Ёжикам тоже нужны

Лань Чжань слышит хлопок двери и стук обуви о паркет — мама вернулась с работы, — а затем ее крик: — А-Чжань, тебе тут письмо пришло! Он откладывает учебник по высшей математике для студентов первого курса и идет в коридор. Письмо — это странно. Он переписывался только с Вэй Ином, но это было очень давно, соцсети заменили бумажных птичек. И не то чтобы Лань Чжань жалеет, телефон гораздо удобнее — не надо копить события, ждать неделями ответ. Каким бы романтиком он ни был, но очарование переписки так понять и не смог. Конверт резко белый на темном дереве тумбочки в прихожей, Лань Чжань холодеет, когда берет его в руки. В графе отправителя выведено имя Вэй Ина, получатель — он, Лань Чжань. — Спасибо, мам, — благодарит он, сжимая плотную бумагу. — Не за что, дорогой, — она треплет его по волосам, Лань Чжань привычно уклоняется от помадного липкого поцелуя в щеку. Мама нарочито огорченно вздыхает, убирает пальто на плечики и скрывается в ванной. Лань Чжань смотрит на нежданное и неожиданное письмо, борясь с чем-то горьким внутри. Комок в горле срочно нужно чем-то запить… Лань Чжань напряженно думает, пока ждет закипающий чайник. У Вэй Ина должна быть причина для послания, важная причина, а не просто желание воскресить старые времена — нет у него такой сентиментальной черты, а еще Вэй Ин ненавидит писать, жалуется, что пальцы быстро устают. От резкой мысли, что Вэй Ин решил с ним расстаться таким способом, внутри все скручивает в спазме. Ему все еще с трудом верится в обретенное счастье, слишком мало времени они с Вэй Ином провели как пара, недостаточно слов сказали. Так что внезапно содержание письма становится предельно ясным: Лань Чжань Вэй Ину надоел и вообще был ошибкой. Накрутив себя до невиданных высот, Лань Чжань заливает водой мамин растворимый черничный кисель для похудения (вкус у него отвратный — самое то, чтобы перебить будущую боль от ранящих слов) и тащится в комнату, едва передвигая ногами. Конверт в кармане домашних брюк жжет сильнее начавшей нагреваться кружки. Разве были какие-то предпосылки? Лань Чжань не может вспомнить; вроде Вэй Ин вел себя как обычно — писал по утрам приятности, желал доброй ночи, делился планами. И ведь не напишешь ему прямо сейчас сообщение — не проверишь! Вэй Ин вот уже неделю как в походе в горах, где связи нет и не предвидится! Так что Лань Чжаню приходится справляться с подступающей паникой самому. Он садится на кровать, отставляя кружку на тумбочку, и прижимает к себе мягкого ежика со смешными проволочными иголочками, обернутыми во флис. У игрушки шершавый твидовый нос и блестящие желтые стеклянные глаза. И это подарок Вэй Ина, тот самый — из черного пакета и «для Солнышка». В тоненьких ручках ежик раньше держал красненькую малинку, ее фотографию Вэй Ин прислал позже с подписью: «Ежики обожают малину». Лань Чжань незамедлительно вспомнил первый год в лагере и шутливое объяснение, что Лань Чжань ужасно похож на ежика… И сейчас не понять намек было чрезвычайно глупо. Игрушка не приносит ожидаемого облегчения, пока в руках горит неоткрытое письмо. Лань Чжань надрывает край с обреченной решительностью, вчетверо сложенный листок падает на колени с тихим шуршанием. Пальцы мелко подрагивают, разворачивая его. «Привет, Лань Чжань! И прости!». Первая строчка — и уже выбивает из легких воздух. Вот оно. Все кончено, не так ли? В конце концов, что есть отношения на расстоянии? Пыль, вода, далекий человек, лицо которого так легко стирается. Однако Лань Чжань думает о Вэй Ине несправедливо плохо. Взгляд скользит по неровным строчкам дальше. «… И прости, что пишу письмо. Если честно, так легче высказать то, что чувствую. Ну, знаешь, отдать слова бумаге проще, чем сказать вживую… Ах, я сбился с мысли, подожди, налью чай, поймаю паршивку». Несмотря на холодный сгусток в животе, Лань Чжань усмехается — письма точно не сильная сторона Вэй Ина, он пишет их как сообщения в соцсети — очень рвано, впихивая кучу ненужной информации. Будто оттягивает неприятный момент. Лань Чжань благодарен. Он тянется за своей кружкой, но вовремя вспоминает, что там не вкусный чай, а вязкая полусладкая жидкость, и возвращается к чтению. «Просто захотелось сказать, что люблю тебя!». Лань Чжань глотает-таки мерзкий кисель. Его вкус начавшей подгнивать черники никак не может сравниться со сладостью от фразы, неровно отпечатанной на бумаге черной ручкой. «Чем ты дальше, чем больше мы не видимся, тем сильнее я понимаю, как ты мне дорог, мой чудесный Лань Чжань. Это по-дурацки, но так и пришло осознание, что ты мне нравишься. Болтал о тебе, пока не бросила Мянь-Мянь, а тупица Цзян Чэн не разбил мне губу с криком: „Ведешь себя как влюбленная девчонка!“. За „девчонку“ пришлось расквасить ему нос…». Лань Чжаню нужно было оказаться к Вэй Ину близко-близко, на расстоянии дыхания, чтобы влюбиться, а тому наоборот — быть слишком далеко. Лань Чжань до сих пор слабо понимает, как они — такие разные — смогли найти друг друга. Но, конечно, он до жути доволен сложившейся ситуацией. В письме еще целая куча разрозненных описаний эмоций Вэй Ина, не только по поводу его влюбленности, а вообще обо всем; миллион событий, рассказы о которых Лань Чжань уже слышал. Планы на будущее. В конце, вместо прощания, Вэй Ин обещает говорить приятности почаще. Лань Чжань кусает губы, чтобы не разулыбаться, и фыркает: у Вэй Ина и без обещаний речь сладкая от постоянных и ничего не значащих комплиментов в сторону всего. Однако теперь Лань Чжань знает — он важен. И от того радостное «Как же я скучал по тебе, Лань Чжань!», огласившее площадь перед корпусом над людскими головами, греет сердце сильнее солнца. Десяти солнц. Бытие самого старшего отряда разительно отличается от жизни более младших. Все ребята закончили в этом году школу и — благо администрация это прекрасно понимает — не желают подчиняться некоторым из установленных правил. Возможно поэтому им позволяется многое: пропустить зарядку — пожалуйста, главное, успейте на завтрак; отлучиться в город — предупредите вожатую и охрану; и, наконец, не нужно притворяться смертельно больным, если не хочешь на море. Хотя тот факт, что вожатой пятого отряда является старшая сестра Цзян Чэна тоже играет не последнюю роль. Цзян Яньли выглядит как человек, неспособный дать отпор — слишком мягкой. А потом, в первый же день, абсолютно неожиданно для всех, она железной хваткой сжимает их начавший сползать в анархию отряд, и тут как-то сразу становится ясно — можно все, но не хочется, почему-то, ничего. Цзян Яньли собирает отряд на знакомство в одной из беседок в зеленой зоне. Они только вышли с обеда, на улице так приятно жарко: не душно, но припекает кожу до легкого зуда. В тени беседки немного прохладнее, и в первый момент Лань Чжаню становится зябко. Он поводит плечами и придвигается к Вэй Ину чуть ближе: совсем чуть-чуть, а потом еще, пока Вэй Ин сам не обнимает его, почти забираясь на колени. Вот теперь точно идеально! У Лань Чжаня трепещет сердце: это точно не сон? Просто… Просто так сложно поверить, что Вэй Ин, его Вэй Ин рядом — смеется, морща зацелованный солнцем нос, озорно блестит глазами, вместе с Вэнь Цин поддразнивая пыхтящего Цзян Чэна, и крепко сжимает ладонь Лань Чжаня в своей, иногда сдавливая ее, словно посылая сигнал. И Лань Чжаню кажется, что от каждого знака внимания его сердце на секунду останавливается в восторге. — Поздравляю с началом второй смены! — Цзян Яньли хлопает по папке с путевками, привлекая внимание, дожидается, пока шум утихнет, и продолжает: — Вы — самый старший отряд, и я надеюсь на вашу сознательность… Лань Чжань ловит дрожь тела Вэй Ина и удивленно приподнимает бровь, тот перестает трястись от хохота и одними губами произносит: «Сознательность?». — А за теми, у кого собственной не имеется, я буду следить сама, — Цзян Яньли обворожительно улыбается всему отряду, но Лань Чжань уверен, что ее взгляд остановился на Вэй Ине и Сюэ Яне ой как неспроста. — А теперь о делах более возвышенных, — она открывает папку, перебирает бумаги, — выбираем название отряда, капитана, пресс-центр… — Сестрица Яньли, мы в курсе. В курсе! — Вэй Ин прерывает ее абсолютно бесцеремонно. — Все это бла-бла-бла, ты же знаешь, что мы в этом лагере живем со времен динозавров! — Спортивного руководителя… — Цзян Яньли даже не запинается, договаривает свою речь и только после поднимает глаза на подпрыгивающего на месте Вэй Ина. — Ты что-то хотел, Вэй Ин? — Да! Это все так нудно! Давайте сейчас разойдемся, погуляем, какими-то своими делами займемся, а уже на тихом часу разберемся. — Ох, не беспокойся, я уже все решила за вас. Надеюсь, вы простите мне такую вольность? Просто это мой первый раз в роли вожатой… Лицо Вэй Ина заливает красным, Цзинь Цзысюань бледнеет, Цзян Чэн выпучивает глаза, и все трое одновременно вскрикивают: — Да, конечно! Улыбка на губах Цзян Яньли заискивающая, смущенная и благодарная. Она прикрывает глаза в знак признательности, но Лань Чжань уверен, что это сделано для того, чтобы скрыть лукавые огоньки — сложно не восхититься такой искусной манипуляцией. На которую, очевидно, обратил внимание только Лань Чжань, ну и еще Вэнь Цин выглядит подозрительно довольной, словно пособница; остальной отряд (кроме Цзян Чэна, Вэй Ина и Цзысюаня, яростно поддерживающих Цзян Яньли) отнесся к новости довольно флегматично. Это нормально, в последний год хочется чего-то необычного и для себя, а не доброго часа споров и выборов — все равно для них это не имеет уже никакого значения. — Спасибо за ваше доверие, — Цзян Яньли приподнимает руку, взывая к тишине. — У нашей смены музыкальная тематика, так что почему бы не назвать отряд «Оркестр»? Это подходит, а еще очень символично. Кто-то за спиной Лань Чжаня спрашивает: — Почему? — Потому что это ваш последний год, — просто отвечает Цзян Яньли. — Хочу, чтобы вы надолго запомнили, что вы все вместе. Что вы — оркестр. У Лань Чжаня внезапно спирает дыхание. Он никогда не считал себя излишне сентиментальным, а в привязанностях и вовсе был эгоистичен, заботясь лишь о тех, кто ему нравился (Вэй Ин), но слова Цзян Яньли царапают душу. Это их последнее беззаботное лето, со многими ребятами Лань Чжань знаком очень давно, привык к ним, и, скорее всего, больше никогда в жизни с ними не встретится — люди станут воспоминаниями. Вэй Ин утыкается лбом ему в плечо, тоже растроганный. «Такая потрясающая, Лань Чжань!» — шепчет он. В послеполуденную жару Лань Чжаня пробирает холодом по позвоночнику; глупым, но очень объективным страхом, что и Вэй Ин превратится лишь в тень из детства. Неосознанно он кладет руку Вэй Ину на затылок, мешая отстраниться. Тот бурчит в рубашку, однако активно не вырывается, еще сильнее сдавливает ладонь Лань Чжаня. «Не отпущу, не отпущу, не отпущу», — мантрой звенит в голове. Возможное или нет — Лань Чжань приложит максимум усилий для того, чтобы не потерять Вэй Ина. — А Лань Чжаня я бы хотела попросить принять должность капитана отряда, — говорит Цзян Яньли. Лань Чжань моргает, выныривая из мыслей о том, что Вэй Ина необходимо забрать и спрятать, и спрашивает: — Меня? — Мм, — Цзян Яньли кивает, перебирает лежащие на коленях бумаги и выуживает небольшой листок с оборванным краем. Она машет им в сторону Лань Чжаня, хитро щурясь. — Смотри, мне тут даже характеристику составили! — и начинает читать: — «Лань Чжань дисциплинирован сам и требует того же от других, у него отличные организаторские способности. Он всегда выполняет возложенные на него обязанности и заботится о каждом человеке в отряде. А еще…» — она прерывается и пытается разобрать написанное. — Вэй Ин, и это говорить? Вэй Ин беззаботно машет рукой: — Конечно! — Ладно, — Цзян Яньли не выглядит убежденной, но покорно кивает: — Если ты этого хочешь. «А еще Лань Чжань отлично целуется…». Закончить она не успевает. Вэй Ин отталкивается от Лань Чжаня и бежит к Цзян Яньли, вырывая злосчастный листок из ее пальцев, впивается взглядом в слова. — Нет, этого я не писал… — севшим голосом признает он. — И кто бы это ни добавил, — Вэй Ин безошибочно находит глазами корчащегося от смеха Цзян Чэна, — он неправ. Лань Чжань ужасно целуется. Даже не вздумайте проверять! — скомкав лист в кулаке, Вэй Ин возвращается на место, словно ничего и не произошло. В их сторону летят шепотки, чрезвычайно довольный Цзян Чэн получает оплеуху от Вэнь Цин, чего, конечно же, мало для того, чтобы охладить его пыл после шутки над братом. Вэнь Нин смотрит на Лань Чжаня с жалостью или чем-то похожим. А Лань Чжань не знает, что и думать. Ему очень приятно оттого, что Вэй Ин написал хвалебную характеристику для него, но с другой стороны… Да, может его навык поцелуев и не шибко хорош; во-первых, он начал целоваться всего год назад, а во-вторых, нельзя забывать про огромный перерыв! Не помидоры же было засасывать! Так что Лань Чжаню немного обидно. Он позволяет Вэй Ину взять себя за руку, однако в ответ не сжимает. — Конечно я буду капитаном, — соглашается он. Цзян Яньли облегченно выдыхает и ставит галочки в ведомостях. Собрание возвращается к решению насущных вопросов, Цзян Яньли идет по своему списку, раздавая должности, зачитывает пару речевок. Лань Чжань, почти не глядя, расписывается напротив своего имени в огромном количестве уставных бумаг и, как только все заканчивается и Цзян Яньли объявляет, что у них есть час свободного времени, утягивает Вэй Ина вглубь зеленой зоны. Они уже не держатся за руки — Вэй Ину нужно посмотреть на белок, — Лань Чжань, зная, что его догонят, идет вперед. Территория лагеря обширна, а в зеленой зоне и вовсе легко заплутать, но Лань Чжань уверенно петляет меж деревьев, направляясь в одно место, которое нашел еще в первую смену, когда чувствовал себя абсолютно одиноким и ненужным. — Ты хочешь сбежать в город? — Вэй Ин, поздоровавшись со всеми своими беличьими друзьями, нагоняет Лань Чжаня и пристраивается рядом. — Или завалишь меня в кусты и обесчестишь? Ай-ай, Лань Чжань! Какие у тебя мысли! — он хихикает, игриво притираясь плечом. И в любое другое время шутка бы зашла, но сейчас Лань Чжань слишком занят мыслью о своих ужасных поцелуйных навыках. Он просто неопределенно хмыкает и упорно тянет Вэй Ина за собой — почти пришли. Хвоя под ногами сменяется на потрескавшуюся от времени плитку, сосны расступаются перед опушкой. Вэй Ин присвистывает, когда они выходят на бывшую костровую. В центре площадки еще возвышается обгорелый металлический остов. Но, несмотря на кажущуюся заброшенность, видно, что за местом следят: с плитки выметены иголки и листья, в фонарях целые лампы, а расположенные по кругу скамейки покрыты свежим лаком. Маленький и уютный уголок, потерянный в безвременье. — Вау, — Вэй Ин крутит головой во все стороны, пока Лань Чжань ведет его к одной из скамеек в тени. — Ты это мне хотел показать? Потрясающе! Я словно в сказку попал! — Мм, — Лань Чжань кивает. Да, он хотел. А еще хотел поговорить с Вэй Ином без лишних глаз. Правда немного жаль омрачать такой красивый пейзаж серьезными разговорами. — Тут так тихо! Ты один знаешь об этом месте? — Думаю, это место вожатых, — отвечает Лань Чжань. — Видел их тут несколько раз. Вэй Ин… Тот на звук своего имени замирает, перестает вертеться и оборачивается к Лань Чжаню. — Я! Это я! Что такое? Приступим к взаимному растлению? Лань Чжань задыхается. Общаться с Вэй Ином, когда тот хочет играться, просто невозможно! Раньше еще хоть можно было гневно и смущенно покраснеть ушами, выдать возмущенное: «Вэй Ин!» и проблема бы решилась, а сейчас уже возраст не позволяет. И связывающие их отношения тоже. Он проглатывает горячее негодование и как можно спокойнее говорит: — Правила моей семьи позволяют заниматься прелюбодеянием только по ночам. — Но по ночам ты спишь! — вскидывается Вэй Ин. В его взгляде обида и неверие, словно Лань Чжань его предал. — Сплю, — соглашается Лань Чжань. Вэй Ин поворачивается к нему всем телом, седлая скамейку на манер коня, и откидывается назад на подставленные руки. Склоняет голову, изучающе вглядывается в невозмутимое лицо Лань Чжаня, сканирует его красные уши и резюмирует: — Да ты смеешься надо мной! Может быть, чуть-чуть. — И за что я заслужил такое? Разве плохо себя вел? — Вэй Ин рывком отталкивается, почти наваливаясь на Лань Чжаня, тот успевает подхватить его прежде, чем их лбы столкнутся. — Почему вместо благодарностей за хвалебную оду в честь своего любимого Лань Чжаня я получаю насмешки? Беседа сама сворачивает в сторону инцидента на собрании, Лань Чжаню даже ничего не приходится делать самому, только выдохнуть: — Все правда так плохо? Вэй Ин моргает. Его лицо очень близко, и он явно не понимает, о чем идет речь. Приходится пояснить: — Поцелуи. Целоваться со мной ужасно? Безжалостное «да» звучит как гром. Как приговор. Лань Чжань непроизвольно вздрагивает: и все-таки ему следовало засасывать помидоры! А Вэй Ин продолжает, совсем не беспокоясь о том, что каждым словом ранит Лань Чжаня прямо в сердце. Нет, глубже — в душу! — Просто отвратительно. Никто не должен с тобой целоваться — это мерзко! Даже думать об этом не хочется… Ведь все поцелуи Лань Чжаня только для меня. Все чудесные и отличные поцелуи! — Что? — до Лань Чжаня доходит долго. Он прокручивает сказанное Вэй Ином в голове еще и еще, недоуменно хмурится. Чужой палец немедленно разглаживает складку меж бровей. — Что за глупости, — мягко фыркает Вэй Ин. Придвигается ближе, закидывая одну ногу Лань Чжаню на колени, а второй подпирая сзади, обвивает руками за шею, и вот уже Лань Чжань как в клетке. Только бежать из нее не хочется. — Когда я говорил на собрании, я просто не хотел, чтобы кто-то захотел тебя у меня забрать — такого красивого, умного, а если бы они еще узнали, что ты отпадно целуешься… Я бы моргнул, а тебя уже увели. Нет уж, Лань Чжань мой! — Твой, — кивает Лань Чжань. О Небеса, он горит внутри. Он чувствует радостное облегчение, напряжение утекает из его тела, как вода. Он позволяет себе полностью расслабиться в объятиях и утыкается Вэй Ину в шею, нарочно моргает, задевая ресницами чувствительную кожу, и мимолетно улыбается тому, как Вэй Ин дергается. — А еще ты надо мной смеялся, — замечает он. — Может быть, чуть-чуть, — не отрицает Вэй Ин. Его голова наклоняется, и Лань Чжань чувствует невесомый поцелуй в волосы. Как же он его любит! И за глупые шутки и поддразнивания, и за громкий смех, и за невообразимые идеи. Еще любит за нежность, за то, что Вэй Ин, если захочет, может быть чутким. За внутреннюю силу, позволяющую улыбаться проблемам в лицо и решать их. Лань Чжань любит Вэй Ина порой так сильно, что не понимает, как такое чувство вообще умещается в его сердце. Которое прямо сейчас бьется быстро-быстро, Лань Чжань чувствует такое же заполошное биение в груди Вэй Ина под ладонью. — Так, говоришь, тут обычно никого не бывает? — Вэй Ин шепчет ему в макушку. Голос хриплый и неузнаваемый. Лань Чжань кивает, не поднимая глаз. Но теплые пальцы гладят его по щеке, безмолвно прося: «Посмотри», и он смотрит, потому что не может не подчиниться этой ласковой властности. Взгляд Вэй Ина шальной, жадный, Лань Чжань жмурится, чтобы спрятаться от него. Жарко, и пахнет нагретой хвоей. В густом воздухе парное дыхание звучит громче редких птичьих переговоров. К губам Лань Чжаня прикасаются целомудренным поцелуем, и он, не открывая глаз, углубляет его. В корпус они возвращаются гораздо позже оговоренного часа, зато у Лань Чжаня больше нет никаких сомнений в себе. Самое сложное в последней смене — это перестать думать о ней так. Почему-то мозг Лань Чжаня прибавляет это определение ко всему: последний первый день, последний второй обед, последнее третье собрание капитанов, и так до бесконечности. Последний кусочек времени, проведенный с Вэй Ином. На пятый день Лань Чжань решается задать мучащий его вопрос. Целый день катает слова на языке, выбирая наиболее подходящие. Хотя когда доходит до дела, все формулировки вылетают из головы подобно диким птицам. Они с Вэй Ином сидят после обеда на лавочке перед корпусом и едят мороженое. Технически, они присматривают за младшим отрядом Ло Бинхэ, практически же стараются не умереть от шального мяча. Лань Чжань ловко уворачивается от криво запущенного снаряда и спрашивает: — А что дальше? — и с внезапным ужасом понимает, что не может продолжить. Потому что нечем. А ведь с утра была целая речь, полная убеждений и заверений! Вэй Ин кусает свое эскимо — от картины сводит зубы. Собственное мороженое Лань Чжаня оплывает в рожке, еще чуть-чуть и протечет на пальцы. Он оборачивает остаток в фольгу и выкидывает. — Дальше? Дальше тихий час, полдник, море… Если ничего не изменится, конечно. Ну тут тебе лучше знать, капитан Лань, — то ли дразнит, то ли абсолютно серьезно отвечает Вэй Ин. — У тебя есть с собой салфетка? У меня все щеки липкие. — Да, — Лань Чжань достает из кармана шорт булочку, завернутую в несколько бумажных платочков. Вынести ее было сложно и против правил. А во всем мире только один человек стоит того, чтобы ради него нарушить привычный порядок. — Вау! Ты что же, хлеб из столовой украл? — Забрал свою порцию, — невозмутимо поправляет Лань Чжань. — Для тебя. Или голубей. — Лучше для меня. Голуби и так прикормленные и жирные. — Вэй Ин благодарно забирает салфетку и начинает тереть лицо, выходит только хуже — измочаленный в кармане платок рвется, оставляя на коже белую бумажную пыль. Раздосадовано вздохнув, Вэй Ин смахивает ее рукой. — Ладно, дойду до фонтанчика. — Можем вернуться в корпус, Ло Бинхэ уже пару раз махал нам из окна, — предлагает Лань Чжань, глядя, как Вэй Ин прицельно бросает скомканный платочек в мусорку, но не попадает из-за порыва ветра. — Лучше отдадим малышню и посидим еще, — решает Вэй Ин, предпринимая еще одну провальную попытку. — Что может быть лучше, чем погреть на солнышке старые косточки? Особенно в твоей компании, Лань Чжань! Устав наблюдать за этими тщетными мучениями, Лань Чжань перехватывает в полете уже порядком извалявшийся в пыли бумажный комок и опускает в урну под разочарованный стон Вэй Ина. — Умываться, — командует он, подталкивая возмущенно дующего губы Вэй Ина в сторону фонтанчика. — А я займусь детьми. Лань Чжань успевает построить и отвести младший отряд в корпус, вернуться, а Вэй Ин все еще играется. Прижатая большим пальцем струя воды распадается радужными от солнца брызгами, и Вэй Ин, запрокинув голову, ловит мелкие капли языком. С балконов первого этажа его подбадривают малыши, которых Лань Чжань только что сдал на руки Ло Бинхэ, и Вэй Ин смеется в ответ. Его футболка мокрая насквозь, неубранные в хвост волосы липнут к шее и щекам, Вэй Ин отводит их от лица, и выглядит таким счастливым и невозможно красивым. Вот оно. Лань Чжань застывает в дверях, не обращая внимания, что мешает другим. Не надо ему никакого «дальше». «Остановись, мгновение, ты прекрасно». Он бы все отдал, чтобы остаться здесь и сейчас — в лете, раскрашенном желтым солнцем и пронзительно голубым небом, среди глупостей и шуток. В детстве. — Юноша, подвиньтесь, — просят его, трогая за локоть. Лань Чжань неловко кивает и сбегает по ступенькам вниз. Вэй Ин, заметив его, выключает воду, шутливо кланяется на разочарованные стоны малышни и идет навстречу, отжимая края футболки. — Теперь надо выбрать самое солнечное место, чтобы высохнуть. — Возвращаемся, если не переоденешься — заболеешь, — говорят они одновременно. Вэй Ин смотрит укоризненно, Лань Чжань — непреклонно. — Это последняя смена! Не хочу в корпусе тухнуть, сестрица Яньли ни за что не выпустит обратно! Лучше пойдем на стадион, там можно хоть в белье сидеть. Лань Чжань делает вид, что думает (а он правда думает, потому что предложение крайне заманчивое), а потом хватает Вэй Ина за холодную ладонь и тянет за собой в корпус. Лето летом, а он до сих пор помнит, как ломалась от боли улыбка на лице Вэй Ина, когда тот простыл в последний день смены. Спрашивать про «дальше» Лань Чжань так больше и не решается. В конце концов, времени впереди еще много — шестнадцать дней (это мало-мало-мало! совершенно недостаточно), но их не станет больше, если Лань Чжань продолжит терзаться. Так не лучше ли успокоиться и насладиться? Когда Лань Чжань окончательно понимает и принимает это, смена приобретает какое-то новое радостно-меланхоличное звучание. Словно последнее выступление оркестра — все еще в полную силу, торжественно, пока занавес медленно опускается. Проблемы с погодой тоже не радуют: часто идут дожди, за неделю смены всего два выхода на море. Ну куда это годится?! Вэй Ин изнывает, его горестные вздохи становятся привычным аккомпанементом к каждому сообщению о штормовом предупреждении Цзян Яньли на утренней пятиминутке. Администрация сообщает о том, что будет составлено расписание посещения бассейна, но, положа руку на сердце, все прекрасно понимают, что это отговорка — за шесть поездок Лань Чжань наблюдал, как бассейн чистят, не более того. И в этот раз тоже ничего не меняется. Дни идут, темное пенное море рычит, не подпуская к себе, физруки, якобы убираясь, лениво плещутся в бассейне на зависть всему лагерю. Лань Чжань чувствует себя несправедливо обиженным — он приехал на море, но не купается! Возмущен не только он, даже Хуайсан, который прежде использовал любой предлог, лишь бы не ходить на пляж, раздраженно вздыхает. Вэй Ин же и вовсе сходит с ума. В своем понятии, конечно. Шило пониже спины трансформируется в пропеллер, и Вэй Ин буквально летает по территории лагеря в поисках занятия, способного облегчить его страдания. Лань Чжань сомневается, что это прямо такие уж «страдания», но помогает всеми силами. В большей части ради Вэй Ина, в меньшей — ради общественного спокойствия, потому что никогда не знаешь, что тот выкинет, оставшись без присмотра, а Лань Чжань является хоть каким-то ограничителем его безумств. Откровенно говоря, ему это все даже нравится — не выпускать Вэй Ина из виду, знать, что он всегда рядом… Да Небеса, счастливее человека, чем Лань Чжань, не найти! К сожалению, он не может привязать Вэй Ина к себе, чтобы уж наверняка. — Я иду на собрание, — сообщает Лань Чжань после обеда. Он уже закончил, но девушки еще нет, а они обычно ждут всех, прежде чем уйти. Вэй Ин отводит задумчивый взгляд от окна, покрытого каплями дождя — на улице ливень с самого утра, небо серое-серое, и настроение у Вэй Ина такое же. — Извини, не составлю компанию сегодня, — отвечает он, устало улыбнувшись. — Хочется спать. Думаешь, я заболел? Недостаток соли в организме, я слышал, плохо сказывается на самочувствии. У меня вся спина чешется и кружится голова. Моря мне, моря! Лань Чжань с повышенной озабоченностью кладет ладонь Вэй Ину на лоб и качает головой: — Выглядишь совершенно здоровым. — Так душа болит, жестокий Лань Чжань! Цзян Чэн, до того не обращавший внимания на их разговор, откладывает телефон и оборачивается к Вэй Ину. — Наконец-то! На восемнадцатом году жизни до тебя дошло, что ты душевнобольной. Ну лучше поздно, чем никогда. — Как тебя еще твоя язва до смерти не прижгла, — Вэй Ин морщится, задирая ногу, чтобы пнуть Цзян Чэна. Лань Чжань перехватывает его за коленку, до того, как со стола что-нибудь свалится и разобьется, и предупреждает: — Вэй Ин. — Что? — возмущается тот. — Он первый начал! Лань Чжань не одобряет Цзян Чэна и его острый язык, но также знает, что в этой перепалке нет и капли серьезности. Она еще и удовольствие доставляет обеим сторонам. — На правду не обижаются… — начинает было Цзян Чэн, Вэй Ин скалится в ответ. Их братскую беседу прерывает Вэнь Цин. Она резко, расплескав по столу сок, ставит перед Цзян Чэном стакан, и на его растерянный взгляд поясняет: — Слишком громко, займи чем-нибудь свой рот. Заодно помоешь. Все разговоры за столом прекращаются. Хуайсан по привычке тянется к телефону, учуяв сенсацию, но вовремя останавливается, от греха подальше пряча руки в карманы. Кажется, они все что-то упустили в отношениях этих двоих. Никогда еще Вэнь Цин не звучала так грубо, обращаясь к Цзян Чэну, а сейчас смотрит чуть ли не с ненавистью. Цзян Чэн неловко смеется, промакает салфеткой апельсиновый сок, растекающийся во все стороны по гладкой поверхности. Он опускает глаза, отказываясь встречаться взглядом с кем бы то ни было. Все это похоже на плохую мелодраму, и напряжение все еще растет, поднимается в душном, пахнущем свежими булочками воздухе столовой. Лань Чжань думает, что как капитан и друг он должен взять на себя ответственность, и он бы так и сделал, если бы знал — как. Вэй Ин в его руках шевелится, мягко выскальзывает из объятий и, перегнувшись через стол, берет маленькую ладошку Вэнь Цин в свою. — Хоть кто-то меня любит! — восклицает он, расплываясь в глупой широкой улыбке. — Сестрица Цин всегда меня защищает от буки А-Чэна и жестокого Лань Чжаня! Лань Чжань дергается, чтобы возразить, но Вэй Ин, прекрасно знакомый с каждой его реакцией, предупреждающе толкает бедром, не давая вмешаться. От шутливого тона Вэнь Цин несколько расслабляется, поджимает губы, недовольная собственным срывом. — Я в корпус, — она выдергивает руки из хватки Вэй Ина и встает. Вэнь Нин и Ло Цинъян поднимаются следом, Вэй Ин, немного погодя, тоже. Прежде чем уйти, он сочувственно хлопает разбитого Цзян Чэна по плечу. — Не знаю, что ты сделал, но чувствую, как Вэнь Нин хочет тебя убить. Возможно ты сможешь прожить остаток смены на дереве, питаясь кормом для белок и не попадаясь ему на глаза. — Заткнись, — вяло огрызается Цзян Чэн, его пальцы бездумно возят остатки растворившейся салфетки по соку, тот капает со стола на пол и синие джинсы. Вэй Ин вздыхает, глядя на беспорядок, заботливо подкладывает ворох салфеток и оборачивается к Лань Чжаню. — Теперь точно не могу пойти. Мои лучшие друзья вот-вот расстанутся! Нельзя этого допустить. Лань Чжань кивает, хотя считает, что Цзян Чэн и Вэнь Цин могут и сами справиться, если поговорят. Это практика из собственного опыта — разговоры очень важны. Вэй Ин, заметив отблеск досады в глазах Лань Чжаня, мягко касается большим пальцем его носа. — Снова много думаешь. Не скучай! — и добавляет громче, обращаясь к Хуайсану и Цинь Су: — Присмотрите за Цзян Чэном, хорошо? — Провожу тебя, — решает Лань Чжань. Очевидно, что когда половина компании сбежала, глупо ждать всех. — А ты бы как поступил, накричи я на тебя? — интересуется Вэй Ин по пути к выходу. — Ты? На меня? — Лань Чжань даже улыбается от абсурдности этого предложения и не может удержаться от легкого поддразнивания. — Я же идеальный. Вэй Ин обгоняет его на два шага и поворачивается спиной вперед, чтобы иметь возможность смотреть в лицо. Лань Чжань придерживает его за локоть, помогая избежать столкновения с людьми и колоннами, и выводит из столовой. В коридоре прохладно и пусто, ударяющиеся о жестяной водосток капли дождя оглушают. — Ты испорченный! — хохочет Вэй Ин. Его дико-красная футболка и смех — единственное яркое в этой серости. — Ужасно плохой Лань Чжань! Однако, это правда. Ты идеальный, — Вэй Ин лукаво щурится и добивает: — Поэтому и люблю тебя. Если у Лань Чжаня и печет уши от приятного смущения, то он отказывается это признавать. Шепчет в ответ: — И я люблю Вэй Ина. Брови Вэй Ина взлетают, правую руку он прикладывает к груди и сгибается, словно от удара. — Каждый раз как первый, о Небеса! И жизни не хватит привыкнуть к тому, что такой красавчик признается в любви. Лань Чжань думает, что Вэй Ин гораздо красивее. Он прекрасен не только внешностью, но и душой — тем, что в первую очередь полюбил Лань Чжань. Его свет, его открытость, легкость улыбки — это покорило тогда, и продолжает тревожить сердце сейчас, выворачивая наизнанку. Не выдерживая натиска чувств, Лань Чжань оглядывается по сторонам и толкает Вэй Ина к стене, за пожелтевшую от влажности и времени статую дельфина. Поцелуи выходят лихорадочными, смазанными — а Вэй Ин умудряется еще и смеяться, — но такими сладкими и теплыми. Лань Чжань не готов прекращать. Даже когда со стороны столовой раздается гвалт выходящих с обеда отрядов, а восхитительно румяный и запыхавшийся Вэй Ин отстраняется, Лань Чжань только разочарованно выдыхает и требовательно тянет за чужую футболку. — Ты опаздываешь, — напоминает Вэй Ин, уклоняясь от поцелуя. — А меня ждет проблема мирового масштаба. К сожалению, он прав. Лань Чжань нехотя отходит, и как раз вовремя, мимо прокатывается шумящая толпа младших отрядов. Вэй Ин напоследок сжимает пальцы Лань Чжаня и вливается в поток. Лань Чжань еще немного смотрит на его спину и даже слышит комплименты, которыми Вэй Ин одаривает маленькую девчушку со смешными косичками, а затем разворачивается, чтобы уйти в противоположную сторону. Собрание проходит быстро и уныло. По сути, им даже и обсуждать нечего — стадион размыт из-за дождей, половина мероприятий отменены, все ждут улучшения погоды. Лань Чжань отчитывается за свой отряд третьим и сбегает, пользуясь привилегией старшего. Только он выходит за дверь, облегченно выдохнув, радуясь свободе и скорой встрече с Вэй Ином, как утыкается взглядом в Цзян Чэна, сидящего на холодном полу. Так себе сюрприз. Увидев Лань Чжаня, он подскакивает и почти бросается ему на грудь с умоляющим выражением лица. — Ты должен мне помочь! — С чем? — вежливо осведомляется Лань Чжань. Цзян Чэн мнется, страдальчески кусает губы, разом растеряв половину запала. Лань Чжань ждет продолжения с минуту, но, так ничего не услышав, собирается уйти. — Стой-стой-стой! Подожди меня! — вопит Цзян Чэн. — Скажи, как вам с Вэй Ином удается не ссориться? Вы же, ну… — Ну? — Лань Чжань не понимает, что от него требуется. Цзян Чэн совсем тушуется под его взглядом и мямлит: — Такие разные… Лань Чжань вдыхает свежий от дождя воздух. «Я начал встречаться с Вэй Ином год назад», — хочет сказать он. «Я вижу его всего двадцать один день в году, нет времени на любование им, не то что на ссоры», — хочет сказать он. «Я люблю его так, что больно», — хочет сказать он. — У нас просто пока не возникает разногласий, — вместо всего, что бьется в голове, говорит Лань Чжань. — Ты спрашиваешь из-за Вэнь Цин? Цзян Чэн запускает пятерню в волосы, сбивая разболтанный пучок на макушке, и обреченно кивает. — А ты знаешь, в чем провинился? Снова кивок, в этот раз неуверенный. — Возможно. Я догадываюсь. — Так извинись? — Лань Чжань в этой ситуации вообще проблемы не видит. — Поговори с ней, объясни свою точку зрения. Цзян Чэн фыркает: — Я пробовал! Но, очевидно, сделал только хуже! Он замолкает, и какое-то время они идут в тишине. Лань Чжань, глядя на раскисшую грязь на улице, раздумывает о том, хочет ли он добежать до магазина и купить Вэй Ину чего-нибудь вкусненького, и совсем не ожидает, что Цзян Чэн продолжит. Его голос высокий, отчаянный и искренний, Лань Чжань вздрагивает от того, сколько в нем чувств, созвучных его собственным. — Мне правда нравится Вэнь Цин! Это не привычка и не желание похвастаться девушкой! И я не хочу ее потерять из-за своего глупого языка. — Да, за ним ты иногда следишь так себе, — соглашается Лань Чжань, и Цзян Чэн даже не возражает, только сутулится еще сильнее. С его стороны пойти за советом к Лань Чжаню было несколько недальновидно. Ему нечего сказать кроме того, что уже было произнесено, но Цзян Чэн бледный, смотрит с надеждой и давит: — Я ради нее что угодно сделаю. Ну только с крыши не спрыгну. Лань Чжань, возможно, очень плохой друг. Он достает из заднего кармана шорт пару аккуратно сложенных купюр и вкладывает в руку озадаченному Цзян Чэну. Кивком указывает на яркое здание магазина, укрытое ливневой пеленой. — Вот. Купи ее любимые сладости, а еще содовую и молочный шоколад с соленой карамелью. Цзян Чэн сжимает деньги в рукаве, переступает с ноги на ногу, совсем не имея желания мокнуть под холодным дождем. — Все, что угодно, — напоминает Лань Чжань и получает в ответ кривую ухмылку. — Шоколад… Для Вэй Ина, да? Ты меня используешь! Общение с Вэй Ином испортило даже безупречного тебя. Это спорный момент, потому что от того же Цзян Чэна Лань Чжань научился многому, но у него нет никакого желания обсуждать это сейчас. Он склоняет голову в немом ожидании, Цзян Чэн сопротивляется недолго. Все еще ворча (Лань Чжань разбирает в бормотании две фразы: «Не верю» и «Невозможный!»), он идет к выходу. Двери открыты, и у порога уже натекла лужа, кеды Цзян Чэна промокают мгновенно. Он глубоко вдыхает, подбирая живот, и бросается на улицу. Лань Чжань, возможно, очень плохой друг. Зато как умеет делегировать! Цзян Чэн возвращается быстро — мокрый от макушки до пяток, похожий на продрогшего грустноглазого щенка. Он и встряхивается как собака, опустив голову и окатывая Лань Чжаня брызгами. — Выглядишь достаточно жалко, — констатирует Лань Чжань. — И по чьей вине? — вскидывается Цзян Чэн. С силой пихнув в руки Лань Чжаню пакет с покупками, он тщетно пытается выжать воду из кед, но только оставляет на светлой плитке следы грязной воды. — Неправильно выразился. Достаточно для того, чтобы тебя пожалели. Надеюсь, Вэнь Цин и правда любит шипучую карамель. — Вот теперь когда ты сказал… — Цзян Чэн останавливается, неуверенно поднимая глаза на Лань Чжаня. — Если я перепутал, то будет еще хуже, чем пустота, да? Лань Чжань долго смотрит на него в ответ. Молчание тянется и тянется, Цзян Чэн уже начинает вздрагивать от каждого особо громкого удара веток о стекла окон, как Лань Чжань говорит: — Твое счастье, она правда их любит. — Фух! И нельзя было сразу сказать? Ты сжег мне добрую часть нервных клеток. А я рос с Вэй Ином, у меня их и так мало! — Я вспоминал, — и глазом не моргнув врет Лань Чжань. На самом деле, это маленькая месть за Вэнь Цин. Благодаря Вэнь Нину и Вэй Ину каждый второй знает о ее пристрастии к шипучей карамели, а Цзян Чэн умудряется сомневаться! Лань Чжань достает гостинцы для Вэй Ина и отдает пакет Цзян Чэну. — План такой — извиняешься и даришь конфеты. Легчайше. — А если не сработает? — Что поделать, спросишь у другого. — Понял, — кивает Цзян Чэн со всей серьезностью. Ведет плечами под мокрой футболкой, оттирает с голых предплечий мурашки и предлагает: — Ну пошли? Я сейчас сдохну от холода. Лань Чжань молчаливо соглашается. До отрядного холла они идут в тишине, Цзян Чэн беззвучно шевелит посиневшими губами, репетируя слова извинения. Лань Чжань рад, что хоть с этим помогать не надо. Он редко с кем-то ссорится. И не может представить, что может поссориться с Вэй Ином. Это кажется чем-то невозможным. Конечно, его иногда раздражает легкомысленное отношение Вэй Ина к себе, а тот, в свою очередь, частенько пренебрежительно фыркает на заботу Лань Чжаня, называя ее гиперопекой, но это все такие мелочи… Лань Чжань с тихой теплой гордостью считает их отношения совершенными. Впереди еще целая жизнь, а он уже определился со своим якорем. Со своим человеком. В холле пятого отряда, как ни странно, безлюдно, в разложенную на столе бродилку никто не играет — одинокое зрелище. Цзян Чэн бежит к комнате девушек как можно быстрее, чтобы Цзян Яньли из вожатской не успела углядеть его промокшее и угнетенное состояние и не порушила всю задумку. Лань Чжань, не торопясь, идет следом. Он слышит звонкий хохот Вэй Ина из комнаты Вэнь Цин — очевидно, утешение прошло успешно. Ну, тем больше шансов у Цзян Чэна. Который, добежав до двери, останавливается на пороге, словно уткнувшись в невидимую стену. — А-Чэн, а вот и ты! — кричит Вэй Ин, и Лань Чжань ускоряет шаг. Цзян Чэн все еще не двигается, а на попытку отодвинуть себя с дороги, оборачивается и хватает Лань Чжаня за ворот рубашки. — Если ты сейчас бросишь этого… придурка, то я даже… не буду злиться на тебя, — Цзян Чэн буквально выплевывает слова, шаря пустым взглядом по скрюченным пальцам. Вкупе со взъерошенными мокрыми волосами это делает его похожим на сумасшедшего. Примерно как-то так Лань Чжань всегда представлял безумных пророков из сказок. Только сейчас не сказка, и Лань Чжаню очень интересно, что же побудило Цзян Чэна сказать такие крамольные слова. Вэй Ин в глубине комнаты продолжает хохотать. Его не видно из-за приоткрытой двери в душ, но это смех полный довольства. Красивый. И из-за глупого Цзян Чэна в затылке колет холодком надвигающейся неприятности. Лань Чжань решительно огибает Цзян Чэна, входя в комнату. Вэнь Цин, Мянь-Мянь и Вэй Ин, как лучшие подружки, сидят на одной кровати и развлекают себя гаданием на картах. И все вроде бы нормально. Наверное. Потому что, ох! К такому Лань Чжаня жизнь не готовила. Он прекрасно знает, что бесстыдству и фантазии Вэй Ина нет границ, однако они есть у Лань Чжаня, и он тоже замирает, как Цзян Чэн несколько минут назад. Только не отворачивается, а жадно смотрит, запечатлевает каждую открывшуюся деталь. Вэй Ин кокетливо касается завитых в крупные кольца волос, совершенно ненужным движением поправляет подол белой в крупный розовый горох юбки и спрашивает нарочито робко: — Ну как? Дико. Это все Лань Чжаню дико нравится. Сложно описать, но Вэй Ину идет. Наряд не кричащий, а очень гармоничный, очевидно, девушки приложили немало усилий, чтобы Вэй Ин остался самим собой и не превратился в посмешище. А мозг Лань Чжаня превратился в желе. — Необычно, — тихо отвечает он. Пока это все, на что он способен. Голова занята мыслями о том, разрешат ли ему сделать несколько фото на память, а если нет, то сможет ли Лань Чжань достать телефон быстрее, чем Вэй Ин выскочит из юбки. — И это все? — фыркает Вэй Ин и, разрушая идеальные ряды пасьянса, встает. Легкая ткань так красиво обнимает его бедра при каждом шаге, гладит сбитые голые коленки, и Лань Чжань смотрит, смотрит, смотрит. О Небеса, какая же приятная неприятность! — Не все. Я хочу тебя убить, — Цзян Чэн, выйдя из ступора, пихает Вэй Ина в плечо. — За что? За мою неземную красоту? Из зависти, что нарядили не тебя? — За то, что портишь юбку моей любимой девушки! Она даже не застегивается толком на твоей толстой заднице! Вэнь Цин тихо ахает, по щекам начинает ползти румянец, и она спешно закрывает его ладонями. Глаза Мянь-Мянь широко распахиваются, даже Лань Чжань чувствует неловкость. Он тянется к Вэй Ину, подтягивая ближе к себе. Тот восторженно наблюдает за пунцовыми Цзян Чэном и Вэнь Цин, совсем не замечая действий Лань Чжаня. — Что? Почему все замолчали? — Цзян Чэн теребит в руках пакет с конфетами. — Вэй Ин, давай включай свой фонтан. — Не, — машет головой тот. — Ты включай. Спасибо за модный приговор, дорогие подружки! А мы пошли. Мянь-Мянь, не хочешь с нами? Мянь-Мянь кивает, что-то шепчет на ухо Вэнь Цин и присоединяется к Лань Чжаню и Вэй Ину. — Он же справится? — спрашивает она в коридоре. — Я словно в латиноамериканском сериале. Такие страсти! — Да куда денется, — отмахивается Вэй Ин. Он кружится на месте, отчего подол юбки взлетает вверх, обнажая бедра. А это уже совершенно точно индийский сериал, пусть без слонов, но Лань Чжаню хватает одного-единственного Вэй Ина. Он потерян, о Небеса, как он потерян… От желания дотронуться до наверняка горячей кожи под юбкой покалывает кончики пальцев. Лань Чжань сжимает руки в кулаки и интересуется ровным голосом: — Мы остаемся ждать окончания примирения? — Я да, — Мянь-Мянь прислоняется к стене напротив закрытой двери, из-за которой пока не доносится ни звука. — Пан или пропал, Цзян Чэн, пан или пропал… — с ощутимой угрозой бормочет она себе под нос. Вэй Ин покачивается на пятках, опять чаруя Лань Чжаня танцем подола. — Скинешь сообщение, — решает он. — У меня, определенно, есть более важное занятие. — Определенно, — откликается Мянь-Мянь, бросая многозначительный взгляд на сцепленные вместе руки Лань Чжаня и Вэй Ина. — Определенно, — хрипло подтверждает Лань Чжань. Повторенное в третий раз слово ставит в разговоре точку, позволяя им уйти. Вэй Ин не сопротивляется, легкомысленно машет Мянь-Мянь на прощание и пристраивается рядом. От его шага вприпрыжку полы юбки беспорядочно колышутся, задевают ноги Лань Чжаня гладкой мягкой тканью и, честное слово, просят дотронуться! До нее, до Вэй Ина — без разницы, просто прикосновение. И хочется-хочется, но сначала надо найти укромное место, а потом уже поддаваться желаниям. Спрятаться где-нибудь не так легко: не стихающий ливень не дает выйти на улицу, а в комнате друзья. Лань Чжань не знает, куда увести Вэй Ина. Возможно, маленький холл рядом с библиотекой подойдет? Там мягкие кресла и почти никто не ходит… — Так и будешь молчать? А где же вопросы? — Вэй Ин требовательно тянет за руку. Цепкими пальцами удерживает Лань Чжаня за предплечье, разворачивая к себе. Его губы совершенно очаровательно надуты, словно он обижен, но в самых уголках прячется улыбка. — Есть ли предел твоему бесстыдству? — поддразнивает Лань Чжань. Это можно было бы посчитать упреком, но глаза Вэй Ина радостно вспыхивают — его игра принята, — он задумчиво прикусывает прядь волос и неуверенно бормочет: — Да? Нет? Наверное? В любом случае это не он! — Даже не сомневался. — А хочешь… — Вэй Ин не договаривает, подозрительно отводит взгляд и краснеет шеей. — «Хочешь» что? — Лань Чжань подталкивает его к лестнице, побуждая идти дальше. Еще два поворота — и они на месте. Шаги в административном крыле кажутся очень громкими, словно больше никого нет. Не только в корпусе, но и во всем мире. — Ах, ничего! Ничего, Лань Чжань! — улыбка Вэй Ина нервная и нисколько не утешающая. Такое недоверие холодно колет сердце. Лань Чжань не знает, хочет ли допытываться, Вэй Ину явно некомфортно от того, в какое русло свернул разговор, пусть сам его и начал. — Почему на тебе юбка? — Лань Чжань с грацией слона перескакивает на другую тему. И мысленно пожимает плечами: это тоже его интересует, так почему бы не спросить? Выбор явно был правильным. Вэй Ин расслабляется, игриво толкается бедром, заставляя ткань обвить ногу Лань Чжаня на миг. — Ах, очевидно. Я проспорил! Сказал, что Цзян Чэн не придет извиняться, потому что не знает как. Кое-что в истории кажется нелогичным. Очень! Лань Чжань осторожно уточняет: — Но когда мы пришли, ты уже был в юбке. И еще не проспорил. Разве не должно быть наоборот? — Глупые условности! — Вэй Ин делает пренебрежительный жест. — Люди слишком зациклены на порядке действий, а ведь их можно менять местами и получать неожиданные результаты! — Порядок важен, — не соглашается Лань Чжань. — Все должно быть разложено по полочкам. На этом держится мир. — Все появилось из хаоса. — Хаос не мог появиться из ничего. — Правильно! Твой порядок и есть это самое «ничего»! То самое, которое не может дать начало чему-нибудь, — Вэй Ин смеется и жмурится от довольства, Лань Чжань еле слышно фыркает, чувствуя, как от бессмысленного разговора в груди становится сладко. — Коварный софист, — мягко говорит он, — я сдаюсь твоей милости. Вэй Ин издает задушенное: «Ах!» и замолкает. Смотрит на Лань Чжаня невыносимо нежным взглядом, а его хватка на запястье становится почти болезненной. — Ты снова калечишь мое старое влюбленное сердце… Я умру. — Тебе семнадцать, — отвечает Лань Чжань. — Вся жизнь перед тобой. — Нами, — ласково поправляет Вэй Ин. И Лань Чжань на короткий миг верит, что так и есть. Они сворачивают в библиотечный холл. Там прохладно, серо и чудесно пусто. Вэй Ин с облегченным выдохом отцепляется и падает в одно из кресел, немного ежится и забивается в него глубже. Лань Чжань смотрит на это милое непотребство и идет закрывать балконную дверь, прежде чем присоединиться. Кресло узковато для двух взрослых парней, бедра больно стукаются о бедра, Лань Чжань чувствует, как нечто, вшитое в подлокотник, впивается ему в бок, но стоически терпит. Вэй Ин что-то ворчит о помятой юбке и каре в лице Вэнь Цин, устраиваясь удобнее. Он вертится и вертится, тяжелые завитые пряди то щекочут Лань Чжаню предплечья, то лезут в лицо; юбка — сплошное бело-розовое пятно перед глазами. В тусклом уличном освещении мельтешение вызывает головокружение. Лань Чжань берет положение и Вэй Ина в свои руки: обхватывает его за талию, останавливая движение, и, игнорируя тонкий наигранный писк, усаживает себе на колени. Сразу становится лучше — тяжелее, теплее, уютнее. Вэй Ин шумно дышит в объятиях, немного ерзает и успокаивается, откидываясь спиной Лань Чжаню на грудь. Они сидят в тишине недолго. Вэй Ин и бездействие — вещи несовместимые. Он елозит, выгибается, что-то бормочет — Лань Чжань не обращает внимания, сосредоточенный на всем, чем угодно, но только не на том, как чужие бедра сталкиваются с его. — Лань Чжань, — тянет Вэй Ин после трехминутной пытки, — поговори со мной. Одна его нога приподнята и покоится на подлокотнике, ткань юбки от такой позы бесстыдно задралась. Отвести от загорелой кожи взгляд просто невозможно, и Лань Чжань сдается, ломается. Как и всегда, когда дело касается провокаций Вэй Ина. — О чем? — хрипит он, вместе с тем протягивая дрожащую руку и укладывая на обнаженное бедро; упругие мышцы под пальцами напрягаются на миг и разглаживаются. Лань Чжань сглатывает. О чем тут говорить, когда в крови гудит, ревет и кружится возбуждение — сносит остатки самоконтроля. Это чувство странное, но не незнакомое. Ох, сколько времени Лань Чжань запирал его глубоко-глубоко, душил и не смел даже думать. А сейчас можно все и без опаски. Он гладит гладкую кожу с редкими мягкими волосками, ощущает, как бьется чужой пульс, следуя за его ладонью, и плавится от того, как хочется больше. Как хочется ближе. И вряд ли их с Вэй Ином желания различаются. Тот громко поверхностно дышит и не отрывает темных жадных глаз от руки Лань Чжаня, каждый раз подбираясь, когда она ныряет под юбку чуть дальше, задевая край плавок. — Лань Чжань, Лань Чжань… — зовет Вэй Ин. Не голос, а низкое рычание; Лань Чжань от этого вздрагивает и щиплет внутреннюю сторону отданного на растерзание бедра. Вэй Ин шипит-всхлипывает и откидывает голову назад, прикасаясь губами к горячему уху Лань Чжаня. Он говорит, и с каждым словом Лань Чжань горит все сильнее. Полыхает. Сгорает. Слушает и не знает, как дожить. Потому что это невозможно! Ярко обрисованные Вэй Ином картинки не рассеиваются еще долго: вертятся в голове даже когда интимная полутьма библиотечного холла больше не укутывает Лань Чжаня. Весь полдник он мнет в руках скрипящий стаканчик с йогуртом, совсем этого не замечая, все мысли заняты тихим: «Назовем это проверкой границ бесстыдства?», покореженный пластик режет ладони, которые еще ощущают тепло тела Вэй Ина, а в глазах издевательски пляшет юбка. И его ничего не отвлекает! Ни наладившаяся погода с морем, ни мероприятия, ни постоянные споры-примирения Вэнь Цин и Цзян Чэна (теперь, слава всему, показные и наигранные). Но даже сквозь пелену клинящего мозги желания Лань Чжань с каждым днем все отчетливее понимает, что приближается конец смены. Их компания то и дело останавливается у бювета для общей фотографии, или в розарии, или на пляже — везде. У них есть снимок в каждом уголке лагеря. И даже не жалко потратить деньги на неприлично дорогой сувенир в ларьке на территории. Тяжесть разлуки становится все более и более осязаемой, и это никак не исправить. Лань Чжань ждет последний день смены с нетерпением, но вместе с тем хочет, чтобы он никогда не наступал. Радует, что он не один в своем стремлении. Ло Цинъян на каждой «свечке» плачет, как будет скучать по всем, а Цзяо-Цзяо притаскивает из города ворох разноцветных лент и шнурков — для узелков «на память». У Лань Чжаня набирается с сотню, а шнурок Вэй Ина обмотан в несколько раз, кажется нет ни одного человека, который бы не завязал ему узелок. В последний вечер, под звуки гитары и тихий напев лагерной песни, от пятого отряда уходит беззаботное детство. Костер потрескивает, роняя во все стороны яркие желтые искры, и даже не верится, что больше они его не увидят — это кажется чем-то нереальным. Грубо сказано, конечно, но Лань Чжань чувствует, как из него вынимают какой-то кусочек, обертывают аккуратно пленкой и убирают обратно. Воспоминания. Семь долгих лет теперь хранятся в памяти и на страницах фотоальбома. Все вокруг рыдают, красные, с опухшими носами и глазами. Вэй Ин рядом по совиному моргает, изо всех сил сражаясь с повальным плачем. Лань Чжань глубоко вдыхает дымный воздух и нерешительно трогает Вэй Ина за руку. — Нам лучше уйти сейчас, — сообщает он в ответ на быстрый взгляд. — Еще чуть-чуть, и ты будешь плакать на коленях Хуайсана. Вэй Ин замирает, шире распахивает глаза, а потом отрывисто кивает, резво вскакивая со своего места. — Только сообщу Яньли, что мы уходим. Цзян Яньли внимательно слушает, несколько раз кивает. Лань Чжань полностью сосредоточен на Вэй Ине, его заискивающей улыбке; на том, как отблески костра скользят по гладким, забранным на затылке хвостик волосам. Внутри жарко от понимания, что это все его — не Мянь-Мянь, как думалось несколько лет назад, — а его, Лань Чжаня. Это слишком хорошо, но Вэй Ин постарался, выцеловывая глупые сомнения и разглаживая неуверенности, и Лань Чжаню ничего не осталось, кроме как верить и любить. Он не упускает из виду то, как Цзян Яньли в конце разговора отстегивает один из ключей с массивной связки и передает Вэй Ину. У Лань Чжаня голова идет кругом от горького запаха дыма, ночного темного неба с яркими крапинами звезд и первой перешагнутой границы бесстыдства. — Вожатская наша! — радостно сообщает Вэй Ин высоким голосом, раскрывает кулак, показывая ключ с номером «0-3» — комната и этаж. — Сестрица Яньли сказала, что можно на всю ночь. Лань Чжань уверен, что его уши сейчас красные-красные — кровь пульсирует в мочках, нагревая их. На всякий случай спрашивает: — Она не против? Вэй Ин уже тянет их в сторону освещенного разноцветными лампочками корпуса. — Нет. Это... — он странно нервно смеется, — это частая практика. Не мы первые, не мы последние, поверь, Лань Чжань. — Всегда, — выдыхает Лань Чжань и перестает думать о морали совсем. Несмотря на позднее время, в корпусе шумно и людно. На первом этаже в Вэй Ина врезается полуголый мальчишка, уже весь обляпанный зубной пастой — Королевскую Ночь никто не отменял; на втором этаже сидящий в вожатской Се Лянь усиленно делает вид, что это не его дети вытащили в холл музыкальную колонку — мимо нее приходится прорываться с боем и танцем. В итоге дверь в вожатскую Лань Чжань ощущает как награду за квест: добрались, выиграли. Вэй Ин возится с замком, тихонько напевая под нос только что услышанный мотив — тот настолько легкий, что наверняка застрянет в голове на несколько дней. Только если его не выветрит что-то другое… — Это дверь в Нарнию, — неловко шутит Вэй Ин. — Новый, блин, мир. Он ерошит встрепанный хвост и не спешит заходить. Застывает перед темным провалом загипнотизированным кроликом, охваченный нерешительностью. И Лань Чжань пересекает вторую границу первым, за руку заводя Вэй Ина следом. Закрывает дверь, отрезая громкие звуки. Они все еще слышны, глухие и далекие, но не тревожащие. Маленькая темная комнатка и правда напоминает отдельный мир. Волшебно. Лань Чжань запирает дверь на щеколду и принимается шарить по стене в поиске выключателя. — Ах, давай помогу! — спохватывается Вэй Ин. Выдергивает ладонь и бросается куда-то вглубь комнаты. Пальцы у Лань Чжаня влажные, но это не его волнение. — Вэй Ин, — зовет он. — Да? Со щелчком включается маленький ночник, освещая пространство вокруг себя мягким желтым светом. Глаза Вэй Ина большие и темные, будто испуганные. — Вэй Ин, — повторяет Лань Чжань осторожно, подходит ближе, забирая из дрожащих ладоней ночник и укладывая его на тумбочку. Вэй Ин следит за движением прикипевшим взглядом. — Вэй Ин, если ты боишься, то мы можем обойтись и без этого. Неважно. Необязательно сейчас и вообще сегодня. Он не говорит «никогда» — влюбленной голове это слово кажется обрывом отношений, но он готов подождать. Вэй Ин вскидывается моментально. Вспыхивает, как спичка, расправляет плечи, из глаз пропадает лихорадочный блеск. — Все в порядке, — заверяет он. — Люблю тебя. Хочу тебя. Поцелуй меня. Лань Чжань целует. В конце концов, кто он такой, чтобы отказываться от того, чего хочет сам. От осознания, что этот поцелуй — прелюдия, он получается грубее: жадным и мокрым. У Лань Чжаня захватывает дух в ожидании. Мозг фиксирует все отрывками — поцелуи перемежаются укусами; теплые пальцы Вэй Ина на пояснице, прежде чем Лань Чжань остается без рубашки; нарастающее возбуждение в теле. — Вот теперь точно готов, — выдыхает Вэй Ин отстраняясь. Лань Чжань помогает ему стянуть футболку, попутно оглаживая бока и острые ребра, отчего Вэй Ин извивается и хихикает. В свете ночника его кожа кажется еще более смуглой и мягкой. Бледные ладони Лань Чжаня смотрятся на ней странно, но так красиво! Он почти благоговейно ведет большими пальцами до маленьких темных сосков, нажимает на один, наблюдая как сминается кожа, а Вэй Ин вдруг странно вдыхает и выгибается, уходя от прикосновения. Заинтересованный, Лань Чжань делает так еще раз — звук повторяется, похожий на хрюканье. — Кнопка, — шепчет Лань Чжань. — Я нашел кнопку, от которой ты хрюкаешь! Вэй Ин корчится в плотной хватке, цепляется слабыми руками за предплечье Лань Чжаня, но вывернуться не может. А Лань Чжань занят своим новым открытием, давит и тянет бедный сосок, пока эффект «хрюканья» не сходит на нет, потом переходит к другому. — Я тебе отплачу, жестокий Лань Чжань, — между всхлипами грозится Вэй Ин. — Я буду мстить и мстя моя будет страшна! — Мм, — соглашается Лань Чжань и отпускает. — Все, что захочет Вэй Ин. Вэй Ин облизывает губы и спрашивает: — Дверь точно закрыта? Можно начинать? — А это не начало? — Справедливо. Значит так… — без малейшего стеснения Вэй Ин стягивает шорты с бельем. Лань Чжань разглядывает его обнаженное тело из-под опущенных ресниц, чувствуя, как неистово бьется сердце. Правда, почему-то, не в груди, а много ниже. — Где-то тут я оставлял запасы, — он роется в тумбочке у кровати, по звукам устроив внутри разгром. — Запасы? — Лань Чжань прибирает чужую одежду на заваленный вещами Цзян Яньли табурет и, зажмурившись, раздевается сам. Сразу становится холодно и неловко. Очень голо. Стеснение давит недавнее возбуждение, Лань Чжань кидает тоскливые взгляды на незанятую кровать, в особенности его интересует покрывало. — Да… — начинает Вэй Ин, следующие слова превращаются беспорядочные междометия. — Воу. Ай. Ого! — Вэй Ин? — Я. — Что-то не так? Вэй Ин слабо смеется и качает головой. — Все не так. Просто в очередной раз понял какой ты красивый. И большой. Лань Чжань, нечестно! Теперь я чувствую себя ущемленным. Или прищемленным! До Лань Чжаня не сразу доходит о чем речь. Собственно, он действительно крупнее худощавого Вэй Ина и, о!.. Краска бросается в лицо, когда Лань Чжань понимает. — Это неважно, — тут же говорит он, но уже не может не смотреть и не сравнивать. Горделивая часть души важно дует щеки, крайне польщенная. — Ты слишком добр ко мне, милый Лань Чжань! С радостью принимаю милость от столь одаренного молодого господина! — Вэй Ин! В ответ только счастливое хмыканье. — Так, нашел, — объявляет Вэй Ин, вытаскивая из тумбочки коробочку. — Наша безопасность и единственная граница бесстыдства, которую не стоит переступать. Лань Чжань согласно мычит, у него в кармане шорт тоже лежит три презерватива, но они наверняка измялись за время последней дискотеки, а у Вэй Ина новенькие, упаковка даже не вскрыта. Ох Небеса, сладко уже даже от того, как Вэй Ин отрывает целлофан и высыпает на руку двенадцать одинаковых квадратиков. — Как думаешь, столько хватит? — в притворной озабоченности спрашивает он, протягивая Лань Чжаню сложенные лодочкой ладони, в которых блестит серебром фольга. Лань Чжань забирает два квадратика. — Посмотрим. — Посмотрим, — кивает Вэй Ин и ссыпает остальные на пол. — Еще один вопрос. — М? — Лань Чжань уже устраивается на кровати, с сожалением убирает покрывало — он все еще чувствует себя слишком уязвимо без одежды, держится только примером Вэй Ина. — Ктосверху? Камень-ножницы-бумага, да? Чтобы честно! Вэй Ин выпаливает это так быстро, что приходится потратить несколько секунд на расшифровку, а Вэй Ин уже рядом, протягивает вперед кулак, будто и правда собрался решать этот момент именно так. Лань Чжань мягко берет его руку в свои, ловит снова беспокойный взгляд и твердо отвечает: — Вэй Ин. Никаких игр. Мне без разницы. Как хочешь ты? — Да? — Да. — А если мне тоже без разницы? Лань Чжань давит раздраженный вздох. И почему в кино все так просто, а они уже вечность говорят и спорят? Так утро наступит, а они останутся девственниками. — Тогда Вэй Ин может быть сверху, — и добавляет, видя, что Вэй Ин открывает рот для очередного возражения: — Я готовился. Час. Он провел в душе час, если быть точным. Не то чтобы Лань Чжань знал заранее, но предполагал подобный исход. И теперь рад своей предусмотрительности. Вэй Ин закусывает губу и кивает: — Ладно. Это хорошо. — Хорошо, — эхом откликается Лань Чжань, старательно игнорируя, как напрягаются мышцы живота. Внутри опять нарастает предвкушение, и Лань Чжань тянется к Вэй Ину с намерением затащить того в кровать. Вэй Ин ловко уворачивается, хитро улыбается и грозит пальцем: — Терпение! Еще один маленький штрих! Где там мои шорты… А вот, — он вытаскивает из кармана шорт телефон. Сердце полнится подозрением, слишком уж широко улыбается Вэй Ин. А потом начинает играть мелодия. Тягучая, похожая на патоку, но вместе с тем ударяющая по костям, голос солиста — мед. Вэй Ин подхватывает слова чуть запоздав, и тянет следом: — Кисс энд килл ми свитли. Кам энд драйв ми хоум… — продолжая напевать, Вэй Ин оставляет телефон на куче одежды и, покачивая бедрами в ритм, идет к Лань Чжаню. А тому нехорошо. Совсем нет. Не иначе порог бесстыдства превышен: слишком пошлая песня — превращает Вэй Ина в демона-соблазнителя, и все до ужаса откровенно. И их нагота, шуршание простыней, колючий квадратик презерватива. Неправильно. — Выключи, — жалобно просит Лань Чжань. — Не надо. — Но почему? — Вэй Ин непонимающе останавливается, но покорно берет телефон, выключая музыку, Билли Корган перестает стонать в микрофон, и даже дышать в тишине становится легче. — Атмосферно же! — Не нравится. — Ладно, ладно. Может как-нибудь потом. От этого небрежного «потом», сказанного так уверенно, Лань Чжань чувствует иррациональную радость. Да, конечно, потом. Это же первый и не последний раз. — Тогда приступим! Вэй Ин без колебаний прыгает на кровать к Лань Чжаню, бесстыдно прижимаясь всем телом, давая почувствовать все. Пружины негодующе скрипят под их общим весом. — Какая говорящая кровать, — бормочет Вэй Ин, прежде чем Лань Чжань целует его. — Двухъяростная. И по новой — сбитое дыхание, горячие прикосновения, напряжение и возбуждение, от которых кружится голова. Лань Чжань отстраняется, когда Вэй Ин вытаскивает из его кулака презерватив. — Умеешь надевать? — откровенно насмешничая, спрашивает он. Вэй Ин сосредоточенно кивает. Его плечи все в красных отметинах от пальцев Лань Чжаня, резинка давно слетела, и волосы мягко колышутся от каждого движения. Вэй Ин сдувает их и поднимает серьезные глаза. — Я все. Ты? Засмотревшийся Лань Чжань спешно натягивает презерватив. И... больше ничего не происходит. Они сидят и смотрят друг на друга, увязнув во внезапной робости. Сейчас Лань Чжань бы согласился и на Билли Коргана, только бы не эта неуютная тишина. Со временем слух привыкает, начинает различать голоса в коридоре, звуки шагов; каждый хлопок двери проходится по натянутым нервам. В комнате слишком душно, а желтый свет ночника болезненно режет глаза. — Медитация, — шепчет Вэй Ин пересохшими губами и быстро облизывает их. — Восстанавливаем течение ци, чтобы объединить наши энергии Ян. Лань Чжань мысленно задается вопросом — а дойдут ли они сегодня до объединения «энергий Ян» таким-то улиточным темпом? Он неуклюже подбирает ноги на кровать (та снова скрипит), и предлагает — голос даже не срывается: — Начнем? — Да. Ладно. Хорошо. — Вэй Ин вцепляется себе в колени до белых пятен. — Наверное… Я читал… Лучше начать сзади? — Мм. Лань Чжань забирается на кровать полностью, подгребает под себя подушку, спине тут же становится холодно. Такое беззащитное ощущение… От первого прикосновения к бедрам Лань Чжань вздрагивает, от поглаживающего пальца еле слышно пищит в ладонь. — Не надо, — просит он. — Можно так. — Точно? — обеспокоенно спрашивает Вэй Ин и давит пальцем еще раз. Лань Чжань решительно кивает и жмурится, когда чувствует вторжение. Это… Это больно! Он непроизвольно дергается вперед, Вэй Ин, не удержав равновесия, падает ему на спину, входя глубже. Шумно выдыхает и явно хочет продолжать двигаться. А вот Лань Чжань несогласен! Ему жжет и давит! — Выйди. Вэй Ин откликается не сразу, он весь дрожит и совершает небольшие толчки, словно не может просто замереть. Лань Чжань зовет громче: — Вэй Ин, выйди. Кажется, ты попал не туда. — Не туда? У тебя есть еще куда-то? — напряженно интересуется Вэй Ин, однако послушно выскальзывает. — Пробуем еще раз, — разрешает Лань Чжань отдышавшись. К боли можно привыкнуть и игнорировать ее. Чувствует, как Вэй Ин шевелится, приподнимается на колени, ладонями гладит поясницу и ягодицы, затем целует одну, проводя широкую влажную полосу. Лань Чжань нетерпеливо подается назад, призывая к действию, но получает еще один поцелуй-укус. А потом слышит звук. Словно кто-то мнет в руке мокрый пакет… Паника захлестывает с головой, и Лань Чжань резко разворачивается, чуть не падая с кровати, тут же обруганный пружинами. — Что? — с мрачным видом огрызается Вэй Ин, поглаживая себя. — Я переволновался. Никогда за восемнадцать лет Лань Чжань не был так близко к истерике. Хихиканье пузырится в горле. Он не дает ему вырваться, но что-то появляется на лице, отчего Вэй Ин дуется еще больше. — Послушай, это мой такой же первый раз как и твой! Выбрал себе лучшую роль, лежишь, а я работай! От звонкой обиды в голосе Лань Чжаню хочется смеяться сильнее. Он всхлипывает и, качнувшись Вэй Ину навстречу, забирает его в объятия. Тот сначала застывает, а через секунду начинает хохотать. Определенно, они представляли себе этот день не так. Спустя время веселье заканчивается, но пришедшая на смену тишина теплая, домашняя. Лань Чжань слышит стук сердца Вэй Ина — глухой и быстрый, шею щекочет дыхание; их руки ужасно пахнут лубрикантом, а презервативы явно нужно сменить. — Еще раз? — предлагает Лань Чжань. — Ага! Только в этот раз я буду напевать Файт майселф инту. — И лицом к лицу. Со второго раза и правда выходит лучше. Даже потрясающе. Только кровать скрипит так, что не слышно собственных стонов, а так Лань Чжань доволен. — Теперь ясно, почему детям не говорят о таком аспекте любви, — лениво размышляет Вэй Ин после. Лань Чжань, собирая последние силы, приоткрывает один глаз. — М? — Я бы начал еще в детском саду! — Меня не было в твоем детском саду, — фыркает Лань Чжань и засыпает. Будильник нещаден в половину седьмого утра. Лань Чжань разлепляет глаза неохотно — за ночь он вымотался так, что привычное время подъема вызывает тупую боль в голове. Вот бы спать и спать! Увы, но это непозволительная роскошь. Лань Чжань выбирается из-под сопящего Вэй Ина, решая разбудить его позже. Тот спит так мило, по-детски приоткрыв рот, прядка волос так и норовит соскользнуть внутрь при малейшем движении. Сердце щемит. Весы внутри Лань Чжаня словно приходят к равновесию: любовь и желание, нервозность и беспокойство предстоящего будущего, правила и беспорядок. Цветным пазлом встает на место ночь, и складывается полная картинка — ничего не поменялось и не изменится. Вэй Ин все такой же горячо любимый, отчаянно нужный, и Лань Чжань с нетерпением будет ждать следующей встречи, на какое бы время ее ни назначила жизнь. Он улыбается уголками губ и склоняется, чтобы разбудить Вэй Ина. Своего дорогого Вэй Ина, которого через час автобус увезет домой.