эти! — Вэнь Цин подцепляет с его растрепанных прядок кусок лизуна и с отвращением швыряет на асфальт. — А. О! — восклицает Вэй Ин, и взгляд его проясняется. На лицо опять вылезает улыбка. Сердце Лань Чжаня сжимается от нехорошего предчувствия, что зря он влез и вообще поднял эту тему. Вэй Ин сполна оправдывает ожидания. — Ничего страшного, ребят, мне ни капельки не обидно! Спасибо за беспокойство, Лань Чжань, но я правда бы сказал, если бы мне стало некомфортно, — он ободряюще подмигивает закаменевшему Лань Чжаню и обращает свое внимание на пирамиду дорожных сумок, вытаскивая из нее два чемодана и наплечную сумку. — Ну, раз уж кое-кто, не будем показывать пальцами, сорвал фотосессию заезда, тогда идем заселяться! Эй, А-Чэн, хватит уже терроризировать малышню, пошли! — Третий этаж, первая лестница правого крыла, — инструктирует Шэнь Юань их группу. — Опять посерединке… — ворчит Вэй Ин. Лань Чжань катит свой чемодан следом за компанией, почти не замечая, куда идет. Внутри все полнится негодованием вперемешку с восхищением. Почему Вэй Ин позволяет так обращаться с собой? Лань Чжань бы никогда бы не смог так легко отмахнуться от такого, пусть даже от друзей, для него это унижение. Вэй Ин невероятный, такой потрясающий; он — свет. Всех слов мира не хватит описать отношение Лань Чжаня к нему. Но все и не нужны, необходимо одно-единственное — Лань Чжань не может его подобрать. И в груди щемит от невольной мысли, что когда-нибудь — скоро — их пути разойдутся, не вечно же им ездить в лагерь. Исполнится восемнадцать, и начнется другая — у каждого своя — жизнь. Думать об этом Лань Чжань совсем не хочет, но почему-то думает, вместо того, чтобы наслаждаться тем, что есть здесь и сейчас по примеру неунывающего Вэй Ина. Интересно, а он будет скучать по Лань Чжаню или быстро забудет, и будет вспоминать лишь изредка, натыкаясь на выцветшие от времени фотографии в пыльных альбомах? Неизвестно. Но так желанно остаться в чужой памяти! Способен ли такой — вскользь брошенное Цзян Чэном «Зануда» врезается под дых — на это? Чувствуя, как уныние начинает поглощать его, Лань Чжань трясет головой, на время выкидывая из нее упаднические настроения. Он подумает об этом позже или больше никогда. Лучше бы никогда. Взгляд цепляется за улыбающегося тихим словам Мянь-Мянь Вэй Ина. Ни их, ни ответ Лань Чжань не слышит, только видит, как Мянь-Мянь прячет смущенные счастливые глаза. Она шутливо ударяет Вэй Ина в плечо и помогает придержать потерявший равновесие чемодан. Выглядят как милая семейная пара — гармонично и органично, подхватывая друг за другом слова и действия. Точно, они же вместе. Неясное глухое раздражение щекочет Лань Чжаню сердце — глупая игра! Мянь-Мянь правда надеется, что это все по-настоящему? Или это Вэй Ин наивный и верящий в любовь с первого взгляда и до гроба? Полнейшая чушь! Поддавшись порыву, Лань Чжань в несколько широких шагов догоняет парочку, его чемодан тяжело запинается о ступеньки, чуть не отбрасывая вниз с лестницы. Но Лань Чжань лишь прикладывает больше силы, ровняясь с Вэй Ином и снимая с его плеча сумку, забирая себе. Тот прерывается на середине фразы, по инерции пытается забрать ношу обратно. Лань Чжань отводит чужое запястье. — Помогу. У тебя и так два чемодана. Вэй Ин лукаво усмехается: — Лань Чжань, ты сегодня мой защитник? Рыцарь на белом коне? Однако ты что-то путаешь, я не нежная мадемуазель, могу сам за себя постоять и не сломаюсь от маленькой сумочки. Или ты хочешь поцелуй за оказанную помощь? — Не шути, — Лань Чжань стискивает зубы, уши печет от поддразниваний. Он будто снова заперт в том хлипком шкафу, и это ощущение ему нисколько не нравится. Заставляет чувствовать себя слишком беззащитным перед пронизывающими его серыми глазами Вэй Ина. — Да как же мне не шутить, если ты такой серьезный! Лань Чжань, скажи, ты экономишь улыбки? Неужели первый день смены недостоин твоей улыбки, ну хоть самой маленькой! Резко позабытая Мянь-Мянь поджимает губы, глядя на Лань Чжаня из-за Вэй Ина, и, о, как стыдно, Лань Чжань не может унять мстительное удовлетворение. Ло Цинъян этого не заслужила, но сейчас, когда все внимание Вэй Ина отдано ему, Лань Чжань не может сдержаться. — Пока нечему радоваться, — говорит он, удерживая разговор на себе. — А мне? Ты можешь улыбнуться мне? Лань Чжань поднимает ногу на следующую ступеньку, в горячем замешательстве от услышанных слов не замечая, что лестница закончилась, и оступается. Сзади его кто-то подхватывает, не позволяя упасть. — Не за что, — бурчит Цзян Чэн, заходя в холл третьего отряда. Вэй Ин сочувственно кивает Лань Чжаню и идет следом, уже забывший о случившемся только что разговоре. Лань Чжань пропускает всех друзей мимо и вздыхает. Спустя секунду на тонких губах расцветает улыбка. Для Вэй Ина. После распределения комнат, кроватей (местом Лань Чжаня сказочным образом снова оказывается верхняя койка двухъярусной кровати — над Вэй Ином), знакомства с отрядом, подписи бумаги «С правилами пожарной безопасности ознакомлен» и обеда — Вэй Ин останавливает всю компанию перед входом в корпус. — Пойдемте, покажу что-то, — он заговорщицки ухмыляется и утягивает их в сторону левого крыла на четвертый этаж в холл, который они занимали в прошлом году. Там тихо, либо дети еще не вернулись из столовой, либо не прибыли в лагерь вообще. Вэй Ин останавливается около двери комнаты Вэнь Чао и внимательно изучает стену напротив. — Что ты ищешь? — спрашивает Мянь-Мянь, подходя к нему и приобнимая за плечи. Остальным тоже интересно, Лань Чжань тоже начинает осматриваться, пытаясь понять, что хочет увидеть Вэй Ин. — Сейчас-сейчас. Вот! — Вэй Ин кладет ладошку на стену, лицо его принимает загадочный вид. Он ждет, пока все встанут поближе, и отнимает руку. — Та-дам! Это Кенни, прошу любить и жаловать отпрыска Вэнь Чао, которого я так тщательно хранил весь прошлый год, и вот, малыш все еще тут! На нежно-желтой стене ярко выделяется пугающий черный отпечаток пятерни, одинокая память Королевской Ночи первого отряда и сокрушительного поражения его капитана. Цзян Чэн ковыряет краску и приподнимает брови: — Кенни? Почему, мать его, Кенни? — Ну, я его породил, я его и назвал, — пожимает плечами Вэй Ин. — Еще вопросы, но не тупые, будут? Лань Чжань тоже приглядывается к оставшемуся следу, кое-что его смущает. — Разве пятно не должны были смыть? Вэй Ин смотрит на него так, словно Лань Чжань только что выиграл в лотерее автомобиль. — Бинго! Именно! Вот почему я сказал, что охранял Кенни, — серые глаза искрятся историей, которую Вэй Ин собирается поведать. — От того следа, к сожалению, ничего не осталось. Но я. Я! Приложил все усилия, чтобы реанимировать его — акварель, масло, фломастеры, даже зеленкой красил! Это, кстати, вообще не вариант. Иногда Кенни стирал персонал, иногда, если Хуа Чэн заставал меня за этим делом, уничтожал его сам. Раз за разом! Хуже пытки не придумаешь! — Вэй Ин показательно стонет и трется о руку Мянь-Мянь. Лань Чжань, у которого сердце от этого зрелища меняется местами с печенью, спешно говорит: — Примерял на себя роль сэра Симона де Кентервиля? — Кого? — округляет глаза Вэй Ин, а потом складывается в три погибели от хохота. — А ведь и правда! Ох, Лань Чжань, обожаю тебя! Сэр Симон, надо же! К веселью присоединяются Хуайсан и Вэнь Цин с Вэнь Нином. Лань Чжань старается не брать в голову то, что Вэй Ин его обожает, и вовсе не концентрируется на том, как это слово эхом продолжает гудеть в мыслях. Он смущенно улыбается. Сравнение вылетело само собой, но он рад, что вызвало желаемую им реакцию. Шутки никогда не были его коньком, и получить одобрение приятно. — Над чем вы смеетесь? — недовольно вклинивается Цзян Чэн. — Это из книги, — объясняет Лань Чжань. — Я могу рассказать, но лучше тебе прочитать самому. — Да он читал, просто забыл, — машет руками Вэй Ин. — А-Чэн, помнишь, год назад Яньли подарили сборник, и там была история про привидение. Взгляд Цзян Чэна светлеет. Он коротко усмехается, показывая, что шутка достигла своей цели. — Но! — Вэй Ин поднимает палец к небу, призывая тишину и обращая на себя внимание. — Я гораздо удачливее своего бумажного собрата. Я не только победил пятновыводящие средства, но еще и сохранил первоначальный черный цвет пятна! — Мм, ты молодец, — одобряет Лань Чжань. — А то! — Вэй Ин сияет и хлопает в ладоши. — Так, а теперь давайте общий снимок, но только если у Хуайсана в карманах больше нет лизунов. Тот выворачивает карманы шорт и дает проверить декоративные нашивки на рубашке. Удовлетворенный осмотром, Вэй Ин благостно кивает. Они делают несколько снимков с отпечатком, корча рожицы. Отчуждение, возникшее между Лань Чжанем и ребятами утром во время спора, проходит. Облегчение накрывает с головой, Вэй Ин так непринужденно разряжает обстановку, что его умениям остается только позавидовать. Лань Чжань не завидует, он наблюдает и восхищается. Приподнятое настроение смывается волной невнятной горечи, когда на обратном пути Вэй Ин подхватывает под локоть Ло Цинъян и приклеивается к ее уху, что-то нашептывая. Лань Чжань застывает в горячечном ступоре, разбираясь, что за чувство и откуда. Хуайсан подталкивает его в спину в призыве двигаться, и он машинально переставляет ноги, все еще занятый своими невеселыми думами. — Ты необычно молчаливый, — замечает Хуайсан. Лань Чжань недоуменно хмыкает. Он вообще никогда не был особо разговорчивым, отдавая эту роль тем, кто легче управляется с собственным языком. К чему это странное уточнение? — Ты до сих пор злишься на мою утреннюю выходку? — Нет. Если Вэй Ин в порядке, то нет, — твердо отвечает Лань Чжань. Он не желает продолжать эту беседу, у него ощущение, что он стоит на пороге важного открытия, которое перевернет всю его жизнь с ног на голову (как Вэй Ин), но из-за вмешательства Хуайсана выводы и логические цепочки утекают, как вода сквозь пальцы, не давая схватить себя и осознать. — Но ведь что-то не так, — Хуайсан по-лисьи улыбается. — Я мастер по чужим настроениям. Приходится, знаешь ли, уметь, имея такого вспыльчивого старшего брата. — Все так. Голова болит после дня в машине, — отмахивается от вопросов Лань Чжань. Глаза опять находят Вэй Ина, идущего впереди, сердце тревожно ударяется о ребра. Мянь-Мянь гладит Вэй Ина по ладони, пальцем выписывая незамысловатые круги, щеки ее восхитительно румяные от комплиментов. Лань Чжаня смущает в открывшейся картине все! Почему вы так близко друг к другу?! Разойдитесь! Вэй Ин, бесстыдник, как можно так легко расставаться с подобными словами! Мянь-Мянь, следи за собой! — Лань Чжань, Лань Чжань, — Хуайсан дергает его за запястье с неожиданной силой, Лань Чжаню даже кажется, что его плечо жалобно щелкает, — что у тебя с лицом? Выдернуть руку из стальной хватки не представляется возможным, так что он просто цепляет самое непроницаемое выражение из возможных. Вот только от следующей фразы маска сыпется с него подобно луковой шелухе. — Тебе что, нравится Мянь-Мянь? — Хуайсан чуть ли не урчит в довольстве от полученного знания. — Ох, в таком случае — не робей! У тебя есть все шансы, пусть ты и молчаливый, зато ужасно миленький! Хуайсан продолжает лепетать всякие глупости, а у Лань Чжаня полным ходом идет переосмысление ценностей. Нет, ему не нравится Мянь-Мянь. Вообще. Никак. Более того, он злится на нее, будто та забрала у Лань Чжаня что-то очень важное. Впрочем, так оно и есть. Вэй Ин крутится вокруг Ло Цинъян, не замечая ничего больше, и разве это честно? С ней, со всеми ребятами в компании, он проводит время круглый год, а на встречу с Лань Чжанем у него есть только три коротких недели! И Лань Чжань абсолютно эгоистично убежден — они должны быть отданы исключительно ему, а не погоням за Хуайсаном по розарию, перепалкам с Цзян Чэном и флирту с Ло Цинъян. — Мне не нравится Мянь-Мянь, — прерывает Лань Чжань поток бессмыслицы ледяным тоном и надеется, что на этом конфликт исчерпан, однако это же Хуайсан. — Не беспокойся, — чужая рука утешающе проходится по плечу Лань Чжаня, — я не выдам твою тайну, подожду, пока ты не будешь готов. Лань Чжань нервно сжимает пальцы в кулак и глубоко вдыхает — убийство не выход. К счастью, его страдания заканчиваются в родном холле. Вэй Ин отцепляется от Мянь-Мянь, а Хуайсан (успевая двусмысленно подмигнуть) от Лань Чжаня. — Чем займемся пока тихий час? — спрашивает Вэй Ин в комнате. Вэнь Нин алеет и достает из кармана рюкзачка колоду карт. Все восхищенно выдыхают — карты новенькие, блестящие, без измочаленных краев, и ни одного меченого туза. — Азартные игры запрещены на территории лагеря, — больше для проформы напоминает Лань Чжань, он и сам с трепетом ожидает начала партии. Различные вариации карточных игр стали для них традицией, все запретное всегда манит втрое сильнее, и даже Лань Чжань поддался искушению, отринув наставления дядюшки. Все равно никто ничего не узнает. Лань Чжань придвигает стол к кровати Вэнь Нина, сам садится на стул, рядом устраивается Вэй Ин. Напротив Цзян Чэн уже отобрал колоду и показывает ловкость рук, тасуя карты. — И чтобы ни одной засечки от ногтей, — предупреждает Вэнь Нин. — Обижаешь, — ухмыляется Цзян Чэн. Хуайсан шуршит пакетом с фруктовыми карамельками, кладет их на стол и предлагает: — Угощайтесь. Лань Чжаню попадается вишневая, и выданные карты неплохие, можно играть и пытаться выиграть. Его с головой накрывает умиротворение, все-все предшествующие события забыты, заботы отринуты. Тепло от солнца смешивается с теплом душевным, обволакивает покоем, Лань Чжань счастливо вздыхает и выигрывает у Цзян Чэна первую партию. В самый разгар третьей игры дверь в комнату открывается и входит Шэнь Юань с форменными футболками для общелагерных мероприятий в руках. Вэнь Нин тоненько взвизгивает и садится на «битую» колоду, Хуайсан прячет свои карты куда-то под рубашку. Вэй Ин и Лань Чжань, выбывшие первыми, отшатываются к своей кровати, словно они и ни при чем. — Ваши футболки, — невозмутимо сообщает Шэнь Юань и отсчитывает пять штук. — А еще подумайте, кто хочет стать представителем отряда — капитан, его заместитель, казначей отряда, фотограф, спортивный представитель. — Хо… Хорошо, — Кивает Вэй Ин. — Обязательно. Спасибо. Шэнь Юань улыбается в ответ: — Отлично, вместо дискотеки сегодня будут выборы, — он готовится уйти, но на пороге останавливается и говорит, не оборачиваясь: — Цзян Чэн, не нужно так сильно сжимать карту, всем и так уже ясно, что самая измятая — семерка треф. Дверь мягко закрывается, и Цзян Чэн стонет, выпуская, наконец, многострадальную семерку. — Я дурак! Теперь их заберут. — Не заберут. Вожатые тоже люди и понимают нас гораздо лучше, чем мы думаем, — слабо возражает Вэй Ин, опускаясь на узорчатое покрывало. — Но настроения играть у меня больше как-то нет. Вэнь Нин всхлипывает, пытаясь разгладить потрепанную карту. Лань Чжань, понимая, что первозданный вид ей уже никогда не вернуть, достает привезенную книгу и отдает Вэнь Нину — может, пара дней меж страниц хоть немного помогут. — Я куплю тебе новые, — клятвенно обещает Цзян Чэн. Вина сквозит в каждом его движении. Лань Чжань ни разу не видел вечно огрызающегося Цзян Чэна таким подавленным. — Непременно, — Вэнь Нин со всей серьезностью прячет карту в конец книги. — Ты лишил нас целой кучи развлечений. — Это же всего лишь семерка, — осторожно замечает Лань Чжань. — Да, всего лишь все будут знать, что у тебя есть одна из козырных карт, — фыркает Хуайсан. Он подтягивается на свой второй этаж и укладывается на подушку, сминая ее стоящий уголок. Лань Чжань качает головой и отворачивается. Спорить ему не хочется, но потеря одной карты вовсе не кажется ему такой уж катастрофой. — Не будем о грустном, — разрывает угнетающую атмосферу Вэй Ин. — Никто не хочет побыть капитаном? Или еще кем там назвал Шэнь Юань? — А разве ты не хочешь выдвинуть свою кандидатуру на место капитана? — спрашивает Цзян Чэн. Он дрожащими руками собирает остальные карты в коробку, да так бережно, будто это не лакированные картонки, а нежные лепестки цветов, способные порваться от неосторожного воздействия. — Неа, я хочу в пресс-центр, — Вэй Ин машет в сторону небрежно брошенного на тумбочку фотоаппарата. — Надоела ответственность, не хочу ничего решать. Но в итоге Вэй Ин решает все. И то, что Вэнь Цин должна побороться за роль капитана отряда; проталкивает Цзян Чэна в спортивные руководители (тот довольным не выглядит, но на следующий день в отвратительно бодром состоянии гордо проводит зарядку для сонного отряда); Лань Чжаню Вэй Ин предлагает стать казначеем, раз уж он так любит математику, то почему бы ему не вести учет заработанной ребятами внутрилагерной валюты? Лань Чжань вежливо отказывается в пользу Цинь Су, та желает завести как можно больше новых знакомств, кто такой Лань Чжань, чтобы препятствовать ей. Вэй Ин, абсолютным большинством, получает свою должность в пресс-центре как представитель третьего отряда, в основном потому, что у него единственного есть фотоаппарат. Смена закручивается водоворотом, Лань Чжань с радостью отдается его воле, позволяя тащить себя по дням, наполненным горячим песком и соленым морем; шумными мероприятиями; неловкими (до сих пор) дискотеками. И странным чувством, возникающим каждый раз, когда взгляд случайно — вовсе нет — ловит шепчущихся и обнимающихся Вэй Ина и Мянь-Мянь. Грешным делом Лань Чжань начинает думать, что ему действительно нравится Ло Цинъян. Правда разве в таком случае не должно его сердце стучать сладко при взгляде на нее? А у Лань Чжаня оно болит и отнюдь не приятно. Он в очередной раз размышляет об этом, стоя в очереди в бювет. Причиной, конечно же, послужил Вэй Ин, расписывающий Мянь-Мянь какие чудесные у нее глаза — и яркие, как летние цветы, и искрящиеся, как драгоценные камни, и… Дальше Лань Чжань уже не слушал, погрузившись в разбор своей реакции. — Эй, Лань Чжань, а у тебя какие глаза? — подлетает к нему Вэй Ин и хватает за подбородок, даже не подозревая, что только что выбил Лань Чжаню почву из-под ног. — Карие, — сипло шепчет Лань Чжань, мягко отстраняет чужую руку, но Вэй Ин лишь сильнее стискивает пальцы и приближает лицо близко-близко. Лань Чжань желает закрыть глаза, чтобы не видеть темных лучиков в чужой серой радужке, пушистых ресниц, гладких щек с легким румянцем от жары. Он даже видит крохотные пятна веснушек, почти сливающихся с загорелой кожей. — Нет, карие это у Вэнь Нина. У тебя другие, — Вэй Ин наклоняет голову Лань Чжаня. — Знаешь, в тени они у тебя как янтарь. У моей бабушки были такие бусы, очень красивые. А вот на солнце, я давно заметил, словно золотые. Необычно. Мне нравится. Лань Чжань не знает, чем оглушен больше — горячими пальцами на своем подбородке или тем, что Вэй Ину нравятся его глаза. Возможно, для Вэй Ина эти слова ничего не стоили, как, собственно, и любые другие, но Лань Чжаню они перекрывают кислород. От позорной смерти от удушения собственными эмоциями его спасает сам виновник. Вэй Ин отпускает лицо Лань Чжаня и тыкает себя в щеку: — А у меня какие? — С-серые, — запинаясь, выдает Лань Чжань. «Серые, будто небо после ливня, когда еще темно, но вот-вот должно выйти солнце. Солнце — это твоя улыбка, Вэй Ин». Но говорит другое: — Темно-серые. — А ты не очень любишь эпитеты, а, Лань Чжань? — криво усмехается Вэй Ин. — Ладно. Хуайсан, твоя очередь. О, у Лань Чжаня полно эпитетов в голове, они толпятся там, как люди в метро, но ни один не достигает языка. Глупого, закостенелого, неповоротливого до слез языка. — У меня зеленые, почти изумрудные глаза, — слышит он хныкающий голос Хуайсана. — А я говорю, что болотные. Тина. Ты — тина, Хуайсан, — смеется Вэй Ин и прячется за плечом Цзян Чэна от полетевшей в него шишки. Слова для Вэй Ина действительно пустое — кинул тому, другому, и забыл. Лань Чжань невыносимо сильно хочет так же. Все люди же так похожи, но почему они с Вэй Ином столь разные? Что-то в этой мысли причиняет боль. Лань Чжань ее не желает и с радостью хватает протянутый стакан с водой. Выпивает мелкими глотками, чтобы прочувствовать всю гадостность жидкости и избавиться от дерущего сердце неприятия. Вэй Ин по застарелой привычке свою воду выливает в клумбу, затем наклоняется и срывает с нее розовую ромашку. — Тебе, Мянь-Мянь! — улыбается он, вплетая цветок Ло Цинъян в косу. Лань Чжань закрывает глаза. Не помогает ничего. Не зная, как бороться с охватывающими его непонятными чувствами, Лань Чжань принимает единственное верное, по его мнению, решение — общаться с друзьями, особенно одним конкретным другом, как можно меньше. Он запрещает себе улыбаться на шутки Вэй Ина, говорить с ним больше необходимого, загружает себя всеми возможными кружками: от глиняной лепки до дайвинга. В общем, Лань Чжань трусливо прячется. Он умный, он прочитал множество книг и имеет знания в различных областях, но что делать сейчас он не знает. Полностью упавший в себя, Лань Чжань не замечает, как вокруг него растут девичьи шепотки. Открывает ему глаза на происходящее Вэй Ин, тот самый человек, которого Лань Чжань так старательно избегает. Вэй Ин перехватывает его на пляже — в месте, где Лань Чжаню не скрыться и он наиболее уязвим. Весь мокрый после недавнего купания, капельки падают со спутанных волос на обгоревшие плечи, Вэй Ин на коленях подползает к читающему в тенечке Лань Чжаню и доверительно сообщает: — Цзяо-Цзяо положила на тебя глаз, — Вэй Ин весь светится от радости за Лань Чжаня, которому наконец улыбнулась удача — и девушка. — Как положила, так пусть и обратно заберет. — грубо отвечает Лань Чжань, раздосадованный ситуацией. — Мне неинтересно. Он дергает ногами, закапывая в песок руки Вэй Ина и возвращается к чтению, молясь, чтобы тот ушел. Вэй Ин даже не думает. Укладывается на живот, подставляя спину солнышку, а голову пряча в тень, и смотрит возмущенно. — Так нельзя, Лань Чжань! Вся молодость пройдет, а ты даже не поцелуешься ни с кем! Буквы в книге упорно не складываются в слова, и Лань Чжань раздраженно захлопывает ее. Ему пятнадцать, его «молодость» еще даже не началась. Это он и хочет сказать Вэй Ину. Но язык, его бесполезный язык, внезапно ловко выдает: — Ты целовался, Вэй Ин? — Лань Чжань хочет убить себя. О Небеса, зачем и почему он это сказал? Еще ведь не поздно пойти на попятную, прикрывшись шуткой? Все знают, он шутить не умеет, и подобный ляп простителен. Вэй Ин отрезает ему путь к отступлению со смехом, легко и играючи выдав: — Конечно! Раз сто, а может и всю тысячу! — Ясно, — бросает Лань Чжань, игнорируя черные дыры, присосавшиеся к сердцу. Больше чем о своем вопросе он сожалеет о том, что услышал ответ. Лань Чжань открывает книгу, напрочь игнорируя Вэй Ина, желающего поговорить о чем-нибудь еще. Хватит с Лань Чжаня бесед, спасибо, наелся! Однако слова про Цзяо-Цзяо выдергивают Лань Чжаня из пучины самокопания, и он с удивлением понимает, что девочки действительно интересуются им. По словам Вэнь Цин — даже устроили тотализатор и теперь борются за его внимание. Видимо, выходит из рук вон плохо, раз уж он узнал об этом только от Вэй Ина. Теперь, пусть и будучи в курсе, Лань Чжань продолжает делать вид, что ничего не происходит. Будто не его приглашают каждую дискотеку на белый танец, не он находит миленькие записочки на розовой надушенной бумаге у себя под подушкой или прилепленными к пляжному полотенцу, пока то в сушилке. Он каждый раз поджимает губы, вежливость не позволяет выбросить, но в душе нет ни клочка от желания попробовать начать встречаться с кем-то, как советует Вэй Ин. Напор с каждым днем все растет. А то! «Холостяков» в смене почти не осталось, а Лань Чжань еще и миленький. Внимание к его персоне, и так не отличавшееся ненавязчивостью, набирает обороты, грозя в один момент снести границу и поставить Лань Чжаню ультиматум. И как иронично, что это случается в день, когда на море шторм. Небо с утра затянуто хмурыми тучами, ветер нещадно треплет кроны деревьев, вся дорожка до столовой усыпана ковром из листьев и тонких веток. В воздухе тяжелый запах моря, которое сейчас бушует всего в паре сотен метров. Уже ясно, сегодня отменено не только купание, но и вообще все мероприятия на улице, тут бы поесть целыми добраться. После завтрака третий отряд собирается в холле, яркие лампы под потолком рассеивают наплывающую с улицы тьму, но ребята все равно ужасно вялые. Лань Чжаню кажется, что если он сейчас закроет глаза, то точно уснет. Чтобы хоть чем-то себя занять, он присоединяется к компании, собирающейся играть в шахматы. Цзян Чэн зовет его в более привычный круг и к партии в «Монополию», но Лань Чжань смотрит на держащихся за руки Вэй Ина и Ло Цинъян и отворачивается — нет. Шахматы в такую погоду — это скучно, да вообще любые игры наводят тоску. Когда первый удар грома сотрясает корпус, полууснувший отряд подскакивает от неожиданности. Наблюдение за молниями и общий отсчет до следующего раската на время сгоняет дремоту, совсем на чуть-чуть, а потом это занятие становится неинтересным. — Может, устроим подобие фестиваля? — предлагает Шэнь Юань. — После обеда пусть каждая комната придумает, чем удивит своих гостей, я даже отменю тихий час. Раздается протестующий вой, оно и понятно, тихий час в такой день лучше всяких фестивалей, но Шэнь Юань непреклонен и после обеда обходит каждую комнату, записывая, кто что будет делать. Вэй Ин предлагает комнату страха. Все соглашаются, но с условием, что пугалки Вэй Ин придумает сам. И тот, нисколько не расстроившись, организовывает все по высшему разряду. Правда, приходится попотеть. Он рисует жуткую надпись на дверь, заваривает последнюю лапшу Вэнь Нина, отбирает трубочку от сока у коллекции Хуайсана и раздевает одеяло; достает полки из шкафа (Лань Чжань ловит плохие воспоминания, но надеется, что это не то, что было в прошлом году). Следить за приготовлениями Лань Чжаню нравится, пусть он и не совсем понимает, чего Вэй Ин хочет добиться. Лань Чжань смотрит на суетящегося Вэй Ина и чувствует мягкий покой, которого он самолично себя лишил, оградившись от Вэй Ина. Очевидно, что делал он это зря, только время смены впустую потратил, дурак. Спустя полчаса Вэй Ин отряхивает руки и гордо улыбается: — Готово! — И зачем это? — интересуется Цзян Чэн, дотрагиваясь до миски с лапшой. — У нас комната страха или раменная? — Это черви, А-Чэн, — ласково поясняет Вэй Ин. — Но они не для тебя. Ты сейчас полезешь в шкаф и будешь изображать мертвеца, вот тебе холодное полотенце, остуди хорошенько руки, тебе придется перетрогать ими много человечков! А за червей будет отвечать Вэнь Нин, я пожертвовал его лапшой, так что это дельце для него. Вот, присядь сюда, — Вэй Ин тянет Вэнь Нина на стул в середине комнаты. — Так, Лань Чжань, ты — вулкан. Лань Чжаня усаживают на другой стул — у окна — и пихают в руки бутылку с трубочкой. — Просто бурли, — улыбается Вэй Ин. — Ну, все, можно открываться. — А я? — останавливает его энтузиазм Хуайсан. — Точно! На тебе звуковое сопровождение. Будешь выть, стонать, дико хохотать. В общем, что хочешь. Я знаю, актер ты хороший. Хуайсан краснеет от признания своего таланта и лезет на второй ярус — с высоты и пугать сподручнее. — А теперь, умник, — рычит в своем шкафу-гробу Цзян Чэн, — объясни мне, как это может быть комнатой страха, если пока тут ничего кроме смеха, да и то со слезами, нет. Да этот балаган кто увидит — живот надорвет! Лань Чжань задумчиво булькает в свой «вулкан» и отмечает, что Цзян Чэн иногда говорит на удивление здравые вещи. Но с Вэй Ином такое не прокатывает, тот всегда на шаг впереди, — встряхивает красным клетчатым одеялом, пуская в воздух пару (облако) шерстинок. — Тогда мне просто нужно сделать так, чтобы никто ничего не увидел, не так ли? — Я так понимаю, финальная пугалка — удушение? — бурчит Цзян Чэн. Вэй Ин посылает ему ослепительную улыбку и открывает дверь в комнату, показывая, что у них все готово. Следующий час Лань Чжань усердно «вулканит», даже губы саднит от беспрестанного булькания. Его мало кто пугается, но оно и понятно, Цзян Чэн тоже не пользуется популярностью, а вот черви получились на славу! Каждая девчонка вздрогнула, когда опустила пальцы в чашку. Вэй Ин, как экскурсовод, а заодно и поводырь, так как все посетители были на время слепы, болтал без умолку. И когда дверь за последним мальчиком из соседней комнаты закрывается, он измождено выдыхает. Оказывается, даже этот сгусток энергии способен утомиться, изумляется Лань Чжань. — Надо сходить посмотреть, что там придумали Мянь-Мянь и Вэнь Цин, — стонет Вэй Ин. — Но я так устал. — Я тоже. Но если не приду, Вэнь Цин меня расчленит и сожрет, — с похожей интонацией подхватывает Цзян Чэн. Лань Чжань только вздыхает — и вот стоят эти девчонки таких жертв? Однако делать нечего, они дружно собираются и идут смотреть чужие идеи. Вторая комната мальчиков устроила кинотеатр — выставила планшет на поставку из книг и крутят какой-то фильм, комната «не их девочек» нынче косметический салон, а у «их» в комнате загадочный алый полумрак из-за задрапированной красной футболкой лампы. — Вы, наконец, пришли, — ругается Вэнь Цин, вталкивая их всех пятерых на ковер из одеял на полу. — Из чего были черви? — любопытствует Цинь Су. — Секрет, — ухмыляется Вэй Ин. — Моя лапша, — сдает влюбленный Вэнь Нин. Вэнь Цин, саркастически рассмеявшись, всучивает в руки Цзян Чэну панамку с шуршащими внутри бумажками. — У нас обычные фанты, — смущенно улыбается Ло Цинъян. — Прекрасно, просто потрясающе! — Вэй Ин хватает ее ладони в качестве поддержки. «И вовсе нет», — думает Лань Чжань. Из всех виденных им сегодня идей у Вэй Ина была самая лучшая — пусть и довольно обычная, но зато как креативно выполненная! Фанты по сравнению с этим ерунда на постном масле. — Просто вытаскивайте бумажку и исполняйте, что написано, — оттаивает Мянь-Мянь и гладит Вэй Ина по голове. Тот подставляется и первым тянет фант. — «Скажите, кого вы любите», — читает он, закусывает губу. Лань Чжаню почему-то становится труднее дышать. Мянь-Мянь, судя по тому, как часто начала вздыматься ее грудь, тоже испытывает проблемы. Вэй Ин скатывает из бумажки шарик, поднимается на ноги, оглядывает всех, ни на ком, впрочем, взгляд не задерживая. От показушности Лань Чжаня начинает подташнивать, он готов неприлично удалиться, когда Вэй Ин торжественно произносит: — Я люблю маму, папу и бабушку! Мянь-Мянь кривит губы, ей ответ явно не пришелся по нраву. Зато полностью удовлетворяет Лань Чжаня, даря расслабление. Как оказывается — зря. После того как Вэнь Нин, заикаясь, описывает красоты лица Цинь Су, а Вэнь Цин рисует свидание с Цзян Чэном (Лань Чжаня ужасно смущает, что фанты такие… про любовь), приходит очередь Ван Линцзяо. — О! Мне нужно поцеловать того, кто больше всех нравится в этой комнате. Лань Чжань, в мыслях готовящийся к своему возможному заданию, пропускает ее слова мимо ушей. И теряется, когда лицо Цзяо-Цзяо оказывается прямо перед ним. Улыбка на ее накрашенных розовым блеском губах кажется дьявольской в алом свете, невольно приходит на ум ассоциация с суккубом. — Мне больше всех нравится Лань Чжань, — шепчет Ван Линцзяо, будто это не очевидно и так. Как сквозь вату приходит осознание, что его действительно сейчас поцелуют. Вот этими самыми липко поблескивающими губами. Лань Чжань беспомощно оглядывается, но натыкается лишь на жадно ждущие взгляды — точно, Лань Чжань же главный приз этой смены, тот, кто сможет заарканить неприступного холодного красавца — выиграет. Неизвестно, отчего Лань Чжаню хуже: оттого, что его сейчас против воли поцелуют, или что он не более, чем красивая вещь для заигравшихся в любовь девчонок. — Нет, — резко говорит он, вставая и отталкивая от себя Цзяо-Цзяо. — Нет? — тонко переспрашивает та. Лань Чжань отвечать не собирается, совершенно невежливо разворачивается и уходит. Даже не реагируя на несущиеся вслед оклики. Хватит, он устал. — Лань Чжань! — вылетает за ним Вэй Ин. — Что с тобой, Лань Чжань? Вернись! — Нет. — Ты обидел Цзяо-Цзяо, — не унимается Вэй Ин, останавливая Лань Чжаня хваткой на плече. Они застывают причудливой парной статуей посреди гулкого пустого коридора — из всех дверей открыта только одна — та, из которой выскочили Вэй Ин и Лань Чжань. — Я могу извиниться, — холодно отвечает Лань Чжань. Вины он не чувствует, но раз уж он обидел… Только чем? Он в упор не видит. — Могу извиниться за свое воспитание или за то, что не хочу участвовать в ваших забавах. Я ни о чем таком не просил, уж простите, что не подхожу к вашим стандартам! Лань Чжань злится на себя и Цзяо-Цзяо, но вываливает негатив на попавшего под горячую руку Вэй Ина. Тот съеживается под гневным взглядом, Лань Чжань замечает, как чужие плечи покрываются белыми мурашками, и становится стыдно. Вэй Ин оттирает пупырышки сильным движением ладоней. — Прости, — говорит он, пряча глаза. Лань Чжаню невыносимо плохо, почему Вэй Ин опять извиняется? Он должен был схватить Лань Чжаня за грудки, встряхнуть, накричать в ответ, а не просить прощения! — Просто… Просто не надо меня больше втягивать в это, пожалуйста, — обреченно просит Лань Чжань, не разрешая себе обнять грустного Вэй Ина. — Мне не нравится. — Я передам, — с готовностью кивает Вэй Ин. — Скажу, что Лань Чжань будет целоваться только со своей будущей женой. Такая формулировка Лань Чжаня тоже не устраивает, но в серые глаза друга возвращается озорной свет, а мягкая улыбка на губах мешает открыть рот и возразить. Так что он просто отмахивается и скрывается в комнате. В помещении еще холоднее, чем в коридоре, перед уходом они открыли окно проветрить. Проветрило знатно, на покрывало Цзян Чэна нанесло всякого древесного сора, как и на пол. Ветер вздымает легкий тюль в лицо Лань Чжаню, приводя в чувство. Ему все еще не стыдно перед слишком навязчивой Ван Линцзяо, но неловко, что позволил себе поддаться эмоциям. Просто стоит только представить, что его первый поцелуй забрал бы тот, к кому Лань Чжань не чувствует абсолютно ничего, и сердце тут же ухает куда-то вниз, обижается на дурака-хозяина. Быть чудовищным романтиком в современном мире чрезвычайно сложно, сокрушенно думает Лань Чжань, его жизнь была бы легче перышка, походи он на своих друзей хоть чуточку! Однако себя не изменишь, особенно сейчас, когда сделанного не воротишь. Хорошо, что у его выходки оказались положительные последствия — больше к нему девочки не подходят, Цзяо-Цзяо так вообще старается держаться подальше. Знать бы о таком раньше, вздыхает Лань Чжань по упущенным возможностям, половина смены прошла бы куда веселее, и он бы не поругался с Вэй Ином. Правда, кажется, что Вэй Ин вовсе не помнит о размолвке, он никак не показывает, что грубость Лань Чжаня задела его, может, так и было. Вэй Ин, как обычно, молчит обо всем важном, строя из себя шута и изо всех сил стараясь, чтобы остаток смены прошел на «пять». И все так увлечены развлечениями, что упускают из виду внезапное недомогание Вэй Ина в последний день. Лань Чжань, к своему стыду, тоже. Пусть у него и не сложились отношения с дискотеками, последнюю он любил за атмосферу тихой меланхолии, за танец огня в последнем костре, за лагерные песни, исполняемыми всеми под плач гитары. И в этот раз Лань Чжань так окунается в атмосферу мягкой южной ночи, что совсем упускает момент, когда Вэй Ин выходит из общего круга, растворяясь в тенях на краю площадки. А когда спохватывается, Вэй Ина нигде нет. — Эй, — зовет Лань Чжань шмыгающего красным носом Цзян Чэна, — ты не видел Вэй Ина? Тот спешно трет лицо, прогоняя позорную тоску, и огрызается: — А мне почем знать? Может, приспичило ему. Вэй Ин никогда не исчезал без предупреждения, даже о походе до питьевого фонтанчика извещал так, что сквозь оглушающую музыку было слышно. Лань Чжань беспомощно оглядывается, Ло Цинъян плачет на плече Вэнь Цин, а значит, Вэй Ин не утащил ее на отдаленную лавочку для набивших Лань Чжаню оскомину объятий. Поискав еще глазами среди покачивающихся в подобии танца детей, Лань Чжань подходит к Шэнь Юаню. — Что-то не так? — спрашивает Шэнь Юань. — Тоже уши продуло? — Нет… — мотает головой Лань Чжань. — Вэй Ин пропал. — Я не видел. Наверное, отошел попить? Лань Чжань не собирается объяснять, что это маловероятно, благодарно кивает и углубляется в толпу, выглядывая худощавый мальчишечий силуэт в красной майке с принтом белых клякс. Он обходит площадку три раза, прежде чем замечает знакомый высокий хвост с пышной плюшевой алой резинкой, больше похожей на шапочку. Вэй Ин сидит на парапете, обхватив голову руками и вдавив пальцы в виски. Даже в постоянных бликах от установки светомузыки видна его бледность и мелкие бисеринки пота на лбу и над верхней губой. Лань Чжань присаживается рядом, дотрагиваясь до колена Вэй Ина. Тот вскидывает мутные глаза и пытается растянуть бескровные губы в улыбке, но выходит только болезненная гримаса, марающая правильные черты лица. — Тебе плохо? — с нарастающим страхом спрашивает Лань Чжань, неосознанно крепче вцепляясь в острую коленку. — Просто устал, — отнекивается Вэй Ин глухим голосом. Звучит особо резкий звук, даже Лань Чжаня пробирает до костей, а Вэй Ин со стоном хватается за левое ухо. — Тебе больно, — констатирует Лань Чжань, поднимаясь сам и подтягивая за собой совершенно потерявшегося в пространстве Вэй Ина. Глупый Вэй Ин наверняка переохладился сегодня на море, из которого вылез только после пинков Хуа Чэна — весь посиневший, даже загар, казалось, смыло волнами. И стоило то короткое счастье нынешнего состояния? И ведь даже не сказал ничего, тихо молча спрятался, неужели думал, что так пройдет? Лань Чжань тащит Вэй Ина в корпус, на ходу печатая смс Цзян Чэну, чтобы предупредил Шэнь Юаня. В тишине здания он сильнее перехватывает Вэй Ина под локоть, того ощутимо шатает, кажется, он и глаза открытыми держит с трудом. — Подожди еще чуть-чуть, мой хороший, — испуганно шепчет Лань Чжань, в третий раз уберегая Вэй Ина от падения на ступенях. Он даже не замечает вырвавшихся слов, Вэй Ин выскальзывает из рук, словно у него вовсе нет костей, и все внимание сосредоточено на нем. Лань Чжань пинком открывает дверь в комнату и аккуратно укладывает Вэй Ина на кровать, даже не расправляя ее, сверху укрывает своим одеялом, подтыкая со всех сторон. Вэй Ин капризно хнычет и поворачивается на левый бок, пряча больное ухо. Лань Чжань включает лампу в небольшой прихожей, чтобы не тревожить Вэй Ина, и в тусклом желтом (кажущемся очень болезненным, больничным) свете ищет в аптечке хоть что-нибудь, что может помочь. К сожалению, у него с собой только йод в карандаше, пластыри с облачками и охлаждающий крем для сгоревшей кожи. Мама предлагала взять с собой обезболивающее, но в лагере с личными лекарствами было строго во избежание несчастных случаев. Любое можно получить в медпункте. Закрытом сейчас и до утра. Лань Чжань пододвигает стул ближе к кровати Вэй Ина. — Я не сплю, — разрушает тишину Вэй Ин и жалуется: — Ухо горит. — Мм, наверное, вода попала и захолодила. — Ты смешно говоришь, — хихикает Вэй Ин и тут же сильнее вжимается в подушку, пережидая удар боли. — Попробуй уснуть, — советует Лань Чжань. Видеть вечно активного Вэй Ина таким хрупким и слабым ему страшно, будто солнце закрыли тучи, но не те, что искрятся в серых глазах, а темные и злые, желающие никогда не выпускать светило из плена. — Нельзя. Сегодня Королевская Ночь. Если усну — меня измажут. А меня, чтоб ты знал, еще никто ни разу не пачкал! Точно, Лань Чжань совсем забыл о традиции последней ночи в своих волнениях. Он вздыхает и ровнее садится на стуле, холодная металлическая спинка врезается в позвонок. — Я буду присматривать за тобой. — Я, все-таки, твоя принцесса, а, Лань Чжань? — ехидно скалится Вэй Ин на остатках сил. Невозможный человек даже в столь плачевном состоянии умудряется вогнать Лань Чжаня в краску. — Спи, — безнадежно повторяет Лань Чжань. — Пожалуйста, спи. Вэй Ин зевает и покорно закрывает глаза и рот, засыпая. Лань Чжань выжидает тридцать минут, смотря фотографии с прошедшей смены. Как только время проходит, он неловко прикасается ладонью ко лбу Вэй Ина, тот горит, чего и опасался Лань Чжань. Убрав упавшие на лицо прядки, он приготавливает влажное прохладное полотенце, прогуливается до кулера за водой, лучше закрывает окно, чтобы ни один из звуков уже затихающей дискотеки не потревожил беспокойный сон Вэй Ина. Разобравшись с делами, Лань Чжань позволяет себе немного расслабиться, вглядываясь в хмурящееся лицо Вэй Ина, тот вертится, но каждый раз, отнимая больное ухо от подушки, морщится, вздрагивает и возвращается. Лань Чжань тянется еще раз проверить жар, в этом нет никакого смысла сейчас, однако только этим он может оправдать свое желание дотронуться до чужой гладкой кожи. Не отдавая себе отчет, Лань Чжань скользит дальше, к спутанным, однако таким мягким волосам, зарывается кончиками пальцев в темные пряди, просто наслаждаясь и действием, и спокойствием в душе. Вэй Ин во сне выпутывает из одеяла свою руку и хватает чужую, мешающую, прижимает к себе, как игрушку. Лань Чжань просто впитывает эту картину — свою белую ладонь, контрастирующую с темной загорелой кожей Вэй Ина, забирать ее совсем не хочется, он бы просидел так вечность. Вэй Ин красивый, и смешной, и умный, идеальный — это Лань Чжань знает уже очень давно. В тусклом свете лампы прихожей, с рукой, взятой в плен и прижатой к горячей груди так, что слышно биение чужого сердца, Лань Чжань, наконец, находит объяснение для опаляющего его чувства. Он влюблен. Влюблен в своего лучшего друга, в его ослепительную улыбку, острый язык, неудержимый смех, и в его проделки. В Вэй Ина. И небо не падает на него после этого, и земля не трясется, Лань Чжань все так же спокоен, даже больше, теперь он счастлив, что разобрался. Немного все портит только то, что открыться в своей любви ему не суждено по многим причинам. Все, что у него есть, это быть рядом сейчас и немного потом, до самой последней смены-встречи. Лань Чжань надеется, что этого времени хватит, чтобы заполнить память дорогими моментами. — Чего сидите тут в темноте? — разрывает грезы голос Цзян Чэна, вспыхивает верхний свет, заставляя зажмуриться с непривычки. Вэй Ин подскакивает от неожиданности, Лань Чжань спешно выдергивает руку, зачем-то пряча ее за спину, и недовольно отвечает: — Выключи. Вэй Ин болеет. Цзян Чэн недоверчиво всматривается в лицо Вэй Ина, прикрывающего глаза и левое ухо, и щелкает-таки выключателем. — Ну ты даешь, заболеть в Королевскую Ночь, — усмехается Хуайсан, вытаскивая из тумбочки целый пакет зубных паст. — Да я сам не рад, — хрипит Вэй Ин. — Придется вам самим справляться без нас. — Нас? — Хуайсан поднимает взгляд на застывшего Лань Чжаня. — А то, должен же кто-то защищать слабого и болезного меня от покушений, — Вэй Ин выдавливает улыбку и отворачивается к стене, подложив под голову локоть, сверху на больное ухо бухнув подушку. «Как бы не задохнулся», — думает Лань Чжань. — Все, собирайтесь и проваливайте, мешаете болеть. Как ни странно, друзья уважительно замолкают, даже пакетами стараются шуметь тише. Перед тем как уйти, Цзян Чэн манит Лань Чжаня в коридор. — Ты точно хочешь остаться? Вожатых не будет до трех ночи, можно даже к соседним отрядам наведаться и навести шороху. Лань Чжань оглядывается в темноту комнаты, слышит прерывистый вздох-стон и отрицательно качает головой. — Я обещал. Цзян Чэн опускает голову и усмехается, но так быстро, что Лань Чжань не уверен, правда ли это было. — Ладно, сторожи эту немочь, — прощается Цзян Чэн и спешит к ждущим его в холле ребятам. Мянь-Мянь неуверенно смотрит на Лань Чжаня, будто спрашивая разрешения, и уходит вместе со всеми. По закону жанра это она должна была остаться у кровати больного будущего мужа, и Лань Чжань рад, что ей важнее развлечения. Никто не отберет у него Вэй Ина сегодня. Он возвращается и усаживается на стул, приветствующий его тычком в позвоночник, Вэй Ин все так же сопит в стену, высунув пятки из-под одеяла. Лань Чжань умиляется круглым розовым пяточкам, но поднимается, чтобы укрыть их. Да так и остается рядом, опускаясь на пол и укладывая подбородок на белую простынь, пахнущую морской солью, детским шампунем с ароматом «Бабл гам» и немного потом Вэй Ина. Ему так хорошо, так, как никогда в жизни не было. Вот бы еще Вэй Ин повернулся лицом… Думать о том, что будет завтра — потом — не хочется, но волей-неволей мысли стремятся в будущее. Он соврет, если скажет, что ему не больно оттого, что его влюбленность не получит взаимности. Но Вэй Ин оказывает знаки внимания Мянь-Мянь, ему нравятся девочки. Лань Чжань утыкается в ткань, крепче стискивая кулаки. Не думать, не думать, не думать. Радоваться тому, что он встретил Вэй Ина, открывшего ему не только дружбу, но и любовь. Лань Чжань не представлял, что можно влюбиться в пятнадцать или раньше, он всегда предполагал, что сначала окончит школу и институт, устроится на работу, и только тогда найдет себе спутницу жизни. А вовсе не так, как сейчас, когда он на коленях сидит на покрытом песчинками полу около яркого солнечного мальчишки, который некогда стал для Лань Чжаня целым миром, а потом и Вселенной. И сердце сбивается с ритма от такой близости. Он всю ночь не смыкает глаз, даже когда после трех ночи друзья возвращаются досыпать несчастный остаток времени до подъема, Лань Чжань все сидит рядом с Вэй Ином, ради приличия только переместившись на стул. Мысли в голове не дают сну захватить его, мучают его, то погружая в сладкие мечты о несбыточном «вместе», то обливая ледяной водой раскрытия тайны и последующего презрения. Вэй Ин просыпается незадолго до шести. — Лань Чжань, ты чего тут? — удивленно спрашивает он, подымаясь и потягиваясь, нашаривает под кроватью тапки и вдевает в них ноги. — Следил, — коротко отвечает Лань Чжань. Вэй Ин прерывается в середине зевка, неверяще смотрит на него, в окно — на вставшее солнце, снова на Лань Чжаня. — Всю ночь? — осторожно уточняет он. — И не спал? — Нет. Вэй Ин закрывает лицо ладонями и стонет в них: — О Небеса, Лань Чжань! Ты всегда такой ответственный? — Мм. Как ты себя чувствуешь? — Лань Чжань скорее переводит тему на более важную, кто знает, до чего сейчас договориться Вэй Ин, если его не остановить. — Сносно, — Вэй Ин склоняет голову, прислушиваясь к себе. — Только все еще тянет в ухе, но по сравнению со вчерашним — небо и земля. В общем, дома подлечат, и буду как новенький! Волосы падают ему на глаза, и Лань Чжань, привыкший за ночь убирать их, тянет руку, почти касаясь. Вэй Ин замирает, впиваясь взглядом в его пальцы. Воздух у Лань Чжаня резко кончается, не иначе, сердце пробило дыру в легких и выпустило жизненно необходимый газ на волю. — Я… Я… — заикается Лань Чжань под внимательным взглядом, уши печет адским огнем, уже перекидывающимся на шею. Так и не закончив фразу, Лань Чжань опускает руку-предательницу. — Тебе нужно поспать, — качает головой Вэй Ин. — Скоро ехать. — Да, — заторможено соглашается Лань Чжань. Скоро ехать. И на следующий год снова встречаться. И за это время ему надо придумать, что делать со своими чувствами к Вэй Ину.