Ёжикам тоже нужны

Машина сворачивает, и в конце улицы уже можно разглядеть бело-голубые кованые ворота лагеря и высокие сосны на территории — где-то там прячется ненавистное здание бювета. Лань Чжань глубоко вздыхает, нервно теребит брелоки на замках рюкзака и прокручивает в голове разговор с братом. Сичэнь уже давно начал встречаться с Мэн Яо, они даже рассказали о своих отношениях родителям. Но Лань Чжаню все равно несколько неловко, ладони, сжатые в кулаки, неприятно повлажнели. Он постарался подобрать слова так, будто это лишь праздное любопытство, не более. — Как вы с Мэн Яо смогли признаться друг другу? Тебе не было страшно? — спросил Лань Чжань. — Страшно? — Сичэнь склонил голову в раздумье. — Нет, наверное нет. Мы давно знали, что наши чувства взаимны, просто не говорили об этом. — Знали? — Ну, сложно было не заметить чужие знаки внимания, когда сам пытаешься угодить, — усмехнулся Сичэнь. — Особое отношение, оно… чувствуется, А-Чжань. Главное, не перепутать его с дружбой и не обидеть человека своим непониманием. Они замолчали. Сичэнь погрузился в воспоминания, легонько улыбаясь неловким ухаживаниям, которыми он одаривал А-Яо, а Лань Чжань спрашивал самого себя — приложил ли он достаточно усилий, чтобы донести до Вэй Ина свою любовь. Ведь раз уж слова ему недоступны, то пусть говорят действия. Пока по всему складывалось, что голос поступков Лань Чжаня тоже был довольно тих и незаметен. Он молчаливо восхищался, безмолвно наблюдал, проявлял заботу: поправить небрежно наброшенное покрывало, прибрать разбросанные кеды, защищать идеи Вэй Ина перед остальными — считал обыденной. Ему надо было действовать решительнее. Как Цзяо-Цзяо. Пусть Лань Чжань и не принял её чувства, но заметил и еще как! И Вэй Ин поймет, если сделать все правильно. Машина останавливается, и Лань Чжаня чуть толкает вперед. Брелоки звенят, когда он пододвигается к двери и готовится выйти на улицу. — Лань Чжань, — зовет его отец с водительского сидения и протягивает что-то через плечо, — вот, возьми. — Пап, зачем? Мама уже дала, — Лань Чжань нерешительно смотрит на пару хрустящих купюр в руке отца. Тот оборачивается и лукаво ухмыляется. — А это лично от меня. Лучше я сейчас проспонсирую защиту, чем потом — поступление внуков в университет. — Папа! — неверяще кричит Лань Чжань, отталкивая протянутые деньги. — Это детский лагерь! — Ну да. Я знаю. Разве он не поэтому называется «детский»? — Папа, нет! — Лань Чжань понимает, что отец просто подтрунивает над ним, но краска все равно заливает лицо. Одно дело думать о таком самому, а другое — напрямую услышать от родителя просьбу предохраняться, пусть и высказанную в шутливой форме. — Ладно, извини. Просто Сичэнь сказал, что у тебя в лагере, вроде как, появилась девушка. Должен же я быть уверенным в безопасности своего сына, — продолжая посмеиваться, говорит отец. — Но деньги все равно возьми, мало ли где пригодится. Пошли, помогу достать чемодан. Он роняет сложенные купюры Лань Чжаню на колени и выходит открыть багажник. Лань Чжань запихивает банкноты в карман джинсовых шорт, хватает рюкзак и спешит следом. Вытащив вещи, он пожимает отцу руку, получает пожелание «звонить, писать» и направляется, наконец, к воротам. Охранник в будке приветливо улыбается, хорошо помня серьезного мальчика, и пропускает, не спрашивая путевку. Сердце, когда Лань Чжань вступает на территорию лагеря, начинает колотиться, как безумное, в голове пульсирует, стоит только представить, что уже через пару минут Вэй Ин ему улыбнется и что-нибудь скажет. Обыденное «привет!» или «Лань Чжань!», а может, ляпнет что-нибудь совсем необычное, но для самого Вэй Ина крайне типичное. — Лань Чжань! — слышит он голос отца. — Лань Чжань, если это не девочка, то деньги верни, они вам ведь не понадобятся! Но благословение мое ты, считай, получил! Лань Чжань уже успел уйти довольно далеко, и отец никак не сможет разглядеть вновь вспыхнувшее на щеках смущение. Он оборачивается и кричит в ответ: — Пап, защита, она не только от детей! Спасибо! Громкий хохот отца преследует его до самого корпуса, ворота давно остались позади, а смех все звучит и звучит в ушах. Так же, как и слова о благословении. До этого Лань Чжань и не представлял, как важно для него принятие родителей. Одобрение отца поддерживает его собственную решимость. Лань Чжань проверяет сообщение от Вэй Ина еще раз и спешит к назначенному месту встречи. Он направляется к старому раскидистому дубу, дальше от шумной и многолюдной площади перед корпусом. Там сейчас слишком много народу, а им хотелось собраться вместе в относительной тишине, обсудить выбор отряда, поделиться впечатлениями. Ребята уже собрались под деревом, но взгляд Лань Чжаня минует всех, как магнитом притянутый к одному-единственному человеку. Вэй Ин сидит прямо на земле, подложив под себя джинсовку и жмурится на солнце, пока Вэнь Цин что-то там творит с его волосами, уже отросшими до плеч. — Ну и патлы, — ворчит Вэнь Цин, — ты что, Рапунцель? Вэй Ин в ответ звонко смеется и трясет головой, отчего только-только собранные пучки разваливаются на отдельные пряди. У Лань Чжаня перехватывает дыхание, он до боли стискивает кулаки и ощущает, как жжет в глазах. Расставаться с Вэй Ином всегда тяжело, однако встреча — хуже пытки. Чувства, слова, дерущие глотку год, подавляемые эмоции — все это разом накрывает волной, погребает под собой. Лань Чжань барахтается и задыхается до тех пор, пока серые искрящиеся глаза не сталкиваются с его. В кармане громкой трелью звонка от мамы взрывается телефон, компания под деревом тут же поворачивает головы на звук. — Лань Чжань! — выдыхает Вэй Ин, вскакивая на ноги. Лань Чжань всерьез беспокоится, что у него от столь широкой улыбки лопнет лицо. В пару широких шагов Вэй Ин преодолевает расстояние между ними с явным намерением обнять, но Лань Чжань выставляет перед собой щитом шуршащий пакет и всовывает его вместо себя в загребущие руки. — Что это? — Вэй Ин с любопытством вытаскивает жестяную круглую коробочку. — Ты что-то не съел в дороге и решил порадовать нас? Лань Чжань пропускает добрую насмешку мимо ушей. — Печенье. По маминому рецепту, — он не добавляет, что рецепт мамин, но готовка — его. Зная о любви Вэй Ина к сладкому, Лань Чжань не удержался и сделал такое вот глупо-романтичное угощение. И ему понравилось делать что-то для Вэй Ина. Вэй Ин открывает крышку и с трепетом достает песочную звездочку, словно знает невысказанную тайну Лань Чжаня. Передает коробочку дальше — Цзян Чэну, а сам пробует. Лань Чжань, затаив дыхание, следит за тем, как Вэй Ин ест, а потом берет еще одну. — Вкусно. Но как-то слишком сладко, что ли? — говорит Вэнь Нин, съев свое печенье. Он достает сок и предлагает Цинь Су и Вэнь Цин, те с благодарностью принимают бутылку, молча соглашаясь с оценкой. Печенье и вправду получилось чересчур сладким, Лань Чжань знает. Просто он так часто напоминал себе, что Вэй Ину нравится такое, что непроизвольно высыпал в тесто в три раза больше сахара, а потом приготовленные звездочки еще и пудрой присыпал. — Это… — начинает оправдываться Лань Чжань. — Идеально! — перебивает Вэй Ин. — Да что вы все понимаете в сластях? Чем больше — тем лучше. — Не боишься, что задница слипнется? — ухмыляется Цзян Чэн. Лань Чжань с удивлением отмечает, что тот начал отращивать волосы. Не иначе взревновал, что Вэнь Цин неровно дышит к хвостику Вэй Ина и все норовит позаплетать косички. — Не тебе о моей заднице беспокоиться, дорогой братец, — отзеркаливает выражение лица Вэй Ин и, игнорируя ворчание «а кто, если не я?», лезет в свой рюкзак. — У меня тоже есть для тебя подарок, Лань Чжань! «У тебя? — думает Лань Чжань и чувствует, как кровь приливает к ушам, — для меня?» — Вот! Крутая, да? — Вэй Ин, сияя улыбкой, протягивает широкую белую футболку, у которой на груди вызывающе красным написано «Люби меня, Солнышко!», а на спине, между лопаток, это самое солнышко с ярко-накрашенными и очень подробными губами, вытянутыми для поцелуя — Вэй Ин специально крутит вещь во все стороны, чтобы Лань Чжань все хорошенько рассмотрел. — Очень по-летнему! Будь это подарком от мамы, бабушки, от друзей на день рождения, то, Лань Чжань должен признать, это было бы по-летнему. Но от Вэй Ина, от того самого человека, к которому Лань Чжань испытывает самые нежные и горячие чувства, футболка выглядит насмешкой. Или очень откровенным флиртом. Он будто предлагает Лань Чжаню себя. И понимает ли это сам? А Вэй Ин не стоит на месте, пока Лань Чжань судорожно обдумывает провокационную надпись, подходит и примеряет футболку ему на плечи. — Чуть-чуть не угадал с размером. Будем считать, брал на вырост, — бормочет он, и бедное сердце Лань Чжаня опять ухает вниз от знания, что Вэй Ин выбирал вещь сам! — Ну так как, Лань Чжань? Я оценил твое печенье, оцени и ты мои труды. Нравится? — Мм, — сипло говорит Лань Чжань, прочищает горло и повторяет громче: — Очень нравится, Вэй Ин. Все, что угодно от тебя будет хорошим подарком. Счастливая улыбка на чужих губах становится Лань Чжаню наградой за смелость. Он нагло любуется ею, совсем не замечая, как Вэй Ин краснеет все сильнее с каждой секундой под пристальным взглядом. — Они вообще про нас забыли, да? — громким шепотом спрашивает Хуайсан. — Я начинаю сомневаться в своем существовании. Наваждение пропадает, лопается мыльным пузырем, и Лань Чжань отшатывается, комкая в пальцах футболку. Рядом, помимо Вэй Ина, еще пять человек, внезапно исчезнувшие из восприятия. — Привыкай. — фыркает Цзян Чэн, ловит тяжелый взгляд Вэй Ина и пожимает плечами. — Ну что, снова в спортивный отряд? Лань Чжань проглатывает непонятный стыд и отрицательно мотает головой. Его поддерживают Вэнь Нин и Хуайсан, вскрикнув одновременно голосами, полными ужаса: — Нет! Ни за что! — Никаких больше спортивных отрядов, — бормочет Цинь Су. — У меня до сих пор ноги болят, когда я представляю прошлогодний поход. — последнее слово звучит как самое ужасное ругательство. У Лань Чжаня согласно начинает ныть левая, натертая тогда, пятка. — Ну, вы чего, неужели никому не нравилось просыпаться на полчаса раньше, чтобы подготовиться к зарядке у малышей? — издевательски скалится Вэй Ин. Единственный, кстати, человек, который ныл по этому поводу каждое утро. Хуайсан машет на него руками. — Замолчи, замолчи, Вэй Ин. Еще слово, и я расскажу всем, где у тебя кнопка, от которой ты хрюкаешь! И пока друзья яростно обсуждают будущий отряд и пытаются угадать вожатого, Лань Чжань поглощен мыслью о загадочной кнопке, которая заставляет Вэй Ина хрюкать. В конце концов, как бы Цзян Чэн ни топил за спортивный отряд (и был дружно всеми послан), они идут к столу шестого отряда. Удивительно, но Лань Чжань даже подходит по возрасту, на табличке четко обозначены границы «16-17 лет». Хотя спорить и так бы не пришлось, их с мягкой улыбкой встречает Се Лянь. Пока вся компания заполняет необходимые бумаги, Се Лянь напоминает распорядок дня, предупреждает Вэй Ина о последствиях шалостей, вышедших из-под контроля, и сообщает место отряда. — Вот это повезло! Будем жить в только-только отремонтированном левом крыле! — восторгается Вэй Ин. Он привычно помогает Мянь-Мянь с ее вещами, Лань Чжань, чуть менее привычно, несет пакет Вэй Ина с едой и спортивную сумку с тем, что не влезло в чемодан. В этот раз обошлось без подколок, Вэй Ин посмотрел недоверчиво и покорно разрешил помочь. В левом крыле еще слабо пахнет краской, на новой плитке пола разводы въедливой строительной пыли. Но видно — ремонт прошел не зря. Все преобразилось, стало выглядеть свежее, приятнее глазу. Стены лестничных пролетов из зеленых стали белыми, с причудливо вырисованными на них голубыми волнами и завитушками, а этажи сменили приевшийся желтый на нежно-розовый. Лань Чжань смотрит на все эти изменения, и на него обрушивается неожиданное осознание — он, мальчишка, расплакавшийся, когда родители рассказали ему о путевке, не спросив мнения, в этом лагере уже в шестой раз! Он помнит этот корпус совсем другим, а своих друзей, выросших в красивых юношей и девушек, шкодливыми детьми с вечно разбитыми коленками. Теплое умиротворение затапливает с головой от такой простой мысли. — Лань Чжа-ань, — тянет Вэй Ин, — неужели ты улыбаешься! Они сильно отстали от остальной группы и идут последними, за ними только Хуайсан, потерявший себя в соцсети и постоянно спотыкающийся о ступеньки. Лань Чжань позволяет себе быть откровенным. — Я всегда улыбаюсь рядом с тобой, — признается он и кладет руку на грудь. — Здесь. И это он сейчас не о любви. Вэй Ин научил Лань Чжаня радоваться, доверять, отпускать семейные правила, заменяя их весельем. Лань Чжань начал улыбаться задолго до появления чувства. Благодаря всего лишь одной путевке и ребенку, который вместо травли предложил дружбу. — Я рад, — мягко произносит Вэй Ин, в его голосе скользит что-то нежное, невесомо трогающее Лань Чжаню сердце. — И мне бы хотелось, чтобы ты улыбался всегда. Хуайсан за их спинами пыхтит под нос: — Кажется, я уже начинаю привыкать. На четвертом этаже уже оживленно, холл заставлен сумками и чемоданами. Вэй Ин и Цзян Чэн, наказав сторожить их вещи, убегают занимать комнату, чтобы не пришлось жить по разным, Вэнь Цин, Ло Цинъян и Цинь Су уходят в сторону женских комнат сразу, их меньше и им не надо беспокоиться о недостатке мест. — Никогда не думал, что знакомый холл может так измениться, — Вэнь Нин, сверкая глазами, стягивает кроссовок и встает на пушистый серенький ковер, заменивший протертый палас. — Я будто в новый лагерь приехал! — Только рожи все те же, — Цзян Чэн отпинывает в сторону чей-то валяющийся на дороге рюкзак и кивает в сторону комнат. — Готово. Можно заселяться, только многого не ждите, там все так же убого, а кровати норовят оставить отпечатки на спинах. И он прав. Единственное, что поменялось — двухъярусные кровати заменены на пять обычных, составленных в ровный рядочек у стены. — Как в казарме, — комментирует Хуайсан и щелкает камерой. Все, можно ожидать в ленте пост о несчастном житье-бытье и долгими рассуждениями о «раньше была трава зеленее и кровати стояли красивше». Лань Чжань замечает на второй от окна кровати небрежно кинутый красный рюкзак с кучей разномастных значков, хозяин отсутствует. — А где Вэй Ин? — Да к бабушке убежал, сказал, что очень надо, — бросает Цзян Чэн, воюя с кодовым замком. Тот не поддается и стоически терпит ругань и шлепки, издевательски повышая шкалу раздражения владельца. Лань Чжань кивает сам себе и перекладывает чужой рюкзак на самую крайнюю кровать, а сам занимает ту, что освободил. Этим жестом он кормит свою ревность. Вэй Ин будет спать только рядом с ним. Он успевает разложить половину вещей, когда дверь открывается, и в комнату буквально вваливается Вэй Ин. За его спиной темный, обклеенный наклейками футляр для гитары. Лань Чжань знает что внутри — черная акустическая красавица Чэньцин. Но Лань Чжаню не до восхищения гитарой, ставшей новой страстью Вэй Ина, его заботят большие бегающие глаза на бледном лице и искусанные губы. Вэнь Нин оказывается перед Вэй Ином первым. — Вэй Ин? Что случилось? Тот открывает рот, силясь что-то сказать, но потом опускает голову. — Твою же!.. — Цзян Чэн дергает дрожащего Вэй Ина за руку. — Быстро сказал, что произошло! — Вэй Ин, — добавляет Лань Чжань. Его разрывают мысли разной степени дикости. Он и предположить не может, что могло за пятнадцать минут так повлиять на Вэй Ина, доведя чуть ли не до паники. Кажется, голос Лань Чжаня немного приводит Вэй Ина в чувство. — Пойдем, — хрипит он. Спускает с плеча футляр, оставляя гитару у двери, и выходит. Ребята, переглядываясь, тянутся следом. Едва-едва передвигая ногами, Вэй Ин идет в сторону комнат девочек. Останавливается у нежно-розовой стены и тыкает в неё. — Вот, — Вэй Ин смотрит на них, читает в их взглядах непонимание и повторяет настойчивее: — Вот! Все почему-то оборачиваются на Лань Чжаня. Он не знает, куда спрятаться от молящих о помощи глаз. В голове со скрипом ворочаются шестеренки, перебирая факты и воспоминания. — Кенни? — наконец осторожно спрашивает он. Вроде бы дверь за спиной в одну смену вела в комнату Вэнь Чао. Хотя Лань Чжань не помнит, больше тыкает пальцем в небо в надежде угадать. И у него получается, Вэй Ин быстро-быстро кивает, губы его кривятся. — Они убили Кенни! — вопит он, утирая несуществующие слезы одной ладонью, а другой оглаживая участок стены, где краска скрыла пятно. — Сволочи! — втроем орут Вэнь Нин, Цзян Чэн и Хуайсан. Потерянное выражение на лице Вэй Ина сменяется озорной ухмылкой. Он тыкает кулаком в плечо Цзян Чэна. — А ты еще спрашивал «почему Кенни»! — Ладно, придурок, это было тупо, но смешно, — ворчит тот, возвращая удар. Лань Чжань чувствует, что пропустил какую-то шутку. Всем известную шутку, которая его не коснулась. И это не то чтобы неприятно, но уязвляет. — Лань Чжань? — Вэй Ин тормошит его за локоть. — Все хорошо? — Лань Чжань не знает, кто такой Кенни? — удивленно спрашивает Хуайсан, отрываясь от изучения стены. Тщетного, конечно же, на ней не осталось ни следа от пятна. Да, Лань Чжань не знает. Он думал, что Вэй Ин придумал это имя просто так, из головы, а сейчас оказывается, что это какая-то отсылка! — Нет. — Как?! — Вэй Ин охает и прикрывает рот в притворном ужасе. — Что ты смотришь дома? Лань Чжань посылает холодный взгляд и отказывается отвечать. Вэй Ин задумчиво покусывает большой палец и объявляет: — Ну, значит нам придется заняться твоим образованием в сфере массмедиа! — а на вопросительно выгнутую бровь поясняет: — Будем смотреть злободневные мультики! — Сауз Парк, — добавляет Хуайсан. — Но без «нам», — отрезает Цзян Чэн. — У меня есть дела поважнее, чем сотый пересмотр первого сезона с твоими комментариями, дорогой братец. Сейчас, например, открыть этот чертов кодовый замок. И разобрать, наконец, эти чертовы вещи! — он говорит это так громко, словно вещи должны устыдиться и разложиться по местам сами, пока хозяин возвращается в комнату. — Я, пожалуй, тоже откажусь. Мне… мне не очень нравится, — бормочет Вэнь Нин. — А вот я не против, но… В общем, братец Вэй, справляться тебе самому, — ухмыляется в ладонь Хуайсан. Вэй Ин поджимает губы, но совсем не выглядит недовольным от такого количества отказов. — Что же, — говорит он, — будем только мы с тобой, Лань Чжань. — А почему я не могу отказаться? — ради интереса спрашивает Лань Чжань. Не то чтобы он хочет. До него еще не совсем дошло, на что его подписали, поэтому было бы неплохо знать — есть у него путь отступления или нет. — Ты — не можешь, — ожидаемо заверяет Вэй Ин. — Это же все только ради тебя! Удивительно, как всего два слова могут примирить Лань Чжаня с любой задумкой Вэй Ина… Оплакав Кенни последний раз, они возвращаются в комнату. Вэй Ин любовно подхватывает футляр и недоуменно останавливается у кровати, которая уже занята вещами Лань Чжаня. — Эй! Я же тут оставлял свой рюкзак. Я забил это место, Лань Чжань! Лань Чжань невозмутимо указывает на место у окна. — Ты спишь там. Я знаю, ты любишь свежий воздух и ветерок. «А еще, — этого он не говорит, — ты любишь спать на левом боку, а я — на правом, так мы будем всегда лицом друг к другу, и я смогу смотреть на тебя, если не смогу уснуть». Вэй Ин вскидывается, чтобы возразить, но Лань Чжань пресекает это жестким: — Я согласился смотреть с тобой мультфильм, пойди и ты на уступки. Под громкое победное «Да!» Цзян Чэна и щелчок сдавшегося кодового замка, Вэй Ин растерянно кивает и опускает футляр на указанную Лань Чжанем кровать. Разложив вещи и сдав пустые чемоданы в камеру хранения, отряд выдвигается на обед, а потом собирается на типичную для первого дня смены пятиминутку знакомства. Она проходит странно, с учетом того, что половина отряда уже давно знакома (Лань Чжань мерит сидящего напротив Сюэ Яна долгим взглядом и собирается снова стать капитаном). День проходит обычно, пока на тихом часу Вэй Ин не садится на свою кровать по-турецки, затаскивая на колени футляр с гитарой. — Родители не разрешили мне взять её, — говорит он с улыбкой, пока все устраиваются на месте Лань Чжаня. — Но бабушка тайно забрала красавицу из дома и привезла. Сам Лань Чжань в совершенной наглости пристраивается рядом с Вэй Ином. У него немного дрожат руки, он и вправду увидит Чэньцин, о которой целый год получал восторженные сообщения, и услышит игру Вэй Ина вживую, а не на плохоньких записях с домашних и школьных выступлений. — Так-то они правы. Сопрут, и будешь потом локти кусать, — неодобрительно замечает Цзян Чэн. Вэй Ин легкомысленно фыркает и тянет молнию, являя, наконец, свою гитару. Черная, блестящая лаковым покрытием, так и манит прикоснуться к корпусу, алый дракон, свернувшийся вокруг резонатора, буквально примагничивает взгляд. Хуайсан неловко тянется к инструменту, но тут же получает по рукам. Вэй Ин, ворча, хотя Хуайсан не успел дотронуться, протирает поверхность специальной тряпочкой, убирая несуществующие отпечатки. — Ну, что сыграем? Первый день смены, наверное, что-нибудь о разлуках, встречах, дружбе и любви? — Что-нибудь душевное, — кивает Вэнь Нин. — Только погоди, девушек тоже надо позвать. Вэй Ин согласно мычит и принимается проверять струны. Цзян Чэн вытаскивает длинный пакет с сырным попкорном. Вэнь Нин приводит девушек. Тихие переговоры и шелест упаковок с закусками создают до того уютную атмосферу, что Лань Чжань даже немного забывает, зачем они собрались. Вэй Ин, со всем тщанием протерев руки влажной салфеткой, прочищает горло и дергает струну, низким звуком призывая успокоиться. Все замолкают, Вэнь Цин выковыривает изо рта Цзян Чэна мятную карамельку и заворачивает обратно в фантик. Вэнь Нин притягивает Цинь Су в объятия и спрашивает: — Подпевать можно? — Конечно! — Вэй Ин кивает, но видно, он уже не здесь, а где-то в другом мире вместе со своей Чэньцин. Пальцы ласково скользят по струнам, зажимают с трепетной нежностью, руки обнимают корпус, словно это тело любимой девушки. Вэй Ин глубоко вздыхает и начинает играть. Лань Чжань смотрит не в силах оторваться, перед ним какой-то совершенно другой Вэй Ин, сосредоточенный, умиротворенный, абсолютно неземной. И все еще родной до спазмов в горле. Лань Чжань не подпевает, только слушает. В повседневной жизни Вэй Ин добавляет в голос игривость, веселую мягкость, сейчас ничего этого нет и в помине, Лань Чжань заворожен низким серьезным голосом. Он проваливается в свои чувства еще глубже, хотя казалось бы… — Просто нечего нам больше терять… Но Вэй Ин умеет удивлять, умеет разрушать барьеры и рамки. Лань Чжань никогда не подозревал, что может испытывать столь много. — Ах, как я тебя люблю горячо, — поет Вэй Ин и поднимает серые пронзительные глаза на тонущего в эмоциях Лань Чжаня, улыбается краешком губ, мимолетно. И снова возвращает взгляд на гитару в руках, — Это годы не сотрут, не сотрут… По Лань Чжаню будто пропускают разряд тока — от макушки до кончиков пальцев по ногам. Он дрожит, ему хочется схватиться за что-то — кого-то — удержаться. Иначе растущая внутри невыносимость — слишком много всего: любви, желания, щемящей грусти, недоверия к себе, — разорвет его. Как есть разорвет. Ни кусочка не оставит. Песня заканчивается, Чэньцин издает последний звук, расстроенный, словно недовольна тем, что приходится прерываться. Цзян Чэн отбирает у Вэнь Цин конфету и заявляет: — Гитара — это прям вот твое! Все эти фотоаппараты, велосипеды, скейты, журналы «Открой мир с Волли»… А сейчас как на своем месте. Вэй Ин прикрывает глаза от похвалы. — Я хорошо умею говорить, но музыкой можно сказать больше. И легче. Вздох, сорвавшийся с губ Лань Чжаня от этих слов, привлекает внимание. Но он не замечает, он почти уничтожен полунамеками Вэй Ина, не знает, как к ним относиться. И относиться ли вообще. Может, это ничего не значит. Или значит не для Лань Чжаня. Он вспоминает слова Сичэня: «Главное, не обидеть человека непониманием», вспоминает, что и сам хотел быть настойчивее. Но не настолько же! — Кажется, Лань Чжань заболел, — делится Цзяо-Цзяо. — Смотрите, какой бледный. Лань Чжань с силой проводит ладонями по лицу и позволяет себе грубость, чтобы хоть как-то снять давление чувств на свою грудную клетку. — Я просто до отвращения рад вас всех видеть. — О нет, кто ты и куда ты дел нашего Лань Чжаня? — картинно пугается Вэй Ин, со всей аккуратностью спускает Чэньцин в лежащий на полу футляр, и кидается на Лань Чжаня с твердым намерением применить навык щекотки. Падает тяжелым телом сверху, валит на кровать и проходится гибкими горячими пальцами по ребрам под футболкой. Лань Чжань всхлипывает и извивается, стараясь освободиться. Но на них, с криком «Куча мала!» прыгает Хуайсан, утягивая за собой и Вэнь Нина. Девочки визжат. И все превращается в какую-то мешанину рук и ног. Лань Чжань уже не понимает, кто тянет его за локоть, а кого он пинает сам. Это помогает, жалящие прикосновения Вэй Ина к коже стираются. Разнимает их, почему-то, Хуа Чэн, а не уполномоченный Се Лянь. С утробным рыком врывается в комнату, получает сам пару щелбанов, но утихомиривает разошедшуюся компанию. Девочки отправляются к себе, а мальчики получают наряд на три круга вокруг корпуса после полдника. Наказание, пусть и несерьезное, здорово остужает пыл. Остаток тихого часа Хуайсан жалуется своим подписчикам на вопиющую несправедливость, Вэнь Нин засыпает, не пережив эмоционального напряжения, а Лань Чжань с Вэй Ином и Цзян Чэном считают синяки. Белокожий Лань Чжань выигрывает со счетом в девять кровоподтеков, обогнав Вэй Ина и Цзян Чэна всего на один. Он ожидает продолжения вакханалии двусмысленных намеков во время шуточного противостояния, но Вэй Ин ведет себя очень хорошо, даже можно сказать — пугающе хорошо. У Лань Чжаня отпускает сердце. Ему, несомненно, нравится то внимание, что дает Вэй Ин, даже если тот не имеет в виду того же самого, что и Лань Чжань, но держит в постоянном стрессе. Это Лань Чжань собирался завоевывать любовь Вэй Ина, а не наоборот! Почему он подвергается этим массированным атакам, уничтожающим слабое влюбленное сердце! Но Вэй Ин успокаивается, а вместе с этим в норму приходит и Лань Чжань. Ровно до тех пор, пока после отбоя пыхтящая тень не перебирается к нему с соседней кровати, подсвечивая телефоном. — Вэй Ин! — Лань Чжань слетает от шока на пол, больно ударяясь о каркас кровати Вэнь Нина. — Вэй Ин! — вторят ему Хуайсан и Цзян Чэн. — Чего? — изумляется тот, сильной рукой цепляет Лань Чжаня за ворот ночной футболки и втаскивает обратно. — Мы мультики смотреть пошли! За дверью раздаются приближающиеся шаги вожатого, и Цзян Чэн понижает голос до шипения. — Ночью?! «Да! — мысленно кричит Лань Чжань, — Ночью?! В моей кровати?» — А когда еще-то? Не бойся, мы в наушниках будем и не помешаем твоему сну младенца. — Вэй Ин, — Лань Чжань трогает Вэй Ина за локоть, — пошли лучше сегодня спать. Мы только сегодня приехали и очень устали. — Я не устал! — Вэй Ин смотрит на него обиженно и выдергивает руку. Лань Чжань прикрывает ладонью слезящиеся от яркого света глаза обращенного к ним экрана. Ему страшно не хочется расстраивать Вэй Ина, но сегодняшний день был слишком насыщенным, надо отдохнуть. — Пожалуйста, — хрипло просит он. — Обещаю, что посмотрим завтра. Вэй Ин расплывается в улыбке, забывая про недавнее расстройство. — Хорошо! Ловлю на слове! — он нажимает на кнопку, прекращая слепить Лань Чжаня, и перепрыгивает обратно на свою кровать. — Доброй ночи, Лань Чжань! Остальным — надеюсь, вы проснетесь утром. — Надеюсь, что ты — нет, — огрызается Цзян Чэн. Его кровать жалобно скрипит, когда он зарывается в одеяло, чтобы не слышать очередной язвительный ответ. Лань Чжань засыпает с мыслью, что избежал очень опасной ситуации. А ведь тогда он еще даже не знал, какое на самом деле испытание приготовил Вэй Ин. Следующий день Лань Чжань проводит продуктивно, получает должность капитана отряда (с такой поддержкой — ничего удивительного), первый узнает экскурсии на смену, и выбивает посещение бассейна. Когда — неизвестно, зачем — тоже, море же есть. Но вот так вот Лань Чжаню хочется. Почувствовав вкус власти, остановиться сложно… К вечеру, окрыленный своими свершениями, он совершенно успевает забыть о договоренности. Беззлобно ругается с Цзян Чэном за очередь в душ, фотографирует Хуайсана на «свечке», пока тот рассказывает о прошедшем дне, мирно выпивает ванильный коктейль со сдобной булочкой и готовится отойти ко сну. Но стоит только Хуайсану щелкнуть выключателем, как рядом с Лань Чжанем опускается теплое тело, прогибая матрас. — Смотреть, — шепчет Вэй Ин. Яркость экрана убавлена до минимума и не слепит, как вчера, но позволяет рассмотреть надежду в серых глазах. — Ты сказал, что сегодня. Я весь извелся, выбирая серию! Лань Чжань сдерживает рвущийся стон и покорно двигается. Вэй Ин, не теряя времени, устраивается на освободившемся месте. Эти новые кровати ужасно узкие, а пружинные каркасы предательски низко прогибаются, сталкивая их еще ближе друг к другу. Вэй Ин ерзает, притирается бедром ближе, устраиваясь поудобнее, и принимается распутывать морские узлы на наушниках. Лань Чжань стоически терпит, хотя желает или вскочить, убежать на другой конец лагеря, а то и Вселенной, или развернуться, навалившись на Вэй Ина, и дать волю рукам и мечтам. Пожалуй, если бы не соседи, он бы выбрал второй вариант. Но на соседней кровати Вэнь Нин с Хуайсаном пыхтят в онлайн настолку, а на следующей ухмыляющийся Цзян Чэн переписывается заметками с Вэнь Цин. И руки Лань Чжаня связаны. В правое ухо заталкивают наушник. Другой такой же в левом у Вэй Ина. — Сделано. Сейчас, только… — Вэй Ин цепляет ногой свое одеяло и перетаскивает к ним. — Надо накрыться с головой. Лань Чжань покрывается холодным потом, несмотря на охвативший его жар. Картинки, нарисованные воображением, становятся слишком яркими. Скрытые ото всех не только тьмой, но и плотной тканью… Он еще не готов к такому! Слишком быстро! — Зачем. Нет, — слабо протестует Лань Чжань. Вэй Ин расправляет складки и поднимает одеяло на руках, собираясь накинуть его на них сверху. — Нет. Мы будем мешать спать светом экрана. Да, Цзян Чэн? — Заткнись, — бросает тот, продолжая набирать сообщение Вэнь Цин. — Ты мешаешь мне одним своим существованием. Вэй Ин пожимает плечами и, придвинувшись еще, буквально вжавшись в бок Лань Чжаня, укутывает их обоих с головой. Воздух в импровизированном укрытии заканчивается спустя два вдоха, на третий Лань Чжань вдыхает уже дыхание Вэй Ина — сладкое, как банановая зубная паста, которой он пользуется. На четвертый — дышать уже нечем. Лань Чжань дергает ногой, приподнимая одеяло и запуская свежий ветер. Голос в наушнике все это время что-то напевал, убого нарисованные человечки прыгают по экрану, изгаляясь в подобии юмора. Лань Чжань старательно удерживает внимание на сюжете, цепляется за шутки, которые может понять среди потока пошлости, что льется на него. Все что угодно, лишь бы отвлечься от прижавшегося Вэй Ина. Тщательно борется за контроль и разгромно проигрывает, сдается, переводя взгляд на Вэй Ина. В серых глазах, опущенных к телефону, отражаются яркие блики, на румяных щеках тени. Лань Чжань безумно хочет поцеловать ухмыляющийся рот, коснуться губами сморщенного носа… — Понравилось, Лань Чжань? — улыбается Вэй Ин, вытаскивая наушник и блокируя экран. Наваждение отступает неохотно, оглядывается на каждом шаге обещанием вернуться следующей ночью. — Нормально, — нейтрально отвечает Лань Чжань. Спроси его сейчас Вэй Ин о чем были две просмотренные серии, он бы с треском провалился, даже имен героев не назвал. Однако этого ответа хватает. Выбравшись из-под одеяла и по привычке пригладив взъерошенные волосы, Вэй Ин предупреждает: — Завтра, ой, — он мельком бросает взгляд на телефон, мигнув подсветкой, — уже сегодня, продолжим. Уверяю, ты просто взорвешься оттого, что будет дальше! — Мм. Доброй ночи, Вэй Ин. — Сладких снов, — воркуют ему в ответ. Вэй Ин уходит к себе, и Лань Чжань долго не может отвести глаз от темного человеческого силуэта, свернувшегося под тонкой простыней. О, он знает, что взорвется. Он чувствует, что бомба была заложена, и слышит каждый щелчок таймера. Так продолжается ночь за ночью, сорок минут сладкой муки после отбоя изъедают Лань Чжаню сердце и выдержку. А ведь при этом он и сам совершает неловкие попытки флирта: нахваливает Вэй Ина по любому поводу, заставляя краснеть и заикаться (Лань Чжань ликует от такой реакции), отдает ему свою очередь в душ, если успевает занять раньше, внимательно выслушивает бесконечную болтовню о том, что хотел бы Вэй Ин сделать за эту смену, и выбивает — не только для него, конечно, — целое мероприятие — Шоу Талантов. Выступлению Вэй Ина на гитаре, Лань Чжань уверен, он хлопает громче всех — до горящих ладоней и ноющих пальцев. Но ему все кажется, что этого мало. Это ничем не отличается от прежнего поведения, потакать (в пределах разумного, конечно) желаниям Вэй Ина у Лань Чжаня уже в крови и так же естественно, как дышать. Хотя дышать в присутствии Вэй Ина все же сложно, и постоянно приходится напоминать себе делать вдохи и выдохи. Надо сотворить что-то более масштабное, понимает Лань Чжань. Что-то сравнимое с совместным просмотром мультфильма под одеялом. Не один Вэй Ин способен на неожиданные поступки, у Лань Чжаня тоже есть козыри в рукаве, прежде бывшие атавизмами застенчивости, сейчас они готовы отправиться в бой. Вечерние купания после полдника всегда импонировали Лань Чжаню больше утренних, многие ребята ленятся мыться после моря еще раз и выискивают всевозможные лазейки, чтобы отказаться от похода на пляж. Народу убавлялось чуть ли не в половину, позволяя купаться через раз, да и атмосфера становилась спокойнее. А еще вечером красиво, лучи солнца, уже начавшего садиться, красным ложатся на песок, шуршащие волны, лицо Вэй Ина, делая его более резким и взрослым. — Быстрее, — торопит Вэй Ин, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, — если ты опять не успеешь в один заход с нами!.. Я не знаю, что с тобой сделаю! Лань Чжань аккуратно снимает рубашку и шорты, оставаясь в одних плавках. — Готов. — Пошли, пошли, пошли, — Вэй Ин хватает его чуть повыше локтя и на буксире тянет к Се Ляню, возле которого уже ждут Вэнь Нин и Цзян Чэн. Хуайсан и девушки в команде халявщиков и от моря уклонились помощью в организации дня самоуправления. Се Лянь разрешает зайти в воду. Волны такие теплые, что даже не приходится ждать, пока тело привыкнет. Лань Чжань сразу окунается с головой, и до буйков плывет под водой. Выныривает только когда утыкается макушкой в заградительную сетку, вода плещется немного ниже груди, все они слишком выросли, а глубже — нельзя. Се Лянь укоризненно смотрит на него: нырять запрещено. Но Лань Чжань уже не маленький мальчик и позволяет себе некую свободу, так что просто поджимает губы и пытается среди десятка голов найти Вэй Ина. Он чувствует прикосновение к лодыжке и испуганно лягается. Мокрая макушка с небрежно закрученным пучком появляется перед ним спустя мгновение. Вэй Ин утирает с глаз и лба воду. Капельки красиво блестят на сгоревших плечах, Лань Чжань невольно прослеживает по смуглой коже путь каждой. — Я хотел сказать тебе привет, но теперь скажу — какого черта?! Лань Чжань, ты мне чуть нос не сломал! — Извини, — Лань Чжань складывает пальцы клювиком и дотрагивается до якобы ударенного носа Вэй Ина. Вэй Ин отступает, накатившая волна заставляет его сделать два шага. Он прикрывает нижнюю часть лица рукой и невнятно спрашивает: — Это что сейчас было? — Поцелуй. Чтобы не болело. Разве мама не делала тебе так в детстве? Лань Чжань уверен в своей невозмутимости, ни один мускул не выдает его настоящего состояния. Кроме ушей, которые, наверняка, в свете заходящего солнца, кажутся еще более алыми. Волна толкает его в спину, остужает пылающую голову. — Иди сюда, — зовет он и раскрывает руки, — покидаю тебя в воду. Вэй Ин распахивает глаза, выпячивает нижнюю губу и как-то неуверенно произносит: — Так нельзя же… Ты сам говорил! Мы утонем. Точно, я утону, захлебнусь и утону. — Он резко разворачивается и, с трудом преодолевая сопротивление воды, бежит-плывет к Цзян Чэну. — Брат! Братик! Лань Чжань хочет убить меня! Просто уничтожить собой! — Все хотят тебя уничтожить, — безжалостно осаживает Цзян Чэн. Вэй Ин еще что-то отвечает, Лань Чжань уже не слышит. Остаток купания он лениво дрейфует на спине. Эксперимент по обольщению Вэй Ина зашел в тупик, попытка столь откровенного флирта оказалась целиком провальной. А что еще хуже, Вэй Ин вечером косится обиженно и не приходит на очередной мультсеанс. Жаль, Лань Чжань уже начал втягиваться в жизнь десятилетних мальчиков с недетскими проблемами. — Ты знаешь, что я люблю тебя, Лань Чжань? — Вэй Ин лукаво глядит на Лань Чжаня из-под ресниц и показательно облизывает нижнюю губу. — Очень люблю. Так давно люблю. Давно… Лань Чжань не может поверить в свое счастье, на лицо вылезает улыбка, она грозит порвать ему губы, сердце оглушает, его пульс отдается в глазах, которые хочется закрыть и приникнуть, наконец, своим ртом к чужому. — … Давно приехали, Лань Чжань! Просыпайся, о Небеса! Его трясут за плечи изо всех сил, голова мотается из стороны в сторону, но на веки словно грузила трехтонные прицеплены. Точно, вспоминает Лань Чжань, он ужасно вымотался и уснул в автобусе по пути в кинотеатр, убаюканный рассказами Се Ляня о предыдущих сменах и шорохом шин. — Вэй Ин, — бормочет он, и хочется рассмеяться от абсурдности своих следующих слов, — я не могу открыть глаза. — И что мне сделать? Все уже вышли, один только капитан Лань прохлаждается! Лань Чжань устал. Груз ответственности капитана отряда, взваленный добровольно, непрекращающийся недосып и натянутые, как струны Чэньцин, нервы — это моментально выключило Лань Чжаня, стоило ему только опуститься в не шибко уютное, но вполне удобное кресло автобуса. И сейчас, под причитания Вэй Ина, он снова уплывает в объятия Морфея, пригревшийся к бордовому в золотую королевскую лилию жаккарду. Сквозь тяжелую неотпускающую пелену доносится голос Хуайсана: — Вэй Ин, все уже готовы, Се Лянь спрашивает, чем вы тут занимаетесь. — Лань Чжань не хочет просыпаться, — хнычет Вэй Ин. Поправочка, Лань Чжань бы и рад, но не может. — Так поцелуй его! Спящая красавица сразу проснулась. Думаешь, на красавцев не действует? Внезапный выброс адреналина от произнесенного «поцелуй» открывает-таки Лань Чжаню глаза, как раз чтобы увидеть, как Вэй Ин, ударяясь бедрами о сидения, бежит через весь салон к выходу с твердым намерением дать Хуайсану пинка. — Идиот, целовать людей без разрешения нельзя! — кричит Вэй Ин. — А вот поджопников я тебе сейчас пропишу и без согласия — в режиме нон-кона! Иди сюда! Позволив себе еще пару секунд поразглядывать черный потолок автобуса с квадратами прозрачных люков, через которые виднеется ярко-голубое небо, Лань Чжань поднимается и бредет выполнять свою работу. Требовалось пересчитать билеты и ребят, проследить, чтобы никто не занял чужих мест — загруженный новыми заботами разум великодушно сглаживает угол подначки Хуайсана и вообще считает ее неважной. Хотя в другое время Лань Чжань бы точно посвятил несколько часов грезам о том, что было бы, если бы Вэй Ин не убежал, а последовал совету. Заряда бодрости хватает ровно на то, чтобы выполнить обязанности и добраться до своего кресла в полутемном зале кинотеатра. Вэнь Цин с обеспокоенной складкой на лбу предлагает ему свой кофе, но Лань Чжань сонно мотает головой и вырубается на рекламе какого-то сока, еще до начала фильма. Зато просыпается без посторонней помощи на финальных титрах, и ощущает себя таким отдохнувшим и сильным, что хоть сейчас готов пойти горы сворачивать! Лань Чжань немного разминает затекшую шею, трет глаза. Их группа ждет, пока зал не опустеет, чтобы спокойно посчитаться и решить, кто чем займется в оставшиеся сорок минут до автобуса обратно в лагерь. — Понравился фильм, Лань Чжань? — Вэй Ин наклоняется к нему с ряда выше. Глаза у него возбужденно горят, а в челке, подобно заколкам, висят шарики попкорна. Лань Чжань отчего-то находит это умилительным. Он всего Вэй Ина сейчас находит каким-то чудесным, видимо, благодаря наконец восстановленной энергии, и, как следствие, хорошему настроению. — Мм, — отвечает Лань Чжань и осторожно смахивает крошки с его прически. — А вот и нет, — Вэй Ин отбивает его руку, надув губы. — Ты спал весь сеанс. Уснул сразу, как выключили свет, как он мог тебе понравиться? Значит, ты мне врешь. — Нет, — спокойно выдерживает обвинение Лань Чжань, — я с тобой всегда соглашаюсь. — Вот оно как… — хмыкает Вэй Ин и расплывается в дьявольской усмешке, его голос срывается в мурлыканье: — Я запомнил, капитан Лань. — Мм, — степенно кивает Лань Чжань и встает-сбегает навстречу Се Ляню. Низкие интонации Вэй Ина вибрируют по костям и нервам, а пальцы подрагивают в предвкушении. В шумном и заполненном торговом центре, где располагается кинотеатр, отряд решает остаться и не идти ни на какую набережную. Вроде от смены прошла всего неделя, но ребята изголодались по обыденной жизни и благам, недоступным на территории лагеря, и почти моментально разбежались по магазинам или отправились на фудкорт. Лань Чжань, не найдя в разноцветной толпе Вэй Ина, рассеянно присоединяется к Хуайсану. Вдвоем за столом на десятерых они представляют собой довольно грустное и одинокое зрелище. Хуайсан потягивает молочный коктейль, залипая в ленту, а Лань Чжань крутит в руках бумажный стаканчик со слишком горячим зеленым чаем с земляникой и, от нечего делать, изучает электронные меню многочисленных закусочных. — Ах, — вздыхает Хуайсан и поворачивает экран телефона Лань Чжаню. Там селфи Вэй Ина с просто огромным непрозрачным черным пакетом и подпись «Подарки для…» — И? — Лань Чжань приподнимает одну бровь. Юноша на снимке, без сомнений, красивый. Это же Вэй Ин. Но Лань Чжань мог бы полюбоваться на него и сам, телефон и аккаунт в соцсети у него имеется. Хуайсан на его скепсис лишь проводит пальцем, показывая окончание «… для Солнышка», и спрашивает: — Почему ты не носишь ту футболку, Лань Чжань? Белое летом чрезвычайно удобно, да и солнышко тебя будет любить, после такой-то наглой просьбы. Зеленый чай очень красивый, Лань Чжань чуть нажимает на бумажный бочок, и по воде расходятся волны, превращаясь в круги. У вопроса двойное дно. Не надо быть знакомым с Хуайсаном долго, чтобы понять — его фразы всегда имеют в виду больше, чем кажется; а Лань Чжань знаком Хуайсаном целую жизнь и собаку съел на общении с ним. Правда сейчас он намеренно игнорирует подоплеку вопроса, не давая себе задуматься слишком уж сильно. Поигравшись со стаканчиком еще немного, Лань Чжань веско роняет: — Марко. — Ммм, а если спать в ней? — Хуайсан с шумом втягивает через трубочку остатки своего десерта и довольно улыбается. — Тогда солнышко не увидит. Хуайсан явно хочет сказать еще что-то, но на стул рядом с Лань Чжанем бухается Вэй Ин и громко выдыхает. — Устал, — капризничает он. Черный загадочный пакет с подарком для загадочного Солнышка отправляется под стол. Ради интереса Лань Чжань пытается заглянуть внутрь, но Вэй Ин скоренько прижимает края пакета друг к другу и качает головой. — Нельзя, любопытный Лань Чжань. Это же подарок! — а потом сменяет интонацию на молящую, — Можешь принести мне колы? Или просто попить, иначе я прямо тут засохну. Лань Чжань молча протягивает свой остывший чай, который он даже не пригубил. Вэй Ин благодарно улыбается и выпивает в два глотка, икает и просит: — Еще. Часы показывают, что Лань Чжань успеет отстоять ради воды одну из длиннющих очередей до отъезда автобуса, и он сдается. — Не уходите, — на всякий случай говорит он. Зная Вэй Ина и его шило пониже спины, с возрастом выросшее в спицу, излишняя предосторожность не помешает. — Никуда я не денусь… — заверяет Вэй Ин. Это явно не конец, но продолжения нет, он отвлекается на пакет, извлекая на свет сверток поменьше. — Эй, Хуайсан, смотри, со вкусом молочного пудинга… Лань Чжань, перед тем как уйти достаточно далеко, чтобы расстояние и окружающий шум поглотили голоса друзей, слышит: — Вэй Ин, тебе шестнадцать, а ты все чистишь зубы детскими пастами! — Эй! — возмущается тот, — такого вкуса у меня еще не было. И вообще, какая разница, сколько мне лет. Мне нравится то, что мне нравится. Это единственный критерий правильности. Точка. Когда Лань Чжань, порядком умотанный толкучкой и выкриками прямо в уши, подходит к столику, вся компания уже в сборе. Вэнь Цин бьет Цзян Чэна по спине кругленьким зеленым персонажем из корпорации монстров. Лань Чжань нисколько не удивлен, отношения этой парочки нисколько не изменились в плане поведения, но привязанность друг к другу однозначно возросла. Детская игрушечная любовь оформилась в большое и серьезное чувство. Иногда Лань Чжань замечает завистливые взгляды Ло Цинъян, направленные на обнимающихся друзей. Он бы посочувствовал, если бы не знал, что на их месте она представляет себя и расставшегося с ней полтора года назад Вэй Ина. Он может простить ей кого угодно, но не Вэй Ина. Цинь Су с застенчивой гордостью показывает снимки с Вэнь Нином из фотобудки. — Здорово, — хвалит Лань Чжань, опуская перед Вэй Ином высокий стакан с колой и небольшую тарелочку с фисташковым мороженым. Цинь Су вздрагивает от его внезапного появления и шуточно хватается за сердце. — Ты как призрак, Лань Чжань, не пугай. — Извини, — кается он и, дабы загладить вину, повторяет комплимент, — Фото очень красивые. — его требовательно тянут за рукав, заставляя отвернуться от Цинь Су. — Вэй Ин? Ты не хочешь мороженое? — Да! Нет! Спасибо! — очень громко говорит Вэй Ин, не отпуская рубашку Лань Чжаня. — Вот, просто хотел сказать тебе спасибо! Глаза у Вэй Ина бегают, и Лань Чжань никак не может поймать его взгляд. Отцепив от себя его пальцы и мимолетно огладив грубоватые подушечки, он вкладывает в чужую ладонь одноразовую пластиковую ложку. — Тогда приятного аппетита. Ешь, иначе растает. И нам осталось десять минут. Вэй Ин, подчиняясь, втыкает ложку в середину лакомства и бездумно отправляет его в рот. Какая-то осмысленность в его действиях проявляется только после того, как Цзян Чэн, отняв у Вэнь Цин игрушку, отвешивает Вэй Ину мягким колобком подзатыльник. — Очень сильно задумался, — извиняется Вэй Ин, враз доедая мороженое и присасываясь к напитку. — Очень сильно опаздываем, — напоминает Лань Чжань, специально поставленный на таймер будильник настойчиво вибрирует в кармане шорт. У входа на фудкорт Се Лянь уже настойчиво машет рукой, подманивая подопечных к себе. Члены шестого отряда выныривают из людского потока то тут, то там, многие, как и Вэй Ин, увешаны пакетами с сувенирами и вкусностями. Обратный путь превращается в хвастовство «посмотри, а у меня!..» и сладкий пир. Лань Чжань ожидает, что и Вэй Ин не преминет покрасоваться покупками. Но тот всю дорогу не может нарадоваться новой пасте («Ее еще и есть можно, Лань Чжань!») и угощает всех желающих шоколадным драже с ассорти-начинками. Черный пакет надежно закрыт и зажат между Вэй Ином и стенкой автобуса. Лань Чжань соврет, если скажет, что ему не любопытно. О, еще как! И не только содержимое сумки, но и личность человека, которому приготовлен такой подарок. Но Вэй Ин молчит, как партизан, и Лань Чжаню приходится бесполезно гадать самому. Может, старшей сестре Цзян Чэна? У Вэй Ина с Цзян Яньли очень теплые отношения. Или его новой возлюбленной? Или старой? Хотя нет, совсем непохоже. В корпусе пакет вообще куда-то чудесным образом испаряется, не мешается темным тюком в и так доверху забитом шкафу, не скрипит под кроватью Вэй Ина и даже на балконе — а больше негде — не обнаруживается. Лань Чжань озадачен, напуган, сердце стискивает чем-то неприятным, кислым, как недозревшие плоды абрикосового дерева рядом со столовой. Тайна черного пакета грызет Лань Чжаня пуще приближающегося Дня самоуправления. Он даже забывает о нем и о предстоящей планерке, где капитаны обязаны доложиться, кто из ребят их отрядов хочет принять участие и кем хочет побыть. Его, всего мокрого, соленого и песочного, выдергивают с утреннего купания и держат на собрании почти до самого обеда. Лань Чжань идет в свою комнату, а в голове одно единственное желание — встать под душ и смыть, наконец, жгучую соль с кожи и вымыть из короткой прически песчинки и водоросли. Он только надеется, что его соседи уже успели привести себя в порядок, и за оставшиеся десять минут до обеда Лань Чжань быстренько ополоснется. Он входит в комнату, с содроганием слыша плеск воды в ванной. Понадеявшись на то, что купалец скоро вылезет, Лань Чжань бросает бумаги с распределением должностей Хуайсану и идет собирать банно-мыльные принадлежности. — Привет, — кивает Вэнь Нин с кровати и предупреждает, когда видит, как Лань Чжань сдергивает с веревки на балконе мочалку, — Вэй Ин залез всего минуту назад. Как подтверждение его слов, из душевой слышится невнятное пение, изредка прерываемое кашлем, стуком бутылочек с мылом и шампунем о кафель и руганью. Лань Чжань закусывает губу. Вэй Ин — это надолго, после него времени уже не останется. Спина чешется невыносимо, а морской запах с каждой секундой все сильнее и сильнее раздражает обоняние. — Но он будет не против, если ты присоединишься, — гадко, очень гадко щерится Хуайсан, телефон в его руках мигает вспышкой, фотографируя список. Хуайсан очень удобный, благодаря ему все новости разлетаются по отряду моментально. — В прошлом году Вэй Ин так звал, так звал. Лань Чжань закатывает глаза и бухает полотенце себе на голову, скрывая от проницательных глаз цвета тины покрасневшие уши. — Пойду проверю у других, — бормочет он. — Можешь зайти к сестре, — предлагает Вэнь Нин, — Они с моря ушли даже раньше тебя, наверное, у них свободно. Хуайсан небрежно швыряет телефон на тумбочку и фыркает: — Капитан Лань стесняется мыться с мальчиками, но вот так вот просто побежит в женский душ? Лань Чжань в ответ просто выходит в коридор, плотно прикрывает дверь. Вариант напроситься к Вэнь Цин неплохой. Девушки часто мылись у них, наоборот получалось редко, но все же иногда бывало и такое. Еще Лань Чжань мог бы спуститься на первый этаж в одиннадцатый отряд и спросить у его капитана Сяо Синчэня, с которым Лань Чжань установил теплые отношения, не свободен ли душ у него. Однако времени осталось всего восемь минут, и если Синчэнь ответит отказом, то Лань Чжань просто зря сбегает туда-обратно. Со вздохом он стучится в комнату девушек. — Привет, — начинает он, — все, кто записывался на день самоуправления — утверждены в должностях. — Ага, видели. — поднимает телефон вверх Цинь Су. — А ты чего такой красивый? — она указывает на полотенце на голове. Лань Чжань совершенно о нем позабыл! Скомкав злосчастную тряпку в руках, он кивает в сторону открытого душа. — Свободно? Мне бы успеть смыть соль перед обедом, а у нас Вэй Ин засел. Мянь-Мянь, до того тихо-мирно читавшая журнал за столом, вздрагивает и вперивается в Лань Чжаня огненным взглядом. Лань Чжань не успевает прочитать бушующие на ее лице эмоции, как между ним и Ло Цинъян вырастает Вэнь Цин. — Свободно у нас, свободно. Но, ты же помнишь, три дня назад лопнула лампочка, и ее так и не заменили, — дождавшись кивка, она продолжает, толкая Лань Чжаня в сторону душа: — А Цзян Чэн с Вэй Ином выбили вчера щеколду, дверь не запирается. Но ты не волнуйся, никто не зайдет. Лань Чжань кивает на каждую фразу, как болванчик. Ему нужно управиться за шесть минут. — Спасибо, — благодарит он Вэнь Цин, — мне все подходит. Оставшись один, Лань Чжань стягивает одежду и тщательно, чтобы не замочить, заворачивает шорты, рубашку и нижнее белье в целлофановый пакет, специально для этих целей с собой взятый. Не так уж и темно, самая малость света проникает сквозь щели сверху и снизу между косяком и закрытой дверью, по крайней мере можно рассмотреть очертания шампуня и понять, что вытираешься полотенцем, а не свежей рубашкой. Нащупав лейку, Лань Чжань включает воду, выкручивая холодный кран сильнее. Жара на улице привычная, но все такая же неприятная, а прохладное омовение хоть ненадолго избавит от липкого чувства. Жаль, что долго наслаждаться нет времени, и Лань Чжань со вздохом щелкает крышечкой шампуня, выдавливая вязкую субстанцию с острым запахом хвои. Мылить одной рукой голову, а второй держать душевую лейку неудобно, левая рука норовит повторить круговые движения правой, втирающей шампунь в волосы. Пена и вода текут по лицу, заставляя прикрыть глаза. Шипение воды и слепота не дают Лань Чжаню должным образом отреагировать на распахнувшуюся дверь. Попытка интуитивно разглядеть хоть что-то, пока света еще достаточно, успехом не заканчивается, мыло, попавшее в глаза, начинает немилосердно жечь, чуть ли не до слез. Открыть рот и возмутиться вторжением не дает все то же треклятое мыло. И не только вторжением, в правое запястье впиваются жесткие пальцы, поднимая руку над головой, мышцы протестующе ноют от такого грубого обращения. Лань Чжань выворчивается, как только может, но его не пускают, наоборот, напирают, толкают его теплое тело в холодный кафель стены. В голове мутнеет от удушливого ужаса, по спине ползет мороз, и не ледяная плитка тому виной — Лань Чжаню действительно страшно. Он не представляет — кто этот человек и чего хочет. Мысли мечутся, не дают поразмыслить, не дают вспомнить, что в комнате за тонкой перегородкой сидят и болтают девушки, вряд ли они бы пропустили появление незнакомца. Паника, сродни первобытному ужасу, накрывает Лань Чжаня, он беспомощно, но надеется, что гневно мычит, замахивается левой рукой со все еще зажатой в ней лейкой. Но не успевает ударить. Буря затихает в один миг, стоит только чужим губам приникнуть к его, горьким от мыла, язык аккуратно, но настойчиво, оглаживает упрямо сжатый рот, не проникает, ласкает. Сквозь запах хвои пробивается сладкий знакомый аромат — смешение персикового шампуня и лавандового детского геля — Вэй Ин не изменяет своим привычкам. И Лань Чжань это знает. Осознание вкупе с эмоциональным всплеском делают свое дело, Лань Чжань расслабляется, душевая лейка с гулким стуком падает на пол, продолжая лить воду вверх. До лица долетает лишь морось, но ноги заливает конкретно, но думать об этом явно не время. Вэй Ин играет с губами Лань Чжаня, каждый раз надавливая сильнее, и Лань Чжань поддается, размыкает рот, ловя чужой мягкий язык в плен. Тот творит с его собственным что-то невообразимое, трется о небо, оглаживает кромку зубов и щекотно касается внутренней стороны щек, за что Лань Чжань легонько прикусывает его в отместку. Вэй Ин неслышно смеется, больше грудью, обтянутой мокрой футболкой, вибрация передается Лань Чжаню и в нем перерастает в неконтролируемую дрожь, кажется, даже глазные яблоки трепещут. Он неловко оступается, вжимаясь в стену позади еще больше, вот только холода больше нет, все горит — тело в красном огне возбуждения, а в разуме синее пламя сносит сомнения. Вэй Ин шагает следом, задевая носком кед («у кого-то потом будет болото в обуви» — мелькает и пропадает глупейшая мысль) голый большой палец ноги Лань Чжаня. Притискивается так, что ни малейшего расстояния не остается, Лань Чжань с восторгом понимает, что Вэй Ина колотит с такой же неимоверной силой. Осмелев, Лань Чжань, не прекращая игру языков, проводит свободной левой рукой по щеке целующего его Вэй Ина и зарывается во влажные пряди волос, аромат персика становится насыщеннее, приятнее. Несдержанный стон сам собой срывается с истерзанных губ, тут же пойманный Вэй Ином. Хорошо, хорошо, хорошо — вот все, о чем может думать Лань Чжань, пока его рот старательно вылизывают. Он представлял себе этот момент столько раз — бесконечное количество раз, но те мечты и близко не стоят с реальностью. Хочется схватить Вэй Ина, приклеиться к нему надолго, и потом, после того, как воздух кончится, признаться. И услышать такой же ответ. Никаких опасений. Нега разбивается о барабанную дробь в дверь. — На обед строимся, — сообщает Вэнь Цин. — Мы уже собрались. Ключи под подушкой Цинь Су, закроешь дверь, как закончишь, ладненько, Лань Чжань? Не дожидаясь ответа, девушки уходят, к добру ли к худу. Просто так! Сами того не зная, они оставляют Лань Чжаня наедине с Вэй Ином в маленькой — полтора на полметра — темной комнатке. И не то чтобы Лань Чжань как-то против. Однако у Вэй Ина другие планы, он отстраняется от Лань Чжаня, чмокает в уголок губ, успевая мазнуть языком, и вылетает из душевой. Хвоя и вода быстро смывают персиковую сладость. Лань Чжань прижимает к лицу ладонь, которой касался волос Вэй Ина, и сползает по стене, струи из лейки нещадно бьют по груди и щекам. Горячечное безумие, вызванное поцелуем, сменяется теплым счастьем. Оно бурлит в животе и щекочет нос. Лань Чжань разрешает себе посидеть еще немного, наслаждаясь этим чувством. Он поднимается, когда понимает, что потихоньку замерзает, пальцы на ногах совсем задубели. Пена с волос смылась, пока Лань Чжань предавался грезам, но на всякий случай он обливает себя еще раз и, закрутив хорошенько краны, натягивает одежду прямо на мокрое тело, путаясь в шортах и едва не надев рубашку не той стороной, царапнувшие живот пуговицы спасают его от ошибки. На этаже, тихо, когда Лань Чжань на непослушных ногах выходит из душа. Все уже на обеде, и ему тоже пора поспешить. Но, заперев комнату, он истуканом застывает у зеркала в холле. Лицо красное, словно пришлось пробежать кросс, румянец крупными пятнами на щеках, воспалившиеся от мыла глаза немного слезятся и лихорадочно блестят. Лань Чжань облизывает нижнюю опухшую губу с маленькой трещинкой от укуса, и ощущает, как довольство снова топит до самой макушки. Лань Чжаню необходимо увидеть Вэй Ина. Убедиться, что тот выглядит не лучше, что произошедшее не было сном или шуткой исстрадавшегося бесстыдного воображения. Сердце ухает вниз, когда Лань Чжань, примчавшись в столовую, на месте Вэй Ина видит пустоту и хлебные крошки. — А где?.. — спрашивает он, стараясь не выдать голосом охватившее его разочарование. Вэнь Цин требовательно протягивает к нему открытую ладонь. — Ключ, — и, пока Лань Чжань вытягивает его деревянными пальцами из кармана, сварливо продолжает: — А этого забрали на репетицию вожатского концерта, ну, ты знаешь. Лань Чжань кивает и заедает мерзкий привкус разочарования любимым овощным супом. Конечно знает, это ведь именно он уговаривал директора позволить Вэй Ину аккомпанировать хору вожатых. Но до конца смены, а значит и концерта, еще полторы недели! Почему именно сегодня, почему именно сейчас? Неужели мир не понимает, как, словно песчинки в песочных часах, тает внутренняя отвага? К концу обеда ее остается с горстку, перед дверью магазина, где Лань Чжань покупает мороженое и газировку, — с горочку, которая легко уместится на подушечке мизинца, а пока он поднимается на четвертый этаж — всего парочка крупинок. Их только и хватает, чтобы в дверях комнаты, столкнувшись с Вэй Ином, выдавить из сухого горла: — Вэй Ин… Тот стоит напротив, секунду назад улыбающийся, а сейчас напряженный, сложивший на груди руки в защитном жесте. Пластиковый стаканчик, зажатый в правой руке, со скрипом мнется, так сильно Вэй Ин его сжимает. «Классно целуешься. Надо повторить», — хочет сказать Лань Чжань. Или: «Люблю тебя». Но вместо этого прочищает горло, не в силах посмотреть в серые любимые глаза. Впрочем, Вэй Ин тоже старательно разглядывает стену за спиной Лань Чжаня, на новенькой розовой краске которой уже кем-то оставлены отпечатки подошв. Неловкость кончается со словами Вэй Ина: — Ах. Лань Чжань… Я… Я, в общем, за водой иду, — он опять скрипит стаканчиком, — Пропусти, пожалуйста. Лань Чжань механически освобождает выход. Он ждал не этого. И чего он вообще ждал, если сам не в состоянии высказать то, что гложет его столько лет? Вэй Ин все дальше и дальше уходит по коридору — к кулеру, стоящему в холле, и с каждым его шагом Лань Чжань теряет возможность что-то изменить. Словно стеклянная стена, высокая и непроницаемая, растет между ними — Лань Чжань все еще видит Вэй Ина, но услышать и коснуться друг друга они не могут. Образно, конечно же. Несмотря на произошедшее — поцелуй и несостоявшийся разговор, их отношения никак не отличаются от прежних. Вэй Ин легко подтрунивает над Лань Чжанем; они меняются йогуртами, если попадается вкус, который не нравится одному, но любимый у другого; и смотрят мультфильм после отбоя, только Вэй Ин едва заметно, но достаточно, чтобы уколоть холодом сердце Лань Чжаню, сдвигается к краю кровати, на жесткий стальной край каркаса. Лань Чжань хочет, чтобы Вэй Ин опять совершил что-то безумное, снова поцеловал его — например ночью, в духоте под шерстяным одеялом — он не стал бы сопротивляться, а потом сказал бы все, что хранит на душе. Вопрос — почему он оставляет все на откуп Вэй Ину, а не делает это сам — Лань Чжань старается не задавать. Он и без того ненавидит себя за упущенные шансы. День самоуправления становится спасением для Лань Чжаня. Он уходит вожатым к десятилетним малышам, а значит, с Вэй Ином не пересечется. — Напомните Вэй Ину, что он диджей на зарядке, — просит он утром у Цзян Чэна, который должен быть тренером на этой самой зарядке, и Вэнь Нина, просто проснувшегося раньше обычного из-за сборов Лань Чжаня. Вэй Ин, пробесившийся до трех ночи, самозабвенно посапывает, закрывшись от всего мира подушкой. — Скажи ему сам, — предлагает Цзян Чэн. Он сидит на постели перед целой коробкой с напульсниками, собранными по всему лагерю, и выбирает, с какими он будет смотреться более крутым. Лань Чжань тыкает в фиолетовые с неразборчивой ядовито-зеленой надписью. Они подойдут к вожатской футболке, хотя Лань Чжань в упор не понимает — кто вообще будет выглядеть в напульсниках круто? — Я уже ухожу, а его будить — надолго. Понятно, что это не та причина, по которой Лань Чжань не хочет говорить с Вэй Ином. Он просто устал, надоело притворяться, что все хорошо и ничего не случилось. Лань Чжань обязан немного отдохнуть, привести осиный рой мыслей в голове в порядок, разобраться, наконец, со своими чересчур застенчивыми, когда доходит до дела, желаниями и каменным языком. — Ладно, — Вэнь Нин отбирает у Цзян Чэна выбранные Лань Чжанем напульсники и подбирает другие, видимо, тоже очень скептично настроенный к этой идее. — Я уверен, Вэй Ин поставил себе будильник, но мы проследим. Хорошо повожатничать, капитан Лань! — Удачи повеселиться с малышками, — ржет Цзян Чэн Лань Чжаню в спину. И удержаться от неприличного жеста в ответ удается с титаническим трудом. Детки встречают его с настороженным любопытством, местные авторитеты девятого отряда с ходу устраивают Лань Чжаню проверку на вшивость. Но и он не лыком шит, плюс — имеет поддержку в лице реального вожатого ребят Ло Бинхэ. Лань Чжань и не подозревал, что ему будет так весело с малышами, они так напоминают его самого и первый раз в лагере. Это подкупает и умиляет. — Помню, как ты чуть не расплакался, когда я вытащил тебя из конца строя и поставил рядом, вручив флаг отряда, — по-доброму смеется Ло Бинхэ, когда во время тихого часа они сидят в вожатской и предаются праздным разговорам о прошедшем. — Думал, что после полдника, максимум ужина, тебя заберут домой. А ты нет, прижился. Лань Чжань смущенно улыбается в чашку с самым обычным черным чаем и отламывает неровный кусок от медового торта. Атмосфера располагает к откровенности, да и Ло Бинхэ — первый вожатый, совсем родной, как старший брат. — Мне помогли. Я хотел попросить отца приехать за мной. — Всем бы таких Вэй Инов. Да жаль, таких людей, как он, — единицы, — понятливо хмыкает Ло Бинхэ. — Ему бы, знаешь, девушку спокойную, чтоб уравновешивать его ураганную натуру, а то ведь пропадет парень. У меня сердце останавливалось каждый раз, когда он увлекся скейтбордом и выделывал какие-то дикие трюки, а я смотрел эти видео в ленте и с ужасом ожидал, что сейчас он себе шею сломает. Лань Чжань испытывал такие же эмоции и был рад, узнав, что на смену скейту пришла Чэньцин. — Так вот, жена. Вот ей бы такой характер, как у тебя, Лань Чжань, — безмятежно продолжает мысль Ло Бинхэ. — И поддержать, и удержать — самое оно! Не давится тортом Лань Чжань только благодаря силе воли. — Вэй Ину шестнадцать, — осторожно говорит он. — Он еще успеет вырасти и поменять отношение к жизни. — Эта-то балбесина? — Ло Бинхэ качает головой, отодвигает в сторону пустую кружку и задумчивым взглядом обводит сласти на столе, выбирает вишеневую мармеладку и ест прямо так не запивая. — Вот когда ноги отвалятся или голова оторвется, тогда да, верю. Хотя про Вэй Ина правильнее сказать «горбатого и могила не исправит», — он обтирает липкие пальцы о полотенце и заключает: — Так что, я все жду, пока на фотографии в своем профиле Вэй Ин будет обнимать не изгиб гитары черной, а чью-нибудь талию. А ты что думаешь? Лань Чжань спешно набивает щеки приторным тортом, почти давится им, но отвечать отказывается. Беседа с Ло Бинхэ слоном протопталась по больному, и остаток дня Лань Чжань рассеян, что совсем не устраивает уже влюбившихся в него малышей. На дискотеке они заставляют его танцевать в центре круга. Он скорее качается под музыку, чем танцует, все его внимание сосредоточено на Вэй Ине, сидящем на диджейском месте, рядом с ним еще один юноша — второй диджей. Они со смехом о чем-то переговариваются, а потом туда подходит милая девушка в коротком платье и усаживается на колени второму диджею. Вэй Ин, склонив голову, улыбается, глядя на парочку. В голове Лань Чжаня голос Ло Бинхэ говорит о жене Вэй Ина — аккуратной, заботливой, принимающей взбалмошного мужа и его выходки. Такой, как Лань Чжань. После окончания дискотеки, свечки и сонника дети отпускают Лань Чжаня с грустными мордашками, ему приходится раз сто пообещать, что придет к ним до конца смены, каждый день будет навещать. Но они все равно виснут на нем приставучими обезьянками, и вырваться от них удается только благодаря вернувшемуся с планерки Ло Бинхэ. Он прикрикивает на подопечных, и тех как ветром разносит по комнатам и кроватям. За полночь Лань Чжань возвращается в собственное крыло, подниматься на четвертый этаж тяжело после дня на ногах, желание только одно — завалиться на кровать и уснуть, не умываясь и не переодеваясь. На лестничном пролете перед четвертым этажом его приковывает к полу музыка. Из их холла отчетливо слышится плач гитары, неровный, дребезжащий, словно человек в первый раз взял инструмент в руки и до того изучал лишь теорию по книгам. Дальше Лань Чжань поднимается осторожно, по-глупому задерживая дыхание. Мелодия становится громче, он начинает различать голос, такой же надломленный, как и пение струн. — В доме темно, шорохи, скрипы сводят с ума… Лань Чжань проглатывает комок в горле, это точно Вэй Ин. И он звучит так разбито, совершенно на себя непохоже. Поднявшись, Лань Чжань замирает за дверью перед входом в холл. Свет выключен, только на балконе горит напольная лампа, стащенная кем-то у Хуа Чэна. Она позволяет рассмотреть сгорбившийся над гитарой человеческий силуэт. — Кончился день, не имеют значения цифры, на лепестки рассыпался мак… Чэньцин хнычет еле слышно, некоторых слов Вэй Ина вообще не разобрать, может, он вовсе их не произносит. У Лань Чжаня сердце щемит от этой картины, усталость исчезает бесследно, сменяется злостью на самого себя. Конечно, как он мог эгоистично думать, что страдает один? — Держась за края, до размеров Вселенной сужая зрачки… Песня врывается в душу Лань Чжаня болью, сквозящей в хрипящих интонациях Вэй Ина. Он может наблюдать лишь со спины: у Вэй Ина растрепанные, будто он постоянно их нервно ерошил, не убранные резинкой волосы, он весь скрючился, насколько позволяет инструмент на коленях, и выпирающие позвонки видны сквозь ткань черно-красной майки. «Беззащитный», — приходит мысль на ум Лань Чжаню. Вэй Ин ударяет по струнам зло, почти отчаянно, гитара отвечает ему яростным звуком, громким, проходящимся по костям. Голос набирает силу, слова звучат четко, бьют наотмашь. — Но ты пой мне еще! Что я могу изменить, направляемый собственной тенью, давным-давно предупрежденный о том, что начиная обратный отсчет… И снова мелодия затихает, вспыхнувшая искра сгорает мгновенно. Вместо песни — рваное дыхание Вэй Ина и дикий стук полубезумного сердца Лань Чжаня. — Пой мне еще… — это Вэй Ин шепчет, в последний раз выжимает из Чэньцин звук-стон и прекращает играть. В наступившей тишине слышны песни сверчков и шелест тюля, с которым играет теплый ветер. Вэй Ин с чуть ли не ненавистью спихивает любимую гитару на пол, она возмущенно гудит, но Вэй Ину будто все равно. Он сжимается в комочек, и бездействие Лань Чжаня превращается в преступление. Шаги глушит новый пушистый ковер, но у балкона полоса голой плитки, Вэй Ин оборачивается на звук. Его глаза, покрасневшие, широко открываются, а потом он улыбается, счастливо, светло, так, как Лань Чжань не заслуживает. — Садись, — просит Вэй Ин, стаскивает со сломанного и отправленного на балкон в ссылку стула сидушку и предлагает Лань Чжаню. Молчание, что повисает между ними, странное — в нем нет волнения, скручивающего внутренности, но и до спокойствия далеко. Сильно и сладко пахнет петунией, клумбы с которой разноцветным кольцом опоясывают корпус. Лань Чжань катает на языке аромат цветов и банальные слова. Произносить их страшно, они не подходят! — Я поцеловал тебя в душе, — сипло говорит Вэй Ин, тщательно изучая заусенец на большом пальце. Маленький фейерверк вспыхивает у Лань Чжаня перед глазами. — Мм. Я знаю. — И дарил тебе конфеты в прошлом году тоже я. — А вот этого не знал, — признает Лань Чжань. Его голос кажется сухим, но внутри ураган из эмоций, — не Цзяо-Цзяо была той поклонницей, ответ находился под носом, а Лань Чжань, слепой дурак, полез в непроходимые дебри, мучая и себя и Вэй Ина… — Потому что ты мне нравишься, — уточняет Вэй Ин и морщится. — Я не хочу слышать, что ты мне скажешь. Мне страшно. Просто… Просто если я себе что-то не то придумал, то ничего не говори, — Вэй Ину правда страшно, понимает Лань Чжань, слушая быструю сбивчивую речь. — Не надо «мы и так друзья», или «фу, голубой. Ненавижу тебя, Вэй Ин». Просто. Уйди, и я все пойму. Хорошо? Лань Чжань, хорошо? Лань Чжань набирает полную грудь пряного ночного воздуха. Ему, как никому, известны чувства Вэй Ина, все эти жрущие сомнения. — Вэй Ин. Прекрати. Ты мне нравишься. Вэй Ин рядом дергается, всхлипывает задушено и бросается Лань Чжаню на шею. В нос, прогоняя петунии, настойчиво лезет персиково-лавандовый микс. Влюбленность в Вэй Ина внезапно надувается до критических пределов и лопается, окончательно превращаясь в любовь — бесконечную и крепкую в своей привязанности. — Я люблю тебя, — выдыхает Лань Чжань в шею Вэй Ина. Сказать это оказалось легче, чем столько лет носить в себе. Он повторяет увереннее, сильнее прижимая к себе дрожащего Вэй Ина: — Люблю Вэй Ина. Вэй Ин в его руках поднимает голову, в серых глазах и надутых губах прячется детская обида. — Почему ты молчал, когда я тебя поцеловал? Я думал, тебе противно и ты меня презираешь! — А ты почему? — Я поцеловал, а говорить твоя очередь была! — возмущается Вэй Ин. — Говорить ртом, а не смотреть своим непроницаемым взглядом. Лань Чжань закрывает глаза, он полон эйфории, но груз ошибок словно ложка дегтя. Только он виноват, что столько времени было потрачено впустую, потеряно не вместе. — Извини, — кается он, — Прости, прости… Прости за мою нерешительность, прости за слепоту, за эгоизм, за жадность, ревность… Прикосновение мягких губ к щеке выводит из акта самобичевания. Вэй Ин, удобно расположившись у него на коленях, и расставив ноги по обе стороны бедер, лукаво улыбается: — Ладно, прощаю! — и целует снова, одним мимолетным касанием. — Но потом накажу. — Накажи, — соглашается Лань Чжань, голос предает его и получается какой-то мышиный писк. — Вот вечно ты мне потакаешь! — в стоне Вэй Ина сплошной восторг. — То есть, и на тот поцелуй ты был заочно согласен? — Мм. — И согласишься еще раз? — Сколько хочешь, — совершенно серьезно кивает Лань Чжань. Вэй Ин запрокидывает голову вверх и смеется в темное звездное небо, Лань Чжань думает недолго, приникает губами к шее, кончиком языка касаясь прыгающего кадыка. Первый поцелуй был хорошим, но даже близко не стоит со вторым. Вэй Ин перестает хохотать, вплетает пальцы в волосы Лань Чжаня, подтягивая его лицо к своему, и целует со всей нежностью, впускает язык в рот, позволяя Лань Чжаню все, что тот хочет. Глаза в глаза не закрывая. Смотреть друг на друга необходимость, даже воздух не так нужен, как зрительное подтверждение того, что человек в объятиях не иллюзия. Чем дольше поцелуй, тем сильнее горят легкие, серые глаза Вэй Ина затягивают, Лань Чжань потерян в огромных черных зрачках, в которых видит себя — румяного, встрепанного, любящего и любимого. Руки дергают за пряди, в отместку он сжимает чужую талию, и Вэй Ин коротко стонет. — Не могу больше, — жалуется он, отрываясь от Лань Чжаня. — Надо больше практики. — Мм. — Каждый день. — Мм. — Много раз в день! — Все, что желаешь, Вэй Ин. Все стены молчания, барьеры недомолвок — все рухнуло карточными домиками, не оставив даже пыли. Лань Чжань сыто наблюдает, как Вэй Ин поднимает Чэньцин, извиняется перед ней и убирает в футляр. Петуниями и персиками пахнет умопомрачительно. Утром Лань Чжаня встречает лыба Хуайсана прямо перед лицом. — Поздравляю! Цзян Чэн взрывает хлопушку и разноцветное конфетти разлетается по кроватям Лань Чжаня и Вэй Ина. Вэй Ин, еще досматривающий сны, громко ругается и бросает в сторону звука подушку — она тяжело падает на колени Лань Чжаню. Устроенный соседями хаос ввинчивается в мозг болью. — Так, стоп, — Лань Чжань поднимает руки. — О чем вы? — О вашем воссоединении с Вэй Ином, конечно! — картинно улыбается Хуайсан и поясняет на хмурый взгляд: — Слезные завывания Вэй Ина вчера слушало все левое крыло, но про то, что в комнату вы вернулись вдвоем и довольные, словно объевшиеся сметаны коты, знаем только мы. Пока. — Ты расскажешь? — интересуется Лань Чжань. На деле ему все равно, скрывать отношения они не собирались, но и демонстрировать в открытую тоже. — У Вэй Ина засос на полшеи, — посмеиваясь, информирует Вэнь Нин. — И у тебя над ключицей. — Мы рады, — подводит итог Цзян Чэн. — Наконец вы перестанете ходить по углам и томно вздыхать. Лань Чжань благодарно мычит. Не то чтобы он ожидал другую реакцию, своим друзьям он медленно, но верно научился доверять как себе. Хотя Хуайсан все равно крыса: после завтрака уже весь лагерь знал и о засосе Вэй Ина, и о том, кто его поставил. До конца смены и так оставалось всего ничего, но кажется, что в одних сутках не двадцать четыре часа, а всего двенадцать. Лань Чжань не успевает насладиться обретенным счастьем, а его уже отбирают. Ему мало Вэй Ина, ласкового, игривого, желанного. У Лань Чжаня тремор прошивает руки, Вэй Ина хочется касаться, и, главное, теперь это разрешено — как этого хочет Лань Чжань, где хочет. Поцелуев недостаточно, каждый откладывается в памяти, только она и будет утешать дома, напоминать, что все это было реальным. Однако время неумолимо, очередной вожатский концерт выжимает слезы, последняя дискотека добивает до дружного рева всем отрядом. Лань Чжань вымотан и опустошен, молчалив более обычного, когда они возвращаются в корпус. Вэй Ин, держащий его за локоть, прекращает лениво ругаться с заплаканной Ван Линцзяо и озабоченно заглядывает в лицо. — Лань Чжань? — Вэй Ин, — само звучание имени приносит немного покоя, — Вэй Ин. — Я, это я! — Вэй Ин улыбается самой любимой улыбкой Лань Чжаня. — Беспокоишься из-за того, что завтра уезжать? — А ты нет? — непроизвольно выходит грубо. Лань Чжань знает, Вэй Ин переживает ничуть не меньше, шутки и смех — его способ справиться со стрессом, но все равно раздражает. — Извини. Вэй Ин гладит большим пальцем его ладонь, выдыхает счастливо. — Ничего. — он вертит головой по сторонам и кричит куда-то назад: — Цзян Чэн, Цзян Чэн, подлети-ка на пару слов. Тот проталкивается через толпу, когда-то бывшую организованным строем шестого отряда, таща за собой Вэнь Цин. — Чего? — Вы же, как хорошие соседи, подарите эту ночь нам с Лань Чжанем? — ухмыляется Вэй Ин. — Свалите в туман? И чтобы без папарацци-Хуайсана. Цзян Чэн закатывает глаза и спрашивает у Вэнь Цин: — Вы же еще нас приглашаете к себе на Королевскую ночь? — Я звала только тебя, а Цинь Су — брата, — поджимает губы Вэнь Цин. — Но черт с вами, приходите все. Как-то так и случается, что когда Лань Чжань выходит из ванной, убирая на ходу зубную щетку и пасту в специальный дорожный кейс, в комнате нет никого, кроме Вэй Ина, сидящего на кровати и играющегося с ключами от двери. Он поднимает голову, но слова застревают в горле. Лань Чжань манерно крутится вокруг себя. — Ну как? Белая футболка с провокационной надписью намного больше, чем надо. Опускается до середины бедра, скрывая спальные шорты наполовину. — Лань Чжань… — Вэй Ин падает ничком на кровать, закрывая руками вспыхнувшее лицо. — Что ты творишь! Нет. Что ты творишь с таким каменным лицом! Я не могу, не могу, не могу. Лань Чжань только выглядит невозмутимо, а внутри все давно выгорело дотла, возродилось чем-то новым, и снова пылает. Шум крови в ушах оглушает. Он присаживается рядом с Вэй Ином, и крепкие руки тут же утягивают его в объятия. — Иди сюда, твое Солнышко будет тебя любить, — урчит Вэй Ин и прикасается губами к губам рисунка на спине. Всхлип не удается удержать, когда ткань оттягивают вниз, чуть пережимая горло, и поцелуй приходится уже на голую кожу. Вэй Ин прекращает спустя три поцелуя, Лань Чжань вопросительно поворачивается в кольце рук. Дотрагивается до алой скулы Вэй Ина. — Вэй Ин? Тот вскидывает потемневшие глаза. — Ты же приедешь сюда на следующий год? Последний раз. — Да. Последний раз, — покладисто повторяет Лань Чжань, а внутри все обжигает кипятком. Через год их встречи прекратятся. Совсем, если ничего не удастся решить. — В последний раз будет… — конец фразы Вэй Ин произносит одними губами, Лань Чжань хмурится. Чужой палец разглаживает складочку меж бровей, — Не думай. Давай целоваться! Мне нужно запастись своим Лань Чжанем на целый год! Утром на площади все бурно прощаются, обнимаются и додавливают остатки слез. Лань Чжань видит машину отца и его самого рядом, внимательно наблюдающего за ним. — Пока, пока, до свидания, — пожимает друзьям руки Лань Чжань. Вэй Ина сдавливает до боли в кистях, пока тот не шипит. — Все будет окей, Лань Чжань, до встречи! — машет Вэй Ин, а потом ойкает, хлопает себя по лбу и тянется к спортивной сумке. Лань Чжань думал, там еда, но Вэй Ин достает две одинаковые большие коробки и протягивает одну Лань Чжаню. — Чуть не забыл отдать подарок! Откроешь дома, понял? Лань Чжань принимает коробку, та, несмотря на свой размер, очень легкая. — Спасибо. Вэй Ин мотает головой, хвостик смешно прыгает на макушке. — Люблю тебя. Отец давит на клаксон, напоминая о себе. — И я тебя, Вэй Ин. До встречи.