Ёжикам тоже нужны

Dance Dance We’re falling apart to halftime Dance Dance And these are the lives you love to lead Dance, this is the way they’d love If they knew how misery loved me Fall Out Boy — Dance Dance

Дядюшка всегда говорил, что соцсети — зло и рассадник греха, Лань Чжань на это обычно отстраненно кивал, оставаясь, впрочем, при своем мнении. Но вернувшись со смены, он уже готов согласиться с резкими высказываниями Лань Цижэня. Вэй Ин окружает Лань Чжаня собой так, будто тот никуда и не уезжал; телефон разрывается от уведомлений о новых сообщениях. «Ты уже дома, Лань Чжань?», «Прими запрос от Цзян Чэна в друзья, Лань Чжань!», «А мы сегодня ходили в горы, представляешь, Лань Чжань!», «С Днем Рождения, Лань Чжань!». Он засыпает и просыпается под это чертово «Лань Чжань», каждый раз слышит, как наяву, голос Вэй Ина, зовущего его с поддразнивающей интонацией, сбивающей глупое сердце с ритма. Лань Чжань уверен — соцсети и Вэй Ин в друзьях — это его личное наказание за какие-то грехи в прошлой жизни. Иначе чем еще можно объяснить это ежевечернее «Сладких снов, Лань Чжань!» и сердечко в конце? Только карой Небесной. Тот факт, что Цзян Чэн, Вэнь Нин и Не Хуайсан получают такие же сообщения, ситуацию не упрощает. Когда Лань Чжань впервые узнал, что подобная рассылка для Вэй Ина не больше, чем обыденность, в душе заворочалось большое, темное и горькое. Чувство, что всегда проявлялось, стоило увидеть, как Вэй Ин милуется с Мянь-Мянь. Беспощадная ревность, на которую Лань Чжань и права-то не имеет никакого. В бесконечных метаниях от «мы просто друзья» до «мне нужно признаться, и будь что будет» Лань Чжань проводит год (при этом умудрившись остаться отличником и даже победить в конкурсе юных музыкальных дарований, поразив жюри своей игрой на фортепиано). В начале августа отец высаживает его у ворот родного лагеря, помогает вытащить из багажника чемодан и прощается. Лань Чжань кивает в нетерпении. Ему давно пора быть в кругу друзей, но из-за расписания родителя он прибыл на день позже. Уже близится ночь, на улице темно, только дорожка от ворот до корпуса ярко освещена желтыми фонарями. Лань Чжань идет в сторону здания, отмахиваясь от назойливых комаров и мыслей. Он-то надеялся, что друзья его встретят… Но аллея пуста и безмолвна. Ладно, ладно, их вполне могли не отпустить, однако все равно чуточку грустно, как это всегда бывает, когда ожидания разбиваются о реальность. Серая тень выскакивает на него с неприметной тропинки с радостным криком: «Лань Чжань!» и почти сбивает с ног. Лань Чжань инстинктивно поддерживает тяжелое тело, отступая на два шага в поисках утраченного равновесия. — Лань Чжань! Ты приехал! — опять восклицает Вэй Ин, цепляясь руками за спину так, что Лань Чжаню становится больно. Если Лань Чжаня и одолевали сомнения по поводу правильности и уместности своих чувств к Вэй Ину, то их вышибло этим ударом одним махом. На миг их черные искаженные тени можно было различить на выметенном асфальте, пока они не скрылись в траве. Не любить этого человека, который висит сейчас на Лань Чжане всем своим немаленьким весом и горячо дышит в ухо, просто невозможно. Лань Чжань проводит ладонью по чужому боку, то ли отстраняя, то ли наоборот — придвигая ближе. И говорит то, что жаждал сказать почти целый год: — Вэй Ин. Тот тихонько смеется и выпутывается из объятий, заставляя Лань Чжаня почувствовать пустоту и сожаление. — Не мог приехать быстрее… — шутливо ворчит Вэй Ин. — Меня тут всего сожрали, пока ждал! Ненасытные кровопийцы! Вэй Ин его ждал! В темноте! Атакуемый полчищем комаров! Столь простое действие заставляет сердце безумно колотиться в груди. Его стук заглушает последующие слова Вэй Ина. Тот продолжает щебетать, забирает себе на плечо спортивную сумку с вкусняшками, останавливается только тогда, когда понимает, что Лань Чжань его не слушает. — Первый-первый! Я второй, — он машет перед лицом Лань Чжаня ладонью. — Прием. — Мм. Извини, устал. Вэй Ин понимающе кивает: — Ничего, сейчас отдохнешь. Хотя, — он лукаво улыбается, — может и нет, столько всего обсудить надо! Пошли? Лань Чжань без слов шагает вперед, но Вэй Ин перехватывает его руку и тянет на ту самую тропку, по которой пришел сам. — Вот что значит витать в своих мыслях, — пеняет он Лань Чжаню, помогая чемодану преодолеть бордюр. — Я же сказал, мы живем в домиках. Левое крыло корпуса на ремонте, спортивные отряды переселили на территорию кемпинга. Тропинка узкая и совершенно неосвещенная, громоздкий чемодан шоркает боками о стволы сосен и увязает в мягких, покрывающих землю иголочках, Лань Чжань с трудом тянет его за собой. Вэй Ин шагает спиной вперед, заставляя беспокоиться. Как бы не споткнулся. Но Вэй Ин двигается легко, каким-то шестым чувством огибая деревья и переступая через коварные торчащие корни. — Мы — спортивный отряд? — Самый что ни на есть, — Вэй Ин скалится в усмешке. — А уж вожатый у нас вообще бог спорта — метатель диска и копья, пронзающего небеса! Внушает трепет и ужас. Вэй Ин откровенно смеется, заставляя Лань Чжаня задуматься, что за вожатый им такой достался. — Но если откинуть нашего Великого и Могучего братца Самолета, — продолжает Вэй Ин, Лань Чжань приподнимает вопросительно бровь, Вэй Ин отмахивается, — то все хорошо. Домик на две комнаты, общий душ на десятерых, море в двух шагах, и… — он понижает голос до еле слышного шепота, — гигантские пауки! Ох, как орал Хуайсан ночью, когда проснулся, а эта штука ползет по его одеялу! Лань Чжаня передергивает от отвращения. Страха перед подобными гадами у него нет, а вот брезгливости хоть отбавляй. — Нехорошо смеяться над чужими слабостями. Вэй Ин морщится: — Ой, Лань Чжань, не занудствуй! Уверен, ты бы тоже не устоял и улыбнулся. Опять такой серьезный приехал! Снова только к концу смены вспомнишь, как улыбаться? Лань Чжань замирает. — Лань Чжань? — окликает Вэй Ин, тоже останавливаясь. — Почти пришли, ты чего встал? — Я могу улыбнуться, — говорит Лань Чжань, преисполнившись какой-то дикой отвагой. Возможно, все дело в окружающем полумраке, в ярком запахе хвои и сладком — от цветов на клумбах, действующих подобно наркотику. Вэй Ин в любопытстве подходит ближе, что сбивает половину решительности. — Могу улыбнуться. Тебе. Глаза Вэй Ина ширятся, становятся похожими на озерца ртути в бледном свете луны. По щекам ползут алые пятна, и он спешно прикрывает их ладонями. — Ты… Ты… Лань Чжань… — наверное впервые у Вэй Ина нет слов, он лишь дрожащими губами повторяет имя. — Никогда не говори так больше, Лань Чжань, пожалуйста. В голосе — море растерянности и острые камни, о которые разбивается сердце Лань Чжаня. Вэй Ин отворачивается, не отнимая рук от лица, и спешит к уже видимой освещенной костровой площади. Лань Чжань покорно тащится следом и ругает себя на чем свет стоит — надо же было так облажаться в первый же день! Это радость встречи и темнота, обещающая сокрытие тайны, лишили его привычного самообладания, заставили сломя голову шагнуть за черту. Жаль, вернуть ничего нельзя и остается только сгорать от стыда и молиться. Молиться, что отношение Вэй Ина не изменится. Он же отходчивый, правда? Правда. На костровой Вэй Ин оборачивается с полуулыбкой и обводит руками стоящие по краям площади небольшие деревянные домики, выкрашенные во все цвета радуги. На стенах поблекшие от времени и солнца рисунки сценок лагерной жизни. — Ну как? — спрашивает Вэй Ин. — Нравится? Или в корпусе лучше? Если честно, Лань Чжаню все равно, пока рядом Вэй Ин. Но так ответить он не может, хватит с сегодняшнего дня необдуманных поступков. — Много места, — озвучивает он, — и много комаров. Ни одно из приоткрытых окон домиков не убрано москитной сеткой, страшно представить, что за ужас начинается с наступлением вечера внутри. Вэй Ин смеется: — И не только комаров, помнишь? Лань Чжань кивает — пауки и прочие насекомые, не вызывающие восторга. Вэй Ин в два шага преодолевает ступеньки у одного из домиков — зеленого, на стенах которого загорелые улыбчивые мальчишки играют на пляже в мяч. — Мы заняли тебе место, не беспокойся. На голос Вэй Ина одна из внутренних дверей открывается и на крыльцо вываливается вся честная компания: Цзян Чэн, Вэнь Нин, Хуайсан и незнакомый Лань Чжаню худенький юноша в вожатской футболке. Лань Чжаня настигает очень странное чувство — любой из мальчишек выше на голову и шире в плечах, чем этот подросток. Но тот протягивает Лань Чжаню бумажки о правилах безопасности, которые он заполняет, пока друзья втаскивают чемодан в комнату, и представляется: — Шан Цинхуа, вожатый пятнадцатого отряда. Рад, что ты добрался до нас, Лань Чжань. Наш отряд спортивный, будь готов к походам в горы, участию во всех мероприятиях, также мы ответственны за проведение зарядки у младших. Друзья за спиной Шан Цинхуа беззвучно невежливо ржут и кривляются, напрягают руки и ноги, изображая бодибилдеров или что-то похожее. Лань Чжань вздыхает — бедный Шан Цинхуа, но он и правда не очень подходит на должность вожатого спортивного отряда. — Ладно, мальчики, — прощается Шан Цинхуа, убирая бумаги в папку. — Скоро отбой, надеюсь на ваше благоразумие… Вэй Ин кивает и почти выталкивает его за дверь, не позволив закончить фразу. — Вот! Видишь, Лань Чжань, и эта мышь — вожатый спортивного отряда! Ло Бинхэ, родившийся в качалке, начальствует у десятилеток, а у нас — это! — возмущается Вэй Ин. Цзян Чэн, пожав Лань Чжаню руку, безо всякой лестницы подтягивается на второй ярус одной из кроватей. — Он всего на три года старше тебя, Лань Чжань, — фыркает он оттуда. — Мне его даже жалко… Лань Чжань согласно мычит и шарит глазами по комнате в поисках своего места. Обе двухъярусных кровати заняты, значит, обычная у окна — его. Он посылает вопросительный взгляд Вэй Ину, но тот с непосредственным любопытством тормошит сумку Лань Чжаня со сластями. — Мои любимые! — сияет он, вытаскивая на свет божий кислых мармеладных червей. — О! И это… О Небеса, тебе с собой даже дали острый шоколад! Вот уж не знал, что ты такое ешь! Можно я возьму чуть-чуть? — Мм. Лань Чжань склоняется к чемодану, начиная нервно перебирать вещи. Чувствует, как на спине скрещиваются три пары глаз, прожигая тонкую ткань рубашки и немного кожу. Неужели так очевидно, что это он сам собирал сумку, намеренно набив её любимыми угощениями Вэй Ина? — Спасибо, Лань Чжань, ты лучший! Люблю тебя! — как обычно не обращая внимания на вырывающиеся изо рта слова, радуется Вэй Ин, разрывая фольгу на шоколадке. Цзян Чэн громко демонстративно вздыхает и роняет ему на голову тяжелую перьевую подушку. — А-Чэн, за что? — ойкает внизу Вэй Ин, потирая пострадавшую макушку, а затем ловко взбирается наверх и затевает шуточную потасовку. Лань Чжань благодарен Цзян Чэну за эту короткую передышку; уши, моментально налившиеся красным, потихоньку приходят в нормальное состояние. Он догадывался, что Цзян Чэн что-то подозревает (ну, а у кого еще Лань Чжань мог узнать вкусы Вэй Ина?), и сейчас получил подтверждение своей теории. Главное, чтобы Цзян Чэн не вздумал все разболтать! Во-первых, Лань Чжань хочет признаться сам, если когда-нибудь наберется смелости. Во-вторых, не надо, просто не надо. Не стоит омрачать жизнь Вэй Ину влюбленностью в него какого-то парня. Лань Чжань заканчивает разбирать вещи к двенадцати, друзья к этому времени прикончили половину съестного и лениво переговариваются со своих мест. — Все, можем спать? — подрывается Вэй Ин к выключателю. Лань Чжань кивает, забираясь под одеяло. Глаза слипаются после долгого дня в машине и двух эмоциональных всплесков, щедро подаренных Вэй Ином. — Как-то рано, — Хуайсан недоверчиво вглядывается в экран телефона, явно думая, что время сбилось. — Ничего не рано! Лань Чжань устал. — Слыхал, — усмехается Цзян Чэн, — Лань Чжань устал. Мамочка Вэй Ин говорит всем ложиться спатеньки! Лань Чжань зарывается в подушку глубже, он не понимает смысла этого разговора, но чувствует себя неловко и, впервые со дня дружбы с ребятами — лишним. Вэй Ин, видимо, тоже ощущает смущение и маскирует его за выкриком: — Так! Заткнулись все! Не все же только о себе думать. Ехидный смешок Цзян Чэна прерывается щелчком выключателя, и комната погружается во тьму. Скрипят пружины на кровати Вэй Ина, то ли Вэнь Нин, то ли Хуайсан — звук с их стороны — шуршит фантиком и по помещению плывет запах барбарисовой карамели. — Всем доброй ночи, — шепчет Вэй Ин спустя минут пятнадцать, когда становится так тихо, что слышно сверчков за окном. Вэнь Нин стонет. Цзян Чэн громко ругается: — Вэй Ин, придурок, я почти заснул! Под шуточную перепалку Лань Чжаню засыпается гораздо легче, чем в полнейшей тишине. Довольно быстро выясняется, что «спортивный» их отряд не просто так: они действительно принимают участие во всех мероприятиях и выступают организаторами соревнований для малышни. Шан Цинхуа, кстати, тоже не просто так оказался их вожатым. Он, несмотря на короткие ноги, быстро бегает и очень метко пинается. Первые несколько дней Вэй Ин и Цзян Чэн щеголяли в шортах с дизайнерскими следами подошвы на заднице, пока не нашли с Шан Цинхуа общий язык. Тот, будучи не сильно старше, изо всех сил старался наладить со своим отрядом дружеские отношения, раз уж авторитета ему не светит. Хотя бы за это Лань Чжань его уважает и поддерживает всеми возможными способами. И от этого как-то незаметно, безо всяких голосований, становится капитаном отряда. — Лань Чжа-ань, — тянет Вэй Ин, наблюдая, как Лань Чжань редактирует списки экскурсий пятнадцатого отряда, — ты же знаешь, что это — не твоя работа? Знаешь, знаешь, знаешь? — Знаю. Лань Чжань вычеркивает отказавшуюся от поездки в аквапарк Ван Линцзяо, вписывая на её место Сюэ Яна, и поднимает глаза на висящего на турнике вниз головой Вэй Ина. Взгляд путается в острых сбитых коленках, напряженных бедрах, цепляется за смуглую кожу живота и выпирающие дуги ребер, задравшаяся футболка закрывает подбородок и улыбку. — Если знаешь, — Вэй Ин расслабляет ноги и подается телом вперед, скатываясь на землю, Лань Чжань вздрагивает от глухого звука удара и озабоченно оглядывает его на предмет царапин. — Если знаешь, то зачем делаешь? Лучше бы с нами время проводил, а не на этих своих собраниях закопанный в бумажки! Лань Чжаню сложно объяснить, наверное, все дело в привитом с детства чувстве ответственности. Все, за что он брался, обязательно доводил до конца, невзирая на трудности. Правда, признание Вэй Ину Лань Чжань малодушно оттягивает. Но это не он такой, жизнь такая! — Опять молчишь… — Вэй Ин подходит, стряхивает стоптанные кеды в пыль и усаживается на спинку скамейки, устраивая голые ноги на прогретые доски сидения. — Давай помогу, а потом рванем играть в футбол? Мы, вроде как, сюда приехали отдыхать! Лань Чжань косится на ступни, находящиеся в опасной близости к списку дежурств, но ничего не говорит. Только протягивает засиявшему Вэй Ину карточки профилактория. — Рассортируй по количеству процедур от меньшего к большему. — Это мы можем! — соглашается Вэй Ин и на время затихает. Лань Чжань рано радуется. Справившись с заданием, Вэй Ин начинает ерзать и раскачивать ненадежно закрепленную скамью. Ручка соскальзывает по бумаге, оставляя росчерк на весь лист. Лань Чжань раздраженно вздыхает и хочет попросить перестать. Вэй Ин опережает его слова. — Тебе правда нравится Мянь-Мянь? Лань Чжань трясет головой. Он ослышался, или Вэй Ин действительно только что сказал то, что сказал? — Чего? — переспрашивает он, дрожащими пальцами закрывая ручку колпачком и убирая ее в нагрудный карман рубашки. — Ну… — кажется, Вэй Ину становится неловко. Босые ноги отбивают по дереву нервный ритм. — Хуайсан сказал, что тебе нравится Мянь-Мянь. Ох! Тот идиотский разговор в прошлом году, вспоминает Лань Чжань. Знал бы, чем это обернется, вырвал бы болталке язык! Нет, конечно, но злость на Хуайсана он чувствует примерно такую. Жестокую. Кто ему позволял вообще? И Вэй Ин теперь напридумывает себе невесть что… — Нет. — Нет, не нравится? — Да. — Лань Чжань, — хнычет Вэй Ин, — я не понимаю. Можешь мне сказать всю фразу полностью? Чтобы мне не пришлось додумывать. «Ты все равно это сделаешь», — обреченно вздыхает Лань Чжань. Однако покорно исполняет просьбу. — Нет, мне не нравится Ло Цинъян, — мне нравишься ты, — Хуайсан наболтал тебе ерунды. Не беспокойся, я не собираюсь уводить твою девушку. Рядом с улыбкой, расползшейся по лицу Вэй Ина, тускнеет солнце. Ну конечно, он рад, что Лань Чжань не претендует… — Я не беспокоился, — сообщает Вэй Ин, он становится вдруг как-то легче, менее напряженным в глазах Лань Чжаня, будто сбросил невидимый груз. — Я очень рад, что тебе не нравится Мянь-Мянь! Еще бы нет. Вся тяжесть забот Вэй Ина обрушивается на плечи Лань Чжаня, ведь друг, осознав, что ему не нужно бороться за любовь всей своей жизни, прилипает к Ло Цинъян намертво. Досада скалится в глумливой усмешке, когда взгляд падает на сладкую парочку. Надо было соврать, с грустью понимает Лань Чжань, было бы на одну преграду меньше. Хотя какая еще преграда… Мянь-Мянь ни в чем не виновата, все закавыки в голове у самого Лань Чжаня. Они похожи на прыщи, и Лань Чжань с мазохистским наслаждением расковыривает их при любом удобном случае: по пути в столовую, на процедурах, на пляже, во время «свечки», напрочь игнорируя то, что говорят ребята. Когда Цзян Чэн во время вечерней пробежки налетает на него со спины, хватая за шею в дружелюбной попытке удушить, Лань Чжань опять занят этим неблагодарным делом. — Капитан Лань, братец Самолет сегодня притащил в вожатскую разрешение на поход? Мы видели гору бумаг и ведомость о сухом пайке! — в запыхавшемся голосе Цзян Чэна Лань Чжань слышит предвкушение. Он отнимает от себя чужие руки и замедляется для более удобного ведения беседы. Цзян Чэн бегает без футболки, и на теле не видно пота, но вся резинка синих шорт на пару тонов темнее остальной ткани. Он явно бы предпочел остановиться совсем и посидеть на травке рядом с фонтанчиком. Однако Лань Чжань еще не окончил ежедневные десять кругов и заставляет Цзян Чэна поспевать следом. Тот принимает вызов с поистине бараньим упорством. — В поход нам отправиться не дадут, — Лань Чжань пропускает мимо ушей полный огорчения стон. — Для старших отрядов через пару дней организуют ориентирование на местности. Идем в горы. Дыхание Цзян Чэна сбивается от смешка. — Ориентирование на местности? Не поход? Как интересно выкрутили… Но мы ведь можем взять перекус и посидеть немного под гитару у костра? Лань Чжань утвердительно кивает и прищуривается, припоминая детали. — Выход после обеда, у нас где-то около двух. Поднимаемся по флажкам, в конце пути привал и обратно. Должны вернуться до полдника. Мимо проезжает Вэй Ин на велосипеде, к спицам которого неизвестный умелец прикрутил много маленьких светоотражателей (теперь понятно, почему у половины других велосипедов они отсутствуют), и в свете алого заката колеса кажутся кругами огня. — Секретничаете, девочки? — дразнит Вэй Ин, зажимая задний тормоз и стабилизируя скорость. Цзян Чэн фырчит и протягивает руку в попытке ухватить край чужой желтой рубашки, Вэй Ин дергает руль в сторону и смеется. — Понял, понял, не мешаю вашей масонской встрече! — Крути педали, пока не дали! — А если дали — крути быстрей! Я помню! Вэй Ин приподнимается над седлом и пару раз сильнее давит на педали разгоняясь. Рубашка на его спине надувается парусом, Лань Чжань стыдливо отводит глаза от открывшейся талии и бедер, видимых из-за слишком низко сидящих шорт. И замечает в последнем взгляде Вэй Ина, брошенном на Цзян Чэна, настороженное предупреждение, Лань Чжань не может разгадать его природу. Может, ему только привиделось? Он бы убедил себя в этом, если бы Цзян Чэн не сложил пальцами отрицательный жест, разработанный их компанией еще в первом году знакомства. — И почему мне кажется, что масоны — это вы с Вэй Ином. Что за конспирация? — говорит Лань Чжань, когда Вэй Ин уезжает достаточно далеко. Цзян Чэн криво ухмыляется и ерошит волосы на затылке. — Расскажи еще про поход… ой, ориентирование на местности. Как же неуклюже Цзян Чэн сворачивает с разговора об их гляделках с Вэй Ином, это Лань Чжаню не нравится вообще. Он любит контролировать все, что касается его жизни, но, вот беда, не может контролировать ничего из того, что касается Вэй Ина. Который, о Небеса, занимает в существовании Лань Чжаня огромный кусок (да что там, все сердце). Это замкнутый круг. Лань Чжань смиряется и оставшийся круг объясняет обливающемуся потом Цзян Чэну — и это вовсе не месть за молчание! — тонкости предстоящей вылазки. Вечер на юге наступает всегда незаметно быстро. Лань Чжань выходил на пробежку, когда красное солнце еще висело над морем, а возвращается уже в темноте под светом фонарей, к лампам которых так и липнут глупые ночные мотыльки. Цзян Чэн остается на стадионе дожидаться Вэй Ина, который «еще не весь наеденый за день жир согнал». Правда, по мнению Цзян Чэна, сгоняет он не жир, а кровь, потому что комары просто лютуют. Лань Чжань всего себя избил по дороге к домику, и не уверен, что задел хотя бы одного кровопийцу, увидевшего в его юношеском теле ужин. В окнах трех из пяти домиков, принадлежащих пятнадцатому отряду, света нет. Лань Чжань надеется, что все успеют вернуться к «свечке» и им с Шан Цинхуа не придется рыскать по территории лагеря в поисках опоздунов. Такое уже случалось и это откровенно неприятное занятие. Своя комната встречает тишиной и темнотой: Не Хуайсан сегодня ночует в городе с родителями, приехавшими отдыхать дикарями, романтик Вэнь Нин, не иначе, показывает красоты звездного неба своей милой Цинь Су… Соседняя комната тоже еще где-то пропадает, так что Лань Чжань предоставлен на растерзание нерадостным мыслям. Он на ощупь доходит до окна и плотно закрывает его, прежде чем включить свет. Так есть хоть какая-то надежда, что в помещение попадет не три тысячи комаров, а хотя бы две с половиной. Две с половиной минуты Лань Чжань разглядывает кровать Вэй Ина в привычной тоске своих чувств. Небрежно накинутое покрывало, под которым бугрится одеяло, подушку Вэй Ин каким-то удивительным образом поставил трапецией — даже близко не похоже на предписанный «треугольник». Лань Чжань смотрит на этот беспорядок влюбленными глазами и ощущает всепоглощающую нежность, концентрирующуюся где-то между легкими и затрудняющую дыхание. Вэй Ин — солнце, и он для всех. Он всем улыбается одинаково ласково, каждого стремится обнять, к любому найдет подход, ободрит, рассмешит. Лань Чжань, несомненно, получает порцию тепла. Но этого до одури мало. Лань Чжань непростительно жадный для ребенка, воспитанного в условиях, приближенных к аскетизму, и он хочет себе немножко больше Вэй Ина. Всего. И для этого всего-то и надо поговорить. Лань Чжань не умеет говорить — ни о себе, ни о своих чувствах. Было бы гораздо проще, проснись он завтра и все проблемы уже решены сами собой. Так, конечно, не бывает. Лань Чжань сокрушенно вздыхает и тянется поправить нелепо выставленную Вэй Ином подушку, позволяя себе мимолетно зарыться в неё носом и вдохнуть запах соли и детского шампуня — запах волос Вэй Ина. Сердце сжимают безжалостные когтистые пальцы, когда приходится отстраниться и прибрать подушку на место. По ступенькам стучат шаги и слышны приглушенные дверью голоса. Лань Чжань спешно отходит к своей кровати, делая вид, что ну очень занят выбором зубной пасты и щетки, и пусть, что они у него имеются в единственном экземпляре. Соседи вваливаются в полном комплекте — ребята из другой комнаты тоже с ними. Все что-то увлеченно обсуждают, перебивая друг друга. Вэй Ин кричит громче всех с явной жаждой доказать свою правоту. В обычное время Лань Чжань бы попросил-приказал замолчать, так как время близится к отбою, но сейчас просто наблюдает за раскрасневшимися щеками и блестящими от азарта глазами Вэй Ина, яростно убеждающего, что «манга лучше!». Любимый спор Вэй Ина в этом году вообще, с которым он цепляется к каждому. С Фань Сянем они во мнении так и не сходятся, жаркая дискуссия затухает, но обещает продолжиться завтра — с новыми силами. — И что ты только пристал к нему, дурак, — Цзян Чэн присаживается перед тумбочкой, но недовольный взгляд направлен на Вэй Ина. — Этот ваш спор и яйца выеденного не стоит, зачем ты постоянно в него ввязываешься? Все равно это в итоге заканчивается взаимными оскорблениями! — Я не виноват! — вскидывается Вэй Ин, находит глазами Лань Чжаня и улыбается ему. — Скажи же, Лань Чжань, что первоисточник всегда лучше? Лань Чжань смотрит на зажатую в руке мятную пасту, будто та может дать ответ, и пожимает плечами. Он очень хочет согласиться с Вэй Ином, но тогда его собственное мнение обесценится. Лучше промолчать совсем. — Опять двадцать пять, — деланно вздыхает Вэй Ин, — Лань Чжань снова разучился говорить! Или это только со мной так? С Цзян Чэном так очень бодренько болтал на стадионе. В его голосе Лань Чжань с нарастающим удивлением различает нотки обиды. Объяснить он ее не может, Вэй Ин всегда относился к скупости Лань Чжаня на слова с пониманием и говорил за двоих. Однако что-то изменилось. Что? Совсем уж неловкую тишину, в которой отчетливо слышно, как Вэнь Нин перекатывает во рту чупа-чупс, а на улице вожатый соседнего отряда отчитывает кого-то за самовольную отлучку в город, разряжает Цзян Чэн. — Мы обсуждали поход, ревнивая женушка, успокойся, — фырчит он. У Лань Чжаня в горле разливается что-то горько-сладкое от такого странного обращения. Вэй Ин не его «женушка», но… Но Лань Чжань совсем не против. Прогоняя нарисованные шальным воображением образы, он спрашивает: — Ты не рассказал сам? — Я не забираю чужой хлеб, капитан Лань! Это твоя работа, вот и просвещай этого придурка. А я мыться пошел, пока Сюэ Ян ласты не навострил. И в этот момент в ванной начинает литься вода. Вэнь Нин хихикает, Вэй Ин откровенно смеется над Цзян Чэном, в бессильной злобе пинающим ни в чем не повинную стену. Лань Чжань дожидается, пока Сюэ Ян прекратит в ответ стучать по трубам, и принимается рассказывать о предстоящем ориентировании на местности. Он старается не упустить ни одной детали, описывает все максимально подробно, ведь это именно Вэй Ин предложил идею с походом. И, пусть администрация внесла корректировки и дала другое название, это все равно краткая вылазка на природу в горы. Чтобы не стоять столбом посреди комнаты, Лань Чжань опускается на кровать. Мысли его сейчас совсем о другом, он не сразу распознает, что под покрывалом что-то есть. Рассеянно Лань Чжань запускает под голубую грубую ткань руку и достает коробку своих любимых шоколадных конфет. Он ошалело смотрит на голубую с белыми чайками упаковку, на золотую витиеватую надпись названия, слышит, как внутри что-то перекатывается. Но Лань Чжань предельно уверен, что ничего такого в его кровати не было. Заправлять еду точно не в его правилах, да и конфеты, пусть и любимые, он с собой не брал. И в магазине не покупал. — Что такое? — Вэнь Нин первый обращает внимание на коробку в руках Лань Чжаня и подходит ближе. — О! — Что там? — Цзян Чэну тоже интересно. Забыв о том, что он должен караулить свою очередь в душ, он подается вперед. — Это же твои любимые, так? Только Вэй Ин остается на облюбованном стуле, глядит на Лань Чжаня странными темными глазами, и от этого взгляда мурашки по коже. Будто Лань Чжань в чем-то провинился. — Я не знаю… — Лань Чжань сильнее сжимает пальцы, и плотный дорогой картон идет уродливыми вмятинами. В голове шумит. Он не дурак, чтобы отгородиться от единственной верной догадки — это подарок. — Наш капитан Лань так хорош, что получает анонимки, — ухмыляется Цзян Чэн. — Вэнь Нин, вот тебе когда-нибудь кто-нибудь подбрасывал сладости? Тот качает головой. — Вэй Ину дарили. В школе. Помнишь, он нашел после физкультуры марципановое сердце в кармане куртки? Вэй Ин, гипнотизирующий конфеты в руках Лань Чжаня, вздрагивает и прочищает горло. Он никак не комментирует упоминание о себе, а спрашивает: — Что будешь делать с этим? Звучит так, словно Лань Чжань держит не сладости, а ядовитую змею. Хочется опустить взгляд и проверить, мало ли. — А что я должен? — осторожно возвращает вопрос Лань Чжань. Он не знает, кто принес подарок, и не может его вернуть. И принять неправильно, это покажет, что он выразил согласие на отношения. Но отношения ему нужны с Вэй Ином, а не с кем-то, кого он не знает. — О! Сюэ Ян вылез. До «свечки» еще десять минут, я успею, — подхватывается Цзян Чэн. — Я с тобой, погоди, — Вэнь Нин сдергивает с бортика кровати полотенце и спешит следом. Лань Чжань, конечно, ничего такого не подозревает, но выглядит это как побег. К несчастью, он не может присоединиться третьим и остается с Вэй Ином наедине — делить пополам густой тяжелый воздух. — Ну так… — Вэй Ин облизывает губы и кивает на конфеты. — Что ты собираешься делать? — Ммм, оставлю? — неуверенно спрашивает Лань Чжань, машинально начиная открывать коробку. Влажные от пота пальцы соскальзывают с картонки, только сдирая краску до некрасивого родного коричневатого цвета. Вэй Ин молчит, раскачивается на задних ножках стула, лишь в последний момент хватаясь за край стола, останавливая падение. Разве так должен вести себя сейчас Вэй Ин, горевший «женить» Лань Чжаня два года? Где раздражающее лепетание о неизвестной прелестнице? Где прыжки и ужимки вокруг подарка в поисках хоть одной зацепки? Почему в давящей тишине Лань Чжаню так некомфортно, а в застывшем, и оттого страшном, лице Вэй Ина Лань Чжань видит то ли злость, то ли волнение? Вэй Ин словно готовится прыгнуть в воду с понтона после часа на горячем солнце, и тело невольно подбирается в предчувствии предстоящего холода, шокирующего нервы. Лань Чжань, наконец, расправляется с упаковкой (никогда её не любил, слишком сложно открыть, невозможно закрыть обратно), и, к величайшему удивлению, на ладонь выпадает одна-единственная палочка белого шоколада в блестящей золотой обертке. Что? Конфет в коробочке должно быть четыре: белый шоколад, молочный, темный и смешение всех трех в одной. Последнюю Лань Чжань не очень любит, разные вкусы перекрывают друг друга, и все очарование ломается. А вот Вэй Ин палочку-ассорти обожает… — Это странно, — комментирует Лань Чжань. И не только единственную конфету, всю ситуацию в целом: загадочный подарок, озабоченность в глазах Вэй Ина, собственную нерешительность, не дающую просто отказаться от анонимки. — Что. Ты. Сделаешь? — в третий раз, отчетливо разделяя слова, спрашивает Вэй Ин. Надеясь, что от реакции не зависит его жизнь, Лань Чжань убирает шоколадку обратно и встает, чтобы спрятать коробку в тумбочку. Он выбирает бездействие — ни принимать, ни выкидывать. Возможно, эта девочка станет смелее и раскроет свою личность, либо, что предпочтительнее, переключит свое внимание на кого-нибудь другого. Вэй Ин, в ответ на действия Лань Чжаня, расслабляется. Улыбка возвращается на плотно сжатые губы. Он вскакивает, хватает еще не отошедшего от удушливой атмосферы Лань Чжаня за руку, и на буксире тянет на улицу. — «Свечка», капитан Лань! Пора! Расскажешь о своей поклоннице? Или лучше я? А про поход? Или это повестка завтрашней пятиминутки? Лань Чжань только и успевает перебирать ногами, недоумевая внезапной перемене настроений Вэй Ина. Но, он должен признать, видеть Вэй Ина таким беззащитным, ожидающим чего-то, было больно. Тот не должен выглядеть так, он достоин только всего самого лучшего. Лань Чжань, в своей неуверенности и слабости, далеко не лучший. Инцидент с подарком забывается довольно быстро, на носу ориентирование на местности. Отряд гудит в предвкушении — вырваться из стен лагеря в горы, измотаться не на беговой пыльной дорожке, а поднимаясь по тоненьким тропкам. А эта романтика гитары и костра? Даже у Лань Чжаня, обычно равнодушного к подобному времяпрепровождению, заходится сердце. Энтузиазм других — энтузиазм Вэй Ина, потрясающего пакетами с маршмеллоу, проходится по телу электрическими разрядами. А стоит отряду выйти за ворота, как все становится еще лучше. Только кажется, но сам воздух за пределами лагеря свежее, пахнет бензином и свободой. Конечно, они, как старший отряд, вольны делать многое, но призрачные стены расписания и техники безопасности ощутимо давят. Лань Чжань-то привычен, а вот независимому Вэй Ину через некоторое время становится сложно обуздывать свой горячий нрав. Ему хочется развеяться и побеситься, не опасаясь получить выговор от проходящего мимо чужого вожатого. Вэй Ин, вопреки ожиданиям Лань Чжаня, бросает Ло Цинъян и пристраивается рядом, оттесняя Вэнь Нина к Хуайсану. Тропка узкая, и в паре возможно идти только соприкасаясь плечами. Лань Чжаня бросает в жар от каждого контакта с голой кожей Вэй Ина. — Отличная погодка, Лань Чжань, а? — Вэй Ин улыбается, завязывая разговор, и протягивает Лань Чжаню открытый пакет с зефирками. — Мм, — Лань Чжань берет себе сразу горсть, чтобы не таскать по одной. Сладость чересчур приторная, рождает ощущение жажды, но хотя бы отвлекает от мурашек, бегущих по левой руке, о которую настойчиво трется Вэй Ин. — Ты же вроде хотел пожарить их на привале. Вэй Ин любовно гладит рюкзак на своей спине. — О, поверь, мы еще тошниться будем от этого маршмэллоу… Цзян Чэн! Цзян Чэн, надо? Цзян Чэн, идущий впереди с Вэнь Цин, оборачивается и требовательно протягивает руку. — Целую пачку. Получив желаемое — Вэй Ин пыхтел гневно, но пожадничать не мог — он возвращает внимание своей паре. — Милая Вэнь Цин, — слышит Лань Чжань елейный голос Цзян Чэна, — это тебе, не дуйся, солнышко. Вэнь Цин, видимо опять на что-то обидевшаяся (понарошку, конечно же), фыркает и аккуратно выуживает зефирку. Остальную пачку Цзян Чэн убирает в боковой карман сумки, а на недоуменный взгляд Вэнь Цин поясняет: — Больше одной нельзя, ты потолстеешь. — Ты считаешь, что я — жирная? — холодно спрашивает Вэнь Цин. Лань Чжань закатывает глаза — начинается. Агрессивно-нежный флирт этих двоих пугает его с первого дня смены. Тогда он с перепугу решил, что ребята ссорятся, и вообще готовы придушить друг друга, но оказалось — это проявление любви и заботы. Лань Чжань бы в жизни не оскорбил Вэй Ина, даже в шутку, даже после многих лет знакомства и совместной жизни. Он бы на руках его носил, было бы позволено. — Ты не жирная, а предрасположенная, — поправляет Цзян Чэн и бережно поддерживает оступившуюся Вэнь Цин за локоть. — Я же о тебе забочусь. Вэнь Цин сладко улыбается, гладит удерживающую ее руку, отвлекая, и ловко забирает у своего молодого человека зефир. — А я о тебе. Избыток сахара в крови сказывается на качестве половой жизни. — Чего? — глупо переспрашивает Цзян Чэн. — Стоять не будет. Ван Линцзяо и Цинь Су, тоже прислушивающиеся к разговору, смеются. Бедный, бедный Цзян Чэн. — Это, кстати, неправда, — шепчет Вэй Ин на ухо Лань Чжаню. Он так близко, что Лань Чжань интуитивно отодвигается и отводит взгляд, пропуская мелькнувшую в серых глазах вспышку расстройства. — А ты откуда знаешь? — Мне пятнадцать, Лань Чжань, я обязан знать подобное! Гордая улыбка на чужих губах заставляет ревнивое сердце Лань Чжаня корчиться в разъедающей кислоте. И надеяться, что Вэй Ин получил эти сведения не… не опытным путем. Но допытываться Лань Чжань не собирается, лучше будет представлять, что у Вэй Ина пока была только та тысяча поцелуев, которой тот хвалился в прошлом году. Беседе о столь смущающей и грызущей теме продолжиться не суждено. Шан Цинхуа, ведущий отряд, останавливается на очередной развилке и беспомощно осматривается. Лань Чжань осторожно пробирается вперед к вожатому, Вэй Ин следует по пятам, не забывая одаривать ребят зефиром. — Что произошло?.. — начинает Лань Чжань, но недоговаривает. Тропка ветвится на две. На всех предыдущих перекрестках нужный путь был отмечен флажком, а здесь яркая желтая ткань сорвана и втоптана в землю так, что не понять, откуда упала. Предыдущий отряд явно не отличался аккуратностью. — Вы там умерли что ли? Вожатый, наконец, не выдержал нагрузку на свое маленькое тельце? — язвительно кричит из конца строя Сюэ Ян. — Так скиньте его вниз, да пойдем дальше. Шан Цинхуа поджимает губы и никак на оскорбления не отзывается. Сюэ Ян дерзкий, наглый, агрессивный, но все еще ребенок под началом вожатого. Лань Чжаню бесконечно жаль Шан Цинхуа, он делает себе пометку — придраться к Сюэ Яну по пустяку, когда отряд вернется в лагерь, и возвращается к решению проблемы. — Мне кажется, нам сюда, — Вэнь Нин неуверенно показывает на дорожку, уходящую дальше к вершине. — Да, скорее всего, — вздыхает Шин Цинхуа, тщетно пытаясь дозвониться до руководства — сети нет. — Выглядит так, будто прошли именно в эту сторону. Лань Чжань утвердительно мычит. Вторую дорожку, убегающую вправо и немного вниз, ненавязчиво перегораживают ветки орешника — тоже все издерганные и изломанные грубыми пальцами малышей. Они топчутся на месте еще некоторое время. Шан Цинхуа старается поймать связь, поднимая телефон повыше (что с его ростом проблематично) — все впустую. Наконец, Вэй Ин не выдерживает. Не обращая ни на кого внимания, он направляется по тропке вверх. Через пару шагов оборачивается и с полуулыбкой говорит: — Если даже ошибемся, всегда сможем вернуться. Но это вряд ли. Я чувствую — этот путь верный. Сюэ Ян издевательски свистит, выражая мнение об интуиции Вэй Ина, но проталкивается вперед. За ним со скучающим видом тащится А-Цин и ее подружки. Это подает необходимый стимул. Шан Цинхуа со вздохом убирает телефон в карман шорт и покорно занимает свое место в начале. И вроде все хорошо: тропка ровная, утоптанная, деревья подлеска хоть и невысокие, но отлично защищают от набравшего силу солнца; они далеко от моря, и в воздухе совсем не ощущается его горьковатого запаха, только запах нагретой земли и травы, растоптанной ногами ребят. Повода для беспокойства нет, но Лань Чжаня что-то упорно грызет в подкорке. Наблюдая, как на очередном мини-привале Цзян Чэн и Вэнь Цин пытаются воссоздать на какой-то коряге знаменитую сцену из «Титаника» (роль Розы почему-то досталась Цзян Чэну, и Вэнь Цин любовно обнимает Цзян Чэна за талию, пока тот балансирует на краю бревна, раскинув руки), Лань Чжань понимает, что именно не так. Уже очень давно они не видели флажков-путеводителей. Ледяной змеей по позвоночнику ползет тревога. Они же не могли заблудиться? — Цинхуа, — зовет Лань Чжань, — это точно верный путь? По лицу Шан Цинхуа разливается безнадежность. Сердце Лань Чжаня ухает вниз — не может быть! — Не знаю… Лань Чжань, не знаю. Я тут в первый раз так же, как и вы. Но, судя потому что мы идем довольно долго, а к месту положенного привала еще не вышли… — Шан Цинхуа сверяется с часами, несколько раз нажимает кнопку блокировки экрана, будто надеется, что связь появится, и они узнают, что делать дальше. Чуда не происходит, ноль делений — это ноль делений. Лань Чжань, на всякий случай, проверяет и у себя и также бесполезно. — Нам стоит вернуться, — предлагает он и отыскивает взглядом Вэй Ина, кончающего уже четвертую упаковку маршмэллоу. Тот ловит взгляд и весело машет рукой, в которой зажат пакет — зефир сыпется во все стороны, Лань Чжань растерянно улыбается и манит Вэй Ина к себе. — Что-то случилось? — спрашивает Вэй Ин, протягивая угощение Шан Цинхуа. — Покричи, что мы возвращаемся, — просит Шан Цинхуа, забирая оставшийся зефир себе, и поясняет, — Кажется, мы все-таки свернули не туда. Вэй Ин провожает свои сладости грустным взглядом, но кивает. — Пятнадцатый отряд! — вопит он в сложенные рупором ладони. Лань Чжань закрывает уши и внутренне посмеивается над оглушенным Шан Цинхуа, руки которого заняты отобранным зефиром. — Строимся и идем назад! — Почему? — также во все горло, пусть в этом и нет надобности, спрашивает Сюэ Ян. — Что, твой талант Нострадамуса подвел нас? Какая неожиданность! Лань Чжань добавляет еще один пунктик к списку проколов Сюэ Яна, тому, возможно, придется три дня подряд подметать костровую площадь отряда. Все же есть плюсы в капитанской должности! — Если попросили строиться, то будь добр, исполни, — холодно просит Лань Чжань. Его голос тихий, но он умеет говорить так, чтобы люди слушались. На Сюэ Яна тоже действует, пусть и ворча, он хватает А-Цин за руку и идет с ней в конец колонны. Обратный путь отчего-то кажется дольше, солнце печет невыносимо, жара превращает птичьи трели в адский гомон, разрывающий кружащуюся голову. Тут уже не до любования видами. Вэй Ин висит у Лань Чжаня на плече и ноет, что хочет пить, сзади слышны такие же стоны Не Хуайсана. — Почему ты не взял с собой воду? — со вздохом спрашивает Лань Чжань. Он бы и рад облегчить страдания друзей, однако его литровую бутылку распили еще на подъеме, запивая вяжущую сладость маршмэллоу. — Я взял, — хнычет Вэй Ин и впивается горячими пальцами в локоть Лань Чжаню, наверняка оставляя синяки. — Персиковый маленький сок из выданного сухого пайка — не вода, — уточняет Лань Чжань, осторожно перехватывая потерявшего равновесие Вэй Ина. — Ты не помогаешь! — Если бы мог — помог. Вэй Ину я бы помог всегда. Наверное, у Лань Чжаня случился тепловой удар, помутивший рассудок, ничем иным он не может объяснить вырвавшиеся слова. Но он ни о чем не жалеет, каждый раз, произнося что-то такое, он словно приоткрывает свое сердце. Готовится признаться. — Всегда? — шепчет Вэй Ин куда-то в сторону. Он отодвигается и нервно пересобирает опустившийся хвостик. Лань Чжань не упускает возможности поглазеть на обнажившуюся загорелую шею и подтверждает: — Всегда. Но не сейчас, воды у меня нет. Вэй Ин то ли стонет, то ли хохочет, толкает Лань Чжаня в бок и убегает на две пары вперед, приставая к Ло Цинъян. Мянь-Мянь протягивает ему розовый термос, позволяя напиться. Обратно Вэй Ин не возвращается, пристраиваясь третьим к Мянь-Мянь и Цинь Су. Лань Чжань ревниво сверлит узкую спину в полосатой красно-белой майке между острых лопаток. Вэй Ин его телепатических просьб не слышит, продолжает что-то рассказывать подружкам, заставляя их смущенно хихикать. — Вэй Ин, — зовет Лань Чжань, — встань на свое место, тропа слишком узка для троих. Конечно в нем говорит беспокойство, а вовсе не недовольство поведением Вэй Ина. Вэй Ин бросает на него острый взгляд, говорит Мянь-Мянь еще пару слов и покидает их компанию. — Капитан Лань очень ревнивый! — смеется он. — Но не умирать же мне было от жажды, правда? — Мм, — вот и все, что может сказать Лань Чжань. Надо было взять пятилитровую канистру, мрачно думает он, когда Вэй Ин убегает к Ло Цинъян в третий раз и в третий раз Лань Чжаню приходится окликать его обратно. Конечно, Мянь-Мянь девушка Вэй Ина (хотя, на неискушенный взгляд Лань Чжаня, их отношения стали немного холоднее), но это не повод мотаться туда-сюда и рушить строй! И сердечное спокойствие Лань Чжаня. — Хватит суетиться. Оставайся с Мянь-Мянь, а Цинь Су пусть придет ко мне, — стиснув зубы, предлагает в четвертый раз Лань Чжань. Вэй Ин, уже навострившийся на «попить», недоуменно склоняет голову. — Что? Нет! Лань Чжань — моя пара! Подожди немного, я быстренько! Он снова уносится, даже не представляя, в каком состоянии оставил Лань Чжаня. Раскаленный воздух застревает в легких, обжигает нутро, напоминая, что нужно выдохнуть. Лань Чжань не может. Он вообще ничего не может, даже ногами передвигает с трудом. В голове звенит с каждым повтором все громче «Лань Чжань — моя пара!». Вэй Ин никогда не следит за тем, что вылетает из его рта, говорит абсолютно бесстыдные вещи так легко, словно это выученный с детства простенький стишок. Лань Чжань это знает. И все равно распадается на части, слыша их. Но без них было бы еще хуже. Так он чувствует себя немного ближе к Вэй Ину, крадет драгоценные слова, складывает в шкатулку памяти и лелеет, лелеет. Было бы неплохо однажды так же легко расстаться с признанием и жадно ловить изменения в лице Вэй Ина: расширившиеся глаза, краску щек, дрожь губ. Но пока все наоборот. — О чем задумался, Лань Чжань? — улыбается вернувшийся Вэй Ин. — Может, тебе тоже немного попить? Мянь-Мянь позволяет только одну крышечку на каждого! Лань Чжань отрицательно мотает головой, старательно отводя взгляд от раскрасневшихся, влажных от выпитой воды губ. Несколько бесполезно, правда. — Не настолько жарко, — выдавливает он. — И мы скоро спустимся в город. — А? Да? — Вэй Ин вертит головой, — Как ты узнал, Лань Чжань? Ох, неужели теперь до конца своих дней Лань Чжань после своего имени будет слышать фантомное «моя пара»? Ему так и хочется сказать: «Не зови меня больше так». — Я запомнил дорогу. — У моего Лань Чжаня такая хорошая память! — воркует Вэй Ин. У Лань Чжаня перед глазами плывут цветные круги, а в горле стоит ком — моего. А Вэй Ин усугубляет ситуацию, ласково треплет его, находящегося на грани сердечного приступа, по щеке и добавляет, — Это неудивительно, ты ведь такой умный! Круглый отличник и все знаешь! Все, да не все. Например, что Лань Чжаню делать с Вэй Ином — тайна за семью печатями. — Вэй Ин тоже умный, — говорит Лань Чжань, лишь бы не молчать. Бездействие сейчас кажется худшим врагом из возможных. Не переведи он сейчас разговор в другое русло, сладкоречивый Вэй Ин до смерти захвалит! — Не, я люблю только то, что мне нравится, только в этом и шарю. Фотографии там, велогонки, химия. А вот Цзян Чэн не такой, он ужасно усердный… Лань Чжань отстраненно кивает, слушая щебет Вэй Ина, рассказывающего свои наблюдения о других. Тот настолько увлечен, что не прекращает до самого лагеря, позабыв даже о драгоценной Мянь-Мянь. Лань Чжань улыбается самым краешком губ, когда та зовет Вэй Ина к себе, предлагая воду, а в ответ получает лишь небрежный взмах рукой. У ворот их встречают встревоженный старший вожатый, администратор и душные сумерки. Они умудрились по неправильной тропке забраться слишком далеко в горы, прежде чем осознали, что заблудились, да и обратно шли уже куда менее бодро, слишком усталые. Так и получилось, что прибывает пятнадцатый отряд, порядком измотанный жарой и голодом, только к ужину, вместо положенных «до полдника». Конечно, сначала их путь лежит в столовую — наесться до отвала, восстановить потерянные силы. Хуайсан, всегда заканчивающий с едой раньше всех, и этот раз не исключение, с довольным стоном откидывается на спинку стула, попивая чай. — Я, наверное, теперь лет десять не потолстею, столько калорий наперед согнал. Цзян Чэн хмыкает: — Ага, да, а до этого ты бы не потолстел всего-то еще лет девять. Ты же худющий, хотя ешь за четверых, а любимый спорт — шахматы. — Я не худой, а стройный. У меня кость узкая! Лань Чжань не особо вслушивается в беседу за столом, больше занятый придумыванием обличительной речи для вожатого седьмого отряда, который заставил следующий за ними пятнадцатый свернуть не туда, так как не проследил за своими проказливыми подопечными, преградившими дорогу и сорвавшими флажок. Но смех Вэй Ина пропустить мимо ушей он просто не в состоянии. — Обычно говорят наоборот — широкая. Голова ты дубовая, господин Не. — Мало ли, что говорят! Это отговорка для людей в теле, а у таких дистрофиков, как я, иные правила, — шутливо отмахивается Хуайсан. Лань Чжаню все равно на праздную болтовню, он просто наслаждается радостным хохотом и любуется жмурящимся в довольстве Вэй Ином. Слишком красивый, по мнению Лань Чжаня, но красота Вэй Ина не только в правильных чертах лица, жилистом, пока еще больше мальчишеском, теле, крепких сухих ногах и руках, наливающихся мышцами. Не в длинной шее, которую хочется усыпать поцелуями, также, как и ранки на тонких пальцах. Красота Вэй Ина плещется в его серых глазах, в его словах, исходит из самого сердца. И сердце самого Лань Чжаня щемит от совокупности всего этого. От всего Вэй Ина целиком. — Лань Чжань? У меня что-то на лице? — Вэй Ин озабоченно оглядывается и решает в качестве зеркала использовать тщательно протертую о футболку ложку. — Вроде нормально, ничего не прибыло, не убыло. Или Лань Чжань глаз не мог оторвать от моей скромной, но очень красивой персоны? Цзян Чэн давится чаем, и вода течет у него из носа обратно в стакан, а у Лань Чжаня сердце все-таки перестает биться. Вэй Ин, никуда не целясь, попадает в самое яблочко, раскалывая и так изведенное за день самообладание на мелкие осколки. Он встает так резко, что стул падает с жутким грохотом, уши печет почти до физической боли. Мысли мечутся испуганными птицами, ему надо что-то сказать, как-то оправдаться. Но вместо этого Лань Чжань находит глазами стоящего у входа в столовую Шан Цинхуа и сбегает к нему. Позади — Вэй Ин, застывший с открытым ртом, Вэнь Нин, растерянно хлопающий ресницами, и Цзян Чэн, тщетно пытающийся избавиться от чаинок в носу. Шан Цинхуа, к счастью, вопросов не задает. Привык, что Лань Чжань спокойный и ответственный, но плохие дни бывают у каждого. А уж сегодняшний был поганым у всего пятнадцатого отряда. Вместе они идут в кабинет замдиректора, где уже вызван «на ковер» незадачливый вожатый седьмого отряда. Лань Чжань, все еще трясущийся в облаке паники, говорит мало, в основном уточняет и поддакивает, все размышления о другом. В комнате ему все равно придется объясниться, и, конечно, можно списать на усталость и нервное напряжение… Да, точно. А то, что он разглядывал Вэй Ина — так это просто оттого, что витал в облаках, и взгляд был направлен в пустоту, а не на что-то конкретное. Даже в голове это звучит неправдоподобно и жалко. Лань Чжань морщится от собственного безволия и страха, вполне рационального, впрочем. Где-то в глубине души он чувствует — для признания еще рано. Правда, когда настанет нужный момент, Лань Чжань не знает. Когда разбор полетов заканчивается и все причитающиеся извинения принесены, на улице уже темно-темно, Лань Чжань бредет в домик один, и ощущение дежавю ворочается в животе. Пока неясное, но вполне осязаемое. Он вспоминает, как всего пару дней назад шел в такой же вязкой тьме после пробежки, на нем та же светло-голубая футболка с неотстирываемым чернильным пятнышком на боку, оставшимся после рисования стенгазеты отряда. Становится не по себе, будто этот день и так не одно сплошное испытание для физического и морального состояния Лань Чжаня. Он не исключает возможности, что это лишь игра его воображения, привыкшего видеть подвох, но в комнату все равно входит осторожно, чуть ли не на цыпочках. Встречает его ленивая тишина — Вэй Ин и Вэнь Нин за столом играют в карты, только картонки шлепают по лакированной поверхности, Хуайсан полностью в телефоне, наконец дорвавшись до соцсетей после такого количества времени без связи и интернета, Цзян Чэна нет, но из ванной слышен шум воды, наверное в кои-то веки перегнал Сюэ Яна. Ничего такого, что успел нафантазировать Лань Чжань. Вэй Ин поворачивает голову в его сторону и улыбается как ни в чем не бывало. — Как прошло? Ругались? — Ругались, но вежливо, — кивает Лань Чжань, разуваясь. Кеды здорово натерли ему левую пятку, и избавиться от них представляется благословением Небес. — Вы с Шан Цинхуа слишком мягкие, — ворчит Хуайсан, его пальцы не перестают порхать по экрану, набирая текст очередного поста о невероятных приключениях пятнадцатого отряда. — Поди выбили из них только извинения. А извинения и спасибо, между прочим, в карман не положишь. Вэнь Нин согласно хмыкает, однако Лань Чжань неожиданно для всех ухмыляется. — Седьмой отряд неделю подметает нашу костровую. Хотя это, если честно, для Лань Чжаня не самая приятная новость, ему теперь придется придумывать новые способы для наказания Сюэ Яна. — Но ведь до конца смены осталось всего полторы недели! — восклицает Вэй Ин и радостно смеется. — Ну вы и пройдохи, а вам палец в рот не клади! — В тихом омуте… — бормочет Вэнь Нин, пряча улыбку в своих картах. Лань Чжань не просвещает их, что уступки выбивал Шан Цинхуа, а он так, стоял ледяной скалой, промораживая чужого вожатого к полу, но находясь в своих мыслях. Загадочная ухмылка сползает с его губ, когда он подходит к своей кровати. Из-под краешка подушки торчит уголок голубого картона. Лань Чжань тянет его к себе, окончательно убеждаясь — все те же конфеты, любимые, четыре вкуса, из которых он сам любит три, а шоколадку-ассорти всегда отдает Вэй Ину. В этот раз никто не замечает, как Лань Чжань перекладывает находку в тумбочку, зарывая в футболки и рубашки. В горле неприятно першит, неуловимая поклонница начинает его не на шутку беспокоить. Если первый подарок больше был похож на розыгрыш со своей одной конфеткой, то второй… Это или очень плохая шутка, или какая-то девушка действительно хочет привлечь внимание холодного капитана Лань. Только очень застенчивая, раз только украдкой подбрасывает анонимки и больше никак себя не проявляет. По крайней мере, Лань Чжань не замечает того ажиотажа, что в прошлом году развела Цзяо-Цзяо вокруг его персоны. Он ломает над этим голову до отбоя, а ночью, убедившись, что все уснули, запирается с коробкой в ванной и открывает ее. Все четыре конфеты на месте. Очень странно. Время идет, таинственная поклонница себя больше никак не проявляет, никаких надушенных валентинок или других знаков внимания. Однако, даже если бы они были, то прошли бы мимо Лань Чжаня. Ему кажется, что он сходит с ума. Задыхается. Растворяется. Вэй Ин слишком везде, он словно поставил себе цель ни на миг не отлипать от Лань Чжаня до конца смены, ходит хвостиком на собрания капитанов, пристраивается на своем пламеносном велосипеде рядом во время пробежки, постоянно напрашивается вместе в душ. Но тут всегда получает отказ. Во-первых, Лань Чжань, пусть и принимает это желание друзей мыться вместе, дабы сэкономить время и горячую воду, но сам предпочитает делать это в одиночестве, сохраняя личное пространство. И отсюда следует во-вторых, в одиночестве, и уж точно не с Вэй Ином, на которого тело Лань Чжаня вполне недвусмысленно реагирует, пока пусть и довольно скромно, стыд перекрывает большую часть желания. Так что: «Нет, Вэй Ин, нет. Можешь идти первым, я подожду. Нет, ничего страшного, если вода будет прохладной. Иди!» Остаток смены видится Лань Чжаню безумным. Но Вэй Ин, как всегда, прыгает выше головы и Лань Чжаню в кровать. Это уже даже не сюрреалистичный бред, а вальс на костях самообладания! Их комната, как обычно, засыпает во втором часу, вдоволь наговорившись, словно на это не нашлось времени днем. Лань Чжань отворачивается к окну и закрывает глаза, начиная вместо овец считать скачущих Вэй Инов. Дрема аккуратно пробирается к нему, гладит по волосам, а Вэй Ин в голове ярко улыбается и говорит, как он любит своего милого Лань Чжаня. — Ах! Цзян Чэн! Фу! Она такая мерзкая! Убери это! — Сам убери, оно к тебе побежало! — Не буду я эту пакость трогать! О Небеса. Нежный сон Лань Чжаня разбивают дикий визг и ругань, кровь шумит в висках, пока он пытается сообразить, что произошло. В комнате вспыхивает свет, и он жмурится, оборачиваясь к происходящему. И не знает, смеяться ему от увиденного или плакать. Цзян Чэн с Вэй Ином по-птичьи сидят на столе с ногами, второй еще и за спинку стула держится, как в обороне. Хуайсан свешивается со своей койки с уже заготовленным телефоном и делает несколько снимков паникующей парочки. — Что случилось? — спрашивает Лань Чжань. — Т-там было что-то, — Вэй Ин указывает на их с Цзян Чэном кровать. — Ползло по стене. Очень отвратительное. — Гигантская двухвостка, или что-то вроде того, — морщится Цзян Чэн и передергивает плечами. — Эй, Вэй Ин, улыбочку, — зовет Хуайсан и фотографирует бледное испуганное лицо Вэй Ина, обернувшегося на зов. — Карма, брат! Вот смеялся над моим пауком — получи и распишись! Вэнь Нин не может удержать улыбку и кивает. — Ты… Ты на чьей стороне вообще? — обиженно воет Вэй Ин, но расслабляется и даже спускает одну ногу вниз. — Я там больше спать не хочу, — оповещает Цзян Чэн и перепрыгивает к Вэнь Нину на кровать, отталкивая того к стене. — Хоть подушку свою возьми, — беспомощно просит Вэнь Нин. Смысла спорить с решительно настроенным и перепуганным Цзян Чэном на ночь глядя сил у него нет. — Нет, не пойду туда, — упрямо отвечает Цзян Чэн и смотрит на Лань Чжаня умоляюще, — Лань Чжань, принеси, будь другом, а? Лань Чжань недоуменно переспрашивает: — Я? — Ты! У нас только один Лань Чжань! — Я не хочу, — открещивается Лань Чжань и готовится улечься спать обратно. — Хватит маяться дурью, она испугалась ваших криков больше, чем вы ее, и давно убежала. Вэй Ин все еще мнется на краю стола и следовать совету и возвращаться в кровать не спешит. — Ну Лань Чжань… — тянет он и строит глазки кота из Шрека. — Она была правда мерзкая… Помоги трусишке А-Чэну. Это запрещенный прием. Лань Чжань смаргивает наваждение, кое-как отыскивает себя в жалобном взгляде и покорно бредет за подушкой Цзян Чэна. — И мою прихвати, — просит Вэй Ин, Лань Чжань слышит, как он перебирается со стола куда-то. А когда, нагруженный подушками и не обнаруживший ни следа «гигантской» двухвостки, оборачивается — давится воздухом. Вэй Ин уже забрался под его одеяло, натянув до подбородка, и выглядит подозрительно довольным. — Вэй Ин! — Это я! Что такое, Лань Чжань? Я тоже не хочу спать там. Всего одну ночь, пожалуйста. Вэнь Нин делает губами какой-то булькающий звук, пихает Цзян Чэна со своей подушки и демонстративно откатывается в маленькую дырку между стеной и кроватью. — Достали. Лань Чжань отдает Цзян Чэну его собственность и выжидательно смотрит на удобно развалившегося по постели Вэй Ина (вот и как теперь Лань Чжаню жить спокойно?). — Иди к Хуайсану. — Нет! — раздаются ему в ответ два голоса. — Как капитан Лань мог забыть, что нельзя на втором этаже кровати находиться вдвоем, ай-ай! — причитает Вэй Ин. — Ты каждый тихий час проводишь с Цзян Чэном наверху, — непреклонно напоминает Лань Чжань. О, он бы с радостью отбросил этот глупый спор (в котором все равно не выиграет), но тогда вряд ли получится уснуть. Лань Чжаню придется всю ночь следить за собой, за Вэй Ином, и гореть в собственных чувствах. — Мне тут никого не надо, — предупреждает Хуайсан. — Возьмите ответственность, капитан Лань. — Всего одну ночь, честно, — умоляюще смотрит Вэй Ин и складывает ладошки вместе. Лань Чжань вздыхает, бросает в любимое бесстыжее лицо подушку и идет выключать свет. Это не ночь — испытание. Вэй Ин ворочается, как на муравейнике и все норовит закинуть на Лань Чжаня то руку, то ногу. Лань Чжань не выдерживает, когда Вэй Ин снова подкатывается к его боку со своей стороны кровати. — Вэй Ин, — шепчет он, — хватит, мне жарко. Ужасно жарко, но не от духоты комнаты, в которой закрыты все окна, а от гибкого сильного тела чересчур близко. — А мне мало места, — тихо отвечает Вэй Ин. — Тогда иди к себе! — возмущение прорывается пополам с возбуждением, и Лань Чжань невольно повышает голос. Вэй Ин нащупывает его нос и легонько дергает. — Нет. — Эй, вы там, голубки, заткнитесь! — темная тень Цзян Чэна приподнимается на кровати Вэнь Нина и кидает в их сторону скомканное полотенце. — Разводите свои противные брачные игры в одиночестве! — Как можно быть в одиночестве, но при этом… Лань Чжань не дает Вэй Ину договорить, затыкает ладонью болтливый рот и с силой укладывает чужую голову на подушку, просто поражаясь своей дерзости. — Если ты сейчас не уснешь, — Лань Чжань опасно близко для самого себя приближается к уху Вэй Ина, — то я отнесу тебя на твою кровать. Громко сказано, конечно, они почти одинаковой комплекции, и Лань Чжань максимум бы протащил Вэй Ина по полу. Но Вэй Ин тяжело сглатывает, прикрывает глаза и кивает. Ладонь опаляет похожее на вздох «Хорошо», и Лань Чжань спешно убирает руку, чувствуя на коже фантомный поцелуй. Сердце бьется как бешеное и почти выскакивает из горла. А виновник всего этого отворачивается и уже спустя пять минут начинает спокойно сопеть. Лань Чжань засыпает только перед рассветом, мысли ворочаются в голове тяжелым комом. Что, если он значит для Вэй Ина чуть больше, чем просто друг? И эта идея — его наваждение и страдание. Дает надежду, но и лишает опоры. Не может быть все так хорошо, как он себе напредставлял, а для Вэй Ина такое поведение — обыденность. Если сейчас Лань Чжань сделает неправильные выводы, пойдет на поводу у догадок, то попадет впросак. Сделает больно и себе, и Вэй Ину. Не Цзян Чэн трус в их компании, вовсе нет… Весь следующий день проходит в сонном тумане, и тихий час Лань Чжань встречает с радостью. Друзья, с уважением к чужому сну, уходят в домик Вэнь Цин. И Лань Чжань сладко засыпает на следующие два часа. У дневного отдыха есть несколько минусов: небольшая головная боль по пробуждению, легкая дезориентация, и абсолютная неподготовленность к тому, что можно увидеть, открыв глаза. Вэй Ин сидит на стуле, придвинутом вплотную к его кровати, опустив голову, волосы скрывают лицо. В руках он крутит до тошноты знакомую Лань Чжаню коробку с конфетами, которые уже сложно назвать любимыми. Облизав пересохшие губы, он трогает Вэй Ина за коленку. — Опять принесли? Вэй Ин вздрагивает и роняет коробку на пол, и та открывается, рассыпая по полу три конфеты (только те, что нравятся Лань Чжаню, ассорти нет) и измятый картонный прямоугольничек — семерка треф, уничтоженная Цзян Чэном в первый же день прошлой смены. — Д-да, опять, — Вэй Ин морщится и опускается на колени, собирая выпавшие вещи. — Извини. — За что? — Лань Чжань принимает сладости и… записку? На рубашке карты явно что-то написано корявым почерком, видно, что ручка отказывалась писать по ламинированной поверхности, и человек давил на нее изо всех сил, чуть ли не отпечатывая буквы. «1 4 3, — пишет незнакомка, — на сленге это значит „I love you“. Я люблю тебя, Лань Чжань». И ни слова больше. Ни подписи, ничего. Лань Чжань растерянно мнет карту в руке, добавляя трещин. — Теперь я хотя бы смогу узнать, от кого были подарки, — хрипло давит он. Вэй Ин бледно улыбается. — Что там написано? Признание? Лань Чжаню почему-то стыдно отвечать, но он нехотя кивает. — Мм. Количество конфет в коробках, оказывается, несло сакральное значение и складывалось в «Я люблю тебя». — Умно. Вэй Ин встает, трет лицо, оправляет рубашку. Лань Чжаню не нравится горечь, затаивавшаяся в уголках его губ, но что он должен сделать, чтобы вернуть привычную озорную улыбку и сияние в серые глаза? Почему Вэй Ин вообще выглядит как побитая собака? — Могу и не искать, — говорит Лань Чжань, всовывая импровизированную записку в коробку и вставая, чтобы убрать ее в пакет к двум другим упаковкам. — Да, искать не надо, — Вэй Ин смеется, но как-то… грустно? — Ладно, я пойду. Поспеши, — он кивает на окно, — все уже вышли строиться на полдник. Вэй Ин уходит, а Лань Чжань достает изломанную картонку и прячет в карман. Его поклонница из очень близкого окружения, знакомая, кто еще мог получить эту карту? Вариант, что эта другая испорченная семерка треф даже не рассматривается. Так же как и то, что поклонница может оказаться поклонником. Застать Вэнь Нина в одиночестве, так, что никто не сможет помешать, Лань Чжаню удается только на следующий день. Они слишком замешкались и не успели в первую десятку купающихся, оставаясь дожидаться на прокаленном берегу своей очереди. Лань Чжань, не спуская глаз с головы, увенчанной красной резинкой, то появляющейся, то скрывающейся среди волн, спрашивает у Вэнь Нина, делая свой голос максимально незаинтересованным: — Помнишь, Цзян Чэн в прошлом году тебе карту попортил? Ты ее выкинул? Вэнь Нин отрывается от выкладывания камешками своего имени, закусывает губу. — Ммм… Нет? Колоду забрала сестра, сказала, им на гадания все равно на внешний вид. А зачем тебе? Лань Чжань уклончиво поводит плечом. Вэй Ин машет им из воды, подпрыгивая вместе с накатившей волной, они поднимают руки в ответ. — Да так, интересно стало. Ты же переживал тогда. — Это точно! Обидно было до ужаса, — хохочет Вэнь Нин. Лань Чжаню кажется, что он разгадывает квест. На седьмой день рождения родители вручили маленькому Лань Чжаню бумажку, на которой было написано место, где лежит подарок. Но за батареей нашлась новая бумажка, указывающая на кровать в комнате брата, потом игра увела его на кухню — нижнюю полку холодильника. Он облазал еще с десяток уголков, прежде чем нашел свой подарок — толстенную энциклопедию обо всем-всем-всем. И сейчас он занимается тем же самым, по подсказкам, по ниточкам, подбирается к раскрытию тайны тайного воздыхателя. Вэнь Цин долго думает, а потом говорит, что отдала колоду Цинь Су. Та качает головой — не помнит, может вообще дома оставила, но через пару дней подходит сама и сообщает о Сюэ Яне, отобравшем их в начале смены. Сюэ Ян кривится, зовет А-Цин, и они вместе вспоминают, куда дели испорченную семерку треф. Выясняется, что карту забрала Ван Линцзяо несколько дней назад. Лань Чжань благодарит, чувствуя разочарование. Цзяо-Цзяо все никак не успокоится. А еще… Он ведь правда почти смог уверить себя, что эти неловкие презенты были от Вэй Ина. Лань Чжань дурак. Мизерное время до конца смены проходит почти спокойно. Ван Линцзяо, признавшись, больше ничего не предпринимает, Вэй Ин все также висит на Лань Чжане репьем. Спасибо, что больше никакие сороконожки и пауки их с Цзян Чэном не атакуют, и акция «поспи в постели Лань Чжаня и доведи его до инфаркта» была одноразовой. В последний день Лань Чжань стоит у ворот с собранным чемоданом и ждет отца. Их компания уже попрощалась, друзей пересчитали и загрузили в автобус, Вэй Ин, прилепившись носом к стеклу, улыбается и машет. Лань Чжань улыбается. Он чувствует легкую грусть от расставания, толику злости на себя, ведь заветные слова так и не сорвались с его губ. Впереди еще два года совместного отдыха, так может когда-нибудь? — Лань Чжань? — зовет его девичий голосок. Лань Чжань еще раз салютует Вэй Ину и оборачивается, встречаясь взглядом с донельзя смущенной Цзяо-Цзяо, ее щеки сливаются по цвету с ярко-алым платьем с высокой талией. — Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает Лань Чжань. Пятнадцатого отряда больше нет и его капитана тоже, но он все равно волнуется. Почему Линцзяо не в своем автобусе? У нее пропал багаж? Что-то с документами? Ван Линцзяо краснеет еще сильнее, мнется и мотает головой. — Н-нет… Слушай, я помню прошлый год, но… — она вытягивает вперед руки, до того бывшие за спиной, и кланяется. Ее пальцы дрожат, удерживая голубую коробочку с летящими по ней белыми чайками и золотой вязью названия. — Пожалуйста, прими мои чувства! Или… Или хотя бы этот скромный подарок. Лань Чжань каменеет, гул голосов отодвигается куда-то, исчезает. На площадке перед воротами остаются только он и коробка уже точно нелюбимых конфет. Он ведь знал, знал! Кто еще, кроме Цзяо-Цзяо? Но видеть прямое подтверждение так больно. Правда, он несправедлив к бедной девушке. Он был несчастлив в любом случае, кроме Вэй Ина. Такого же румяного от стеснения, от волнения в ожидании ответа, кусающего тонкую нижнюю губу с трещинкой. У него даже рубашка была бы такого же цвета, как у Цзяо-Цзяо. — Извини, нет, — справляется с эмоциями Лань Чжань, кое-как отгоняя навязчивые образы. У Цзяо-Цзяо дрожит подбородок и некрасиво кривится рот. — И другие твои конфеты я тоже не принял. Извини еще раз, пожалуйста. Мне пора идти, отец приехал. Лань Чжань кланяется застывшей Цзяо-Цзяо и обходит ее, направляясь к машине родителя. Он не видит, как Ван Линцзяо за его спиной морщит лоб и произносит беззвучно: «Другие?»